"Цитата из Гумбольдта" - читать интересную книгу автора (Кубатиев Алан)13Голландская болезнь остановилась год назад. Карагачи, стремительно гибнувшие по всему городу, истекая бурой пузыристой гнилью на радость шашлычникам, больше не обнаруживались. Может быть, потому, что почти не стало птиц; а они, как утверждают фитопатологи, и есть главные переносчики заразы. Но не стало и насекомых — весенние деревья насилу отцвели. Почти исчезли уличные собаки и кошки. И крысы. Домашние собаки и кошки встречались все реже и реже. Биологи, занимавшиеся городскими биоценозами, ликовали, собирая обильный материал. Плотников усмехался в бороду, слушая местное радио, крутя баранку и не забывая одним глазом поглядывать на дисплей БК. Маршрут был нанесен давно, в Бишкеке его интересовало многое, равно как и вообще в этой стране. — А вот как бы узнать, — вслух сообщил он самому себе, — волнует ли их то, что некоторые типы хомо эректус на городских улицах стали встречаться гораздо реже, а некоторые и вовсе исчезли?.. За долгую и одинокую поездку Плотников привык разговаривать с собой. БК записывал его монологи, в которых попадались мысли, годные для дальнейшей огранки, и даже мог поддерживать беседу, но Андрей Михайлович не любил роботов, ни в виртуальном, ни в биологическом исполнении. За бортовым компьютером он признавал только служебные функции, а свой автомобиль ценил за могучую покорность и бессловесность. — Тэ-О!.. — громко сказал Плотников, сворачивая в очередной проулок, выбранные БК для сокращения расстояния. На карте высветились белые кружки — один сплошной, то есть фирменная станция техобслуживания, и один пунктирный, то есть вполне левая. До обеих было пилить изрядно, и Андрей Михайлович боялся; что батарея не сдюжит. Накануне в горах какой-то психопат обстрелял его, и весь запас резервных ячеек ушел на то, чтобы залатать битое. — Добро, Петрович, — кротко сказал Плотников, — инда еще побредем… Свистнул знакомый неприятный сигнал, и на дисплее в двух кварталах впереди замигал красный треугольник. — Ай молодца, Андрей Михалыч, — похвалил себя Плотников, — не пожалел денежек, установил АП-детектор! Интересно, на что он реагирует? Генка, мерзавец, так и не сказал… Конечно, можно было попытаться прокрутиться и уйти, но местным АПовцам все тайные тропы были известны лучше; и кто поручится, что они в этот самый миг не пасут его точно так же, как он их? Уклонение от встречи их комп может оценить как криминальную ситуацию, а огонь они открывают не спрашивая… Поправка на азиатские нравы обещала еще более неутешительные возможности. Плотников сбавил ход и осторожно покатил дальше. Ждали его именно там, где свернуть было некуда, а разворачиваться трудно. — Очень неглупо, — оценил Андрей Михайлович. — Будь я Наполеон или там Ахмадшах Масуд, так бы и делал всю жизнь. Эхе-хе… Законопослушно остановив машину, он остался сидеть, безо всякого удовольствия наблюдая, как стволы пулеметов патрульного экипажа настороженно обводят его габариты. Второго патрульного он не видел, а еще один, переваливаясь в кажущейся неуклюжей объемной броне, подошел к окну водительского отсека. Его пистолет находился в кобуре, но Плотников знал, что хлопок по сенсору выбросит оружие в руку меньше, чем за секунду. Это знали все. Лица патрульного не было видно за щитком шлема. — Здравствуйте, — без акцента сказал он. — Издалека? — Да, — отвечал Андрей Михайлович. — Санкт-Петербург. — Хорошая машина, — патрульный провел перчаткой по дверце. Ток Плотников заблаговременно вырубил, да и перчатка была особая. — Казенная, — отвечал Андрей Михайлович. — Но ничего. Старовата только. — А документы у вас есть?.. Вот и пошел нормальный разговор. Плотников достал все карточки — глобалпасс, водительскую лицензию, регистровый талон, допуск на съемки от Арендного комитета, служебное удостоверение, дипломы и разрешение на помповик и шокер. АПовец без эмоций принял всю пачку и начал одну за другой грузить карты в сканнер, подвешенный на поясе. Андрей Михайлович знал, что на щитке шлема изнутри высвечен его портрет — выпуклый загорелый лоб с остатками светлых вьющихся волос, тяжелые старомодные очки, квадратная борода, худая мускулистая шея, фото кистей рук, алгоритм походки, а вот сейчас, когда страж грузит глобал-пасс, камера на шлеме сканирует рисунок