Город-фронт Превратить в крепость

В Крыму за время моего отсутствия начала формироваться по директиве Верховного Главнокомандования 51-я отдельная армия на правах фронта. Ей была поставлена задача: не допустить врага в Крым и удерживать полуостров любой ценой.

На защиту Одессы

Нарком потребовал от Военного совета флота немедленно приступить совместно с 51-й армией к созданию прочной и глубокой обороны.

Главный штаб Военно-Морского Флота предупреждал нас, что противник может высадить десант. Эта угроза стала реальной после того, как 18 августа наша воздушная разведка донесла, что из Сулина вышли 12 транспортов и 10 сторожевых кораблей. Вице-адмирал Октябрьский распорядился о срочном приведении в готовность всех противодесантных средств в Очакове, на Тендре и в Ак-Мечети.

Но больше всего тревожило положение Одессы.

Со всех сторон на нее продолжали наступать по суше фашистские войска — 4-я румынская армия, поддерживаемая авиацией и танками. Двум дивизиям Отдельной Приморской армии, понесшим уже значительные потери, кавалерийской дивизии и 1-му морскому полку предстояло выдержать натиск девяти румынских пехотных дивизий, одной танковой дивизии и двух кавалерийских бригад.

Одесса была окружена вражескими войсками с суши, сообщение с нею оставалось только морем. В этих тяжелых условиях в гарнизоне города появились эвакуационные настроения.

Утром 15 августа туда прибыл из Севастополя учебный корабль «Днепр» с отрядом моряков и боезапасом на борту.

Отправляясь в Одессу, командир корабля капитан 2 ранга А. Я. Моргунов и военком полковой комиссар П. Г. Бубличенко получили указание доставить оттуда в Новороссийск эвакуируемых жителей и четыре тысячи тонн зерна.

«Днепр» базировался на Одесскую военно-морскую базу, и при формировании 1-го морского полка добровольцы с корабля пошли в этот полк.

Командир и комиссар зашли теперь к Дитятковскому и попросили его рассказать экипажу корабля, как моряки защищают Одессу на суше.

Когда Дитятковский поднялся по трапу на «Днепр», ему доложили, что вместо жителей Одессы представитель Военного совета Приморской армии распорядился принять на борт военнослужащих и часть их уже находится на верхней палубе.

— Непонятно, — удивился Моргунов, — моряков доставляем сюда, — а красноармейцев забираем отсюда.

— Я и сам ничего не понимаю, — честно признался Дитятковский.

Он разыскал командира погрузки на причале. Тот доложил, что прокурор армии бригадный юрист Корецкий, ссылаясь на решение Военного совета армии, приказал вывезти этих военнослужащих.

Дитятковский связался по телефону с контр-адмиралом Жуковым.

— Известно ли вам о посадке на «Днепр» войсковых частей?

— Нет, — ответил Жуков.

— Что будем делать?

— Поговорю с командующим армией или членом Военного совета.

Через несколько минут Жуков сообщил, что ни командующего, ни члена Военного совета не застал.

— Посадку допускать нельзя, — после паузы добавил он.

— Но часть военнослужащих уже на борту, — ответил Дитятковский, — а на причале их еще не меньше тысячи.

— Приостановите посадку, — распорядился Жуков. — Еду в штаб армии.

Вскоре Жуков прибыл на причал с начальником штаба Приморской армии генерал-майором Шишениным. По его настоянию Шишенин приказал прекратить посадку военнослужащих.

Тогда комендант порта старший лейтенант Романов доложил Жукову, что военнослужащие были приняты и на другие корабли, которые уже ушли из Одессы.

Жуков немедленно донес командующему флотом, что на отправившихся из Одессы транспортах находятся военнослужащие с оружием. Транспорты «Армения», «Кубань» и учебный корабль «Днепр» были введены в Севастополе в Казачью бухту, и всех военнослужащих по приказанию командующего с них сняли.

Вечером того же дня Жукова и Дитятковского пригласили к себе командующий Приморской армией Софронов и член Военного совета Воронин.

— Вы что, решили установить двоевластие в Одессе? — повышенным тоном, не приглашая сесть, спросил у Жукова и Дитятковского Софронов. — Для вас не обязательно решение Военного совета армии?

