"Большой мир маленьких детей. Мы и наши дети. Грамматика отношений" - читать интересную книгу автора (Сергей Степанов)
Сергей Степанов. Большой мир маленьких детей
Сергей Степанов
Большой мир маленьких детей Мы и наши дети: грамматика отношений
Дрофа-Плюс, 2006 г.
Воспитание детей - задача благородная, но невероятно сложная. Что делать,
если ребенок не отрывается от телевизора или компьютера? Если обманывает по
любому поводу? Если не хочет делиться с другими? Курит? Как отнестись к первой
детской любви? Как вести себя, если в семье появляется новый человек? Известный
психолог Сергей Степанов поможет вам найти ответы на эти и многие другие
вопросы.
Наш мир достиг критической стадии. Дети больше не слушаются своих родителей.
Видимо, конец мира уже не очень далек. (Древнеегипетский папирус. 2 тысячи
лет до нашей эры)
Эта молодежь растленна до глубины души. Молодые люди злокозненны и нерадивы.
Никогда они не будут походить на молодежь былых времен. Младое поколение
сегодняшнего дня не сумеет сохранить нашу культуру. (Ассирийская клинопись.
X век до нашей эры)
Я утратил всякие надежды относительно будущего нашей страны, если
сегодняшняя молодежь завтра возьмет в свои руки бразды правления, ибо эта
молодежь невыносима, невыдержанна, просто ужасна. (Гесиод, древнегреческий
поэт. Конец VIII века до нашей эры)
Наша молодежь любит роскошь, она дурно воспитана, она насмехается над
начальством и нисколько не уважает стариков. Наши нынешние дети стали тиранами,
они не встают, когда в комнату входит пожилой человек, перечат своим родителям.
Попросту говоря, они очень плохие. (Сократ, древнегреческий философ. V век
до нашей эры)
Молодые люди полагают, что они естественны, тогда как на самом деле они
просто дурно воспитаны и грубы. (Франсуа де Ларошфуко, французский
мыслитель. XVII век)
В юности, когда ты бодр и преисполнен энтузиазма, мир кажется восхитительным
и прекрасным, полным блестящих возможностей и ярких впечатлений. В о т только
сварливые взрослые постоянно докучают своими нравоучениями и запретами. Вокруг
растущего человека они соорудили целый частокол из предрассудков, сквозь
который так и хочется вырваться на волю. Лишь с годами человек осознает: прежде
чем ломать забор, стоит поразмыслить, зачем его поставили. Ибо то, что поначалу
кажется преградой, на самом деле является опорой. Повзрослевший человек на свой
лад начинает укреплять частокол вокруг идущей ему на смену молодой поросли. И
так из века в век.
Во все времена подрастающее поколение давало старшим повод для недовольства.
Но это не значит, что каждое новое поколение хуже предыдущего. Будь это так,
человечество давно бы выродилось. А оно, напротив, стремится ввысь. И каждое
новое поколение вносит свой вклад в мировую науку и культуру. Правда, не
переводятся и жалкие людишки, которые во все времена вырастали из юных
оболтусов. Никчемные юнцы были и во времена Сократа, и во времена Ларошфуко. Есть
они и сейчас. Но не ими измеряется достоинство поколения.
Дети не хуже нас, хотя и отличаются от нас - тем, что они молоды. Как бы мы
ни старались, нам не удержать их от повторения тех глупостей и безрассудств,
которые совершали сами (хотя и постарались об этом забыть). Дети обязательно
совершат много ошибок, набьют себе много шишек. Ведь это единственный способ
повзрослеть! Прав да, буйствовать и дурачиться они будут на свой лад, раздражая
нас своими манерами и повадками. А потом за то же самое станут упрекать своих
детей. Мы сможем с ними поладить, только если постоянно будем об этом помнить,
отличать настоящие ростки порока от болезней роста.
Человек бывает плох. Человек бывает юн. Это вовсе не одно и то же. Плохого
человека можно пытаться исправить. Юный «исправится» сам. Ведь молодость - это
недостаток, который неизбежно проходит с годами. Хотя, честно говоря, порою
бывает жаль, что проходит слишком быстро и нас в нем уже не упрекнешь... (Сергей
Степанов, психолог. Начало третьего тысячелетия)
В возрастной психологии издавна бытует понятие «кризис новорожденности». В
связи с этим возникает вопрос: неужели человеческая жизнь начинается с кризиса?
Само слово «кризис» в переводе с греческого означает переломный этап в
развитии. Но тогда возникает новый вопрос: о каком переломном этапе может идти
речь? Ведь жизнь начинается с рождения, до этого момента человека просто не
существует!
А вот с таким утверждением едва ли можно согласиться до рождения
человеческий организм проходит этап внутриутробного развития. Существуют разные
мнения о том, является ли еще не родившийся ребенок человеком. Точка зрения
христианских богословов на сей счет однозначно положительная, вследствие чего
аборт расценивается как тяжкий грех - разновидность убийства. И такая позиция
характерна не только для христианского мира. Например, в Монголии срок жизни
человека исчисляется с момента зачатия.
Медики, говоря о внутриутробном развитии, избегают слова «ребенок», а тем
более «человек», отдавая предпочтение понятию «плод». Тем не менее, объективные
медицинские наблюдения позволяют заключить, что существо, находящееся в утробе
матери, не есть неодушевленный кусочек материи. Оно живет, развивается,
чувствует и с каждым днем все более активно реагирует на воздействия окружающей
среды. И в этом смысле правы те, кто говорит о жизни до рождения.
Мать, вынашивая ребенка, с трепетным вниманием прислушивается ко всякому
проявлению его жизнедеятельности. Она не может не заметить, что комочек плоти у
нее под сердцем отзывается на многие события, происходящие во внешнем мире.
Например, замечено, что громкая ритмичная музыка приводит его в возбуждение и
заставляет беспокоиться, а мягкая мелодичная - приносит умиротворение. Настроение
матери тоже сказывается на его состоянии. Если мать встревожена, огорчена,
раздражена - ребенку, похоже, это не по вкусу.
Из подобных наблюдений родилась целая научно-практическая концепция -
пренатальная (дородовая) педагогика. Суть ее вытекает из очевидных фактов. Если
ребенок, пускай еще и не родившийся, способен реагировать на внешнее
раздражение, то необходимо обеспечить ему такие стимулы, которые благоприятно
сказывались бы на его состоянии и развитии. Тем более что уже в утробе матери
он обретает определенный опыт, который впоследствии окажет влияние на всю его
жизнь. Значит, надо позаботиться, чтобы такой опыт был положительным.
Соответственно разработан целый набор рекомендаций, как беременной женщине
следует себя вести, какие книги читать, какую музыку слушать и т. п.
Как и большинство оригинальных теорий, пренатальная педагогика содержит
рациональное зерно, однако, будучи доведена до крайности, кажется подходом
спорным. Ее приверженцы склонны переоценивать способности плода к восприятию и
усвоению внешних стимулов. Действительно, новорожденный ребенок демонстрирует
поразительную способность узнавать голоса близких, в первую очередь матери. Это
свидетельствует о том, что, воспринимая их на всем этапе дородового развития,
он успел с ними свыкнуться и освоиться. Но из этого не следует, что всякая
информация, дошедшая до -него в этот период, играет важную роль в становлении
его психики. Реакции плода еще очень обобщенные и примитивные.
Сама по себе идея создания плоду наилучших условий развития, безусловно,
верна. Не следует только доводить ее до абсурда.
Будущая мама, которая вслух читает Гомера в надежде, что ее отпрыск вырастет
ценителем классической литературы, заслуживает лишь добродушной иронии.
Конечно, подобная забота о культурном развитии ребенка, если она будет иметь
место и далее, после его рождения, непременно скажется впоследствии. Но
решающую роль сыграет все-таки не дородовое стимулирование, а создание
благоприятной воспитательной атмосферы.
Можно восторгаться практикой дородового «воспитания» или с негодованием
отвергать ее, однако очевидно: родители, заботящиеся о развитии ребенка еще до
его рождения, скорее всего, окажутся хорошими воспитателями и много дадут
ребенку, когда он появится на свет. А позитивные результаты можно будет
объяснить и предварительной «подготовкой». Впрочем, позитивный результат ценен
сам по себе и не требует объяснений...
Но если женщина в пору беременности не может отказаться от сигареты,
позволяет себе выпить рюмку спиртного, а ее общение с близкими протекает в
основном на повышенных тонах, - понятно, что и ныне, и в будущем забота о
ребенке не является для нее первостепенной. Нетрудно представить, в какую
воспитательную атмосферу попадет новорожденный. И где тогда искать объяснения
отклонений в его развитии и поведении?
Рекомендации о том, какой образ жизни следует вести во время беременности,
давно разработаны медиками. И женщине, заботящейся о полноценном развитии
своего ребенка, надо к этим рекомендациям прислушиваться. Особую роль играет
психологический настрой будущей матери. И об этом должен позаботиться отец
ребенка, все близкие. Конечно, тяжелый рок в эту пору лучше не слушать. Стоит
ли слушать Чайковского? Безусловно, если он вам нравится. Может быть, ваш
наследник и не станет музыкантом-виртуозом, однако его развитию подобная музыка
точно не повредит.
А каковы же объективные условия, в которых пребывает человеческий организм
до рождения? Сама природа мудро позаботилась о том, чтобы эти условия были
максимально благоприятными. Жизнеобеспечение плода не является предметом его
заботы, все необходимое он получает из организма матери. Именно поэтому
медицинские рекомендации о рациональном питании беременной женщине надо
соблюдать неукоснительно, ибо неполноценное питание чревато дефектами развития
плода (не говоря уже об опасностях алкогольной или никотиновой интоксикации).
Можно сказать, что до определенного момента плод пребывает в условиях
полного блаженства. Температурный режим его существования стабильный и удобный:
окружающая среда той же температуры, что и его тело. Плавая в околоплодной
жидкости, он обеспечивается кислородом за счет единой с матерью системы
кровообращения. Правда, поначалу ничем не стесненный, со временем плод начинает
испытывать стеснение: организм растет, а окружающая среда - нет. Наступает
момент, когда приходится покинуть удобное лоно. Это и есть критический этап
развития, связанный с необходимостью перехода к новому состоянию.
Что же происходит в момент появления ребенка на свет? Отрываясь от организма
матери, он теряет с ним природную связь и попадает в условия, резко
отличающиеся от тех, в которых он существовал прежде. В известном смысле эти
условия менее благоприятны и погружение в них болезненно. Не привыкший к
ощущению своего веса, ребенок из жидкой среды попадает в воздушное
пространство. И сила тяготения наваливается на него тяжким грузом. На органы
чувств, ранее испытывавшие лишь легкое раздражение, обрушиваются потоки звуков,
света, прикосновений. Температура окружающей среды мгновенно снижается. А
кислород вместе с кровью матери больше не поступает, приходится самому делать
первые обжигающие вдохи.
Вот как образно живописует эту перемену психолог Е . В . Субботский: «Вы
говорите, ада не существует? Н о он есть, и не там, не за порогом жизни, а в ее
начале. Что, если нас нагими поместить в холодильник вниз головой, заполнить
пространство едким дымом, а затем ослепить прожекторами под громовые раскаты
взрывов?»
А ведь именно нечто подобное испытывает новорожденный. Так происходит его первое
столкновение с действительностью. И это столкновение весьма болезненно.
Согласно трактовке Зигмунда Фрейда, становление человека — это череда
болезненных столкновений с враждебными условиями. Верный ученик и последователь
Фрейда Отто Ранк развил эту идею. Е м у принадлежит концепция так называемой
травмы рождения. Ранк полагал, что отрыв от организма матери и погружение в
неблагоприятную внешнюю среду - самое сильное травмирующее переживание в
веренице жизненных испытаний. И именно травма рождения определяет последующие
негативные стороны нашей психической жизни. Человек вечно бессознательно
стремится туда, откуда был вытолкнут, в благодатное материнское лоно. Но
возврата нет, что порождает всевозможные невротические расстройства. Правда,
сам Ранк, посвятивший разработке этой темы многие годы, впоследствии признал,
что довел фрейдистскую идею до абсурда. Да и сам Фрейд о теории Ранка отзывался
скептически.
Тем не менее эта теория по сей день имеет явных и неявных сторонников. Так,
Фредерик Лабуайе посвятил целую книгу описанию процедуры родов, которая
минимально травмирует входящего в мир ребенка. Лабуайе рекомендует отсекать
пуповину не сразу, а по прошествии 4-5 минут, чтобы дыхание нормализовывалось
постепенно. Он советует принимать роды в полумраке, соблюдая при этом тишину, и
выдвигает целый ряд условий, снижающих уже описанный шок. Надо признать, что
рекомендации Лабуайе для подавляющего большинства родителей носят отвлеченный
характер. Ибо современная техника приема родов даже в самых обеспеченных медицинских
учреждениях основывается на совершенно иных принципах. Так что дети, которым
еще предстоит родиться, появятся на свет так же, как и многие поколения их
предков. Что, впрочем, едва ли очень плохо. Все мы родились «по старинке», но
среди нас немало людей уравновешенных, благополучных, счастливых, несмотря на
пресловутую травму рождения. Поэтому, наверное, не стоит преувеличивать
негативное влияние первичного шока и сваливать на него всю вину за последующие
недостатки воспитания.
Еще одна разновидность «безболезненных» родов — роды в воде. Этот подход в
последние годы находит немало сторонников. Они утверждают: выход из жидкой
среды обитания должен происходить постепенно, тогда он не приводит к серьезной
травме. Сформировалось целое движение «Плавать раньше, чем ходить». Один из его
инициаторов в нашей стране свой первый опыт поставил на собственной дочери.
Этот опыт был продиктован жестокой необходимостью: девочка родилась
недоношенной, и для нее создание комфортных условий было вопросом выживания. Проведя
первые месяцы жизни в воде, девочка прекрасно развилась физически. Это дало
повод рекомендовать столь радикальные «водные процедуры» в качестве едва ли не
чудодейственного стимулятора развития ребенка. Впоследствии это движение
приобрело даже некоторую мистическую окраску, зачастую сопутствующую
всевозможным концепциям совершенствования человека.
О плавании младенцев можно спорить. Несомненно одно - развивающий и
закаливающий эффект подобных процедур очень велик. Но, безусловно, только в том
случае если они проводятся людьми, имеющими необходимую подготовку, ибо
дилетантизм здесь смертельно опасен. Впрочем, сознание человека склонно к
крайностям. Кое-кто видит в плавании панацею от всех бед. Такой подход,
наверное, все-таки является преувеличением.
Что же касается родов в воде, то это тоже вопрос дискуссионный. Если
родители столь привержены модной идее, что готовы опробовать ее на себе, не
надо им препятствовать. Важно только, чтобы были соблюдены все необходимые
гигиенические условия. Но вряд ли стоит расценивать подобный поступок как
рождение совершенного человека будущего. Скорее всего, ребенок, вынырнувший из
материнского чрева в ванну, а то и в Черное море (именно там проводит свои
ритуалы эта радикальная секта), не избежит многих проблем, с которыми предстоит
столкнуться каждому входящему в этот мир. И его, и его сверстника, который
появится на свет в обычном роддоме, ждут серьезные испытания на жизненном пути.
Каким человеком он станет, зависит от того, как он научится справляться с этими
испытаниями, а не от того, подстелили ли ему соломку на первых шагах.
Таким образом, кризис новорожденности - явление закономерное, естественное и
неизбежное. Мы можем пытаться его смягчить, но это едва ли решит главную
проблему нового человека, пришедшего в мир, - проблему обустройства в этом
мире. Ведь в материнское лоно действительно нет возврата. И иллюзии здесь не
помогут. Е с т ь мир, в котором предстоит жить. И задача родителей - помочь
ребенку обрести свое место в этом мире.
Послеродовая депрессия, от которой страдает
каждая пятая роженица, может отрицательно сказаться на состоянии здоровья
младенца, выяснили американские ученые. Находясь в таком состоянии, женщины
уделяют недостаточно внимания малышу или, наоборот, изматывают его повышенной
опекой. Медики также обнаружили у пребывающих в послеродовой депрессии матерей
и их детей повышенное содержание кортизола - гормона стресса. Е г о высокий
уровень в первые месяцы жизни может привести к тому, что в будущем такие дети
будут подвержены депрессии и бессоннице.
|
Сегодня уже никто не спорит, что секс в нашей стране все-таки есть. После
долгих лет стыдливого замалчивания и последовавшего затем бурного всплеска
откровенности отношение к этому предмету почти утратило нездоровый оттенок.