термоизлучения сосудов его лица и подтверждает полное соответствие. Надеюсь, что сбоя не будет, мрачно подумал Плотников. Снайпинг-программа, управляющая оружием патрол-кара, промахов по введенной цели не дает. «Без секунданта, без врача, убит каким-то нижним чином по незначительным причинам…», и уж соврем мрачно доцитировал: «А то и вовсе сгоряча…» — Спасибо, — сказал патрульный, но документов не вернул. — Цель пребывания? — Исследовательская работа, — Плотников осторожно достал еще одну карточку. — Вот, пожалуйста… — Какого рода исследовательская работа? — карточку патрульный не взял. Ну, погоди. Андрей Михайлович сделал глубокий вдох и начал: — Являясь официальным экспертом Всемирного фонда человеческих измерений по филиалу кризисных состояний и глобальных трансформаций, доктором социальной антропологии, доктором коммуникации, магистром теории и практики управления, кандидатом педагогических наук и почетным академиком вашей Национальной академии наук, я совершаю экспедицию по изучению… — Достаточно, — перебил его АПовец безо всякого раздражения. — Спасибо, господин Плотников. Вы же понимаете, терроризм опасен как для нас, так и для вас. Должен предупредить, что по закону любое транспортное средство, появляющееся на территории нашей республики, обязано нести на себе индикационный чип, информирующий наш центр о ваших передвижениях, поэтому… — Согласен, согласен, — теперь настала очередь Плотникова перебивать, — Сколько угодно чипов, для вашего спокойствия и моей безопасности. Он послушно поднял капот и не без интереса наблюдал, как патрульный ловко ставит на разъемы ввода БК небольшой серый кубик в монолитной оболочке, без единого шва. Потом они также вежливо попрощались, и патрульный так же заковылял обратно. — Радуйтесь, братцы, — сказал Андрей Михайлович, запуская двигатель. — Пока можно, будете вы меня отслеживать по своему чипу. А вот когда совсем не можно, тут господин Плотников, понимаете, и даст вам отдых… И загрузит он ту самую программку, каковая будет сообщать вам, что он стоит на вашей прославленной Карпинке, то у одного казино, то у другого, и даже — ну мы же все люди… — у прославленного на всю Азию борделя мадам Айсулу… А господин Плотников на самом деле будет изучать то, чего вы ему в противном случае изучать не дадите… Карта на дисплее засбоила, он досадливо выругался: ему позарез нужно было проехать к медицинской академии и встретиться с профессором Базаровым, который должен передать ему данные по фактору М и прибор для замеров. Поворачивая с набережной на Пудовкина, он отметил странное безлюдье. Только на углу Донецкой он заметил кого-то и свернул туда — спросить. У торца панельного дома с нелепой мозаикой, изображавшей героев труда, стояла молодая женщина с огромным черным псом. Плотников подрулил ближе к обочине, затормозил и крикнул в окно: — Добрый день! Вы не скажете, как проехать к медакадемии?.. Женщина не ответила и даже не взглянула на него. Она смотрела совсем в другую сторону, прихватив у горла черную вязаную кофту. Пес, как ни странно, тоже не отреагировал. Он сидел у самых ее ног, прижавшись к коленям, и горестно смотрел вверх, в подбородок хозяйке. Плотников собрался окликнуть ее снова, но вгляделся попристальнее. Глаза в разбухших красных веках блестят сухим, как при сильном жаре, блеском. Лицо бледное, взгляд словно остановился навсегда в одной точке. Нехорошее, знакомое чувство сдавило сердце. Уже поворачивая на Донецкую, он оглянулся. Две фигуры так же чернели у стены. Карта вдруг загрузилась. Оказалось, он в двух шагах от академии. Очередь прибора настанет завтра или послезавтра — тут надо быть осторожнее. Базаров предупредил, что последнее время появилась вероятность, что приборы тоже отслеживают. Не впервой. Поработаем. Батарея еще держалась и при удаче могла продержаться до самого вечера. После десяти часов за рулем Андрею Михайловичу зверски хотелось жрать. Курить он, слава богу, бросил; алкоголь при работе с М-полями категорически запрещен, а вот пожрать… Пристроив машину на уцелевшую стоянку, охраняемую немым здоровяком, он зашагал, разминая затекшие ноги, по улице со странным названием Тоголок Молдо. В остальном улица была вполне цивилизованная, с пешеходами, попадались и Посредники, но какие-то расслабленные, вальяжные, совсем не такие, как в Осло или