Глава 18. Путешествие к водопаду.

Через день после того, как состоялся этот разговор, веисталь разбудил меня ни свет ни заря. Солнце только подкрадывалось к земле, еще не выставив на ее обозрение ни одного луча. Горизонт уже посветлел, и в комнате можно было различить все предметы. Я недовольно повернулась на другой бок, но тут же вскочила, вспомнив, что сегодня мы должны были прогуляться к водопаду.

— Вставай, Трис. Мы и так опаздываем. Завтракать будешь прямо в лодке, я уже все в нее перетащил, — сообщил парень, одним движением распахивая шторы.

— Который час? — зевнула я, потирая глаза. Сон еще не оставил меня полностью и они никак не хотели открываться.

— Шесть утра, и нечего возмущаться. Пока мы доплывем до водопада, пока там побудем, пока еще обратно доберемся, день кончится. Так что давай, одевайся!

— Ты монстр, Хэн, — откликнулась я, натягивая штаны. Следующим шагом было стягивание ночнушки. Веисталь чуть покраснел, поспешно отворачиваясь. Я как можно быстрее напялила на себя красивую свободную рубашку с вышивкой и теплый свитер, — значит, говоришь, есть придется прямо в лодке?

— Да. Я подумал, что тебе захочется рассвет встретить, — смущенно признался парень, вновь поворачиваясь ко мне. Я только довольно улыбнулась, заплетая косу и перевязывая ее широкой лентой. Хэнеан удивленно посмотрел на меня, кашлянул и признался, — Трис, это, вообще-то пояс.

— Да? — я критически скосила глаза на кончик тонкой ткани, — Слушай, а можно я им волосы завяжу, или это считается оскорблением?

— Нет, мне лично все равно, что ты им завяжешь или подвяжешь. Просто предупреждаю.

— Тогда пойдем, что ли? — затянув бант, предложила я. Хэнеан кивнул, подхватывая меня под локоть и выводя из дома. Снаружи еще вовсю пахло свежестью едва остывшей после ночи земли. Ни одна птичка пока не начала свою трель, но уже неподалеку в кустах прошел какой-то зверь. На траве лежала густым севом роса. Я наклонилась, чтобы поближе посмотреть на каплю, блеснувшую бриллиантом. Но та пугливо юркнула вниз по листу, впитываясь в землю. Воздух постепенно наполнялся каким-то чувством ожидания. Хэнеан кинул взгляд на горизонт, секунду недоуменно глядел в разрез редких облачков и вдруг, схватив меня, побежал вниз по холму к реке.

— Хэн, ты что? — крикнула я, цепляясь за его горячую руку. Мои ладони почти мгновенно стали подмерзать на легком, но достаточно прохладном ветерке. Первые несколько шагов я боялась упасть, пока не привыкла к бешенной скорости. Мы бежали к подножию холма, огибая деревья и кусты. Лес становился все реже, пока перед нами не открылось чистое пространство пестрого луга и светящаяся слабым голубоватым светом полоска водоема. Я видела, как ветер шевелит верхние слои воды на речке. Как она морщиться, словно человек от холодного прикосновения.

— Трис, восход! Сейчас начнется! — крикнул в ответ парень, — У реки лучше всего его встречать.

Я только хмыкнула про себя, вспоминая невольно катание вместе с Клен на коакле. Сейчас же я спешила куда-то, рвалась не бесцельно. Я тысячи раз видела рассветы. Солнце вставало в тумане, во мгле. Поднималось ярким желтым пятном, красным яблоком. Но я никогда не хотела с такой силой увидеть начало. Хэн сумел заразить меня веселым настроением ожидания чуда. Я боялась не успеть поймать именно тот момент, когда чуть покажется еще слабенький, но удивительно яркий в этом пока сером мире луч светила. Я всю жизнь пропускала его, то просыпаясь слишком поздно, то рано, но закручиваясь в делах, в суете. Хэн остановился так внезапно, что я чуть не вписалась носом в его спину. А потом посмотрела на горизонт, краешком сознания начиная понимать, что сейчас начнется то, что я ждала всю жизнь, то, что больше не повториться — рассвет, миг, когда начинается жизнь. Время рождения солнца, его обновления, его победы над тьмой.

— Смотри, Трис, — прошептал веисталь. Я, словно испугавшись чего-то, прижалась к парню, вдыхая запах проточной воды, леса, трав. Ощутила, как начинает чуть заметно нагреваться воздух. Горизонт стал светлеть с каждой секундой. Я боялась моргнуть, я почти не дышала, зато отчетливо начала слышать стук своего сердца. Секунды растянулись вечностью. Веисталь чуть вздохнув, заставив меня невольно вздрогнуть.

И солнце взошло. Я видела, я своими глазами видела тот момент, когда золотая полочка яркой стрелой разлилась по небу, как вышел малюсенький краешек великого светила, слепя глаза. Уже через минуту река заблестела золотом. По траве, по деревьям пронесся свежий ветер, играя выбившимися прядями волос. От всего этого, от красоты, засиявшего янтарем, рубинами и изумрудами листьев леса, от чуть колыхающейся полоски живой, текущей медью реки сердце переворачивалось внутри, а голова совсем разучилась ощущать время и пространство, переставая разграничивать видения и явь. Если бы не крепкое сжатие моей ладони горячими пальцами приятеля, я совсем растворилась в этом необычайном сне. Тысячекратно отраженный свет раскалывал окружающее на сотни разноцветных лучей, питая каждую клеточку сознания своим неповторимым сиянием. Раскаленный шар дневной звезды так быстро двигался, что я не переставала в течение нескольких минут удивляться все новым проявлением красок земли и неба. Тучи на горизонте, словно по волшебству разошлись, открывая, как завеса сцены театра весь солнечный спектакль. Малиновое зарево сменилось яркой оранжевой органзой, словно накинутой сразу на половину мира. Первая нота птичьей песни разорвала звенящую тишину, вливаясь в это утро, вплетаясь и дополняя его.

— Пойдем, нам нечего здесь больше делать, — произнес Хэн, поспешно увлекая меня вслед за собой по берегу. Буквально в десятке метров от того места, где мы стояли, покачивалась на волнах лодка. Приятель помог мне сесть в нее, отвязал веревку, одним ловким движением вспрыгивая вслед за мной. Ни весел, ни руля не было. Зато были бутерброды и чай в термосе, что меня вполне устроило. Первые минуты я просто наслаждалась колбасой с булкой и поглядывала по сторонам. Медленное течение относило нас все дальше от маленького домика на холме. Хэн молча улыбался, пристально глядя в моем направлении.