Пожалуй, единственная тема, которая продолжает вызывать острую полемику, - это
так называемая детская сексуальность.
Интерес ученых к этой теме возник на рубеже веков. Книга немецкого доктора
Альберта Моля «Половая жизнь ребенка» произвела в те годы эффект разорвавшейся
бомбы. Но подлинную революцию в этом вопросе ознаменовало создание Зигмундом
Фрейдом теории детской сексуальности.
Идеи Фрейда получили во всем мире, а теперь и у нас широкое распространение
и, увы, поверхностную, не совсем верную трактовку, из-за чего ребенок предстает
эдаким монстром, который с малых лет озабочен кровосмесительными фантазиями и
эротическими играми. Атакое понимание детской сексуальности далеко от истины.
Видный последователь Фрейда французский психоаналитик Пьер Дако
подчеркивает: детскую сексуальность нельзя отождествлять с отправлением половой
функции, так как сама эта функция в детском организме еще не оформилась.
Ребенок не может стремиться к половому удовлетворению, поскольку до этого
просто не дозрел. Поведение ребенка действительно с малых лет определяется его
принадлежностью к своему полу и в этом смысле имеет половую окраску. Именно в
таком значении следует говорить о детской сексуальности, а акцентирование
эротических моментов было бы неоправданным преувеличением.
Но как же объяснить такие особенности детского поведения, как сексуальные
интересы, эротические игры, наконец, онанизм?
Действительно, большинство детей еще в дошкольном возрасте проявляют
повышенный интерес к половой сфере, к проблеме деторождения и т. п. Впрочем,
детям вообще свойственна повышенная любознательность - для них это средство
познания окружающего мира. Их интересует буквально все, в том числе и «это». То
есть сексуальный интерес ребенка, по сути, составляет компонент общего
познавательного интереса. «Куда садится солнце?», «Почему дует ветер?», «Откуда
берутся дети?» - для ребенка это вопросы одного порядка. Обострение интереса к
половой сфере действительно может иметь место. Но, как правило, оно бывает спровоцировано
самими взрослыми. Ведь почти на любой вопрос родители спокойно отвечают, а
вопросы, касающиеся пола, часто вызывают у них смущение, негодование,
стремление уклониться от ответа. Не будем забывать, что теория Фрейда сложилась
в эпоху пуританских нравов, когда «нездоровый» детский интерес принято было
строго пресекать. Сегодня, когда существует даже детская энциклопедия
сексуальности, многие родители легко находят вполне приемлемые ответы на любые
детские вопросы. И как выясняется, детский интерес, будучи адекватно
удовлетворен, не приобретает нездоровой окраски и часто вообще сходит на нет.
Значит, следует говорить ребенку правду? Да, следует. И пусть это никому не
покажется странным, противоестественным, неуместным. На детские вопросы
необходимо отвечать. Главное - как. Ответы типа «Мал еще...» проблему не
решают, а, наоборот, усугубляют. Попытки перевести разговор на другую тему -
вариант в принципе подходящий, но трудно осуществимый; ребенка такой прием едва
ли устроит, и он, скорее всего, вернется к своему вопросу. Байки про аиста,
капусту и покупку детей в магазине могут на короткое время разрядить ситуацию.
Однако вскоре ребенок так или иначе узнает, что был неуклюже обманут, и это
надолго подорвет его доверие к родителям как к источнику достоверной
информации. Суть в том, чтобы, говоря ребенку правду, донести ее не всю, а ту
часть, которую он в меру своего разумения способен адекватно воспринять.
Конечно, при этом следует использовать выражения, доступные ребенку.
В информировании детей по вопросам пола важно не перегнуть палку. Не
торопитесь донести до малыша сведения, его еще не касающиеся и не интересующие.
Информация, трудно доступная для понимания, может породить совершенно ненужные
размышления и фантазии или даже травмировать ребенка. Соответствующие вопросы
он сам задаст рано или поздно. В большинстве случаев, по мнению родителей, даже
слишком рано, но тут, однако, никогда не бывает «слишком»: если интерес
появился, он требует удовлетворения. И подобные вопросы не должны застать
родителей врасплох, подходящие ответы надо заранее продумать или отыскать в
научно-популярной литературе. А вот насколько полезна такая литература самому
ребенку, даже если ему она и адресована, - вопрос спорный. По крайней мере,
прежде чем усесться читать с сыном или дочерью новомодную энциклопедию,
родителям следует сначала самим с ней ознакомиться и решить, отвечает ли она их
моральным представлениям, да и уровню развития их чада.
Детский познавательный интерес лежит и в основе так называемых эротических
игр. Не секрет, что многие дошкольники удовлетворяют свой интерес к строению
человеческого тела, играя в «докторов», в «папу и маму» и т. п. Внешне такие
игры действительно производят впечатление сексуальных манипуляций: тут и
обнажение, и интимные прикосновения. Но и в этой ситуации негодование взрослых
едва ли уместно. Удовлетворение интереса наступает быстро, и подобные игры сами
собой сходят на нет. Е с л и же детей за подобный «разврат» стыдить и
наказывать, то в результате можно получить тот самый нездоровый интерес,
который пугает взрослых. Гнев родителей может лишь подогреть интерес, уже почти
удовлетворенный и исчерпанный. Поэтому преследовать такие игры не стоит, в
привычку они наверняка не войдут. Взрослым надо лишь занять детей чем-то не
менее интересным. И уж, разумеется, недопустим акцент на сексуальной стороне
ситуации. Кстати, характерно, что если в семье есть дети разного пола, не
сильно различающиеся по возрасту, и они имеют возможность увидеть друг друга
обнаженными в будничной бытовой обстановке, то их подобные игры вообще ничуть
не увлекают.
Что касается мастурбации, то о сексуальной окраске этого явления речь можно
вести лишь начиная с подросткового возраста, то есть по мере приближения к
половой зрелости. (Некоторые авторы употребляют более привычный термин
«онанизм», однако он относится лишь к мальчикам, а привычка стимулировать свои
половые органы встречается и у девочек; для обоих полов это явление
обозначается как мастурбация.) Е с л и «нездоровая страсть» появляется в более
раннем возрасте, то в этих случаях она имеет характер навязчивой привычки
наподобие привычки сосать палец или грызть ногти. Эта привычка может иметь
невротическую природу, тем более, если строго преследуется взрослыми. Чаще
всего она наблюдается у тех детей, кто с младенчества воспитывался жестко,
строго, чьи родители были чрезмерно требовательными либо, напротив, не
проявляли к ребенку достаточно внимания. Такие дети подолгу оставались одни в
постели, их редко брали на руки и не укачивали, если они плохо засыпали. Рано
отлученные от материнской груди, они не нашли удовлетворения и в соске, которую
тоже вскоре отобрали.
В условиях недостатка ласки и впечатлений ребенок, предоставленный самому
себе, испытывает скуку или страх и ищет успокоения и отвлечения в немногих
доступных ему действиях: манипулирует частями своего тела, сосет палец или
губу, теребит волосы, ухо, нос, наконец, половые органы. Вначале он прибегает к
подобным действиям потому, что отсутствует мать. Когда же обеспокоенная мать
появляется рядом и спешит отвлечь его от навязчивых занятий, она уже не
привлекает его внимания: он занят сам собой. Так происходит перестройка всей
жизненной ориентации малыша. Изначально он стремится к притоку внешних
впечатлений и положительных эмоций. Е с л и мать рядом, она удовлетворяет эту
потребность. Е с л и же ее нет, то развитие ребенка не просто затормаживается,
а как бы возвращается во внутриутробный период. Ребенок сам себя утешает и
успокаивает, источник впечатлений также ищет в самом себе. Дурная привычка
становится необходимым ритуалом самоуспокоения, отвлечения от страхов и
беспокойства, компенсацией недостатка общения.
Нежные прикосновения материнских рук, поцелуи как бы предусмотрены природой
в сложных механизмах созревания ребенка. Самостимуляция в виде сосания пальцев,
губ, в том числе и мастурбации, является эквивалентом естественной стимуляции у
тех детей, которым недостает прикосновения любящих рук. Такая самостимуляция
может перерасти в привычку и растянуться на долгие годы.
Если привычка сформировалась, родители должны бороться с нею: с привычкой, а
не с ребенком. Прямолинейная настойчивость при этом только раздражает малыша и
провоцирует конфликты. Наказания и запугивания могут привести к исчезновению
внешних симптомов. Однако за подобным «излечением» всегда лежит тяжелое
потрясение, так что психологические последствия принятых мер могут оказаться
тяжелее устраненной привычки.
Избавление от мастурбации требует времени едва ли не большего, чем то,
которое ушло на ее становление. В основе возникновения такой привычки лежит
недостаток внимания к ребенку, и для ее устранения это упущение необходимо
терпеливо исправлять. Увлекая ребенка интересными занятиями, общаясь с ним,
родители помогают ему изжить те глубинные внутренние переживания, которые
породили неприятные действия. Борьба с мастурбацией - это всегда борьба с
тревожностью, неуверенностью, пессимизмом, но уж никак не с «порочными
наклонностями».
Обобщая сказанное, можно с уверенностью утверждать, что если так называемая
детская сексуальность не будет подстегнута неосмотрительным поведением
родителей, то данная проблема сама по себе не возникнет, ибо не имеет в детском
возрасте абсолютно никаких внутренних природных источников.
Воспитание, безусловно, не должно быть «бесполым». То есть детей с малых лет
следует воспитывать как мальчиков или как девочек, будущих мужчин и женщин. Но
именно будущих, не торопясь приписывать им то, до чего им еще предстоит
дозреть.
Еще совсем недавно авторы популярных книг и брошюр сетовали на психологическую
неграмотность родителей, которая порождает ошибки и трудности в воспитании
детей. В последние годы положение стало меняться, и сегодня мы сталкиваемся с
совершенно иной ситуацией, которая, однако, тоже по-своему настораживает. Среди
родителей все больше становится таких, кто следит за психологической
литературой, особое внимание уделяя ранее недоступным источникам. Наспех
ознакомившись с входящими в моду теориями, методами и понятиями, иные родители
торопятся примерить их на своего ребенка и делают при этом поспешные, неточные,
а порой и недопустимые выводы.
Среди психологов особенно «повезло» Зигмунду Фрейду, имя которого долгие
годы находилось у нас под полуофициальным запретом и чьи труды в последние
несколько лет лавиной выплеснулись на книжные прилавки. Одно из центральных
понятий фрейдизма - эдипов комплекс -сегодня знакомо (по крайней мере, на слух)
очень многим. И немало родителей стараются разобраться, есть ли злосчастный
комплекс у их ребенка и как с ним бороться.
Для начала разберемся, кто такой Эдип. Согласно древнегреческому мифу, так
звали мальчика, который родился в семье фиванского царя Лая. Еще до рождения
ребенка оракул предрек Лаю, что тот погибнет от руки собственного сына. Поэтому
по приказу отца слуги унесли младенца из дворца и бросили его на верную смерть
в пустынной местности. Ребенок, однако, не погиб, а был подобран и воспитан
совершенно чужими людьми, которых до поры считал своими родителями.
Повзрослевшему Эдипу каким-то образом открылось касавшееся его пророчество, и он
в испуге покинул дом, не желая, чтобы оно сбылось. Судьба (по мнению древних
греков, неумолимая и всесильная) столкнула его на дороге с незнакомцем - Лаем,
которого он и убил в результате завязавшейся ссоры. Позднее неподалеку от
города Фивы ему удалось совершить чудесный подвиг и уничтожить чудовище,
наводившее ужас на горожан. Восторженные фиванцы провозгласили Эдипа царем, и
по заведенной традиции он женился на вдове Лая, не подозревая, что она - его
родная мать. История на этом не закончилась и имела немало печальных
последствий, что, однако, для нас уже не так важно.
В трудах Фрейда миф об Эдипе получил неожиданную трактовку. Для Фрейда
центральной движущей силой поведения человека выступали глубинные неосознанные
влечения, сексуальные по своей природе. Поскольку такие влечения считаются
недопустимыми, для них не находится места в сознании, и они вытесняются оттуда
в сферу бессознательной психики, продолжая тем не менее влиять на мироощущение
и поведение человека. Фрейд считал, что у мальчиков комплекс Эдипа формируется
в результате вытеснения в раннем детстве влечения к матери и соответственно
враждебности к отцу как к сопернику. Девочкам свойствен аналогичный комплекс
Электры (по имени героини еще одного мифа), то есть совокупность враждебных
чувств к матери, которые обусловлены ревностью к сопернице, мешающей
безраздельно владеть отцом.
Важным понятием во фрейдистской схеме выступает так называемая первичная
сцена, когда ребенок в совсем еще нежном возрасте в той или иной форме впервые
сталкивается с фактом интимной близости родителей. По мнению Фрейда, «первичная
сцена» имеет место в жизни каждого человека, причем производит настолько
ужасающее, травмирующее впечатление, что поспешно вытесняется из сознания в
глубины бессознательной психики.
Но для понимания взаимоотношений родителей и ребенка наиболее существенно
даже не это. Согласно фрейдистской доктрине, детско-родительские отношения
изначально амбивалентны, окрашены противоречивыми чувствами, причем мать и отец
выступают для ребенка в совершенно разных ролях и сам ребенок матерью и отцом
воспринимается совершенно по-разному. Поскольку речь в данном случае идет не
просто о психическом, а о психосексуальном развитии, то и эти отношения следует
рассматривать едва ли не в эротическом ключе (впрочем, если быть верным духу и
букве первоисточника, то почему -едва ли?). Это соответственно накладывает
отпечаток на роль сына или дочери как представителей разных полов.
Для мальчика мать изначально выступает первым, и главным, либидозным
объектом, все его последующие отношения с противоположным полом будут неявно
реали-зовывать те сексуальные влечения, которые впервые возникли по отношению к
матери. И для матери сын является воплощением идеала мужчины, которому не в
состоянии соответствовать ни один реальный муж, в том числе ее собственный.
Именно поэтому впоследствии любая невестка будет ею встречена с тайной,
деликатно скрываемой (даже от самой себя), а чаще - совершенно откровенной и
явной неприязнью. Тандем мать-сын представляет собой тесный эмоциональный союз,
эротическая форма которого жестко табуирована социумом и потому надежно
вытеснена из сознания обоих.
(Замечательной иллюстрацией к житейскому восприятию этого извращенного
сюжета служит американская комедия «Анализируй это». В ней криминальный
авторитет обращается за помощью к психоаналитику. После вскрытия
соответствующих эдипальных мотивов он с негодованием вопрошает: «Ты че, братан,
имеешь в виду, что я хотел... свою маму?» Напуганный аналитик робко
оправдывается: «Это не я, это Фрейд». «Козел он, твой Фрейд!» - следует
бесхитростный ответ. Правда, впоследствии мафиозо упрекает аналитика: «Что ты
со мной сделал? Я же теперь маме позвонить стесняюсь!» Вообще, фильм
великолепный - психолог в нем увидит намного больше обычного зрителя.)
Соответственно отец выступает разрушителем этого тандема и потому
воспринимается сыном как нежелательный соперник. Отношения с ним всю жизнь
будут окрашены скрытой враждебностью и глубоко вытесненным страхом, борьбой за
недопущение в сознание древнего мотива отцеубийства. Только смерть отца
окончательно освобождает мужчину от инфантильного комплекса, хотя и это событие
воспринимается амбивалентно - это и ликование в связи с избавлением от грозного
соперника, и неизбывное чувство вины, связанное с социально табуированными агрессивными
импульсами.
Для девочки эта ситуация отражается зеркально: отец -либидозный объект, а
мать - соперница. Соответственно имеет место эмоциональный тандем отец-дочь,
который, если верить фрейдистам, чуть ли не в каждой семье выливается в прямой
инцест. Для матери взрослеющая дочь служит постоянным напоминанием о ее
собственном женском увядании, и потому их отношения окрашены скрытой
враждебностью. Впрочем, будущему зятю, как и невестке, не позавидуешь. На него
теща станет бессознательно проецировать неудовлетворенность отношениями с
противоположным полом, которую небезопасно направлять на собственного мужа. Ну
а для тестя зять будет неявно выступать «обидчиком» дочери.