Бостоне. «Есть у меня товарищ, он родился в Москве; но сбросил сладкий этот плен — раздался в скулах, весь преобразился и стал что твой таджик или туркмен…» Интересно бы проследить, действуют ли национальные особенности на Посредников и как?.. Ведь не подпустят… Свернув на проспект Чуй (это был не призыв, а оригинальное название Чуйской долины), Плотников сразу попал в прелестное небольшое кафе, где столики были вынесены на улицу, под резной деревянной террасой. Узбекское, решил он, и промазал — кафе оказалось турецким. Процитировав официанту треть меню, Андрей Михайлович откинулся на спинку мягкого стула и огляделся. В кафе, кроме него, сидело еще пятеро, все явно иностранцы, но кто именно, узнать было невозможно; они ели молча, сосредоточенно и не переговариваясь. Рядом с каждым стоял небольшой нейлоновый рюкзак. Еду ко рту они подносили синхронно и даже вроде бы жевали в одном ритме. Вполоборота к нему сидел до черноты загоревший блондин в темных очках и заурядном летнем костюме. Когда он подносил ко рту вилку с куском кебаба, Плотников заметил на его кисти у большого пальца узкий длинный шрам, синеватый, незагоревший. Рука слегка дрожала. Несколько коротких шрамиков поблескивали и на скулах. Блондин коротко глянул в его сторону, и пришлось немедля изобразить суровость и безразличие. Спутники его были не менее интересны. Такие же загорелые, одеты они были еще более блекло и непримечательно. Хм… Туристы, а особенно альпинисты, упрямо продолжающие мотаться в эти места, обычно одеты куда причудливее и ярче. И ведут они себя по-другому, раскованнее, веселее, любопытнее. Техника боковых взглядов у Плотникова была отработана, и он увидел на горле одного из них темную полосу, прикрытую воротом рубашки. Потом разглядел точно такие полосы, более или менее скрытые, и у остальных… Это было уже интереснее, но тут Андрей Михайлович почувствовал словно бы тяжелую руку на затылке. Прямо перед глазами было окно внутреннего зала, и в нем отражался шестой незнакомец. Входя в кафе, Плотников принял его за местного: он торчал у входа, сунув руки в карманы армейской куртки, и бездельным манером пялился на прохожих и машины. Теперь в отражении было видно, что он смотрит на Плотникова, и взгляд этот жесткий, профессиональный, считающий. Не азиат — африканец, да еще с ритуальными татуировками на скулах. Андрею Михайловичу не понравился этот взгляд, и руки в карманах тоже. Официант еще не появился, и Плотников пепельницей придавил двадцатисомовую купюру, чтобы не огорчать парня. Он встали прошел мимо негра, стараясь быть совершенно естественным, но вряд ли преуспел. Взгляд он чувствовал еще самое малое квартал. Ох, неспроста здесь эта компания. Не люблю связываться с Движением, но надо будет дать знать людям Дарумы, чтобы поинтересовались. Или не давать? Прохожих было по-прежнему немного. Невысокий седой старик, прямой как гвардеец, в старом черном пальто, чеканил шаг, неся в одной руке маленькую Библию, а в другой аккуратный газетный пакет. Проповедник, наверное… Рядом семенил высоченный одноглазый мужик, выглядевший ниже ростом, чем строгий старик. От долговязого уверенно несло помойкой и перегаром. Наверное, ССНЗовец… Мужик хныкал и что-то плаксиво говорил дедушке-гвардейцу. Плотников обогнал странную пару. Дальше было еще одно кафе, но есть Андрею Михайловичу отчего-то расхотелось. Может, попозже наброжу аппетит. Пока есть время, пройдусь, да и машина энергии поднаберет. Свернуть к маленькому скверу ему не удалось. Когда он проходил рядом с кустом, дрожавшим длинными серебристыми листьями, его сильно дернули за штанину. Мгновенно развернувшись, он увидел два пристальных глаза на грязном, до изумления лице. — Не ходи, дяденька!.. — сиплый шепоток доносился будто из-под земли. — Щас патруль пойдет!.. — Да не боюсь я патрулей, — ответил изумленный Плотников. — Это другие!.. — сипело существо. — Эти которые подбирают, с тремя тухляками, ну!.. Предостережение было реальное. Плохи же дела у Аренды в этом сегменте. Три Посредника, на городском жаргоне «тухляки», «трупаки», «переменки», и еще штук двадцать обсценных терминов, означают, что любой сапиенс, чуть более подвержен ный действию фактора М, немедля инициируется. Такой рейд означает серьезные потери и острую необходимость пополнить кадры… Ах, глянуть бы сейчас