— Мы не знали, что Военный совет армии решил отправить из Одессы более двух тысяч бойцов. Знаем только о категорическом указании Военного совета Юго-Западного направления, подписанном Буденным, Хрущевым и Покровским: Одессу не сдавать ни при каких условиях. Вы же отправляете бойцов и командиров из Одессы, причем с оружием, — ответил Жуков.

— Это специалисты, — сухо сказал Софронов. — Мы решили отправить их в тыл. Ваше дело выполнять решения Военного совета, а не срывать их.

— Флот прислал в Одессу добровольческий отряд. В нем тоже немало ценных специалистов, — не выдержал Дитятковский, — электрики, минеры, радисты, дизелисты…

Софронов поднялся и объявил Жукову:

— Вы освобождаетесь от обязанностей начальника гарнизона Одессы. Эти обязанности возлагаются на полковника Коченова, начальника восемьдесят второго укрепленного района. Завтра получите приказ.

— Есть! — ответил Жуков и снял пенсне. — Разрешите быть свободным?

— Да.

17 августа Жуков и Дитятковский телеграфировали Военному совету флота и вице-адмиралу Левченко, что Военный совет Приморской армии спланировал эвакуацию 2563 военнослужащих, 437 винтовок и 11 пулеметов. В телеграмме было указано также, что Воронин считает: препятствуя посадке на транспорты военнослужащих, командование базы создает в осажденном городе двоевластие.

В ответ вице-адмирал Октябрьский приказал командиру Одесской военно-морской базы на отходящие из Одессы и Очакова пароходы, как военные, так и гражданские, сажать только раненых, женщин, детей и стариков и запретил вывозить военнослужащих и гражданских лиц от 18 до 55 лет, способных носить оружие. Об этом приказе он уведомил командующего Приморской армией и просил Военной совет Южного фронта утвердить его распоряжение.

Одновременно Военный совет Черноморского флота доложил об этом главнокомандующему Юго-Западного направления С. М. Буденному, а также адмиралу Кузнецову и маршалу Шапошникову и просил принять решительные меры по наведению порядка в Приморской армии и в городе, вплоть до отстранения от должностей тех руководителей, которые не выполняют решений высшего командования.

Военный совет Приморской армии в свою очередь донес Буденному, Тюленеву и Кузнецову о недисциплинированности контр-адмирала Жукова, который, нарушая приказ по армии, снимает всех военнослужащих с пароходов. Софронов и Воронин просили отменить распоряжения командующего Черноморским флотом и указать ему, что все решения Военного совета армии по эвакуации обязательны и для флота.

Возвращаясь в Севастополь, я послал из Николаева с отходившим самолетом записку Рогову о положении дел в Одессе и просил поддержать Жукова.

Видя, как далеко зашли разногласия между военными советами флота и Приморской армии, мы с напряжением ждали решения Ставки Верховного Главнокомандования.

Между тем оперативная сводка о боевых действиях под Одессой принесла 18 августа сообщение: части Приморской армии отбили атаки противника и обороняются на прежних позициях.

А утром Военный совет флота получил директиву Ставки Верховного Главнокомандования об организации Одесского оборонительного района. Командующим районом с непосредственным подчинением командующему Черноморским флотом назначался контр-адмирал Жуков. Ему подчинялись отныне все части и учреждения бывшей Приморской армии, Одесской военно-морской базы и приданные ей корабли.

Ставилась задача: оборонять район Фонтанка, Кубанка, Ковалевка, Отрадовка, Первомайск, Беляевка, Маяки, станция Каролина-Бугаз. Надлежало уделить особое внимание созданию и развитию инженерных сооружений, тыловых рубежей, приведению в оборонительное состояние самого города.

Предписывалось привлечь к защите города все население, способное носить оружие, установить в районе режим осажденной крепости и какую бы то ни было эвакуацию производить лишь по распоряжению командующего оборонительным районом.

В то же утро Военный совет поручил мне подобрать политработников в постоянную оперативную группу и отправить в Одессу.

Когда в политуправлении узнали, что я занимаюсь отбором людей на Одесский фронт, меня начали осаждать просьбами о зачислении в эту группу.

Одновременно на кораблях было объявлено обращение Военного совета флота о записи добровольцев на защиту Одессы.

Помню, на одном из кораблей после команды: «Желающие защищать Одессу — шаг вперед!» — весь строй, не задумываясь, шагнул вперед.