Разумеется, конкретный «расклад» в каждой семье не исчерпывается этим
описанием, однако в целом, согласно фрейдистскому подходу, основные (причем
универсальные) тенденции именно таковы. Для аргументации этой теории приводятся
конкретные жизненные примеры, которые весьма убедительны и кажутся бесспорными.
Наблюдая ту или иную семью, легко может подметить в ней хотя бы некоторые черты
описанного «расклада», что многих заставляет хотя бы частично
солидаризироваться с фрейдистской доктриной.
Впрочем, надо отметить, что многие специалисты не согласны с Фрейдом. Еще в
1920-е годы английский антрополог Бронислав Малиновский (в ту пору ревностный
фрейдист), изучая культуру примитивных обществ на островах Новой Гвинеи,
столкнулся с весьма специфическими проявлениями эдипова комплекса. Начать с
того, что для местных аборигенов, в отличие от западной культуры, половые
отношения представляются настолько органичными и естественными, что их и не
принято особо скрывать. Существует, правда, институт моногамного брака, то есть
социально приемлемыми считаются только половые отношения мужа и жены, однако они
в буквальном смысле не скрыты никакими покровами, в том числе и от их
собственных детей. «Первичная сцена» в данном случае выступает как обыденное
явление, то есть совершенно утрачивает травматическую окраску. (Небезынтересно,
что культурные запреты в этом обществе касаются совсем другой сферы - питания.
Есть принято в одиночку или в кругу близких; быть застигнутым посторонними за
этим «интимным» занятием считается крайне неприличным.)
Специфическое явление данной культуры — особая роль отца, которая фактически
сводится лишь к зачатию ребенка. Согласно принятым традициям, в воспитании
собственных детей отец никакого участия не принимает. Он, конечно, с ними
общается, но совершенно «на равных». Реально отцовскую роль исполняет дядя -
родной брат матери, который, разумеется, никаких интимных отношений с нею не
имеет. Наблюдается экзотическое распределение ролей: отец живет половой жизнью
с матерью, причем фактически на глазах у детей, а воспитывает детей другой
мужчина.
И в этой необычной ситуации Малиновскому удалось наблюдать нечто подобное
эдипову комплексу. Привязанность сыновей к матери в самом деле имела место, а
вот тщательно подавляемая неприязнь адресовалась вовсе не ее половому партнеру
- отцу, а дяде! Настороженность, враждебность, порой переходящая в агрессию (но
при этом, повторим, глубоко укрытая в подсознании), адресовалась носителю
определенной - директивной - социальной роли, тому, кто был вправе приказать,
вынести строгую оценку и даже наказать. А вот какая бы то ни было сексуальная
подоплека этого явления совершенно не просматривалась. Так, может быть, ее и
нету вовсе?!
Иного, отличного от фрейдистского, подхода к детско-родительским отношениям
придерживается Эрих Фромм, которому также не откажешь в проницательности. (Его
концепция менее известна, чем фрейдистская, но все же весьма популярна.)
Анализируя разные формы любви, Фромм приходит к выводу о существовании двух
типов родительской любви к детям - любви материнской и отцовской. Отцовская
любовь более взыскательна и справедлива: ребенка любят за его достоинства и
заслуги - не больше, но и не меньше. Материнская любовь безусловна, ей чужда
объективность. Мать любит ребенка только за то, что он у нее есть, независимо
от того, красив он или неказист, сообразителен или бестолков... (Невольно
вспоминается еще один блестящий фильм - «Форрест Гамп». Одна из его сюжетных
линий - трогательная любовь одинокой матери к умственно отсталому
сыну-инвалиду. Ее постоянное назидание: «Запомни, Форрест, — ты ничем не хуже
других!» Кстати, еще один сюжетный поворот связан с инцестом - поклон доктору
Фрейду!) Разумеется, формула Фромма относится, скорее, к идеальным типам,
реальное родительское поведение располагается в некотором промежутке между
ними.
По мнению Фромма, с которым трудно не согласиться, любой человек для
нормального развития нуждается и в материнской, и в отцовской любви. Любой крен
в сторону одного типа любви - материнской или отцовской - ведет к искажению
мироощущения и нарушениям поведения. В самом деле, каждому из нас жизненно
необходимо, чтобы хоть кто-то любил нас просто так, ни за что, такими, какие мы
есть. Но, с другой стороны, если никто не укажет мне на мою слабость и не
поощрит за реальные достижения, то как же мне узнать себе цену? Необходимо
получать «позитивное подкрепление» за какие-то достоинства и успехи, иначе могу
ли я быть уверен, что они у меня есть?
С этим подходом отчасти перекликается концепция стилей семейного воспитания,
многократно воспроизведенная в разных источниках без указания авторства, а
реально восходящая к идеям Альфреда Адлера (который, кстати, порвал с Фрейдом
из-за несогласия с его апологией сексуальности). В разных работах под разными
названиями фактически выделяются три основных стиля семейного воспитания,
которые можно определить как авторитарный, либерально-попустительский и
демократичный. С известными оговорками отцовский тип родительской любви можно
соотнести с авторитарным типом воспитания - в том и другом случае имеет место
обусловливание любви исполнением родительских ожиданий и требований, то есть
ребенок хорош, если он «хорошо себя ведет». Материнский тип любви условно можно
связать с либерально-попустительским стилем - как бы ребенок себя ни вел, он
все равно хорош. Понятно, что идеалом выступает «золотая середина» -
демократичный стиль, чуждый полярных крайностей.
Данная концепция, хотя она, как и любое обобщение, требует уточнения в
конкретных случаях, легко подтверждается многочисленными жизненными примерами.
Проанализировав конкретную ситуацию, можно установить, к какому воспитательному
стилю тяготеет та или иная семья.
Использование любого из этих подходов, каждый из которых, безусловно,
содержит рациональное зерно, позволяет кое-что понять в специфике того или
иного конкретного случая социализации с его проблемами и «заусенцами». Беда в
том, что ни один подход, по-своему уязвимый для критики, не позволяет
исчерпывающе проанализировать конкретный случай, неизбежно сужает рамки
психологического анализа (не путать с психоанализом!). А что, если попробовать,
опираясь на бесспорные аспекты каждого подхода, найти их перекличку и
взаимосочетание, с тем чтобы выработать новый подход - пускай тоже не
исчерпывающий, но, по крайней мере, более продуктивный?
К . Г . Ю н г (которому сексуальная акцентуация Фрейда претила настолько,
что и он с ним разошелся) поучал своих последователей: «Внимательно изучайте
теории, но при столкновении с конкретным человеком отбрасывайте их все, потому
что ему необходима своя теория». Индивидуальная же теория может сложиться
только на основе изученных и отброшенных, другого материала для нее нет.
Попробуем же, опираясь на классические теории, а также на собственный
житейский опыт, продвинуться чуть дальше в понимании механизмов семейной
социализации.
Помню, несколько лет назад, пытаясь уладить очередную ссору сына и дочери
(антагонизм брата и сестры - явление столь же обыденное, сколь и мало
изученное, еще одна неисчерпаемая тема для психологических изысканий), я
столкнулся с провокационным вопросом, который бесхитростно задал мне маленький
сын: «Скажи, папа, кого ты больше любишь - меня или Лизу?» Тогда мне
показалось, что я нашел очень удачный ответ: «А ты, сынок, какую свою руку
больше любишь - правую или левую?» Ответ оказался отнюдь не самым удачным, ибо
мой левша быстро нашелся: «Честно говоря, левую, ведь я все ей делаю». Пришлось
импровизировать дальше: «Ну, а какая рука сильнее болит, если ее поранить?»
Судя по возникшему замешательству, морализаторский эффект был наконец
достигнут. Но в моей собственной душе этот диалог породил противоречивые
чувства, ибо высветил внешне не очевидный факт - при том, что за обоих «душа
болит» одинаково, отношение все-таки разное. И впоследствии мне довелось
столкнуться со множеством примеров, когда самые разные люди (как с
родительской, так и с детской позиции) подтверждали: отношение отца (и матери)
к детям не одинаково, более того - похоже, подчиняется определенной
закономерности, которая в свою очередь сильно напоминает фрейдистскую
конструкцию. Иными словами, вопрос: «Кого ты больше любишь?» -однозначного
ответа не имеет, однако и отец, и мать любят сына и дочь по-разному.
В семье, где растут мальчик и девочка, отношение мамы к дочери отличается
большей взыскательностью, тогда как отношение отца скорее покровительственное и
либеральное. В отношении сына имеет место зеркальная противоположность: отец к
нему более требователен, мать - снисходительна. То есть, в терминах Фромма,
отец демонстрирует «отцовскую» любовь прежде всего к сыну, к дочери - скорее
материнскую, мать - наоборот. Для этого явления, подтверждаемого множеством
примеров, у любого психоаналитика уже готово объяснение (см. выше), которое,
однако, морально здоровому человеку просто претит. То есть, похоже, явление
действительно имеет место. В некоторых случаях - безусловно, патологических -
оно, наверное, полностью покрывается фрейдистской трактовкой. В остальных
трактовка, вероятно, должна быть иной. И для нее нет никакой нужды привлекать
понятия извращенной сексуальности. Достаточно проанализировать эту ситуацию в
терминах социальных ролей.
Мать сама была девочкой. Она знает, что значит быть хорошей девочкой (хотя
сама едва ли была ею на 100 процентов). Поэтому ее восприятие дочери более
окрашено личным пристрастием. В восприятии сына она опирается на абстрактное
представление о хорошем мальчике, то есть на представление, лично не
прочувствованное, не пережитое. Поэтому ее отношение к сыну в известном смысле
более нейтрально (насколько это слово вообще применимо к материнским чувствам).
То же касается и отца, только наоборот.
К тому же, не отдавая себе в том отчета или даже открещиваясь от этого,
любой отец видит в сыне непосредственное продолжение себя самого; сыну надлежит
преодолеть отцовские слабости, избежать отцовских ошибок, приумножить отцовские
достижения. Естественно, в отношении дочери такая проекция затруднительна, если
вообще возможна. На нее сходные чувства проецирует мать.
Объяснение, похоже, вполне исчерпывающее и не требующее привлечения никаких
эротических мотивов.
Не будем, однако, забывать, что большинство современных семей, особенно
городских, составляют семьи однодетные, и для них означенный механизм имеет
свою специфику. В семье, где растет единственная дочь, отцу в отсутствие сына
волей-неволей приходится проецировать свои установки на нее (хотя отдать себе в
этом отчет еще труднее, чем в случае с сыном). В результате в такой семье
начинает преобладать отцовский тип любви, причем со стороны обоих родителей.
Это легко может вылиться в авторитарный стиль воспитания, по крайней мере, для
единственной дочери вероятность этого наиболее высока.
Для единственного сына в современных условиях, когда многие отцы фактически
устранились от дела воспитания, выше вероятность столкнуться с
либерально-попустительским стилем.
Там же, где в семье подрастают и сын и дочь, оба они, каждый по-своему,
вероятно, испытывают на себе противоречивый стиль воспитания, неодинаковое
отношение со стороны родителей. В норме в этом нет ничего дурного, ибо,
возвращаясь к идее Фромма, человеку для личностного роста необходимо отношение
того и другого рода. Если родительские позиции не доведены до крайности, их
сочетание обеспечивает полноценное развитие.
В случае же однополых детей, вероятно, начинает действовать другая
закономерность. Отношение к ним также неодинаково, как бы родители это ни отрицали.
Но явное или неявное предпочтение одного перед другим определяется с отцовской
позиции очевидным реальным превосходством достоинств и достижений, а вот с
материнской, наверное, даже наоборот — более тесная привязанность возникает к
более слабому, достойному большего сочувствия. Впрочем, эта конструкция скорее
гипотетическая и кто-то еще заслужит ученую степень на ее опытной проверке.
Нелишне в этой связи упомянуть о таком, увы, широко ныне распространенном
типе семьи, как семья неполная, где ребенок воспитывается одной матерью
(отец-одиночка - явление столь редкое и экзотическое, что при широком обобщении
может даже не приниматься во внимание, хотя частных исследований, конечно,
заслуживает). Очень часто в этой ситуации мать вольно или невольно стремится
восполнить для ребенка отсутствие отца попыткой совмещения органично присущей
ей материнской роли и роли отцовской. Не говоря уже о том, что для одного
человека это задача крайне трудная, почти непосильная, даже попытка ее решения
в итоге оборачивается противоречивым стилем воспитания, в котором директивные
нотки перемежаются умилением. А поскольку такая перемена трудно предсказуема
(по крайней мере, от самого ребенка мало зависит), это чревато для растущего
человека трудностями в самоопределении и формировании адекватной самооценки.
Следует также лишний раз отметить, что такая ситуация может внешне походить на
описанные Фрейдом комплексы, однако при непредвзятом рассмотрении оказывается
вполне объяснима без всякой сексуальной подоплеки.
Все означенные тенденции приобретают особую роль в подростковом возрасте,
определяя специфику протекания так называемого пубертатного кризиса. Ребенок,
растущий в атмосфере преобладающей «материнской» любви и либерального стиля
воспитания, оказывается в затруднении на этом серьезном этапе личностного
самоопределения. Ему недостает объективной, взыскательной оценки его качеств,
его успехов на пути взросления. Более того, семья, тяготеющая к «материнскому»
стилю, невольно стремится воспрепятствовать взрослению, так как ее привычный
подход к зрелой личности плохо применим. В результате нередки экстремальные,
извращенные формы самоутверждения, словно призванные компенсировать аморфность
семейной среды. Однако в отдаленном итоге такой семье фактически удается
добиться своего (хотя никто и не признает, будто такая цель ставится): ребенок,
переболев «детской болезнью» пубертатного бунтарства, так и не взрослеет
по-настоящему - не имев возможности усвоить, перенять извне механизмы волевой
саморегуляции, он на долгие годы, порой на всю жизнь остается инфантильно
беспомощным, заслуживающим лишь либерального отношения, но не выдерживающим
никакого другого.
«Отцовский» стиль также чреват обострением кризиса. Поскольку он довольно
жестко задает определенные требования и нормы, для подростка велик соблазн ради
самоопределения и обретения автономии отвергнуть эти нормы, найти им вызывающую
альтернативу. Если требования строги и противиться им небезопасно, весьма
вероятен острый внутренний конфликт.
Важно также лишний раз подчеркнуть, что подмеченные таким образом
закономерности являются скорее гипотетическими и еще требуют обоснования и
проверки. Более того, редкая семья соответствует им на 100%, индивидуальные
вариации, вероятно, очень значительны. Это, в частности, зависит от
распределения супружеских и соответственно родительских ролей. Например, отнюдь
не редкость авторитарная мать, выступающая фактическим главой семьи и в силу
этого транслирующая «отцовский» стиль на детей, в том числе и на сына.
Тем не менее учет этих закономерностей с поправкой на конкретную семейную
ситуацию может позволить более тонко разобраться в источниках детских проблем.
В Англии среди молодых родителей все более
популярными становятся курсы обучения младенческому языку. Имеется в виду язык
жестов и звуков, с помощью которых еще не умеющие говорить малыши пытаются
выразить свои желания. Однако большинство педиатров и лингвистов настоятельно
не рекомендуют следовать английской моде. Они утверждают, что чрезмерное
увлечение так называемым детским языком приведет к тому, что ребенок может
вообще не заговорить - ему не у кого будет перенимать новые слова. Ведь
полноценное устное общение — очень важный компонент в освоении языка детьми.
Кроме того, врачи считают, что нормальная любящая мать и без всяких
дополнительных навыков может понять, чего хочет ее ребенок.
|
О воспитании детей написано множество книг. У каждой из них есть свои
достоинства и недостатки, но есть нечто общее, что объединяет почти все
популярные пособия для родителей. Правильнее было бы сказать, что это книги не
о воспитании детей, а о воспитании ребенка, ибо речь о нем - воспитуемом -
всегда идет в единственном числе, словно все без исключения семьи однодетны. Но
это не единственный «перекос». О воспитании, как правило, пишут, употребляя
слова лишь мужского рода: раз ребенок, значит, он. И получается, что все
педагогические рекомендации даются родителям единственного сына.