в статистику по региону… Помню, здесь наблюдалась весьма интересная динамика, растут, растут утраты… Андрей Михайлович сунул в куст стосомовую бумажку и повернулся, чтобы рвануть в сторону Тоголок Молдо, но… Но было поздно. Сзади, за спинами бомжей, которых он миновал, стояли трое улыбающихся Посредников. И впереди, появившись из-за угла, приближались еще трое… Во многая мудрости многие печали. Плотников хорошо знал, что он уже в зоне плотного захвата сегмента и любое мышечное усилие, необходимое, скажем, чтобы перескочить живую изгородь, пробежать по газону, пересечь улицу и скрыться ну хотя бы в том дворе, мгновенно поднимет напряженность Ф-поля. Инициация вместо полуминуты займет лишь несколько секунд. Шансов нет. Приплыли. Что ж, сказал он себе, и обезьяна падает с дерева. Столько лет ему везло. Из тех, с кем ой начинал всерьез изучать это бедствие, уцелела едва одна седьмая. Жаль. Усмехнувшись, он повернулся к бродягам. Старик стоял молча й гордо, прижав Библию к животу. Бледно-голубые глаза его горели. Он не нуждался в подпорках. Такой сам кого хочешь подопрет. Старая школа. Бомжа колотила лихорадка, он без конца озирался, по лицу катились грязные слезы. Губы что-то бормотали. Андрей Михайлович шагнул к нему и крепко обнял его за плечи. Запах был сильнее, чем он мог бы вынести в нормальное время, но нормального времени больше не существовало. Тухляки уже подняли и сомкнули ладони, вот сейчас они откинут головы и чуть присядут, потом резко выпрямятся и… — Сейчас, — сказал Плотников бомжу. — Это больно, но быстро. Он хотел сказать еще что-то, но тут бомж рванулся так, что Плотников отлетел на два шага, а Посредники задержали какое-то движение. Мельком увидел, что на пальцах у среднего старая наколка, три синих буквы «БОБ»… Сзади татуированный негр, спереди наколотый хулиган, то есть бывший хулиган… Мать честная, никаких условий для культурной смерти!.. Но бомжу, похоже, было уже все по колено. Хряснув засаленной шляпой по асфальту так, что пыль взлетела выше голов, он завопил: — Ээзэххх!.. Авгусыч! Задавись моя душенька!.. Стреляя пуговицами, рванул пиджак на груди, разлоскутил и рубаху, а потом немыслимым, выворачивающим уши, слышным на полгорода, а ночью и на весь город голосом завел: — О-ой! Маааа-роооз-Маааорооооз!.. Не Маарооззззь Мэняяя!… И вдруг Плотников ощутил дикое, безобразное и счастливое желание сделать тоже самое. Гортань, не певшая уже сто лет, собрала в себя все, что было потеряно за это время; и ударил чугунный, темный, сотрясающий и крошащий все ближние окна бас: — А!!!.. Ннннеее Мааарррррозь Ме-э-ннНяяяя! Эх! Мааа-евоооо Кааааяняяя!… Старик, стоявший у дерева с Себастьяном, облегчающим лучникам прицел, вдруг швырнул все, что у него было в руках, одним движением содрал с себя пальтуган и, мотнув пророческой головой, резанул колокольным тенором: — Ддды У! Менннння! Же-э-э-ннна!.. Ддды Ррраааскрасааавиццца!.. Аждееееттт Меннйняяя Да-аааа-амммой!.. Из куста винтовым, вкручивающимся под черепной свод фальцетом засвистело: — Жжжждиииииеет Пича-а-алиииииииииитсяяяяяя!.. Хор гремел, переливался, дробил сознание, уходил трелью под облака, и они закручивались в те фигуры, какие никогда еще не вставали на этом небе. Посредники торчали скульптурами из накрахмаленных тряпок. Бессмысленнее улыбки на некогда разных лицах застыли, будто кардиограммы остановленного сердца. Но один, тот, с наколкой, вдруг медленно, толчками опустил выставленные ладони. Глаза его вместо пустой уверенной усмешки налились страданием. Губы задергались. С усилием, словно подтягиваясь на режущей пальцы веревке, он прошелестел: — Ийя…вввернссс….дааамоййй… — Прислушался к себе и не поверил. Громче и уверенней подкатил, тряхнув бритой головой: — Ннаааа… за… ЗААААКАТЕЕЕЕ ДНЯЯЯ!!!! — Ааааабниму Жееэ-нууууу!!! Наэ-поююююююууу Каааа-ннняяяя!!!.. Теперь пять голосов стали одним. Никогда, нигде, нипочему, ни один земной хор не сливался в то, чем пели они. Оно зазвучало уже совсем рядом с тем, что оживляло камни, очеловечивало зверей и отводило Смерть. Пятерка грешных ангелов пыталась докричаться до своего Бога. Там, куда не досягает ни один взгляд, не долетает ни один звук, невообразимо огромная ладонь поплыла наконец ко вселенски чуткому уху, чтобы вслушаться. Это будет быстро — пара миллиардов лет, не больше. |
||
|