Командиром 1-го добровольческого отряда моряков был назначен майор А. С. Потапов, преподаватель сухопутной тактики училища Береговой обороны имени ЛКСМУ, комиссаром — секретарь парторганизации электроминной школы старший политрук С. Ф. Изус.

Провожая уходивший в Одессу отряд, я не думал, что через несколько дней мы встретимся снова.

Меня вызвал к аппарату Рогов.

Сказав, что моя записка пришла из Николаева очень своевременно, он вдруг задал вопрос:

— Как смотрите на назначение в Одессу?

Я начал волноваться, так как работать там было моей мечтой: растерявшись от неожиданности, стал спрашивать, о каком назначении идет речь. И прочитал на ленте, что решен вопрос о создании Военного совета Одесского оборонительного района и в Государственный комитет обороны вносится предложение о назначении меня членом Военного совета.

Я попросил дежурного телеграфиста отстучать в ответ: «Доверие оправдаю».

Вечером я прочел сводку Совинформбюро. В ней скупо сообщалось, что в течение 19 августа наши войска вели бои с противником на всем фронте, особенно упорные бои шли на Одесском направлении. И с гордостью и тревогой почувствовал: Одесса — теперь мое направление. Новое направление моей жизни.

Пришла телеграмма, подтверждавшая, что постановлением Государственного комитета обороны создан Военный совет Одесского оборонительного района и я назначен одним из членов Военного совета ООР. Мне предлагалось немедленно отбыть в Одессу и приступить к исполнению обязанностей.

Прежде чем покинуть Севастополь, мне нужно было решить один важный вопрос личного порядка. Незадолго перед тем сюда приехала моя жена с дочерью. Взять семью из Москвы мне порекомендовал Иван Васильевич Рогов. Во время одного из разговоров по телефону ВЧ он сказал, что на Москву участились налеты вражеской авиации и в Севастополе семье будет пока спокойнее.

И вот теперь, надолго отправляясь в Одессу, я должен был позаботиться о жене и дочери.

В тот же день я отправил их вместе с другими семьями начсостава в Краснодарский край. О назначении в Одессу пока не стал говорить, не желая тревожить жену перед дальней дорогой.

— Береги себя, — сказала она сквозь слезы на прощанье.

— Мама! А почему папа не садится с нами в машину? — спросила дочь.

— Он приедет потом…

Они уезжали во всем летнем, с небольшим чемоданчиком: вещи еще шли малой скоростью из Владивостока и застряли где-то в дороге.

Я стоял, пока машины не скрылись за поворотом, и думал о том, как война разбросала семью: сын с матерью в Лениграде, жена с дочерью едут куда-то в район Белой Глины, я — в Одессу.

Еще думал о тех, кто нес боевую вахту на кораблях и не смог прийти проводить свои семьи.

После встречи с командующим, членом Военного совета и начальником штаба флота я отправился на крейсер «Красный Крым», который должен был идти в Одессу.

Одесса встретила нас гулом артиллерийской канонады. Гулом, который уже не прекращался до конца обороны города, лишь затихая по ночам.

Встретив меня на причале, Дитятковский и Иванов сообщили, что Жуков не смог приехать, потому что очень занят, и просил по прибытии сразу же зайти к нему.

Мы встретились как старые знакомые.

— Рад вас видеть, — приветствовал Жуков.

Мы пожали друг другу руки.

— Теперь уже, надеюсь, вы надолго? — он внимательно посмотрел на меня.

— По крайней мере, пока не отобьем врага.

— Бои только начинаются.

Жуков коротко ввел меня в обстановку.

— У вас наладился контакт с Софроновым и Ворониным? — спросил я не без тревоги.

— Налаживается, — подтвердил Жуков и рассказал: — Мы только получили телеграмму с решением Ставки, как меня и Дитятковского вызвал Софронов. «Жалуетесь?» — строго спросил он. — «Не жалуемся, а излагаем свою точку зрения». — «К чему нам ссориться? — вдруг подобрел Софронов. — Дело-то у нас общее». Я не стал мудрить и спросил, знает ли он о решении Ставки. «Никаких решений мы не получали», — ответил он и посмотрел на Воронина. Я достал из бокового кармана телеграмму и протянул ему.