А как быть, если ребенок не единственный?
Казалось бы, чего проще - с рождением следующего ребенка взять и последовать
повторно уже усвоенным принципам. А правила, приложимые к воспитанию мальчика,
можно применить и к девочке, как мажем мы царапины у того и у другого зеленкой
из одного флакона. Родителей, которые растят и сына и дочь, такая стратегия
едва ли устроит. Для них слишком очевидно, что разнополые дети требуют разного
подхода. Невольно возникает проблема предпочтения, которую сами взрослые остро
переживают и боятся дать почувствовать детям. К тому же взаимоотношения детей,
связанные с различием полов, складываются весьма своеобразно и требуют особых
форм родительского участия. При всем обилии популярной литературы полезных
советов на эту тему в ней не сыскать. Так что попробуем разобраться в подобной
семейной ситуации (сегодня весьма распространенной), чтобы хоть отчасти
восполнить этот пробел.
Современная наука еще не достигла таких высот, чтобы пол ребенка можно было
заранее спланировать. И родители, едва узнав о предстоящем прибавлении
семейства, долго терзаются догадками: мальчик или девочка? У родных и знакомых
при этом часто возникает вопрос: «А кого бы вы хотели?» Ответы можно услышать
самые разные. Однако, если верить наблюдениям психологов, будь ответы абсолютно
искренними, то большим разнообразием они не отличались бы. Конечно, бывают
особые ситуации, продиктованные какими-то специфическими обстоятельствами
жизненного опыта родителей. Но в целом родительские ожидания подчиняются (часто
неосознанно) определенному сценарию.
Каждый из нас независимо от религиозных убеждений видит в своих детях
единственный реальный залог своего бессмертия. И пусть это не покажется
громкими словами. Ведь, давая жизнь ребенку, мы в буквальном смысле наделяем
его частицей самих себя и видим его жизнь как продолжение нашей. Мы стремимся
наделить его нашим опытом, чтобы он сумел приумножить наши достижения и
избежать наших ошибок. При этом невольно происходит то, что психологи называют
идентификацией, то есть уподоблением: мы придирчиво отмечаем в малыше наши
собственные черты и от души радуемся его попыткам походить на нас, перенимать
наши, представления. Понятно, что такого рода отцовские установки естественным
образом проецируются на сына, а материнские - на дочь. Мужчина, еще не имеющий
детей, но заявляющий, что желал бы рождения дочери, скорее всего, либо не очень
искренен перед окружающими и даже перед самим собой, либо он являет собой
действительно редкое исключение, порожденное какими-то особыми
обстоятельствами. Но в подавляющем большинстве случаев в ожидании первенца
мужчина невольно думает о рождении сына. Женщина часто подстраивается под эту
отцовскую установку и, желая порадовать отца, также заявляет, что хотела бы
рождения сына. Тем не менее, ее глубинные ожидания неосознанно связаны с
будущей дочкой, преемницей ее женского существа.
Ожидание второго ребенка не связано с таким напряжением, потому что
глубинные установки одного из родителей уже удовлетворены. И часто оба
родителя, хоть и по разным причинам, но совершенно искренне желают, чтобы
второй ребенок был другого пола, чем первенец. Так нередко и происходит.
Казалось бы, всеобщее удовлетворение гарантировано. Однако такая ситуация
порождает множество проблем, и главная из них - неравенство отношений.
Было бы ошибкой заключить из всего сказанного, что отцы больше любят
сыновей, а матери - дочерей. Правильнее сказать, что отношение родителя к
ребенку одного с ним пола более взыскательно, более пристрастно — пускай и в
самом положительном смысле слова.
В практике воспитания это выливается в неявное подразделение семьи на пары.
Так или иначе, воспитательные воздействия одного из родителей сосредоточиваются
главным образом на одном из детей. Это не всегда сочетания по признаку пола.
Фрейдисты, наоборот, считают естественным тяготение сына к матери, а дочери к
отцу. Но реальная жизнь плохо укладывается в теоретические схемы - фрейдистские
или какие угодно иные. «Маменькина дочка» - не менее частое явление, чем
«маменькин сынок», и т. п. Все зависит от того, какие глубинные установки -
личностные, мировоззренческие, а значит, и воспитательные - проецирует родитель
на ребенка.
Может показаться, что перед нами предстает какая-то патологическая картина
искаженных семейных отношений. Так и хочется возразить, что все дети независимо
от пола в равной мере достойны родительской любви. Но если отбросить патетику,
становится ясно, что именно описанная схема является оптимальной для
личностного развития каждого ребенка. Наоборот, стремление к абсолютному
уравниванию чувств и отношений ведет к сумятице в детских головах. Если
мальчику начинает казаться, что со стороны и папы и мамы отношение к нему
совершенно одинаковое, причем такое же, как к сестре, то чем тогда он вообще
отличается от сестры? Тем более что одинаковость чувства почти тождественна
отсутствию чувства, ибо чувство не адресовано ребенку персонально. Каждому
человеку необходимо, чтобы любили именно его. Е с л и родительская любовь «по
справедливости» делится пополам, то каждый ощущает на себе лишь ее половину, а
этого никому не бывает достаточно.
Отцовская любовь к сыну более требовательна, к дочери более
покровительственна. Мать, наоборот, скорее склонна баловать сына и больше
притязаний предъявлять дочери. Такая ситуация вполне нормальна, если особенности
характера родителей не приводят к ее нездоровому заострению. Именно такая
расстановка сил способствует формированию мужских черт у мальчика и женских -у
девочки. Мальчик, испытывающий аморфный либерализм отца и жесткую
авторитарность матери, рискует вырасти никудышным мужчиной. А из девочки,
которую отец подстегивает, а мать мягко обволакивает, скорее всего, получится
странное создание с мужскими притязаниями, не подкрепленными реальной мужской
силой.
Родителей часто тревожит, что их отношение к сыну и к дочери неодинаково. Но
это вовсе не повод для беспокойства, если только речь не идет о явном
предпочтении одного и отвержения другого. Надо отдавать себе отчет, что перед
нами разные люди - будущий мужчина1 и будущая женщина и отношение к
ним невозможно уравнять. И не надо пытаться наделить каждого половинкой своей
родительской любви. И сыну и дочери нужна любовь целиком. Но каждому - своя.
Помнится, герой популярного мюзикла, предвкушая встречу с женщиной своей
мечты, видел свое будущее счастье в том, «чтоб дочки на нее похожи были, а
сыновья похожи на меня». А на кого в действительности похожи наши дети? Совсем
недавно ученые с помощью сложных компьютерных расчетов установили, что в
годовалом возрасте большинство детей больше похожи на отцов, однако по
прошествии пяти-десяти лет эта схожесть перестает бросаться в глаза, и
подростки уже мало похожи как на отца, так и на мать, являя совершенно особые
черты внешности, в которых, правда, легко уловить какие-то характерные черточки
обоих родителей.
Гораздо важнее, впрочем, в какой мере «наследуют» дети психологические
особенности своих родителей. Ведь характер человека, его привычки, вкусы,
манеры и склонности - все то, что психологи называют стилем поведения, -
закладываются воспитанием, то есть родительским назиданием и примером. Тому,
кто больше вложит, и принадлежит приоритет в формировании характера потомков.
Коли мало вкладываешь, довольствуйся тем, что ребенок похож на тебя только
цветом глаз и формой носа. Увы, для большинства современных отцов это остается
единственным утешением. «Сами виноваты!» - скажут многие. Особенно матери,
утомленные повседневными родительскими заботами, которые отцы не очень-то
торопятся с ними делить. И будут правы, хотя лишь отчасти. Упреки в адрес
мужчин стали уже банальностью, поэтому попробуем взглянуть на эту проблему
пошире и по возможности непредвзято.
В середине 50-х годов в США вышла к н и г а под характерным названием «Отцы
- тоже родители». Самим названием авторы несмело намекали, что не надо, мол, совсем
сбрасывать со счетов мужчину в воспитательном плане: может быть, он и не такой
хороший воспитатель, как мать, но все-таки...
Времена меняются. Непохоже, однако, чтобы изменилась эта робко-просительная
интонация. Если подсчитать количество научных публикаций (не говоря уже о
популярных изданиях и публицистике), то число работ о роли матери в воспитании
детей примерно вдесятеро превышает число работ об отцовстве. Большинство книг
для родителей фактически адресованы матерям. Тем самым косвенно подразумевается,
что роль отца вторична.
Влияние семьи на ребенка обычно рассматривается как влияние матери. В школу
на родительские собрания приходят в основном женщины - матери и бабушки. До
последнего времени, если ребенок заболевал, больничный лист по уходу получала
мать, и лишь совсем недавно такое право было даровано отцу. При разводе ребенок
решением суда практически всегда остается с матерью, которая к тому же легко
может воспрепятствовать его последующим встречам с отцом. Те, кто помнит
«оскароносный» американский фильм «Крамер против Крамера», понимают, что дело
не в юридических тонкостях, а в укоренившейся установке: мужчина не
предназначен для воспитания ребенка, просто не приспособлен к выполнению этой
задачи.
Поколение современных мужей и отцов сформировалось в атмосфере
катастрофической утраты отцовского авторитета. Плохо то, что рецепты выхода из
этого кризиса скорее углубляют его. Феминистки призывают отцов «справедливо»
разделить с матерями родительские обязанности. Для мужчин это фактически означает
стать ребенку второй мамой. Но ведь по большому счету мама ребенку нужна одна,
две - это вредный избыток. А вот отсутствие отца (даже при его формальном
наличии) - это уже беда. Причем весьма характерная для современного общества. О
расслоении общества сегодня много говорят и пишут, главное в этом расслоении -
размежевание людей (прежде всего - мужчин) на преуспевших и неудачников в
деловом отношении. Увы, в семейном кругу неудачниками часто оказываются и те и
другие. Отец, неспособный свести концы с концами, не может стать для ребенка
положительным примером, потому что у него нет материальных оснований для
укрепления собственного авторитета. В то же время отец, способный обеспечить
семью деликатесами и круизами, обычно оказывается настолько погружен в свои
деловые заботы, что о собственном дитяти вспоминает зачастую лишь тогда, когда
того похитят рэкетиры. Это, конечно, крайности, однако именно к этим крайностям
более или менее тяготеет поведение большинства современных отцов. Матери
по-своему стремятся заполнить вакуум, но отцовская роль им явно не по силам.
Столкнувшись с трудностями, родители обращаются за советом к
психологу-консультанту. Увы, давать советы легко, следовать им трудно. К тому
же на каждый совет требуется еще десяток персональных пояснений. Тем не менее,
опираясь на опыт многих семей, рискну высказать несколько небесполезных
соображений.
Семейное воспитание - это разумное совмещение отцовской и материнской
позиций. Мужчина, считающий воспитание сугубо женским делом, является отцом
лишь формально и не должен удивляться, что ребенок растет не таким, каким
хочется ему. Е с л и желаете получить результат, позаботьтесь о его достижении!
Справедливое распределение семейных обязанностей, в том числе и
воспитательных, личное дело супругов. Главное - не соответствие какой-то
книжной модели, а семейная гармония, которая в принципе невозможна, если чей-то
вклад равен нулю.
Трудно сформировать у ребенка качества, которыми сами родители не обладают.
Ожидать мужественности от сына инфантильного отца не более реалистично, чем
ждать от мышонка тигриной доблести. Пусть отец подумает о том, чтобы быть сыну
достойным примером.
Вполне естественно, что мать и отец любят ребенка по-разному, и это различие
- не повод для взаимных упреков. Беда, если любовь не проявляется вообще никак:
ее просто необходимо демонстрировать на деле.
И наконец, самое главное. Приготовьтесь к тому, что ребенок будет мало похож
на вас. Е м у предстоит прожить свою жизнь, учиться на своих ошибках и решать
собственные проблемы. Пусть ваш наследник состоится как цельная личность, а не
как приблизительная (пусть даже улучшенная) копия папы.
В Англии говорят: « Вся история этой страны написана младшими сыновьями».
При этом имеют в виду старинный закон (существовавший, кстати, и во многих
других странах), согласно которому имущество, капитал и привилегии безраздельно
доставались по наследству старшему сыну, а младшим приходилось самим устраивать
свою судьбу. Понятно, что старшие больше стремились сохранить унаследованное,
тогда как младшие искали для себя новые, порой рискованные предприятия и
нередко в них преуспевали. Например, многие историки полагают, что подлинной
причиной крестовых походов - эпохального явления мировой истории — явился
именно майорат, то есть закон о неделимости наследства. И большинство
рыцарей-крестоносцев составили младшие отпрыски, вынужденные искать свое
счастье в богатых заморских землях. А в центре старой Риги по сей день
сохранился Дом Черноголовых, украшенный рельефом св. Маврикия (который, по
преданию, был мавром — чернокожим - и к тому же младшим сыном). Этого святого
избрало своим покровителем Братство Черноголовых — младших сыновей знатных
семейств. Именно они во времена майората своими деловыми начинаниями обеспечили
процветание Ганзы -союза балтийских торговых городов.
Научное объяснение этой тенденции недавно предложил британский исследователь
Фрэнк Салауэй. Он, правда, вовсе не историк, а профессор психологии
Гарвардского университета, потому и объяснение его сугубо психологическое.
Салауэй полагает, что в любой семье на старшего ребенка родители вольно или
невольно возлагают обязанности по опеке младшего и поэтому ему приходится в
какой-то мере выступать в роли хранителя традиционных родительских ценностей. В
результате старшие дети, как правило, отличаются консервативностью,
недостаточной гибкостью. Они стремятся сохранить существующий порядок вещей и
противятся переменам. Младшие, наоборот, самой своей ролью в семейной иерархии
побуждаются к новаторству и даже радикализму. По мнению британского психолога,
именно младшим детям принадлежат революционные инициативы в науке и
общественной жизни. Примеров тому - множество. Коперник, перевернувший
представления о мироздании, был вторым из четырех детей в семье. Чарлз Дарвин -
автор теории эволюции - был младшим из шестерых детей своих родителей. А вот
Жорж Кювье, выступавший против эволюционного подхода, был перворожденным. В
общественно-политической жизни Салауэй фиксирует аналогичную ситуацию.
Однако, как любая психологическая теория, гипотеза Салауэя не может
убедительно объяснить многие противоречащие ей примеры и факты. Так, мало кто
из ученых был столь революционен в своей области, как Ньютон, Эйнштейн или
Фрейд. Однако все они - старшие сыновья. В. И. Ленин — крупнейший революционер
XX - века действительно младший сын, но следовал он все же примеру старшего
брата Александра - заговорщика-террориста. И таких контраргументов можно найти
немало.
Фрэнк Салауэй - сам третий сын у своих родителей и, судя по его выкладкам,
должен быть склонен к радикализму. Похоже, он действительно кое-что
преувеличил. Палитра личных склонностей и стремлений человека складывается под
влиянием множества обстоятельств. Очередность рождения, вероятно, не главный и
уж наверняка не единственный фактор. Но нельзя не согласиться, что этот фактор
играет определенную роль. Интересно -какую? К сожалению, психологические
исследования этой проблемы весьма немногочисленны. Тем не менее существует ряд
вполне достоверных наблюдений, позволяющих сделать кое-какие выводы. Важно лишь
подчеркнуть, что эти выводы носят довольно общий характер и к конкретному
человеку приложимы лишь в той или иной степени.
Говоря о положении ребенка в семье, начать, наверное, следуете наиболее
распространенной ныне ситуации, когда ребенок в семье — единственный. Фактически
он оказывается и самым старшим, и самым младшим ребенком в семье. Но его
положение - это не сумма их свойств, оно очень своеобразно. Для отца и матери
он выступает единственным объектом их родительских чувств, всецело принимая на
себя как симпатию, так и (что тоже не исключено) неприязнь. В единственном
ребенке родители желают видеть свое продолжение, воплощение своих устремлений.
Они всячески поощряют его познавательное развитие, радуются его успехам, и это
стимулирует все новые достижения. Желая оправдать надежды родителей,
единственный ребенок стремится к совершенству во всех своих начинаниях. Но это
чревато и серьезной психологической проблемой, поскольку далеко не всем
совершенство достижимо, а неизбежные неудачи воспринимаются очень болезненно.