— Что? — спросила я, наконец, не выдержав его взгляда.

— Ничего, просто любуюсь.

— Чем?

— Природой, — честно ответил приятель, переводя глаза на берег, — Природой.

— Издеваешься? — обиделась я. Он только покачал головой.

— Нет, ни сколечко. Я нигде не видел такой красоты, как здесь.

— Я тоже, — улыбнулась я, пряча в карман бумажку от бутерброда. В голове же мелькнула запоздалая мысль: "Что же ты на меня смотрел, если любовался природой?". И мгновенно оборвала себя. Мало ли, что мне могло показаться. Я ведь тоже не только на здешние виды смотрю. Солнце осторожно ощупывало уже противоположный берег. Вдалеке запели птицы, мир заиграл привычными оттенками. Глаза веисталя казались медовыми на фоне голубого неба. Лодку чуть прокачивало. По берегам раскинулся лес. То тут, то там попадались золотые с белыми стволами березы, темные ели, высокие сосны с красноватыми макушками. В одном месте над водой склонилась ива, горестно опустив нижние ветки в воду. В зарослях камыша что-то прошуршало, неистово закричало, и оттуда вылетел селезень, сверкая на солнце зелеными перьями. За ним по берегу побежала рыжая лиса. Но птица взлетела так высоко, что ей оставалось только щелкнуть зубами от досады и остановиться. Создавалось такое ощущение, словно чья-то невидимая рука выкрутила яркость на полную, рисуя потрясающую картину. В ней не было ни одной мягкой, серой линии, только свежие, молодые маски бабьего лета. Природа жила своей жизнью, вовсе не замечая того, что творилось у людей в душе. Я же не могла спокойно воспринимать ее. В отличие от флегматичного Хэнеана, восхищаясь любой травке, шороху, голоску проснувшейся синицы. А еще мои мысли занимал сам веисталь. Он продолжал хитро улыбаться, глядя на окружавшие нас пейзажи. С рассветом словно проснулась и я. Открылась для чего-то нового. Всю жизнь не обращать внимание на красоту природы, не видеть глубину связывающих с ней звеньев и вдруг обнаружить, что я — всего лишь ее часть. Солнце добралось до лодки, до реки, ветер шептался с ее поверхностью, по которой пробегали серебристые отсветы, слепя глаза. Глядя на них, терялось ощущение реальности, а голова начинала покруживаться. Я опустила ладонь в воду, ощущая ее, пропуская между пальцев. Вода была прохладной и чистой. Буквально в нескольких сантиметрах от лодки плеснула хвостом рыба. Я только разочарованно цокнула языком, жалея, что не имею рядом ни сачка, ни удочки. Рыба же, наоборот, осталась довольна, сверкая своей чешуей и отплывая все дальше и дальше.

— Любишь рыбу? — проследив за моим взглядом, спросил приятель. Я кивнула, несколько злобно ответив:

— Очень, желательно жареную или тушеную.

— У, а я-то думал, что тебе природа нравиться, а ты смотришь на все со стороны хищнического разграбления, — хмыкнул Хэнеан.

— Да нет, — пожала я плечами, — просто обидно, когда такая красота уплывает прямо из-под носа.

Веисталь улыбнулся, поудобнее располагаясь на дне лодки. Тем временем мы продолжали плыть все более быстро, приближаясь к какому-то странному ковру. Я не сразу сообразила, что это может колыхаться на поверхности, пока рядом с нами не оказалась необыкновенной красоты белая кувшинка. На ее восковых лепестках переливались всеми цветами капельки воды. Чем дальше мы плыли, тем больше попадалось цветов. Вскоре мы двигались почти по сплошному нежно пахнущему полю на воде. Сотни кувшинок, от чуть розоватых и желтоватых до слепяще-белоснежных, создавали ощущение снежного покрова. Я не удержалась, тронув за краешек мягкого, немного влажного листа. Над водой кружили насекомые. Совсем рядом, чуть не задев мою щеку, пролетел упитанный шмель, грузно плюхнувшись точно в серединку одного из цветков. Постепенно ковер редел, появлялись проблески воды, и через минуту лодка вновь стала набирать скорость, спеша на всех парах к водопаду.

— Какая красота, — только и произнесла я. Берега стали выше, раскинувшись бесконечными лугами с зеленой травой. Небо было настолько голубым, высоким и чистым, что хотелось утонуть в нем, как в воде. Солнце терялось в его лазури, становилось маленькой золотой монеткой на бесконечной скатерти. Все сильнее раздавался шум. Он приближался, и вскоре я поняла, что это грохот воды. Хэн тоже услышал его и благоговейно произнес:

— Водопад! — я только кивнула, стягивая свитер. Становилось все жарче, хотелось пить. Чай давно кончился, еще больше усиливая фактом своего отсутствия жажду. Ничего не оставалось, как зачерпнуть в пригоршню воды прямо из реки. Она оказалось необыкновенно вкусной. Никакого запаха тины не было и в помине.

— Странно, почему здесь все такое? — удивленно произнесла я, задирая голову вверх, чтобы загорало лицо.

— Какое? — уточнил Хэн, следуя моему примеру и скидывая рубашку. Я сделала вид, что озабоченна разглядыванием одного единственного облачка.

— Настоящее, вкусное, яркое, живое, красивое?

— Не знаю, — пожал приятель плечами. Я потерла чесавшийся нос. Раздался хлопок. Пришлось срочно открыть глаза. Хэн протянул мне бабочку, которую он осторожно держал за сложенные крылышки, — Посмотри, какая прелесть.

Веисталь поймал мою руку, раскрывая ладонь и сажая на нее насекомое. Вместо того, чтобы улететь, бабочка только развернула свои чуть розоватые с золотым рисунком крылышки, словно красуясь. Я заворожено уставилась на нее, неспешно поводящую усами. Но стоило мне протянуть вторую ладонь, как насекомое мгновенно взлетело, уже через несколько секунд теряясь среди ковра кувшинок. Над головой пролетела с раскатистым криком громадная птица. Я проследила за ее полетом, словно провожая, оберегая взглядом, будто без него она бы упала.