Софронов раз и другой перечел ее, сразу как-то обмяк, посмотрел на меня, на Воронина и передал приказ ем у: «На, читай!» Воронин читал с недоумением, потом заговорил обиженно: «Не понимаю, что мне делать теперь в Одессе. Я здесь не останусь… Уеду…» — «Не стану задерживать», — отрезал я. — «А я солдат и никуда отсюда не уйду, — Софронов встал и, обращаясь ко мне, сказал: — Готов подчиниться. Дадите дивизию — буду командовать дивизией». Я старался ради дела смягчить напряжение и ни в чем не унизить их достоинства: ведь люди-то опытные, преданные…

— А как Воронин? — спросил я.

— Получил приказ о назначении членом Военного совета и прибыл ко мне. К тому разговору мы больше не возвращались. Кстати, сегодня заседание Военного совета. Приступайте к делам. Вам, по-видимому, придется отвечать за связь с городом и флотом. Ваш кабинет рядом.

Мы договорились собраться на заседание через два часа.

Окинув взглядом свой кабинет, я понял, что он оборудован не для временного пребывания.

Мне понравились спокойствие и уверенность Жукова, его деловитость и решимость защищать город до конца. Чувствовалось, что новое назначение придало ему еще больше силы, доверие окрылило.

На столе у меня лежал список телефонов должностных лиц, имеющих отношение к руководству обороной. Позвонил начальнику штаба ООР, сказал, что хочу зайти познакомиться. Через несколько минут вошел к нему в кабинет.

Из-за стола встал стройный, среднего роста человек лет сорока пяти. Усталый взгляд, воспаленные глаза, припухшие веки. В руках пенсне.

— Генерал-майор Шишенин, — представился он.

Выслушав доклад Шишенина об обстановке, я остался неудовлетворенным. Казалось, что все это я уже читал в оперативных сводках в Севастополе. Те же скупые, сухие данные, цифры, наименования населенных пунктов, частей. О людях, о командирах, сдерживающих натиск врага, ни слова.

Когда я попытался увести его от цифр оперативной сводки, он посоветовал мне обратиться к командирам и комиссарам дивизий.

— Кто у вас в штабе знает, что конкретно делается у комбрига Монахова, у генерал-майора Воробьева, полковника Захарченко или генерал-майора Петрова? — спросил я.

— Мой заместитель — начальник оперативного отдела полковник Крылов, — усталым голосом проговорил Шишенин.

— Я воспользуюсь вашим советом… Вам не мешало бы отдохнуть, — на прощанье сказал я.

Начальник оперативного отдела штаба полковник Н. И. Крылов расширил мое представление о положении в секторах обороны. От него я услышал имена командиров полков.

Крылов рассказал о полковнике Свидницком, командире 54-го стрелкового полка, о моряках из добровольческих отрядов, прибывших к нему в полк и остановивших на своем участке врага. Приятно было узнать, что моряки сдержали свою клятву, данную ими экипажу в день, когда они уходили с кораблей.

С большой теплотой говорил Крылов о командире 1-го морского полка Осипове. Контратака его полка в районе Ильинки, где противник потеснил наши части, была так сильна, что враг откатился к исходному рубежу и с трудом удержался там.

Очень хорошо отозвался Крылов о командире 95-й стрелковой дивизии генерал-майоре В. Ф. Воробьеве. Его артиллеристы и гранатометчики подбили и подожгли во время вражеской атаки 30 танков. А ведь это еще были времена так называемой танкобоязни!

Крылов говорил о командирах полков Соколове, Сереброве, Новикове, о военкоме 95-й дивизии Мельникове. Я не знал их, так же как Свидницкого и Воробьева, но уже заочно проникся глубоким уважением к ним.

К исходу дня Крылов доложил мне, что после ввода в бой на стыке двух полков последнего резерва в 100 человек в 95-й дивизии сформировали пулеметную группу из 25 станковых пулеметов под командой начальника штаба дивизии майора Чиннова и она отбила все атаки противника. На подкрепление в дивизию послан отряд моряков и бронепоезд.

Резерв дивизии — сто человек… Усиление дивизии небольшим отрядом моряков…

Мне, наверно, никогда не забыть, чем приходилось нам тогда подкреплять дивизии. Что значат эти подкрепления в сравнении с резервами 1944 и 1945 годов, с целыми армиями и тысячами орудий, включая «катюши», перемещавшимися по фронтам!