Проблема состоит и в том, что, привыкнув к своему исключительному,
«монопольному» положению, единственный ребенок с трудом изживает естественный
детский эгоцентризм и зачастую до зрелых лет остается инфантильно
сосредоточенным на собственной персоне. Поскольку он не привык к близкому
общению с другими детьми, то порой не знает, как вести себя в межличностных
отношениях. Ему бывает трудно понять нормальные изменения в настроении другого
человека, так как единственной точкой отсчета он привык считать самого себя.
Неудивительно, что единственные дети нередко бывают избалованными, капризными,
чрезмерно требовательными.
При воспитании единственного ребенка родителям надо учитывать эти
особенности и стараться не культивировать в нем самососредоточенность и
эгоцентризм. Важно ставить перед растущим человеком достаточно высокие, но не
завышенные задачи, помогать ему справляться с неудачами. Общение с близкими
взрослыми — отцом и матерью, бабушками и дедушками — для нормального развития
личности совершенно необходимо, но недостаточно. Надо, чтобы ребенок с малых
лет приобретал опыт общения со сверстниками, иначе впоследствии ему трудно
будет уживаться с людьми.
Старший ребенок некоторое время занимает в семье положение
единственного. Впоследствии, когда такая привилегированная позиция для него уже
стала привычной, внезапно появившийся новорожденный отвлекает от него внимание
родителей. Причем родительское внимание даже не делится поровну, а по большей
части сосредоточено на младшем. Если к этому моменту первенцу еще не
исполнилось пяти лет, появление в семье второго ребенка становится для него
травмирующим переживанием. В более старшем возрасте ребенок уже не так зависим
от родительского участия, многие его интересы выходят за рамки отношений с
родителями. Поэтому его права меньше ущемляются «пришельцем».
Когда второй ребенок другого пола, негативная реакция первого не столь
драматична, поскольку отсутствует прямое сравнение и соперничество.
Если старший ребенок того же пола, что и младший, то он изо всех сил
старается быть хорошим в глазах родителей, чтобы они продолжали любить его, как
прежде или даже сильнее, чем новорожденного. Родители неосознанно поощряют эти
старания, давая старшему понять, что он (она) больше и умнее новорожденного,
хотя внимание все же уделяют преимущественно малышу. Таким образом в старшем
поощряют рассудительные и логичные высказывания, продуктивные и целесообразные
действия, а это не может не сказаться на его умственном развитии.
Широкомасштабное тестирование выявило, что старшие дети в целом имеют более
высокий коэффициент интеллекта, чем их младшие братья и сестры. Из этого явно
следует, что интеллект не столько наследуется от родителей, сколько формируется
соответствующими условиями воспитания (ведь генетически братья и сестры очень
схожи; различаются лишь родительские требования и ожидания).
Отец и мать также надеются, что старший ребенок будет подавать хороший
пример младшему и примет участие в уходе за ним. В результате в старшем обычно
развиваются многие родительские качества: он умеет быть наставником, способен
принимать на себя ответственность и выполнять роль лидера. Груз этой
ответственности порой оказывается для маленького человека слишком тяжел: у него
формируется повышенная тревожность. Он все время стремится к совершенству,
опасаясь ошибиться и расстроить родителей (а впоследствии - и других людей,
преувеличивая их авторитет).
Ориентация на высокие достижения обычно приводит к тому, что старший ребенок
меньше склонен к играм и больше к серьезным занятиям, к которым он относится
очень добросовестно. Из-за привычки рассчитывать только на свои силы и идти
своим путем, а также из-за чрезмерной серьезности старшие дети порой испытывают
трудности в приобретении друзей. Они обостренно чувствительны ко всякой
критике, которую часто расценивают как унижение. В то же время сами они бывают
чересчур критичны и нетерпимы к чужим ошибкам.
Родителям необходимо помнить: появление в семье второго ребенка для первенца
событие не столько радостное, сколь драматичное. Ведь его собственная роль
резко меняется, а требования к нему возрастают. Поэтому надо позаботиться,
чтобы такая перемена не стала слишком уж резкой, а требования чрезмерными. Роль
хранителя семейных традиций не вполне по силам маленькому человеку. И если он
все же всецело примет ее на себя, то рискует стать слишком консервативным.
Хорошо, когда старший помогает в воспитании младшего. Но нельзя забывать, что и
сам он еще мал и нуждается в родительской заботе. Особенно в ситуациях,
чреватых стрессом, поскольку он к ним обостренно чувствителен.
Младший ребенок, как и единственный, оказывается избавлен от
психической травмы в связи с появлением новорожденного. Для всей семьи он
малыш. Причем с этим ощущением он может жить очень долго, сохраняя некоторый
инфантилизм даже в зрелые годы. Он привыкает ожидать от жизни только хорошего и
поэтому оказывается великим оптимистом. Е м у уделяется основное внимание и
прощается больше, чем другим. Родители, неосознанно сопоставляя возможности
старшего и младшего, ожидают от младшего ребенка гораздо меньше и поэтому
оказывают на него меньшее давление. Это не самым лучшим образом сказывается на
его познавательном и личностном развитии. Нередко он лишен самодисциплины и сталкивается
с трудностями в принятии решений. Даже во взрослой жизни младший ребенок
продолжает ожидать, что другие - например, супруг или супруга - возьмут на себя
груз его проблем.
Тем или иным образом младший всю жизнь старается догнать старших, но преуспеть
может только благодаря своим собственным склонностям, избрав совершенно иное
поле деятельности и жизненный стиль. С малых лет он понимает, что в
столкновении с более сильным старшим ребенком агрессивностью ничего не
добьешься, и поэтому вырабатывает в себе ценные коммуникативные навыки - умение
согласовывать, договариваться, идти на компромисс. Наверное, именно по этой
причине младшие дети более популярны среди сверстников, имеют больше друзей и
умеют ладить с людьми.
К рождению младшего ребенка родители подходят, как правило, более спокойно,
поскольку опыт воспитания старшего сгладил многие их опасения и тревоги. Но это
чревато и снижением требовательности и, как следствие, недостаточной
стимуляцией развития младшего.
Как это ни покажется странным, наиболее проблематична роль среднего
ребенка в семье. Он не имеет возможности обрести роль лидера, уже
монополизированную первенцем, но и освоиться в роли опекаемого малыша,
рожденного последним, тоже не успевает. Исследования, проведенные на
многодетных семьях, показали, что любимцами родителей являются, как правило,
либо старший, либо младший ребенок, но почти никогда - средний. Он вынужден
постоянно соперничать как с более сильным и умелым старшим, так и с беспомощным
и зависимым младшим. Лишенный привилегий того и другого, он с детства свыкается
с несправедливостью жизни, а это порой приводит к возникновению заниженной
самооценки. Стремление походить то на старшего, то на младшего вызывает
серьезные трудности в самоопределении. В результате в зрелом возрасте средние
дети менее способны проявлять инициативу, меньше других заинтересованы в
достижении успеха. Вместе с тем средние дети умеют хорошо вести дела с разными
людьми, поскольку были вынуждены ладить со всеми. Поэтому они дружелюбны и,
повзрослев, стремятся выбрать профессию, требующую умения вести переговоры,
тактичности и не слишком большой напористости.
Вместе с тем недостаток внимания, который испытывает в семье средний
ребенок, иногда заставляет его проявлять себя неожиданным, даже не слишком
благовидным способом с единственной целью - привлечь к себе интерес близких.
Многие нарушения в поведении средних детей устраняются отнюдь не пресечением их
шалостей и дерзостей, а возмещением дефицита внимания со стороны родителей.
Во всех приведенных описаниях намечены лишь некоторые общие тенденции,
которые не обязательно должны полностью воплотиться в том или ином ребенке. Но
их, несомненно, следует иметь в виду, чтобы избежать возможных деформаций в
развитии. Самое важное, что надо запомнить родителям, сколько бы у них ни было
детей, каждый ваш ребенок — единственный и достоин уникального отношения к себе
как к личности.
Проделки Бабы-яги из детской сказки кажутся сегодня милыми шалостями на фоне
тех кошмаров, которыми в изобилии потчуют нас телевидение и пресса. Создается
впечатление, что кровожадный маньяк прячется за каждым кустом, вооруженные
террористы бродят по улицам толпами. Прибавим к тому мчащиеся по дорогам
машины, под которыми ежедневно гибнут люди. Да еще экологическая обстановка,
когда что ни дождь - то кислотный. А посреди всего этого ужаса - наши дети,
маленькие и беззащитные.
Современным родителям нелегко. Их собственное детство пришлось на ту
благостную пору, когда место криминальной хроники в газетах занимал дневник
соцсоревнования. Конечно, и в те годы дети попадали под машины, ломали
руки-ноги, а то и становились жертвами хулиганов. Но общественное настроение
было гораздо спокойнее: неприятности рассматривались как исключительные
инциденты на общем благополучном фоне.
С той поры жизнь переменилась. Многое изменилось к лучшему, многое плохое
ушло. Но нельзя отрицать, что ушла и былая уверенность в безопасности и
благополучии наших детей. На смену ей пришла тревога.
Озабоченность родителей можно понять: для нее сегодня есть причины. Однако,
слава богу, серьезные несчастья все-таки редки. А вот многие психологические
проблемы приняли характер эпидемии. Про современных детей говорят, что они
трудные - нервные, агрессивные, раздражительные, подверженные всевозможным
комплексам и неврозам. Имеет ли это какое-то отношение к озабоченности
родителей? По мнению психологов — имеет, причем довольно неожиданное.
В последние годы в психологической литературе появился новый термин -
гиперопека. Так называют чрезмерную заботу о детях, обостренное стремление
оградить их от всех мыслимых и немыслимых опасностей. Казалось бы, благородное
стремление. Однако зачастую оно принимает форму жесткого ограничения
возможностей ребенка, неусыпного контроля над ним, обязывания поступать строго
определенным образом. Результат достигается парадоксальный: ребенок заражается
несвойственной его возрасту тревогой, становится подозрителен и недоверчив, а
главное - удручающе пассивен и зависим. Он начинает сознавать себя бессильной
пылинкой, потенциальной жертвой. Е г о инициатива и активность резко снижаются.
Возникает так называемая выученная беспомощность, когда любое препятствие
воспринимается как непреодолимое.
Конечно, легкомыслие в воспитании недопустимо. Однако психологи все
настойчивее предостерегают и от противоположной крайности. Тем более что
зачастую гиперопека по своей психологической природе продиктована не реальной
угрозой, а внутренними конфликтами самих родителей. Обращает на себя внимание,
что взрослые, в силу каких-то причин лишенные социального признания и не
удовлетворенные своим положением, бессознательно стремятся компенсировать этот
недостаток формированием пассивной зависимости у своих детей. В конце концов,
если не удается реализовать себя никак иначе, остается беспроигрышный вариант -
выступить в роли исключительного авторитета и опоры для маленького человека.
Замечено также, что чрезмерной опеке чаще подвержены дети из неполных семей,
а также из таких, где царит прохладная эмоциональная атмосфера. Обостренная
тревожность чаще свойственна матерям, которые испытывают явный или скрытый
дефицит любви и эмоциональной поддержки. Стремясь компенсировать этот дефицит,
они склонны «привязывать» к себе ребенка, не отпускать его от себя. Потребность
в постоянном присутствии ребенка становится своего рода ритуалом, уменьшающим
беспокойство матери, и прежде всего ее страх одиночества. А в результате
вырастают инфантильные подростки и юноши, шагу не способные ступить без мамы.
Они так и не обрели способности мобилизовать себя в проблемной ситуации,
самостоятельно преодолевать трудности.
Важно помнить, что нам, взрослым, недопустимо решать свои психологические
проблемы, проецируя их на детей. Забота о детях - наш долг, но выполнять его
следует разумно и умеренно.
Чем более симпатичен и привлекателен
ребенок, тем более к нему внимательны и заботливы родители, а неказистый малыш
оказывается вниманием обделен и вследствие этого даже подвергается большему
риску. К таким неожиданным выводам пришел канадский исследователь Эндрю Харрел.
Примечательно, что мистер Харрел - не психолог и не педиатр, а специалист по
эргономике (науке об оптимальном соответствии технических устройств
возможностям человека). Одним из предметов его разработок были товарные тележки
для супермаркетов, которые следовало снабдить удобным и безопасным сиденьем для
маленького ребенка - ведь многие мамы берут с собой малышей за покупками.
Наблюдения за поведением родителей и детей вдохновили Харрела на оригинальный
эксперимент. В 14 крупных супермаркетах провинции Альберта он провел
видеосъемку поведения родителей с маленькими детьми, а потом предложил
независимым экспертам оценить привлекательность заснятых детей по 10-балльной
шкале. Результаты поразили исследователя. Выяснилось, что детей, получивших
наивысшие баллы, родители гораздо чаще усаживали на тележку ради их
безопасности, тогда как некрасивые дети чаще были предоставлены сами себе, им
позволялось удаляться от родителей на большее расстояние и иногда вовсе
скрываться от родительского взора.
|
Не искушенный в научных премудростях Харрел предлагает этому явлению
безыскусное объяснение в духе дарвиновской теории. Вероятно, красивых детей
родители расценивают как воплощение наиболее ценных качеств своего генофонда и
потому больше ими дорожат. Некрасивые расцениваются скорее как «неудачный опыт»
и заботы заслуживают меньше.
Наверняка большинство родителей воспримут эти выводы с негодованием. «Я
люблю своего ребенка независимо оттого, насколько он красив, - скажет любая
мать. — К тому же для меня мой и есть самый красивый!»
«Возможно, на словах оно и так, — резюмирует Харрел. - Однако данные
объективных наблюдений заставляют усомниться в честности этих слов».
Среди сенсационных сообщений о жизни и смерти титулованных особ почти незамеченной
промелькнула краткая заметка в недавнем номере журнала «Тайм». В ней говорилось
о том, что ушел из жизни человек, чье имя каждому из нас знакомо с малых лет, -
Кристофер Робин Милн. Тот самый Кристофер Робин, которому его отец -английский
писатель А. А. Милн - отвел заметную роль в сказке о Винни-Пухе. Наверное, это
и явилось самым ярким приключением в жизни К. Р. Милна. По крайней мере, на
протяжении долгих лет он не давал никаких иных поводов вспомнить о себе. И лишь
на склоне лет невольно подарил миру сенсацию. Не так давно на аукционе Сотби
были выставлены редкие игрушки, среди которых особое внимание коллекционеров
привлек старый плюшевый мишка. Он якобы когда-то принадлежал семейству Милнов и
послужил прообразом знаменитого Винни. Дотошные корреспонденты разыскали
бывшего хозяина мишки - Кристофера Робина, который сам давно успел стать
дедушкой, и поинтересовались, как он относится к факту продажи столь ценной
реликвии. Е г о ответ обескуражил миллионы поклонников доброй старой сказки.
Кристофер Робин заявил, что мишка вовсе не его. Сам он, оказывается, мягких
игрушек вообще не любил и не припомнит, чтобы когда-то играл с плюшевым
медведем. Наверное, ради светлой памяти сказочника Милна упоминать этот факт
вообще не следовало бы. Но, похоже, отношения отца и сына складывались неважно,
и даже по прошествии лет сын не удержался от обескураживающей колкбсти.
Конечно, это нисколько не умаляет достоинств прекрасной сказки. Но кое о чем
заставляет задуматься. Писатель Милн выдумал особый сказочный мир, куда и
поселил своего сына вместе с ожившими игрушками. А сын тем временем жил в
совсем ином мире, не подвластном воображению отца. Он играл совсем с другими
игрушками и в итоге стал, судя по всему, совсем не тем человеком, которого
хотел воспитать папа Милн.
Не впадаем ли мы иной раз в подобную ошибку? Мы оформляем мир наших детей по
своему разумению, а потом, бывает, удивляемся их «неожиданным» желаниям и
настроениям. Нас удивляет, отчего ребенок иной раз относится к дорогому подарку
с непонятным равнодушием или с необъяснимым рвением предается игре, которая нам
кажется совсем не интересной. А ведь, присмотревшись повнимательнее к детским
играм, мы могли бы глубже и тоньше понять характер ребенка, отчасти предсказать
его будущие увлечения и пристрастия, да и просто достичь большего доверия и
взаимопонимания, так необходимого и родителям, и детям. Верно подмечено: «Мы
поймем смысл всех людских занятий, если вникнем в суть развлечений» (Б.