Шум становился все громче. Река сделала поворот направо. Теперь мы оказались на широком озере с неспешным круговым течением. Одной своей частью оно разливалось в реку, а другой упиралось в скальную гряду. В том месте с громадной высоты летели тонны воды. На скалах росли деревья, усыпанные мелкими и крупными листьями. Водопад в вышине струился по камням, разбиваясь на множество потоков, а потом снова сливался, падая отвесной стеной и разбрызгивая миллионы светящихся, переливающихся брызг. Казалось, что каждая капелька блестит сотнями граней, сверкает яшмовым и аквамариновым пламенем. Воздух дышал необыкновенной, словно материальной прохладой. И чудилось, что по гладкими камням у самой каймы озера ходят нимфы, встраивая свой полушепот в раскаты водопада. А над всей этой красотой, над зелеными берегами, усыпанными цветами, над скалами, над озером, покрытыми лилиями раскинулись несколько радуг, протянувшись магическими мостами. Полукружья, отдельные полосы и целые линии неподвижно царствовали десятками блистающих, светлых лент. Я задрала голову, впиваясь взглядом в бесконечность небосклона, который словно падал на землю, продолжаясь в хрустальных, голубых струях, и вместе с ним стекали вниз бурунами облака. Я погружалась в это непознанное чувство почти не слыша никаких звуков, смешиваясь с запахами и будто сама становясь эфемерной, как влитая в здешний ветер радость. Хэн почти вручную подогнал лодку к берегу, помогая мне вылезти. Солнце вместе с водой смотрелись друг в друга, похоже, находя себя вполне удовлетворительными. В воздух поднялись встревоженные мошки, кузнечики и бабочки, как только мы с веисталем вступили на берег. Я не смогла даже закрыть рот от потрясающего зрелища. Только когда Хэн легонько тронул меня за рукав, я соизволила обратить на него внимание.

— Трис, я тебе кое-что отдать хотел, — парень сунул руку в карман брюк. Я не поверила глазам, увидев у него на ладони свой кулон. Значит, мне не привиделось, что он его взял тогда, обнаружив меня почти мертвую на камнях, — Я его починил, цепочка оказалась порванной. Извини, что так долго не отдавал.

— Да что ты! — вскричала я, чмокая парня в щеку, — Ты даже не представляешь, как я тебе благодарна. Этот камень, я даже не знаю, но он значит для меня что-то большее, чем просто украшение. Дело не в цене, да и купила я его просто так. Но…

— Душа веисталя, — улыбнулся Хэнеан, — Этот камень хранит своего хозяина, он становиться его частью, вливается в самое существо. Говорят, что после смерти наши души становятся золотым песком на дне этой реки. Не верь… Это наша душа при жизни. Можешь считать, что это я тебя хранил.

— Что ты говоришь? — обеспокоено произнесла я. Листик клена сиял миллионами осколков алмазов, тысячами снежинок под ярким солнцем, сиял так, как никогда еще прежде. Парень пожал плечами.

— Да так, не обращай внимания. Давай помогу надеть? — я послушно повернулась спиной, на мгновенье закрывая глаза. Я уже видела это, я это знала. Когда смотрела на облако, меняющее форму, когда плакала от обиды, наблюдая за поцелуем Клен и Тертена. Странное, не покидающее меня видение теперь превратилось в реальность. Я только улыбнулась. Теплые пальцы осторожно коснулись шеи, защелкивая замочек цепочки и поправляя косу.

— Спасибо, — обернулась я к парню. Он только кивнул.

— Ну что, я думаю, что нам можно позволить себе посидеть где-нибудь повыше? — подмигнул Хэн. Я недоверчиво поглядела на скалу, — Успокойся, я знаю тропу, совсем пологую. Так что на сей раз никто не позволит тебе падать!

Я задиристо кивнула, и поспешила вслед за приятелем вглубь небольшого лесочка, расположившегося у самой скалы. На душе творилось что-то невообразимое, но такое светлое и радостное, что даже если бы обещанная тропа оказалась каменой тропкой над обрывом, я бы пошла бы по ней. Мне сегодня все можно, решила я, цепляясь за руку Хэна и лавируя между деревьями вслед за веисталем. Дорога оказалась вполне пригодной для передвижения. Мы шли почти параллельно гряде, но через несколько десятков метров она резко свернула по направлению к скалам и начала почти незаметно уходить наверх. Уже через полчаса нашего пути, стало ясно, что мы движемся по пологому склону на самую вершину. Дорога стала все более напоминать каменную тропу со множеством широких площадок. Хэнеан тянул меня вверх, помогая подниматься на самых тяжелых участках. А вокруг нас раскинулся лес, шумя своими золотистыми вершинами. Под ногами шуршала опавшая листва, кое-где были видны грибы. Правда останавливаться и набирать их было глупостью. Увидев мой жадный взгляд, направленный на куст с красными крупными ягодами непонятного происхождения, Хэнеан улыбнулся и сказал:

— Пойдем обратно, наберем. Это шиповник.

— Шиповник? — изумилась я, сходя с тропы и рассматривая поближе здоровые, как сливы ложные плоды. Действительно, такие же листья с резными краешками, колючки, но разве шиповник может быть таким крупным? Не удержавшись, я засунула одну ягодку в рот, долго отплевываясь косточками. Мелкие ворсинки неприятно впивались в язык и щеки, но все это можно было потерпеть ради нежного, сладкого вкуса. Где-то сзади хрупнула ветка. Я обернулась на звук, явно изданный каким-то зверем. Хэн сузил глаза, напрягаясь всем телом и неслышно подходя ближе ко мне.

— Трис, прошу тебя, иди вперед и не оглядывайся. Не знаю, что там такое, но если это кто-то нехороший, тебе лучше уйти отсюда.