Тем изумительнее стойкость и мужество бойцов и командиров, защищавших в 1941 году прижатую к морю, окруженную с суши Одессу.

На заседании Военного совета мы распределили обязанности и конкретные участки, за которые надлежало отвечать каждому. Решили, что Федор Николаевич Воронин будет заниматься всеми вопросами, связанными с армией, я — городом, флотом, оборонительными сооружениями. Мы решили также обратиться к высшему командованию с просьбой вернуть в Одессу и ввести в Военный совет бывшего первого секретаря Одесского областного комитета партии А. Г. Колыбанова, назначенного членом Военного совета 9-й армии.

Еще один важный вопрос рассматривался на Военном совете.

Обком партии еще 13 августа отметил, что строительство оборонительных сооружений идет слишком медленно, и обязал райкомы и райисполкомы направить на работу дополнительно не менее трех тысяч человек.

Военный совет поручил мне подготовить совещание с руководителями области, города и заводов для выработки мер по усилению строительства оборонительных сооружений. Нужно было мобилизовать все внутренние ресурсы и возможности, чтобы превратить город в крепость.

В ряду первоочередных вставала и задача установления в осажденном городе строгого порядка.

Жуков сообщил, что гражданское население непрерывно эвакуируется; на уходящих транспортах, оказиями, каждый день отправляется не одна тысяча женщин, стариков и детей, но, несмотря на это, в продовольственных магазинах очереди не уменьшаются и тому, кто работает, не всегда достается хлеб. Распространяются слухи, что в городе нет продовольствия. Пользуясь этим, спекулянты наживаются за счет трудящихся. А между тем пищевая промышленность продолжает работать без особых срывов.

Для наведения должного порядка обком партии создал продовольственную комиссию, в которую вошли и представители продотдела армии. Комиссии поручалось взять на учет все продукты питания и промтовары, находящиеся в городе, районе и в ведении различных организаций и предприятий. Выдача продовольствия и промышленных товаров должна была теперь производиться по распоряжению комиссии.

Поскольку Государственный комитет обороны возложил на Военный совет всю ответственность за организацию обороны Одессы, мы решили заслушать 24 августа сообщение председателя облисполкома Н. Т. Кальченко об обеспечении продовольствием гарнизона и населения города и о мерах по экономному расходованию продовольствия. Возникала необходимость ввести на основные продукты карточную систему снабжения.

Мы договорились встречаться каждый день утром и вечером для взаимной информации и принятия решений.

После заседания я встретился с начальником политотдела Приморской армии полковым комиссаром Л. П. Бочаровым. Мне показалось, что где-то мы с ним уже виделись, но где — так и не мог вспомнить.

— Где мы с вами встречались? — спросил у него. Он улыбнулся:

— Разве не помните, как вместе тренировались в академическом джазе, а потом выступали в Мариинском оперном театре на вечере самодеятельности, посвященном пятнадцатилетию Военно-политической академии?

Мы с удовольствием вспомнили те дни.

— Да, было время… А теперь не скоро, видимо, настанет время для веселья, — проговорил я.

Академию мы окончили с Бочаровым одновременно, в 1937 году: он — основной факультет, а я — военно-морской. По окончании он работал в Главном политическом управлении Красной Армии и в первые дни войны был послан с группой инспекторов на Южный фронт. В Москву уже не возвратился и в конце июля, когда создавалась Приморская армия, был назначен начальником политического отдела армии. Тогда же начальника политуправления Южного фронта дивизионного комиссара Ф. Н. Воронина назначили членом Военного совета Приморской армии, начальника штаба фронта генерал-майора Г. Д. Шишенина — начальником штаба армии, а начальника оперативного управления фронта генерал-майора В. Ф. Воробьева — командиром 95-й стрелковой дивизии.

— Сегодня познакомился с Шишениным, — сказал я Бочарову. — Впечатление такое, что он очень сух.

— О нет, — возразил Бочаров. — Будете чаще встречаться — убедитесь, что это душевный человек, добросовестный и знающий свое дело генерал.

Потом мне не раз приходилось иметь дело с Бочаровым. Он показал себя в обороне Одессы хорошим организатором партийно-политической работы и пользовался большим авторитетом.