Паскаль). Впрочем, игра - это не только развлечение. Для ребенка это важнейшая
часть жизни, а его игрушки - самая значимая часть окружающего материального
мира. Играя, ребенок учится действовать и мыслить, и всякая манипуляция с
игрушкой — прообраз его будущих отношений с миром. Повзрослев, ребенок научится
более сложным действиям, его игрушки станут дороже и изощреннее. Но
мироощущение во многом останется тем же, что и в те далекие годы, когда он
делал свои первые шаги. Почитайте жизнеописания великих людей. Если такие
детали не ускользнули от внимания биографов, нетрудно заметить, что великий
изобретатель с малых лет что-то мастерил из любого подручного материала,
полководец водил в атаку войско оловянных солдатиков, архитектор свои первые
постройки возводил из кубиков. Бывают и иные примеры. Печально знаменитый Филипп
Испанский в детстве развлекался сожжением кукол и даже домашних животных.
Прошли годы, и Европу затянул дым инквизиторских костров, зажженных
повзрослевшим монархом.
Припомните, какие игрушки вы любили в детские годы. Психологи считают, что
на этом основании многое можно сказать о характере взрослого человека.
Попробуем и мы по этому несложному признаку провести своеобразный
психологический самоанализ. А обратив чуть более пристальное внимание на вкусы
и предпочтения своего ребенка, сможем в какой-то мере предугадать и его
жизненный сценарий.
Для начала обратим внимание на то, что игрушка - это предмет, несущий в себе
знаково-символическую функцию. Во все времена и у всех народов почти любая
игрушка выступала более или менее точным аналогом реальных предметов -
инструментов, оружия, посуды и т. п. Маленький ребенок еще не в состоянии
выполнить многие действия взрослых, но он может выполнить их понарошку,
используя не реальные предметы, а своего рода их заместители. В качестве таких
заместителей могут быть использованы самые разные предметы, даже если они по
форме лишь отдаленно напоминают реальные. Например, карандашом можно не только
рисовать, но и представить его в качестве градусника, кинжала, детали
архитектурной постройки. Конечно, игрушки — копии предметов, существующих в
быту взрослых, приобщают ребенка к этим предметам. Малыш познает их
функциональное назначение, и это помогает ему психологически войти в мир
настоящих вещей. Но не меньшее, а, пожалуй, даже большее развивающее значение
имеют предметы с не столь выраженными функциональными свойствами. По сути дела
взросление в том и состоит, что человек учится решать проблемы. А главная
проблема — приспособить окружающий мир к удовлетворению своих нужд и запросов.
Если приспосабливать ничего не требуется, а надо лишь пользоваться, то и сам
психологический механизм принятия конструктивных решений формируется с трудом.
Э т у особенность с редкой психологической наблюдательностью подметил сатирик
М. Задорнов. В одном из своих монологов он заявил, что наши дети гораздо умнее,
скажем, японских. Почему? Наши готовы приспособить для игры любой предмет, их
воображение не сковано заданными формами. Например, играя в рыцарей, в качестве
меча можно использовать обычную палку (как чаще всего и бывает). Маленькому японцу
мастера игрушечной индустрии предлагают на выбор множество точных копий
самурайских мечей. О каком воображении тут может идти речь?
Вспомните, каким игрушкам вы в свое время отдавали предпочтение —
многофункциональным (пускай и неказистым) или тем, что обладали определенной
формой и свойствами? Может быть, вы любили мастерить поделки из природного
материала, охотно использовали в игре бытовые предметы, наделяя их разными
функциями. Это означает явное преобладание конструктивного творческого
мышления, стремление приспособить окружающий мир к своим потребностям и
интересам. Если же вы особенно ценили то, что игрушечный пистолет похож на
настоящий, а, скажем, спичечные коробки или наперстки считали неважной заменой
игрушечной посуды, значит, ваше мышление было более приземленным, конкретным,
привязанным к заданным условиям. Люди такого склада часто бывают
добросовестными исполнителями, умеющими приспособиться к требованиям жизни. Но
при решении нетривиальных задач в отсутствие четко заданных условий они нередко
теряются.
В этом отношении очень показательна такая игрушка, как конструктор. Обычно
набору деталей сопутствует схема сборки каких-то конкретных сооружений.
Ребенок, который упорно и досконально следует этой схеме, вероятно, вырастет
человеком, который предпочитает привычный ход событий и не любит
неожиданностей. Оригинальные постройки, наоборот, свидетельствуют о тяге к
экспериментированию. К тому же человек, задумывающий какую-то постройку без
схемы-опоры, вероятно, вполне уверен в своих силах. Впрочем, такая уверенность
может быть и чрезмерной.
Еще более показательный материал - пластилин. Любители играть с ним обожают
усовершенствования, причем стараются, не ограничиваясь фантазиями, создать
своими руками новую реальность. Равнодушие к пластилину выдает основательность
мышления, стремление оперировать четкими, а не расплывчатыми формами.
Спортивные игрушки, главная среди которых мяч, предпочитают деятельные
натуры, не склонные к долгим размышлениям. Такие люди, что-то задумав,
стараются действовать быстро и решительно. Они страстные любители соревнований,
в которых любят участвовать, а не только наблюдать. Для полного счастья им
необходимо общение с близкими по духу людьми, готовыми разделить и оценить их
активность.
Мягкие игрушки - мишки, собачки, зайчата, - а также всевозможные куклы
считаются игрушками для девочек. Конечно, если мальчик проявляет повышенный
интерес к игре в куклы, тут, возможно, есть повод насторожиться: в роли
мальчика он (скорее всего, по вине родителей) чувствует себя не очень уютно.
Однако многие мальчики, особенно в младшем возрасте, охотно играют с мягкими
игрушками. И это нормально. Позднее их заменяют солдатики - по сути те же
мальчишеские куклы. Любовь к игрушкам — копиям живых существ и сказочных героев
выдает активную ориентацию ребенка на эмоционально насыщенное общение. Ведь
кукла или мишка выступают для него идеальным другом, который всегда правильно
себя ведет, все понимает и не помнит зла. Плохо только, если такой идеальный
друг — единственный, а настоящих нет. Впрочем, ребенок, ориентированный на
эмоциональную сторону отношений, как правило, имеет достаточно друзей. Не
исключено, что судьбой ему предназначено изучать человеческую природу.
Особого разговора заслуживают так называемые агрессивные игрушки, главным
образом копии оружия. Отношение к ним сложилось неоднозначное, хотя мальчишки
испокон века играли в военные игры. Это естественно: в игре растущий человек
стремится освоить формы поведения взрослых, приобщиться к образцам
мужественности. А воин - это утвержденный веками идеал мужчины.
Сегодня на волне гуманистических деклараций кое-где даже проводятся
демонстративные акции по якобы антимилитаристскому воспитанию. Так, однажды
группой энтузиастов было предложено мальчикам-дошкольникам и младшим школьникам
сдать свои военные игрушки и получить взамен мягких плюшевых пупсов. Собранная
куча «оружия» была торжественно сожжена. Но организаторы этой акции, по мнению
психологов, достигли совсем не той цели, к которой стремились. В самосознании
мальчишек произошел болезненный надлом: у них отняли символы формирующейся
мужественности и заставили символически соскользнуть на стадию младенчества.
Как говорили древние, все есть лекарство и все есть яд - важна только мера.
Пластмассовый пистолет - это всего лишь игрушка. И манипуляции с ним в разумных
пределах даже полезны для формирующейся личности мальчика. Однако выход за эти
пределы должен настораживать. Чрезмерное пристрастие к стрельбе - пускай и
понарошку - скорее всего, свидетельствует о каких-то внутренних психологических
конфликтах, не находящих иной разрядки, кроме как в форме символического
«пиф-паф, ты убит!». Следует обратить внимание, в кого чаще целится юный
стрелок. Е с л и в сверстников, то, вероятно, он не вполне удовлетворен тем,
как складываются его отношения с ними. Если в родителей, то, значит, их
воспитательные установки он приемлет с напряжением и неудовольствием. Если же
вообще во все на свете, то тут мы имеем дело с общей неприспособленностью к
миру, который ребенок неосознанно воспринимает как враждебный и потому
стремится ответить встречной агрессией.
Таким образом, увлечение игрушечным оружием и военными играми вовсе не
однозначно свидетельствует о формирующейся агрессивности, как может показаться.
Скорее наоборот, к настоящему оружию чаще тянутся те взрослые, которые в
детстве не наигрались в игрушечное.
Не имеет смысла ограничивать ребенка в одних играх и навязывать ему другие.
Лучше присмотреться к его склонностям и интересам, которые и отражают его
подлинную природу. Тогда он, когда повзрослеет и найдет в шкафу свою старую
машинку или куклу, улыбнется теплой улыбкой, а не усмехнется холодно и
отчужденно, как Кристофер Робин.
От реальной жизни волшебная сказка отличается тем, что в ней обязательно
разрешаются любые проблемы. Пускай для этого нужны самые невероятные средства,
однако в сказке они всегда находятся и с их помощью герою всегда удается
преодолеть все затруднения и в итоге оказаться на высоте.
Современная жизнь тем похожа на сказку, что в ней коварные злодеи, ведьмы,
оборотни и соловьи-разбойники встречаются на каждом шагу. В о т только добрые
феи и прекрасные принцы совсем перевелись. И современной Золушке приходится,
завистливо поглядывая на хрустальные туфельки на недоступной витрине, всю жизнь
батрачить на вздорную мачеху, а добрый и бескорыстный Иван-царевич именно в
силу этих своих качеств рискует навсегда остаться Иванушкой-дурачком.
Именно поэтому мы, взрослые, к сказкам относимся недоверчиво. Когда взрослый
человек произносит слово «сказка», он обычно имеет в виду несерьезную выдумку,
с помощью которой дурачат наивных простаков. «Не рассказывай мне сказки!» -
упрекаем мы собеседника, когда он слишком явно грешит против здравого смысла.
Мы же разумные люди, понимаем, что почем. Такими мы хотим видеть и наших детей,
с малолетства прививая им полезные навыки и трезвый взгляд на действительность.
Сказка тут оказывается совершенно лишней. Ведь нашим детям предстоит решать
свои проблемы с помощью не волшебной палочки, а здравого практицизма. Так что
пускай лучше расширяют эрудицию с помощью иллюстрированной энциклопедии, а не
забивают голову бесполезными выдумками о коврах-самолетах и шапках-невидимках.
Конечно, совсем без фантазий не обойтись, да и развлечение ребенку необходимо.
Но тут на помощь приходит телевизор, на экране которого вершит справедливость
Человек-паук и спешат на помощь Чип и Дейл. Чем не замена старым сказкам? Ведь
мы, в конце концов, живем в третьем тысячелетии! Сказочницу Арину Родионовну
сменили компьютер и видео. В о т только новый Александр Сергеевич никак не
появится...
Действительно, современные дети живут в принципиально иных условиях, чем
жили в детстве их родители, и пользуются такими благами, о которых раньше
только в сказках и рассказывали. Они по-другому мыслят, иначе воспринимают мир,
прежде всего потому, что сам этот мир невероятно изменился и теперь предстает
перед детьми в совершенно ином качестве, чем это было еще пару десятилетий
назад. Испокон веку старшие преподносили детям полезные знания и моральные
истины в устной форме, либо рассказывая о них от своего лица, либо читая
известные книги. Человек так устроен, что большую часть информации он
воспринимает зрительно. Однако своими глазами увидеть можно далеко не все. Зато
рассказать и послушать можно о чем угодно. Те явления, которые недоступны
непосредственному восприятию, дети познавали из рассказов. Нравственные и
этические категории, которые вообще невозможно увидеть и потрогать, они
осваивали на примерах из тех же рассказов. Разумеется, маленькому ребенку
бесполезно преподносить идеалы морали в1 виде философских афоризмов,
однако усвоить их на примере действий сказочных героев ему вполне по силам. Так
на протяжении веков и происходило становление личности, в котором бабушкины
сказки играли далеко не последнюю роль - не столько развлекательную, сколько
поучительную. «Сказка - ложь, да в ней намек - добрым молодцам урок».
Современный ребенок поставлен в совершенно иные условия. Маме, как правило,
недосуг развлекать его сказками, да и современная бабушка еще достаточно молода
и предпочитает вести активный образ жизни, а не «убивать время» на внуков.
Старшие бывают вполне удовлетворены, когда ребенок развлекает себя сам с
помощью конструктора «Лего» (ведь, говорят, это так полезно для формирования
конструктивных навыков!) или наблюдает за приключениями сказочных героев на
телеэкране. Правда, потом они же недоумевают, отчего повзрослевший ребенок не в
состоянии написать элементарное школьное сочинение без заготовленного шаблона и
почему он теряется перед моральной житейской дилеммой, если она не была
обыграна героями телесериала.
Дело в том, что прогресс цивилизации, значительно обогатив наши
познавательные возможности, в то же время их в известной мере сузил. Когда
человек с детства привыкает воспринимать информацию в зрительной форме, он
рискует так и не дорасти до высшей - абстрактно-логической — стадии развития
мышления. Маленький ребенок мыслит конкретными наглядными образами и лишь
постепенно усваивает отвлеченные понятия. Но он может и не усвоить их вовсе,
если конкретные образы преобладают в его восприятии мира. Устная форма поучения
и назидания ценна тем, что требует домысливать недосказанное, формировать в
сознании собственные образы. Когда образ предлагается в готовом виде, его даже
не требуется осмысливать - ни логически, ни эмоционально. В результате мышление
ребенка надолго остается конкретным и приземленным. А мышление, как известно,
тесно взаимосвязано с речью. Когда речевым эталоном для ребенка выступает
дегенеративный Барт Симпсон или растяпа Арнольд из популярных мультсериалов, а
потом их место занимают косноязычные придурки Бивис и Бадхед, не приходится
удивляться, что современный подросток оказывается не способен внятно выразить
сколь-нибудь сложную мысль.
Таким образом, сказка рассказанная или прочитанная гораздо полезнее для
интеллектуального и нравственного развития, нежели увиденная на телеэкране.
Вместо готовых образов, способных вызвать лишь примитивную рефлекторную
реакцию, она предоставляет возможность для размышления, работы собственного
творческого воображения. Причем эмоциональное отношение к сказочным героям в
этом случае не навязывается ребенку наглядным видеорядом, а формируется всем
сюжетом сказки, ремарками и пояснениями. Говорят: «Лучше один раз увидеть, чем
сто раз услышать». По отношению к сказке срабатывает противоположная
закономерность. Калейдоскоп зрительных образов может остаться в сознании
ребенка лишь в качестве более или менее яркого воспоминания. А сюжет,
потребовавший активизации собственных мыслей и чувств, наверняка отложится в
форме полезного опыта рождения этих мыслей и чувств. Относительно эмоциональных
и нравственных аспектов воспитания верен совсем другой афоризм: «Истина должна
быть пережита, а не преподана». Соблюдение этого правила наилучшим образом
осуществляется старым бабушкиным методом, а вовсе не с помощью современных
технических средств.
«Но что поделать, - спросит иная мама, - если ребенку не интересно слушать
чтение книжки про Винни-Пуха, а приключения того же героя в диснеевском
исполнении он готов смотреть с энтузиазмом?» Действительно, если предложить
современному ребенку устную сказку вместо мультфильма, он такой выбор
отвергнет. В прежние времена выбора у ребенка не было, и он с радостью принимал
единственный доступный вариант. А теперь вполне естественно, что ребенок выберет
вариант более яркий, красочный и динамичный. Но такое предпочтение вовсе не
означает, будто иной вариант ему совершенно1 не нужен. Точно так же
ребенок чистой воде предпочтет сладкую газировку, однако ни один родитель не
станет поить дитя одной кока-колой, а тем более варить из нее суп. Нетрудно
догадаться, какой ущерб можно нанести детскому организму, если свести весь
рацион к газировке и чипсам (хотя сам ребенок такое «питание» наверняка
поначалу воспримет восторженно). И мы не ленимся, не отказывая иной раз малышу
в не очень-то полезном лакомстве, тем не менее ежедневно готовить ему здоровые
и питательные блюда. А вот до интеллектуального и нравственного «рациона»
почему-то руки часто не доходят. А ведь детская голова достойна едва ли не
большего родительского внимания, чем желудок!