— Но Хэн? А как же ты? — удивилась я, но только получила сильный толчок в спину. Парень упорно пытался вытолкать меня на тропу. Из-за куста, неспешно, словно предвкушая что-то грандиозное, выступила громадная тварь размером с медведя. Как ей удалось спрятаться за маленьким кустом и оставаться незамеченной, было загадкой. Но только до той поры, пока она не поменяла оттенок с коричнево-бурого на цвет окружающей среды. Я пораженно уставилась на то место, где раньше стояла тварь, а теперь лист за листом прорисовывался куст, трава, и далекие деревья. Словно животное стало невидимым. На фоне рыжих стволов оставались гореть только два громадных, фосфоресцирующих зеленым глаза. Я невольно оглянулась на Хэна. Парень не удержался от нервного хмыка и совсем уж вкрадчивого, пробравшего до костей приказа:

— Трис, я сказал, иди вперед, — я послушно потрусила по дороге, разгоняясь все больше. Вместо того, чтобы услышать сзади звук погони, я улавливала лишь звенящую тишину, изредка прерываемую птичьим тонким голоском. Тропа продолжала уходить наверх, ноги бежали словно по ступеньками лестницы, состоящей из камней и земляных уступов. Как ни странно, но я послушалась Хэна, ни разу не оглянувшись назад. Деревья мелькали с оглушительной скоростью, ветер свистел в ушах на пару со стуком крови, бьющей в виски. Резкий, душераздирающий вой вывел меня из состояния ступора. Тело остановилось само по себе, и я со всего маху шлепнулась в кусты рядом с дорогой. Не удержавшись от соблазна, раздвинула ветки, вглядываясь вниз, на то место, где остался веисталь. Но вместо парня я увидела лишь большущую хищную кошку, ощерившуюся несколькими рядами зубов. На ее круглой мордочке застыло выражение гнева. Постепенно, шаг за шагом она приближалась к громадной твари, вставшей теперь на задние лапы и выглядевшей почти черной. Оба противника начали осторожно обходить друг друга по кругу, продолжая сближаться. Нервы не выдерживали. Сердце начало стучать так, что мне показалось, еще мгновение, и оно просто остановиться от напряжения. Кошка выгнула спину, размахивая длинным хвостом и хлопая двумя самыми настоящими крыльями. Белоснежная шкура зверя была испещрена маленькими густо-медовыми пятнами. Ее противник, словно черная громада, без ушей, зато с короткой гривкой шерсти на хребте щелкнула зубами и одним прыжком покрыла расстояние между ней и кошкой. По тропинке покатились два спутанных в один клубок тела. Казалось, что черная тварь раздавит своей тушей изящную хищницу, но та продолжала отчаянно шипеть и кусать ее за бока. Когти кошки впивались в спину твари, которая выла и пыталась ударить зверька о землю, то привставая на задние лапы, то падая обратно. Трава вокруг тропы была примята, трещали ветки, с деревьев сыпались на противников листья. На небольшой полянке разразилась какофония из рявканья, криков и рычания. Наконец, крылатой хищнице удалось вывернуться, достать до горла твари. Та в последний раз поднялась во весь рост, заливая поляну кровью из прокушенной артерии. Захрипела, вертясь на месте и пытаясь стряхнуть последними усилиями обезумевшую кошку. Наконец, когда монстр уже почти потерял сознание, ему удалось схватить передней лапой белую тушку за шиворот и, швырнув на кучу листвы, буквально припечатать ее своими длинными и острыми когтями к земле. Кошка рванулась, заорала, силясь высвободиться, но только еще больше разрывая раны на плече. А тварь, в последний раз хрипло зарычав, свались неподалеку.

Я не выдержала, кубарем бросившись вниз по тропе. Все мысли в голове слились в один жуткий живой комок. Несмотря на все это, я почти сразу поняла, что на поляне, залитой кровью, лежит не просто кошка. И что надо немедленно любыми средствами ее привести в чувства. Подбежав к зверю, я изо всех сил попыталась выдернуть из его плеча когти. Но лапа твари была настолько тяжелой и так неудобно легла под углом, что я только поломала ногти, испачкавшись в крови. Продолжая не сдаваться, я все более упрямо дергала ее вверх, пот заливал лицо, но мне было не до того. Когти, похоже, насквозь пронзили тело кошки, войдя в достаточно твердую землю. Поскальзываясь в темных лужах, я с усилием пыталась вытянуть их оттуда, не обращая внимания на то, что с каждым рывком зверь начинает хрипеть от боли. В конце, концов, я ощутила, как мне становиться все легче, и вскоре, с отвращением отшвырнула лапу твари от себя. Кошка почти не дышала. Из глубоких ран потоком полилась кровь. Преодолевая себя, я осторожно нащупала пульс на шее зверя. Он был слабым, дышал хищник поверхностно. Одна из лап неестественно вывернулась. Я оттянула, покрытое белыми шерстинками, веко. На меня смотрела громадная рыжая радужка с вертикальным зрачком. Я почти чувствовала, как медленно, капля за каплей ее покидает жизнь. Привычным жестом сорвала с шеи кулон и приложила его к ране. По телу животного прошла судорога. Прямо на глазах шерсть словно стала втягиваться во внутрь, оголяя человеческую бледную кожу. Черты головы менялись, лапы превращались в руки. Я не выдержала, схватившись за рот, но пересилила себя и продолжила вжимать в раны кулон. С самого начала боя листик становился все более тусклым и желтым. А теперь он начал краснеть с такой скоростью, словно выпивал из раны всю кровь. Сомнения быть не могло: кулон не только питался силой этих мест, но и реагировал на присутствие веисталя. Постепенно, на лесной полянке вместо кошки появился человек. Хэнеан пытался вздохнуть, но не сдавался. Левая рука парня уцепилась за мою руку, вжимающую в его рану на плече украшение, практически на уровне рефлекса стараясь оторвать ее от себя. Но сил у веисталя было так мало, что уже через пару секунд он ослабил хватку. Я чувствовала, как по телу приятеля одна за другой проходят судороги. Хэнеан стал все более прерывисто дышать, а на лбу у него выступил холодный пот. Руки, лицо и плечи были вымазаны в крови, волосы стали мокрыми, словно парень принял душ. Неизвестно зачем, скорее всего для самой себя, чтобы слышать хоть чей-то голос, я тихо успокаивала его:

— Все нормально, все будет хорошо! Потерпи, потерпи, Хэн, — меня колотило, как в лихорадке. Страх от увиденного сменялся страхом остаться одной. Нет, не одной в этом, сразу ставшем темным и неуютным, лесу. Просто, если Хэнеан умрет, и это я сейчас понимала до конца, то у меня не останется никого. Теперь до меня доходил смысл его слов. Это не кулон, а он неизвестно каким образом хранил меня. Исчезнет веисталь, и листик станет лишь красивой вещицей, перестав быть частью меня. И только, когда Хэн, наконец, вздохнул полной грудью, закашлявшись и раскрыв безумные, но такие родные, с круглым зрачком глаза, я поняла, что мои ощущения не были навеяны чудесной обстановкой. Парень всего за пару дней сумел так войти в меня, стать моей неотъемлемой частью, моим самым настоящим другом, что теперь я не могла без него. Другом, которому можно верить, с которым можно поделиться всем.

