"Старик Мазунин" - читать интересную книгу автора (Соколовский Владимир Григорьевич)

10

Захлопнув дверь, Мазунин постоял немного на кухне; было тихо. Он прошел в горницу, сунул в угол маленький чемодан и крикнул:

— Эй, хозяевы!

В боковой комнате заскрипела кровать. Выглянула старуха, охая спросонья.

— Здравствуй, хозяин. Возвернулся, значит.

— Как видишь. Ты одна дома-то?

— А кому больше быть? Все робить убежали, а Федьку в садик увели. Так с утра до вечера одна и сижу: сплю да радио слушаю.

— Дак закрывайся! — завелся Мазунин. — Эдак дождешься, что и саму скрадут — вот горя-то всем будет!

Он прошел в свою комнатушку, лег на привычное место и закурил. Дверь скрипнула — вошла старуха, присела рядом. Мазунин покосился удивленно.

— Слышь… Я вот что хочу спросить: ай ты впрямь от меня уйти надумал? Или в испуг хотел ввести?

— Ага. Впрямь.

— Обидели мы тебя, Степа?

— А это здесь ни при чем: обидели, не обидели. Сам я так вырешил, что с этих пор другая мне планида выходит.

— Обожди, мужик, — бабка склонилась к Мазунину и положила ладошку ему на лоб. Он не шелохнулся. — Обожди. Ты глаза-то не отводи, дай и мне словечко сказать. Вот что, Степан: жись мы с тобой прожили — как секундочка она у меня прошла. И друг друга-то вроде как и не видали — знали робили да ругались, — а ведь я за тобой, как за сугробом, жила. Знала: хоть какая падера подымись — Степка у меня все выдюжит. А я уж где-нито сбоку прилеплюсь тихонечко. И знаешь — больше всего о старости думала: ладно, дескать, она у нас пройдет! А что? Все есть, робята хорошие — живи да веселись! А ты — вон оно как… — она отвернулась, вытерла глаза.

— Да. Уж так. — Мазунин вздохнул, сложил на груди руки.

— Ты не к Любке ли, гулеванке своей, собрался?

— А тебе-то что?

— А то! — вдруг со злобой сказала старуха. — Ежели так, надо было на ей жениться, а мне свет не застить!

— Да не пошла бы она за меня.

— Ага. Значит, хуже меня и бабы тогда у тебя не было? — снова заплакала бабка.

— Зачем не было? Ты тоже не плоше других была.

Мазунин сел на кровати, дотронулся до колена жены, поюлил глазами, отыскивая ее взгляд. Произнес с тоской:

— Не реви ты, Клаша. Не то ты говоришь. Мне теперь, вишь, одному побыть охота. Ни твоей, ничьей суеты чтобы не видеть. Пущай душа отдохнет.

— Да где хоть жить-то будешь?

— А не знаю. Пока здесь побуду, а там подумаю.

— Одна, одна остаюся-а! — горевала старуха, тряся головой. — Ох, смертынька моя-а!

— Пошто одна? — выкрикнул Мазунин. — А ребята? Да не реви!

— Что ребята? — притихла вдруг бабка Клавдия. — Ребята — они хорошие, прокормят. Да ведь мы с ними разно говорим! Оне меня не понимают, я — их. И жись разная, и разговоры другие, и понятия ихние да наши не сходятся. Ты — мужик мой, Степа, у нас и язык-от один; я тебя и ругаючи-то жалела. А ругались — что ж! — меня по-другому разговаривать не больно учивали. Тоже тяжело жила.

Мазунин встал, подошел к окну.

— Не сердись, Клава. — Голос его задребезжал, сорвался. — Не сердись. Ты не думай, что из-за тебя, то, другое… Ты хорошая! Я, может, ненадолго уеду! Мне это дело по своей совести надо решить, а то — тоска оттого, что мог, да не смог, враз меня скрутит. И никому от этого хорошо не будет. Ишь, как меня теперь точит. А так — ненадолго, может! Подурю, да и… приеду, пожалуй! — с сомнением сказал он.

— Разводиться-то будешь? — прошептала старуха. — Давай уж скорей тогда, чтобы позор пораньше прошел.

— Да не! — махнул рукой Мазунин. — Обождем пока.