К тому же рассказать ребенку сказку иной раз значительно проще, чем
накормить его кашей. Ведь в этом процессе, помимо прочего, удовлетворяется его
важнейшая потребность - в общении с близкими, в ощущении их заботы и любви
(видеосказка эту потребность никак не удовлетворяет). Понятно, что эту
потребность можно насытить, только если подойти к делу прочувствованно и
искренне, а не как к отбыванию родительской повинности. (К сожалению, нередко
приходится видеть, как иная мама, желая занять ребенка, монотонно бубнит, не
отрывая взгляда от книжки. Кому понравится такое «общение»!)
Не стоит также предлагать сказку вместо мультфильма. Не кормим же мы ребенка
одной кашей. В его жизни должно найтись место разным формам восприятия.
Сегодня все реже приходится слышать из детских уст: «Мама, расскажи мне
сказку!» И вовсе не потому, что ребенку это стало не нужно. Просто мама и
бабушка сами поспешили отказаться от этого «пережитка». И уже совсем не
редкость юный прагматик, который брезгливо морщится: «Не рассказывайте мне
сказки!» Так и видится довольная усмешка на недобром лице Снежной королевы.
Осколки ее зеркала разлетелись по всему свету, заставляя наших детей играть
блестящими кусочками льда. Но сказка учит, что этот лед можно растопить
душевным теплом и самоотверженной любовью. Так вспомним же эту сказку и
расскажем ее детям!
Принято считать, что косноязычие и убогая
речь -признаки недалекого ума и невысокого положения человека в обществе. И
напротив, богатый словарный запас, умение строить сложные фразы считаются
атрибутом человека солидного, достойного, преуспевающего. Похоже, такое
убеждение небезосновательно.
|
Чем больше словарный запас ребенка, тем выше вероятность того, что он
преуспеет в жизни. По словам американского педиатра Сьюзен Каниса-рес, богатый
лексикон способствует более быстрому развитию навыков чтения и письма; такому
ребенку будет легче учиться в школе и общаться как со сверстниками, так и со
взрослыми. В результате из него вырастет человек с высоким интеллектом, а
значит, и с хорошими перспективами в жизни. Чтобы расширить словарный запас
ребенка, родителям нужно сделать свою речь как можно более богатой и
выразительной. С детьми нужно как можно больше общаться и читать им вслух книги
-особенно полезны стихи.
Взрослый человек обладает над ребенком многими преимуществами. Из них самое
главное - самостоятельность, относительная свобода выбора. Ведь ребенку
абсолютно все предписано - разрешено или запрещено старшими. А взрослый может
ложиться спать, когда захочет, может безнаказанно ковырять в носу и даже
произносить такие словечки, за которые малыша непременно отшлепают. Поэтому
дети и мечтают стать взрослыми, наивно полагая, что взрослая жизнь - это
бесконечный праздник. Им невдомек, что дело обстоит совсем наоборот: взрослая
жизнь - это, как правило, монотонная череда будней, которая лишь изредка
прерывается праздниками. Прожив на свете много лет, взрослые ко всему привыкли,
почти ничему не удивляются и находят мало поводов для радости. В этом отношении
преимущество как раз принадлежит детям. Когда прожито совсем немного, каждый
день обещает новые открытия, неизведанные возможности и впечатления. Поэтому
можно сказать, что детская жизнь - это своего рода бесконечный праздник, ибо
дети еще не приобщились к унынию взрослых будней. Но взрослые изо всех сил
стараются навязать детям свой образ жизни, полагая, что в этом и состоит
возмужание. В итоге им это обязательно удается. И армию взрослых пополняют все
новые новобранцы, для которых кончился праздник детства.
Правда, находятся единицы, которые, хоть им и не удается уклониться от
всеобщей повинности, только делают вид, что смирились с казарменным бытом
нового мира. Чтобы избежать трибунала, им приходится отдавать честь генералам
армии взрослых и маршировать в общем строю. Но в глубине души эти счастливчики
сохранили детское ощущение праздника, умение искренне радоваться и
непосредственно удивляться. Из них получаются художники и поэты, музыканты и
философы. И если б не они, то во взрослой суете вовсе не стало бы праздников, и
лишь воспоминания всплывали бы иногда среди смутных образов детства.
Высокомерно взирая на детей с вершин своего жизненного опыта, мы, взрослые,
учим их жить по нашим законам - считать деньги, соблюдать приличия, подчиняться
тем, кто сильнее. А иногда считаем своим долгом организовать для детей
праздник. Хотя более глупого выражения трудно придумать. Ведь праздник нельзя
организовать. Он наступает сам собой, когда в каждом из нас просыпается
ребенок, открытый для радости и чуда. А организованный праздник - это, как
правило, «мероприятие» с ритуальным сценарием. Если мы пытаемся тот же сценарий
навязать детям, то ничего не получается. Подлинный детский праздник наступает
тогда, когда мы не навязываем им наши ритуалы, а помогаем радоваться жизни так,
как они сами прекрасно умеют, а мы в большинстве своем давно разучились.
Человека любого возраста ничто не радует так сильно, как бескорыстная любовь
тех, кто самому тебе дорог. Праздник - это фейерверк во имя любви. Как сама
любовь, он не может быть запланирован и организован. Праздник - это не то, что
надо, а то, что хочется.
Но почему же то, что должно, по определению, радовать всех участников, очень
часто не оправдывает их ожиданий? В предпраздничные дни мы давимся в
обезумевшей толпе перед прилавками с ритуальной дребеденью, а потом обижаемся,
что наши подарки не вызвали восторга. День напролет крошим салаты и печем
пироги, которые потом еще неделю, заветренные и черствые, будем доедать всей
семьей. А после праздничной суеты перед отходом ко сну тайком с облегчением
вздыхаем: все прошло, как полагается, и наконец закончилось. А как, кстати,
полагается?
Испокон веку человек тяжкими трудами добывал хлеб свой насущный. В том и
состояли будни, в которых труда было много, а хлеба порой недоставало. Праздник
все менял местами. В этот редкий день о труде можно было забыть и предаться
праздности (обратим внимание, как похожи эти родственные слова). А центральным
моментом всякого праздника был пир, когда можно было позволить себе поесть
много и вкусно. Потом, испытав блаженную сытость, люди развлекали себя
всяческими увеселениями, а по сути дела - играми: плясали, пели, дурачились,
рассказывали забавные истории. С древних времен этот ритуал дошел до наших дней
в неизменном виде. И детям мы его в том же виде, как правило, и преподносим. И
часто удивляемся, что у них он особого восторга не вызывает. А удивляться тут
нечему. Ведь дети живут собственной жизнью, над которой, вопреки нашим стараниям,
еще не властны взрослые законы. Начать с того, что современный ребенок избавлен
от необходимости труда в традиционном понимании этого слова. У него, конечно,
есть свои обязанности, и для решения многих задач приходится прилагать усилия.
Главная обязанность - слушаться старших и стараться как можно лучше делать то,
что они велят. И никакой праздник этой обязанности не отменяет. Конечно, в
праздничный день можно и поиграть. Как, впрочем, и в любой другой. Поэтому в
рамках сложившегося ритуала красный день календаря для ребенка, по сути, мало
отличается от всех остальных дней. Возможность вкусно поесть, к счастью,
сегодня для большинства детей тоже явление будничное. В о т и получается, ч т о
ни от каких обязанностей мы ребенка не освобождаем и никаких особых привилегий
не даем.
Но остаются еще подарки. Снова прислушаемся к звучанию слова: подарок — это
то, что достается даром, за это не надо расплачиваться. Но ребенок и так ни за
что не платит. В любой будний день он может получить и шоколадку, и игрушку, и
что угодно еще — в зависимости от настроения родителей. Праздник ничего по
существу не меняет, только родители становятся чуть щедрее. К тому же подарок
порой теряет свое главное свойство и превращается в своего рода плату, вернее,
предоплату - главным образом за послушание и хорошее поведение.
Обратите внимание: самые сногсшибательные и безумно дорогие подарки дарят
детям в тех семьях, где родители нечасто вспоминают об их нуждах и в основном
заняты собой. Дорогие подарки чаще всего становятся праздничной компенсацией за
отсутствие каждодневного участия и заботы. Но как невозможно наесться или
выспаться на месяц вперед, так нельзя и от самого дорогого подарка испытать
радость, сравнимую с постоянной радостью общения с близкими людьми.
Что такое праздник для взрослых? Это шампанское и осетрина на столе,
возможность потанцевать вместо того, чтобы работать. Понятно, что детям таким
образом настоящий праздник устроить не удастся. Но ведь есть же что-то еще?
Безусловно. Это возможность побыть самим собой, отвлечься от обязанностей и
правил, перестать усмехаться и рассмеяться наконец от души. И не менее важно -
получить настоящие подарки как символ бескорыстной любви, а не как
церемониальные подношения или будничные взносы. Все это мы можем обеспечить
детям, если не будем забывать, что их мир глубоко своеобразен и очень не похож
на наш. Праздник - самое яркое свидетельство нашей любви к детям. Но настоящая
любовь - ежедневна, и праздник может лишь подчеркнуть ее, а не воздвигнуть на
один день на пустом месте.
Взрослый может сделать вид, что он радуется, если знает, что так в данный
момент положено. Ребенок честнее, он этого еще не умеет. Он радуется искренне.
И самое большое удовольствие получает от того, чего хочется ему самому. Себе мы
это по праздникам разрешаем. Так почему не разрешить детям? Только надо сначала
честно разобраться, чего же им хочется. Признаемся себе: не так уж часто мы это
делаем, полагая, что сами лучше знаем потребности ребенка. А если присмотреться
повнимательнее к его поведению и прислушаться к его словам? Тогда и подарок
станет желанным, и развлечение не превратится в очередное развивающее
упражнение. Наверное, для каждого из нас праздник в том и состоит, что в этот
день больше разрешено и меньше запрещено. И это, наверное, должно стать главным
девизом любого праздника.
Конечно, трудно советовать родителям, что может порадовать их ребенка. То,
что для одного - яркое, запоминающееся событие, для другого обыденно и
привычно. И тут никто не разберется лучше самих родителей. Самый надежный
способ - обратиться к воспоминаниям своего детства. Ведь в памяти остаются
по-настоящему значительные события. Вы едва ли припомните, как давным-давно в
предновогодний вечер уплетали салат «оливье», теснясь за столом с
многочисленными взрослыми гостями. А что осталось в памяти как ощущение
праздника? Может быть, это была прогулка по заснеженному парку, когда папа
рассказывал что-то очень веселое и интересное? Или поход в кукольный театр,
после которого захотелось своими руками смастерить забавную куклу? Каждый вспомнит
свое. Но, думая о собственном ребенке, не забывайте, что он — плоть от плоти
вашей и многое воспринимает так же, как вы в его годы. Что бы вам тогда
хотелось получить в подарок? Конечно, «Лего» и Барби тогда не знали, хотя
игрушки были всегда и только чуть изменились по форме, но не по сути. Сегодня
наши возможности неизмеримо расширились, но главные потребности остались
прежними. Каждому необходимо чувствовать себя нужным и любимым вне зависимости
от своих достоинств и заслуг. Праздник случается тогда, когда чувствуешь это
особенно сильно. Мы мечтаем о том, чтобы нам подарили это ощущение. И дети
мечтают о том же. В наших силах им это дать.
Когда мы говорим о самых близких для нас людях, то в первую очередь имеем в
виду своих детей. Но, говоря о близости, мы нередко упускаем из виду буквальное
значение этого слова. Ведь наши дети близки нам не только душевно, но и
пространственно. С ними мы живем бок о бок и в буквальном смысле постоянно
соприкасаемся. Казалось бы, такой тесный контакт - надежный залог
взаимопонимания и обоюдного расположения. Тем не менее редко найдется семья,
где родители не имели бы повода посетовать на непослушание детей, на взаимные
обиды.
Взаимоотношения родителей и детей — это огромный материк, и специалисты по
детской психологии, похоже, изучили его вдоль и поперек. Но даже для них здесь
есть неосвоенный уголок, где таятся необъяснимые загадки.
А большинство родителей туда просто не заглядывают, предпочитая держаться на
освоенной равнине. Эта терра инкогнита - невербальное (бессловесное) общение.
Многие из нас рассматривают воспитание как поучение, прежде всего словесное.
И нередко бывают удивлены, что дети неправильно воспринимают, казалось бы,
простые и ясные слова. Да и мы сами далеко не всегда понимаем настроение и
намерения ребенка, упускаем из виду те едва заметные детали поведения, которые
порой красноречивее всяких слов.
Несколько лет назад австралийские психологи исследовали две группы матерей.
У одних дети часто капризничали, бывали непослушными. Матери второй группы на
своих детей почти не жаловались, потому что те в основном вели себя хорошо.
Интересно было выявить ту манеру, в какой общаются со своими детьми те и
другие. Оказалось, что матери в первой группе реже смотрели в глаза своим
детям, чаще говорили неприязненным тоном, давали указания с большого расстояния
(свыше двух метров) и очень редко наклонялись или приседали рядом с ребенком,
чтобы поговорить с ним.
Давайте совершим небольшую познавательную прогулку по этой неосвоенной
территории. Как знать, может быть, здесь мы найдем ответы на те вопросы,
которые казались неразрешимыми.
Начнем с того, о чем уже шла речь в первых строках, -с пространственной
близости. Поспешные выводы здесь недопустимы, ибо наше отношение к близости
крайне противоречиво. Рассмотрим для примера, как заполняется автобус или поезд
метро на первой остановке маршрута. Если пассажиров по крайней мере вдвое
меньше, чем мест в салоне, то они, скорее всего, разместятся таким образом,
чтобы избежать непосредственного соседства друг с другом. Садиться рядом начнут
лишь тогда, когда салон заполнится более чем наполовину. Такое поведение не
распространяется на супругов, родителей с детьми или просто знакомых, едущих
вместе. Они, естественно, предпочтут разместиться рядом. То есть для них
дистанция имеет иное значение.
Из этого простого наблюдения следует очевидный вывод: вокруг каждого из нас
существует некое пространство, которое мы стремимся поддерживать в
неприкосновенности. Лишь ситуация многолюдья вынуждает нас смириться с нарушением
его границ, либо мы сами, сблизившись с человеком в психологическом смысле
этого слова, стремимся к близости пространственной - вплоть до дружеского или
любовного объятия.
Для ребенка близость с родителями не только естественна, но и крайне
желательна. Выходя с мамой из дома, малыш хватается за ее руку. Так он
чувствует себя удобно и безопасно. Если же, взятый за руку, он, наоборот, хочет
вырваться, то это не может не насторожить. Не исключено, что он отчасти утратил
веру в маму как надежную опору.
Правда, с таким выводом не надо спешить в пору возрастного кризиса, который
начинается на рубеже трехлетнего возраста. Это вполне нормальное и закономерное
явление, выражающееся в повышенном стремлении к самостоятельности. Но и в эту
пору ребенок все же не настолько отдаляется от родителей, чтобы можно было
вести речь об отчуждении. А вот если он действительно избегает пространственной
близости и постоянно стремится уклониться от контакта, тут есть над чем
задуматься: отчего ему лучше в стороне, чем рядом?
О подлинно близких отношениях наиболее красноречиво свидетельствуют взаимные
прикосновения. С первых дней жизни нежные материнские руки дарят младенцу пока
еще неосознанное ощущение уверенности и покоя. А если мать недовольна и
раздражена, ее движения становятся резкими, могут даже причинить боль.
В возрасте 3-4 месяцев у ребенка появляется яркая эмоциональная реакция на
появление родного человека: при приближении материнского лица малыш улыбается,
лепечет и протягивает к нему ручки. Став постарше, ребенок нежно прижимается к
тому из близких, кто берет его на руки. Но если его захочет приласкать
незнакомец, малыш инстинктивно попытается его оттолкнуть и вырваться.