Раны быстро затягивались, лишь выдернутая из сустава правая рука продолжала лежать, неестественно выгнувшись. Я изо всех сил дернула ее, что-то щелкнуло, и конечность встала на свое место. Парень заорал не своим голосом, и вместо благодарности грязно выругался. Я почти счастливо дернула носом. Если человек ругается, а не просто стонет или кричит, значит, он уже способен четко мыслить.

— Трис, прекрати, больно! — потребовал веисталь, пытаясь сесть, но тут же повалившись обратно, — И нечего на меня так смотреть!

— А я и не смотрю! — прикусив губу, и правда, отвернувшись, ответила я. Парень кое-как откашлялся и произнес:

— Там, в кустах одежда. Кому как, но мне холодно, — я послушно сбегала за вещами, впрочем, вышвырнув их прямо из зарослей и терпеливо дожидаясь, — Пойдем, что ли? Нам еще до дома надо доехать.

Я вышла из укрытия. Веисталь устало оперся на осинку, переводя дух. Постепенно его сероватая бледность лица становилась вполне обычной, с легким румянцем на щеках. Кулон в моей руке был весь черный от отрицательной энергии, но теперь мне было на это глубоко плевать. В этих местах он быстро восстановит свой резерв. Хэнеан увидел меня, чуть заметно краснея и пряча глаза, как монашка. От этой сцены меня пробрало на смех.

— Ты что? — удивился приятель, озабоченно приобнимая меня за плечи и, пытаясь заглянуть в лицо. Но я только нервно всхлипнула и расхохоталась еще громче. Я чувствовала, как меня бьет в нервной лихорадке. Ноги сами собой подгибались, не в силах удержать ставшее свинцовым тело.

— Он тут чуть не умер, меня едва инфаркт не хватил, а первой мыслью его было то, как я на него смотрю и что я вижу! Нет, Хэн, ты все-таки ненормальный, — сверху раздался хохот приятеля. Только сейчас до него дошла вся комичность ситуации.

— Извини, Трис, что испугал, — серьезно продолжил веисталь.

— А если бы ты умер?! — вскричала я, — ты хоть обо мне подумал, ты подумал, как я без тебя буду… — я прикусила язык, понимая, что сейчас чуть не сболтнула лишнего. Может, для меня он и стал другом, а вот нужна ли я ему? К тому же парень мог неправильно меня понять. Какая-то ненормальная девка, не умеющая лазить по горам, приняла его помощь, как проявление глубокой симпатии, а не просто морального долга. Хэнеан ведь сам сказал, что ему никто не нужен, что он не верит людям. Да я и сама себе не поверила бы. Какая, к чертям, привязанность и дружба на шестой день знакомства? Поэтому я поспешно добавила, — … до дома добираться!

— Не думаю, что ты бы не нашла шоссе, — немного грубо оборвал меня веисталь. На лице его читалось презрение пополам с обидой. Ну, вот, опять не то сказала! Я автоматически посмотрела на свое запястье. Стеклышко волшебных часиков печально сверкнуло в луче света. Но переигрывать я не стала. Мне больше нечего было сказать. Пришлось выбрать из двух зол менее страшное.

Парень, опершись на мое плечо, первый двинулся обратно по тропе. Я прикусила губу, уставившись вниз, под ноги. Спустившись и дойдя до реки, мы, наконец, смогли отмыться от уже начавшей засыхать крови. Одежда также пострадала, но мы чувствовали себя настолько измученными, что не смогли бы дождаться конца ее высушивания. Накинув на себя оставленные в лодки свитера, мы отправились к шоссе. К моему великому счастью, оно оказалось совсем не далеко. Машин, правда, по нему проезжало не так уж много, но все было компенсировано тем, что нам удалось сесть в самую первую из них. Почти за все время до прибытия домой Хэн так и не произнес ни слова. Правда, если сначала он выглядел обиженным, то к концу на его лице вырисовалось достаточно миролюбивое выражение. Я чувствовала себе полной дурой. Только вот приобрела друга, а уже поссорилась. День постепенно перешел во вторую половину, и вскоре начался закат, унося с собой то светлое настроение, которое было утром.

Только на следующий день я смогла поговорить с веисталем. Когда сидеть в комнате и маяться от скуки и самокопания мне надоело, я рискнула выйти в гостиную. Приятель сидел в кресле, изучая утреннюю газету. Я негромко кашлянула, не найдя более умного способа привлечь его внимание. Хэн отложил макулатуру в сторону, недоуменно глядя на меня своими желтыми глазами. Я осмелилась присесть рядом на стул. О чем говорить, я не знала. К счастью, парень первый развязал молчание:

— Представляешь, Араилю все-таки объявили войну, — Хэнеан произнес это таким тоном, словно говорил о посадках картофеля. Как ни странно, но я этому даже не удивилась. Тертен говорил, что Верхиль собирался напасть на соседа по истечении чуть ли не двух недель. Я мысленно прикинула, сколько я прожила в этом мире, и поняла, что ровно двадцать два дня. Значит, по крайней мере, стало ясно одно — верхильцы — очень пунктуальные люди.

— Что будем делать? — только и спросила я. Парень пожал плечами, будто его это не касалось.

— Мелитриса, а как ты думаешь, что может сделать преступник, виновный во всем этом? Только сдаться властям. От меня сейчас ничего не зависит.

— Хэн, но ведь ты невиновен! — вскричала я, бросаясь к парню и цепляясь за его руки, — И мы можем это доказать.

— Интересно, как? — хмыкнул веисталь, — Трис, все не так просто. Правительству нужен преступник, Верхилю нужен преступник, охране короля нужна награда. Даже если все будут знать, что я не виновен, никто не станет искать настоящего убийцу. Это долго, кропотливо и может не принести плодов. Зачем искать неизвестно кого и где, если можно найти козла отпущения и на ближайшем лугу? Трис, это большая политика, и мы в этой политике даже не винтики — а так стружка. Никому не нужная, отработавшая свое стружка.

Парень замолчал. В глазах его читалась страшная безысходность. Я невольно всхлипнула. Неужели ничем нельзя помочь? Неужели я опять окажусь втянутой во всю эту мерзость. Если Хэна повесят, на моей совести останется такое пятно, которое я не смогу смыть даже свой смертью. Добровольно помогать подводить под казнь невиновного человека, к тому же, если этот человек тебе безумно нравиться. Хэн только погладил меня по волосам, горько улыбаясь и пытаясь успокоить:

— Трис, это жизнь. Если мне на роду написано умереть, значит так и должно быть. И ты здесь не при чем. Ты шла на это, зная, что будешь помогать государству ловить убийцу. Прости, что все так вышло. Я понимаю, что тебе было бы легче, если бы я и правда оказался замешанным в гибели министра.

— Нет, — тихо произнесла я, — мне было бы не легче. Потому что тогда бы я чувствовала себе еще хуже. Я бы мучилась оттого что…

— От чего? — удивился веисталь, пытаясь заглянуть мне в глаза. Я отвернулась, уставившись пустым, невидящим взглядом в стену. Отвечать не хотелось. На душе становилось настолько гадко, насколько только может быть. Я изо всех сил пыталась не признаваться себе, но всякий раз обнаруживала, глядя на Хэна, что он с каждым мигом становиться все более дороже мне, все более роднее. А еще я обнаружила, что сердце начинает биться быстрее, когда я смотрю на приятеля. Второе открытие заставило меня грязно выругаться в мыслях. А как же Тертен? Я спрашивала себя об этом, натыкаясь на ответ, что он — загадка, которую мне хотелось разгадать, а Хэн — раскрытая книга, в которой я желала знать любую строку и все равно открывать по-новому. И самым страшным во всем этом было то, что они стояли на разных берегах. Один — глава королевского отряда, защитник родины, а другой, пусть и не повинный, но все же преступник. В голову начали приходить какие-то планы, мысли по спасению. Сначала они казались настолько надежными и верными, что я готова была вскочить от радости. Но после приходило разочарование. И, правда, мы всего лишь стружка.

— Трис, давай пока не думать об этом, хорошо? Потом мы найдем выход, я клянусь. А пока лучше давай прогуляемся, что ли? — промолвил над головой Хэнеан. В голосе приятеля появились нотки усталости и нетерпения, хотя он тщательно пытался замаскировать их веселым тоном.

Я взглянула Хэну в глаза. Он врал, он откровенно врал мне. Чтобы хоть на несколько часов успокоить меня. Я отлично понимала, что парень сам не верит в свои слова. Он не верит, что найдет выход. Приятель готов был сдаться, опустить руки. Только вот все дело было в том, что я не была готова. Я глубоко вздохнула, сосредоточено перебирая все выходы из ситуации, и, в конце концов, решила, что лучше уж провалиться, загубить дело, а не просто сидеть, сложив руки и дожидаться своей участи. Пусть стружка никому не важна, но она забивает механизмы и покруче правительственных. Шанс всегда есть, если пытаться им воспользоваться. Его не существует лишь тогда, когда ты пренебрегаешь им.

Пришлось кивнуть, подняться с пола и пойти вслед за веисталем из дома. Просто бродить, придаваться мыслям, невеселым, тяжелым и давящим, как свинец. Хэнеан захватил корзинку и теперь собирал грибы на обед. Я бесцельно ходила за ним, постепенно втягиваясь в разговор о дарах природы. Парень явно был их знатоком, да еще и хорошим учителем. Уже через несколько минут я присоединилась к нему, помогая набирать корзинку. Грибы попадались целыми группками, почти не прячась под листиками и хвоей редких сосенок. В отличие от меня, Хэнеан запасливо прихватил два ножа, чтобы срезать их ножки на корню, а не портить еще и подземную часть. Больше всего меня раздражало в "тихой охоте" то, что каждый гриб надо было смотреть на срез, ломать зачастую шляпку на предмет обнаружения червяков. Сначала это меня утомляло, но после нескольких десятков крепеньких, молоденьких опенков стало ясно, что этот лес пышет жизнью, как горячая печь теплом. Все деревья в нем были здоровы, я не замечала вокруг себя ни одного надреза на коре, ни одной порубленной ветки. Человек не успел сюда вторгнутся, не достиг он ни здешних богатств, ни красоты своими механизмами, ядами и просто человеческой жадностью и жаждой разрушений. Старые грибы тут вырастали громадных размеров, но почему-то очень редко становились червивыми, а уж молодые все были, как на подбор. Лес шумел своими рыжими вершинами, где-то стучал дятел. Солнце грело вовсю, создавая впечатление, будто сейчас не сентябрь, а самый настоящий май. Примерно через час мое настроение начало подниматься, да и Хэн не выглядел уже таким потерянным и грустным. Пару раз мы с ним чуть не столкнулись лбами, протягивая руки к одному и тому же грибу. Первое время, правда, я приносила вместе с белыми и подосиновиками абсолютно нормальные поганки.

— Трис, в конце концов, неужели так сложно отличить белый гриб от поганки? — раздраженно спросил Хэн.

— Ага, — призналась я, — Вот пока найдешь у нее юбочку, утолщения там всякие, так с ума сойти можно!

— Ох, Трис! — вздохнул приятель, беря в руки ядовитый и съедобный варианты. По мне так выглядели они практически одинаково, — Последний раз показываю, как легче всего их распознать: у белого гриба под шляпкой — трубочки, а у поганки — пластинки. Разве это так трудно запомнить, а?

— Да нет, — призналась я. Голова была занята вовсе не грибами.

— Тогда у меня складывается такое впечатление, что ты хочешь меня отравить, чтобы я не мучился! — устало вздохнул Хэнеан. Я только прикусила губу, глядя на его болезненное выражение лица. Самым большим моим желанием в тот момент было то, чтобы он хоть немного, хоть на миг улыбнулся.

— Хэн, я думаю, что мы их и так достаточно набрали, пойдем готовить?

— Пойдем, — согласился веисталь, подхватывая корзинку. Я уже было пошла за ним, но вдруг остановилась, почувствовав, как мне на кончик носа плюхнулась тяжелая капля. Еще одна ее подружка ударила меня по макушке. Я перевела взгляд на небо. За то время, пока мы собирали грибы для обеда, к лесу подтянулись тучи, подул резкий холодный ветер. Где-то со стороны реки послышались многообещающие раскаты. Не успела я сделать хотя бы шаг, как на меня обрушилась стена дождя. Начиналась самая настоящая, непредсказуемая гроза, которая бывает не так часто, но почти всегда становится незабываемой по своей силе и красе. Правда, сейчас мне некогда было любоваться стихией. Я чувствовала, как с каждой секундой сухого на мне становиться все меньше, а волосы уже через мгновение стали тяжелеть от воды и прилипать к лицу и шее. Хэн попытался схватить меня и напялить сверху свою брезентовую ветровку, но я махнула рукой:

— Не надо, я уже и так мокрая!

— Еще пока не вся, — оглядев меня с ног до головы, ухмыльнулся приятель. Небо прорезала огненная молния. Не успела я досчитать до пяти, как по лесу раскатился гулким басом неведомого великана гром. Быстренько оценив расстояние до дома, поняла, что в любом случае успею окончательно вымокнуть. Все это время мы углублялись в лес. Теперь до избушки было не менее нескольких сотен метров. Даже при хорошей скорости передвижения мы прибудем туда не раньше, чем через пять минут. Хэн, видимо подумал несколько по-другому, одной рукой подхватив меня, второй крепко сжав ручку корзинки, и побежал по едва заметной тропинке. То и дело вспыхивали молнии. Всего за пару минут потемнело так, что казалось, что в лесу стоит не утро, а вечер. Из-за дождя ничего не было видно в пределах вытянутой руки. Деревья больно ударяли по плечам и голове, норовя выколоть своими ветками глаза. Я не разбирала дороги, торопясь вслед за приятелем. Поэтому не сразу поняла, что мы удаляемся в противоположную от дома сторону.

— Хэн, куда мы бежим? — рявкнула я, не понимая его планов.

— В укрытие! — только и ответил приятель, одним резким движением вталкивая меня в какую-то нишу и ныряя вслед за мной. Я ошалело потрясла головой, рассматривая серые стены невысокой пещерки. Из них торчали громадные корни деревьев, толщиной в мою руку. Снаружи из прохода пробивался свет, и доносились звуки дождя. Как это не странно, но я не успела вымокнуть настолько, чтобы совсем замерзнуть. Хэн улыбнулся, скидывая с себя рубашку. Я несколько удивленно уставилась на него, но он без лишних слов выгреб откуда-то из угла кучу сухого хвороста и поджег его. Дым послушно заструился в небольшое круглое отверстие в крыше, настолько узкое, что в него не попадала большая часть дождя, но при этом оно отлично служило своеобразной вытяжкой. Следующим действием парня было сооружение некоторого подобия сушилки из веревки, привязанной за концы к противоположным стенам пещеры. Похоже, что мы оказались в естественной впадине под сплетением корней. Сверху все сооружение покрывали трава и мох, они же устилали редким, желтоватым ковриком пол.

— Скидывай все мокрое, — приказал парень. Я осмотрела себя, приходя к выводу, что единственной сухой вещью на мне останутся трусы. Ничуть не смутившись сим фактом, Хэн протянул мне достаточно широкое теплое одеяло. Я пожала плечами, развешивая его на веревку в виде ширмы и раздеваясь. Высота пещеры позволяла вполне нормально стоять невысокому человеку, вроде меня. Хэну, который был почти на голову выше, приходилось пригибаться, хотя это ему почти не мешало. Осторожно скинув одежку, я одномоментно завернулась в одеяло и села напротив приятеля. Уже через три минуты я грелась у достаточно приличного костра, слушая рокот грома и шум дождя снаружи. Иногда в пещере на мгновение светлело — это била своим хлыстом по небу молния. Капли барабанили по крыше нашего укрытия, но ни одна не достигала пола. Теплый воздух равномерно растекался по помещению. Щеки и колени, а также нос, как самые выступающие и приближенные к огню части тела стали краснеть и почесываться от жара, но даже это не мешало мне расслабиться и ощутить себя в полной безопасности и комфорте. Тем более, что приятель, наконец, стал улыбаться, на пару с костром обогревая меня своей теплой улыбкой. Единственной помехой к полному счастью стал тот факт, что дома я не успела позавтракать, и теперь желудок строптиво бурчал, требуя свою долю от всех представленных радостей жизни. От вида же, доставаемых веисталем из корзинки грибов, начинала покруживаться голова, и со страшной силой течь слюна, как у бешеной собаки. Парень ловко обтряхивал каждый подарок леса, снимая прилипшие травинки и листики, и откладывал перебранные экземпляры в сторону. Я недоуменно смотрела на все это, на одеяло, на сваленный хворост, на широкие камни, покрытые ковриками вместо стульев и, наконец, спросила:

— Хэн, откуда такие богатства? — веисталь перевел взгляд на меня, потом осмотрел необычный интерьер и ответил:

— Я нашел эту пещеру еще несколько лет назад. Не думай, что я стал жить здесь только после того, как сбежал из столицы. Можно сказать, что это моя дача. Так вот, я решил, что она может мне пригодиться. Натаскал сюда хвороста, принес одеяло и пару подушек на крайний случай. Иногда я прятался здесь от дождя, иногда просто так ночевал или отдыхал. Ну и, конечно, пребывал тут в те дни, когда превращался в кошку. Знаешь, когда я бываю в таком состоянии, не очень удобно лапами замки в доме отпирать. Да и мебель царапать тоже было нежелательно.

— Хэнеан, как же ты так? Неужели нельзя с этим ничего сделать? — удивилась я.

— А разве нужно что-то? — удивился веисталь, — Это моя природа, моя сущность. И не только моя. К тому же, неужели я не приглянулся тебе в виде кошки? По-моему, так я выгляжу даже красивее.

— Не смешно, — хмыкнула я, чувствуя, как приятель пытается за иронией скрыть боль. Кому понравится видеть в своем окружении существо, которое на несколько дней в месяц становиться диким зверем и начинает вытворять жуткие вещи. Парень же предупреждал, что может в таком состоянии загрызть любого. Кому понравиться быть съеденным? — Значит, ты продуманно побежал сейчас от дома, а не к нему?

— Да, сюда добираться раз в пять ближе. К тому же я не могу сидеть все время в этой клетке с окнами. Иногда я хотел раз и навсегда остаться в своей второй ипостаси и жить в лесу. По-крайней мере здесь меня никто бы не тронул.

— Хэн, ты и сейчас этого хочешь?

— Сейчас, — парень задумчиво поднял на меня глаза, начиная нанизывать на палочку грибы, — нет. Сейчас не хочу. Раньше у меня не было друзей, а теперь есть.

Я улыбнулась. Грибы вскоре начали шипеть и подрумяниваться. Уже через полчаса, обжигаясь, мы с удовольствием вкушали их без хлеба и соли. Они на удивление были равномерно пропеченными, и единственное, что мешало, так это хруст песка на зубах. Хотя Хэн предварительно отряхнул каждый грибок, но под шляпками забилось небольшое количество земли. Правда, бурчащему желудку было все равно, а зубы вскоре привыкли. Дождь не кончался, грозясь растянуться на часы. Впрочем, торопиться нам было не куда. Вещи довольно быстро высохли, и мы смогли вскоре одеться в теплую, пахнущую горьким дымом одежду. Теперь сидеть стало гораздо удобнее.

— Слушай, никогда не думала, что можно просто так что-то есть без приправ! — восхитилась я, растягиваясь во весь рост на одеяле. Веисталь улыбнулся, глядя на улицу. Громадная молния ударила совсем рядом, впрочем, не попав ни в одно дерево. На какой-то миг лицо Хэнеана осветилось странным светом, от чего оно стало еще более загадочным и нежным.

— Ничего, это от голода. А вот попробовала бы ты те же самые грибы на полный желудок, то сочла бы их абсолютно несъедобными, — хмыкнул приятель, снова садясь поближе к огню.

— Значит, мне повезло, что я оказалась голодной! — философски пожала я плечами. Костер внутри пещеры светил ровным красноватым светом, качественно обогревая ее. Ничего не хотелось делать. Я вслушивалась в треск поленьев, в мягкий шорох ветра снаружи, вдыхала, доносившийся снаружи запах мокрой земли и свежей травы. И думала о том, что мне никогда не было так хорошо, как сейчас. Хэнеан сидел напротив, изредка отрывая взгляд от языков пламени и подмигивая мне. Я глядела на огонь, пытаясь полностью раствориться в его магическом оранжевом сиянии. И не могла. Потому что еще больше мне хотелось смотреть на парня. Постепенно глаза начинали закрываться. Свет молний больше не тревожил, раскаты грома начинали убаюкивать. Я потянулась всем телом, прикрыла глаза и провалилась в глубокий сон.

Проснулась я посреди ночи, осмотрелась, сначала не понимая, где нахожусь. Дождь кончился, и на небе выглянула вполне яркая луна. Ее косые лучи падали внутрь пещеры, выхватывая своим серебром из темноты отдельные предметы. Костер почти погас, и только на полу еще тлели красноватыми искорками головешки. Тишина окутывала со всех сторон. Но даже мысль, что я сейчас нахожусь посреди леса ночью, меня не напугала. Потому что была еще одна, от которой я настойчиво пыталась отделаться, пока не поняла, что не смогу. Где-то в траве, перед самой пещерой пела цикада, небо усеяли звезды, видные даже через плотную завесу макушек деревьев. Природа, уставшая за день, теперь отдыхала. Лишь только ночные птицы, да насекомые не спали. В чаще заухала сова. Сон упорно не шел. Голова была на удивление трезвой и чистой, как трава, растущая снаружи. Я медленно перевела взгляд на спящего веисталя. Парень спал прямо на мху, широко раскинувшись во сне. Под лучами луны, лицо его казалось неживым, словно гранитным. Единственное, что отличало его от мраморной статуи, были рассыпавшиеся в беспорядке пряди светлых волос, так и норовивших прикрыть половину лица, да еще легкое, мерное дыхание. Теперь я не ощущала ни капли смущения или боязни, как перед Тертеном. Нет, на этот раз я не сомневалась в своих внутренних ощущениях. Ощущение безмерного покоя, защищенности. Ощущение, что я не одна…

— Хенеан, — тихо позвала я приятеля. Тот медленно открыл свои золотистые глаза, спросонья глубоко выдохнул и приподнялся на локте, всматриваясь в мое лицо.

— Что? — немного озабоченно спросил он.

— Ты… — я запнулась, не зная, что придумать или сказать. Я сама не понимала, зачем мне надо было будить его посреди ночи. Пытаясь найти менее дурацкую причину, я только как рыба, выброшенная на берег, беззвучно открывала рот. Но веисталь вдруг улыбнулся непривычно-ласковой улыбкой. Я почувствовала, как в висках начинают все более громко стучать отзвуки сердца, а в глубине подсознания созревать еще не оформившаяся, но уже ясная мне догадка. Догадка, что скажет в следующий момент веисталь, и что отвечу я. Обязательно отвечу, потому что по-другому и быть не могло.

— Трис, зачем мы бегаем друг от друга? Я решился, я знаю, что это очень глупо. Я не надеюсь ни на что… — голос его становился все тише, слова он выстреливал с такой поспешностью, будто боялся, что я его прерву. Но я не собиралась этого делать. Я и так все поняла, почувствовав, как сразу теплеет на душе. Хэн осекся, глядя мне в глаза. Он выглядел растерянным, но так же, как и я, неимоверно счастливым.

— Я тоже, — только и ответила я, одним рывком бросаясь к Хэну. Он схватил меня в охапку, и, не давая очухаться, не давая сказать ни одного лишнего слова, поцеловал.

— Я ничего не понимаю… — только и ответила я.

— Нечего понимать… все просто. Просто мы теперь будем всегда вместе, — буднично пояснил веисталь. Я только уткнулась ему в плечо, вдыхая странный, свежий запах горькой травы и морского бриза. Теперь до меня дошло, что я была очень не права в отношении любви…

Парень совсем уже мягко провел рукой по волосам и тонкими пальцами пробежал ниже, по спине, от чего по ней пошли холодные, но до безобразия приятные мурашки. Он смотрел на меня прямо, открыто, я только глупо улыбалась. Пока не почувствовала, как меня несет каким-то странным потоком. Я почти не ощущала ничего происходящего вокруг, только его пальцы, которые, казалось, были везде. Мерное дыхание перешло в поверхностное и прерывистое. Все мысли смешались в одну кашу, не давая голосу здравого смысла крякнуть какую-нибудь глупость. Неожиданно стало холодно. И только после того, как я почувствовала, что Хэнеан целует меня в плечо, поняла, что, похоже, деваться больше некуда. Как ему удалось развязать все эти несколько десятков тесемок, ума не приложу. Отбросив ко всем чертям мораль и глупые предрассудки, я растеклась в его объятиях, как мороженое.

— Мелитриса, какая же ты сумасшедшая! — шептал веисталь, и я уже не соображала, откуда доносится его голос. Хэнеан заполнил все помещение, став воздухом, став теплой пеленой. Я только хотела чмокнуть его в нос, не попала и снова почувствовала огненный поцелуй где-то в районе краешка губ.

— Хенеан!

— Какая же ты… Как же я тебя люблю! — я почти ощутила, как по щекам бегут счастливые слезы. И как эта ночь превращается в короткий миг, возможно единственный, возможно последний, но зато настоящий.