Так с самого раннего возраста человек сигнализирует окружающим о своем
отношении к ним. Интерес и симпатию он выражает мягким касанием или
поглаживанием, а рассердившись, может толкнуть или ударить. Этот несложный
репертуар сохраняется на протяжении всей жизни, подчеркивая значение слов, а
порой и заменяя их.
С возрастом у ребенка все более оформляется стремление к независимости и, в
известном смысле, к неприкосновенности. Подростки довольно терпимо относятся к
взаимным прикосновениям среди сверстников, но прикосновения взрослых их
раздражают. Они воспринимают их как подчеркивание детского статуса и поэтому
ревностно охраняют границы своего личного пространства.
Но для ребенка помладше прикосновения выступают как важный знак заботы и
близости. Дети школьного возраста также нуждаются в таком общении. Так что не
надо бояться поцеловать своего ребенка перед сном, обнять -даже без всякого
повода, просто по настроению. Китайцы говорят: «Если хочешь вырастить злую
собаку, никогда не гладь щенка». Понятно, что этот рецепт имеет и обратную
силу, причем, разумеется, не только для собак.
Большое значение имеют не только прикосновения, но и жесты. Они должны быть
точными, усиливающими значение слов или подчеркивающими важность сказанного.
Например, указав рукой на одежду, валяющуюся на полу, вы подкрепляете свою
просьбу убрать за собой.
Слушая ребенка, проследите, не сложены ли у вас руки на груди, что придает
вам отстраняющий, «закрытый» вид. Обычно это означает, что вы не расположены
благожелательно воспринять то, что вам говорят. И наоборот, расслабленные,
слегка отведенные от туловища руки показывают, что вы открыты для
доверительного разговора.
Ладони наших рук хорошо приспособлены для того, чтобы прикрывать лицо. Во
многих жестах, направленных на собственное лицо, присутствует желание что-то
скрыть. Так, количество жестов «рука - лицо» заметно возрастает при попытках
солгать. При этом чаще других встречаются следующие движения: прикрытие рта -
возможно, посредством касания носа (жесты маскировки), потягивание за мочку уха
(имитация самонаказания), потирание щеки, касание или поглаживание подбородка,
бровей или волос (самоуспокаивание посредством символической ласки).
Аналогично зажатие ушей (пускай и неявное) символизирует стремление
воспрепятствовать поступающей звуковой информации, нежелание слышать.
Подпирание головы рукой означает желание покоя и защищенности. Поглаживание
лица или прикладывание костяшек кисти к губам представляют собой сигналы,
выражающие стремление к нежности.
Пальцы, сжатые в кулак, естественно интерпретировать как агрессивный жест,
поскольку кулак - это простейшее орудие для удара. Но не будем забывать, что
сжатый кулак демонстрирует также хватательное действие. Такое положение (без
всяких агрессивных позывов) может принимать рука человека, стремящегося в
широком смысле за что-то ухватиться. Понаблюдайте, как ведут себя дети в цирке,
когда смотрят на головокружительные кульбиты эквилибристов или прыжки хищников.
Детские кулачки непроизвольно сжимаются, дабы хоть символически за что-то
ухватиться в рискованной и пугающей ситуации.
Самой выразительной частью тела является конечно же лицо. Дети мгновенно
распознают подавляемый гнев по сжатым губам, насупленным бровям. А вот улыбка
означает прямо противоположное - одобрение, похвалу, любовь. Разумеется, если
она искренняя.
Эмоциональное отношение может передать не только выражение лица. Движение
головы — кивок или откидывание назад - показывает ребенку, что вы эмоционально
расположены к нему, готовы успокоить и поддержать. Обязательно используйте эти
движения во время доверительного разговора с ребенком — они помогут ему раскрыться.
Выражение глаз также является мощным средством общения. Даже если вы
контролируете интонации голоса и выражение лица, взгляд может выдать то, что вы
хотели бы скрыть. Поэтому внимательно следите за тем, что говорят ваши глаза, а
не только ваши губы.
Очень важно смотреть ребенку в глаза, близко наклонившись к нему или присев
рядом, чтобы оказаться буквально на одном с ним уровне. Ответить взглядом на
взгляд иногда бывает достаточно для того, чтобы ребенок понял - вы ему
доверяете, одобряете его действия, цените его усилия. И наоборот, когда вы
отводите взгляд, даже непреднамеренно, это может означать неодобрение или
нетерпение.
Но бывает, что визуальный контакт дает противоположный результат. Дети
постарше в такой ситуации иногда чувствуют неловкость, а подростки даже
негодуют на старших за попытку «влезть им в душу».
Хотя интонации речи нельзя в полном смысле отнести к бессловесному общению,
это тем не менее тоже очень важный компонент взаимопонимания. Манера говорить
помогает детям правильно оценивать смысл ваших слов. Если голос звучит вяло, то
ваши слова вряд ли будут восприняты ребенком всерьез. Если указание дается
нерешительным, чуть ли не просительным тоном, то исполнения можно вообще не
дождаться...
Почти незамеченным широкой аудиторией прошел на наших экранах шведский
кинофильм «Пиля навсегда» с восходящей звездой Оксаной Акиныииной в главной
роли. Героиня этой пронзительной истории, 17-летняя русская девчонка,
одураченная современными работорговцами, оказывается в заморском «раю». Здесь
ее запирают в четырех стенах типовой квартиры, откуда под конвоем регулярно
вывозят «на работу». Интересный психологический штрих: несчастная девчонка,
попавшая как кур в ощип, посреди своего узилища воздвигает из подручных средств
подобие домика. Сюда она заползает зализывать душевные и телесные раны,
полученные «при исполнении». Надо ли говорить, что ничем хорошим такая история
кончиться не может, и тут авторы фильма не грешат против жизненной правды.
В наших краях гораздо большим успехом пользуются жизнеутверждающие
голливудские поделки, в которых герои всегда находят безупречный путь к
хеппи-энду. Но и в них обращает на себя внимание подобный психологический
штрих: в разных историях, в которых участвуют дети и подростки, не раз и не два
любящий папа старается порадовать свое чадо, соорудив на ветвях дерева
небольшую избушку. Такой персональный детский теремок - распространенное
сооружение в Новом Свете. Похоже, он отвечает каким-то глубинным потребностям
ребенка, позволяя уединиться в своем собственном, пускай и игрушечном, домике.
Эту склонность подметили и производители товаров для детей. С недавних пор
на рынке игрушек появились надувные и блочные сооружения, позволяющие ребенку
возвести собственный замок, избушку или шалаш даже посреди городской квартиры.
У взрослых это может вызвать недоумение: что хорошего в том, чтобы втиснуться в
ограниченное пространство импровизированного «дома», когда есть дом настоящий,
просторный? Но вспомним героиню шведского фильма. Для нее настоящий дом был тюрьмой,
а игрушечный, самодельный позволял хотя бы тешить себя иллюзией нахождения в
личном пространстве, созданном своими руками. Тесное, замкнутое, но иллюзорно
личное, неприкосновенное пространство оказывается милее и уютнее, чем широкий,
но недружелюбный окружающий мир. Может быть, в этом-то все и дело?
В английском языке есть слово privacy, имеющее аналоги во многих
языках, но только не в русском. В отсутствие эквивалентного слова его можно
перевести как «некая личная, неприкосновенная сфера, доступ в которую
посторонних допустим только по воле хозяина». Иными словами, есть в жизни
каждого человека такое пространство -будь то территория его жилища или область
его личных переживаний, - куда окружающие не вправе проникнуть без его
приглашения. В этом пространстве человек чувствует себя неуязвимым, здесь он
принадлежит самому себе, и никому больше. В знак особого расположения тот, кого
сам человек сочтет близким, достойным доверия, может быть допущен в область privacy.
Интуитивно кажется ясным, почему заморское слово не находит аналога в
русском языке — само понятие privacy не присуще нашему менталитету. Мы
привыкли к тому, что хороший человек - он весь нараспашку, потому что у него
нет ничего дурного, что следовало бы скрывать. Напротив, всякий шаг, предпринятый
в частном порядке, приватно (само это слово у нас безотчетно окрашено в
негативные эмоциональные тона), воспринимается как стремление скрыть от
общественности какую-то низменную корысть. Это и понятно - в иерархически
организованном авторитарном обществе любой, кто позволяет себе сохранить в
неприкосновенности хотя бы сферу своих внутренних переживаний, оказывается
потенциально опасен, - вдруг в этой невысказанной сфере он припрятал что-то
угрожающее установленному порядку? Надо ли удивляться, что неприкосновенность
жилища, тайну личной переписки и т. п. наш человек по сей день воспринимает как
заморскую блажь, которую в наших краях можно законодательно оформить на бумаге,
но которую никто никогда не соблюдал и не будет! И не потому ли смыспообразующее
для человеческого общества понятие собственности никак не приживется в наших
контуженных головах?
У любого самостоятельного, здравомыслящего человека, который отдает себе
отчет в этой ситуации, она не может не вызвать негодования. Просто унизительно
сознавать, что окружающие, та самая пресловутая общественность, относятся к
тебе как к малому дитяти, у которого всегда можно потребовать предъявить
ладошки на предмет их чистоты.
Но позвольте - кто сказал, что это допустимое отношение к дитяти? Может
быть, с этого-то все и начинается?
Давно осознав, что тоталитарное устройство общества порочно и неэффективно,
мы тем не менее в большинстве случаев продолжаем безотчетно придерживаться его
традиций, когда речь заходит об отношении к нашим собственным детям. Мучительно
отвоевывая для себя право на privacy в нашем мало приспособленном для
этого социуме, мы практически отказываем в этом праве детям. По нашим
представлениям, ребенок всегда должен быть на виду, взрослый вправе
проконтролировать каждый его шаг. Именно взрослый решает, как ребенку
распорядиться собой, своим временем, своим имуществом, тем более что и все его
имущество принадлежит ему чисто номинально - оно скорее не его, а наше. Даже
наказание «за невосторженный образ мыслей», осмеянное великим русским сатириком,
в семейном воспитании обыденная практика.
При этом мы в духе времени, как попугаи, повторяем, что растим своего
ребенка человеком самостоятельным и ответственным. Но возможно ли это таким
способом?
Многие на это с негодованием возразят, что маленький ребенок в буквальном
смысле еще слишком мал, чтобы доверить ему чем-то самостоятельно распоряжаться.
Право на личную жизнь, личную собственность, личное пространство
— атрибут личности, и о нем преждевременно вести речь, когда личность
еще не сформировавшаяся и незрелая. Но в том-то и дело, что ее формирование,
обретение ею зрелости возможно лишь за счет постепенного упражнения в
ответственном поведении. А как научиться личной ответственности, если лично
тебе ничего не принадлежит?
В педагогической публицистике стали общим местом призывы уважать детскую
личность. Воплотить их не на словах, а на деле можно, только предоставив
ребенку необходимые атрибуты личности - что-то такое, что безраздельно
принадлежит лично ему, чем он вправе распорядиться по своему усмотрению и за
что несет персональную ответственность. Понятно, что такой груз совсем
маленькому ребенку практически не под силу. Да он ему и не нужен! Видели вы
когда-нибудь ползунка, который просил бы поместить его в замкнутое пространство
детского манежа? Наоборот, большинство детей раннего возраста привыкает к этой
«детской клетке» крайне неохотно и при всяком удобном случае норовит из нее
выбраться.
Склонность к сооружению разного рода убежищ (или использованию в качестве
таковых любых подручных конструкций - того же стола, накрытого скатертью)
появляется лишь у трехлеток - в ту самую пору, которую психологи определяют как
«кризис трех лет». В этом возрасте у ребенка формируются начатки самосознания,
он впервые осознает свою автономию от окружающего мира и других людей, даже
близких. Пройдет еще много времени, прежде чем эта автономия приблизится к
самодостаточности, и страсть к разбиванию палаток, постройке шалашей и т. п.
сохранится еще долго (не от неуютного ли социума бегут в хрупкие брезентовые
сооружения любители «дикого» туризма?).
Наверное, по-настоящему взрослым человек становится тогда, когда получает
возможность своими руками построить для себя настоящий дом. Увы, многие из нас
принуждены всю жизнь прожить так, что даже пространство жилища не ощущается как
личное - этот тесный пятачок населен слишком многими людьми сразу, и их личные
сферы волей-неволей постоянно пересекаются. Психологически совершенно
оправданна установка на предоставление каждой семье жилплощади по формуле «количество
комнат = количество членов семьи + 1», где у каждого есть своя территория и
поле для совместного времяпрепровождения. Развитые страны, наверное, отчасти
потому так и можно назвать, что там большинство людей именно так и живут.
Для большинства из нас эта формула остается несбыточной утопией (пафосу
официальных деклараций у нас верят либо люди неопытные, либо клинически
наивные). Разумеется, пространственная близость с родителями, с супругом или
ребенком для многих не только приемлема, но и весьма желательна. Но природа
человека такова, что наряду с потребностью в близком общении каждый из нас, в
том числе и дети, испытывает определенную потребность в автономии,
самостоятельном и неприкосновенном существовании. Если человек лишен
возможности иногда уединиться, побыть наедине с собой, это отрицательно
сказывается на его душевном самочувствии, хотя сам он может и не отдавать себе
в том отчета. Родственники начинают раздражать, накапливается недовольство,
вспыхивают ссоры. В с е это легко объяснить разными поводами, но подлинная
причина кроется в утрате человеком личного пространства, что и приводит к росту
напряжения.
Такую ситуацию мы невольно провоцируем сами, организуя пространство своего
жилища таким образом, что оно принадлежит всем и никому. В таком доме каждый
член семьи может в любой момент по какой-то своей надобности появиться в любом
месте. Личные пространства постоянно пересекаются: приступая к какому1™
занятию, никто не может быть уверен, что его не прервут и не отвлекут.
Возникающее напряжение в данной ситуации объясняется просто: пространственные
контакты непредсказуемы, их интенсивность слишком высока. Человеку всегда
приходится быть наготове, чтобы вовремя посторониться, ответить на вопрос,
выполнить просьбу или согласовать намерения.
Чтобы этого не происходило, достаточно придерживаться несложной стратегии.
Всем членам семьи необходимо заключить негласный договор, по которому каждому
отводится определенная личная территория. Не всегда возможно, чтобы это была
отдельная комната. Тогда пускай это будет хотя бы уголок, на который кто-то из
членов семьи приобретает приоритетные права. Интуитивно мы стараемся
придерживаться этого правила: почти во всяком доме есть «папин рабочий стол»,
«мамино кресло» и т. п. Отчего же ребенку отказано в этом праве?
Определение территорий не требует подписания соглашений и возведения
неприступных барьеров. Достаточно просто взять за правило: если человек
находится на «своей» территории, не следует его без необходимости беспокоить.
Не надо и без его разрешения манипулировать вещами, которые он считает своими.
Если вы ведете личный дневник, понравится ли вам, чтобы сын или дочь его тайком
прочитали? А теперь взгляните на эту ситуацию зеркально. Поверьте, разницы тут
никакой! И только поняв это, мы сможем отнестись к ребенку действительно как к
личности, а не как к маленькому арендатору нашей жизненной территории.
У вашего ребенка все в порядке с самооценкой? А с произвольностью поведения?
Не слишком ли он импульсивен или, может быть, наоборот - заторможен? Достаточен
ли его словарный запас? Соответствует ли уровень его интеллектуального развития
возрастным нормативам?
Даже если вы не готовы с ходу ответить на все эти вопросы, то, по крайней
мере, вряд ли они вас удивили -столкнувшись с ними, большинство современных
родителей хорошо понимают, о чем идет речь. И в этом отношении намного
превосходят своих собственных родителей, которые и понятия не имели о детских
фобиях, гиперактивности, аутизме, дефиците внимания и прочих премудростях,
которыми переполнена современная литература о детях. Правда, им каким-то чудом
удалось вырастить нас - своих детей - вполне приличными и душевно здоровыми
людьми. Не обошлось, конечно, и без «заусенцев», но уж мы-то, родители
современные, психологически «подкованы» гораздо лучше и любых ошибок наверняка
избежим. А в чем сами не разберемся — помогут профессионалы, благо сегодня
услуги детских психологов и психотерапевтов вполне доступны, да и популярных
книжек ими написано предостаточно.
Знакомая точка зрения, не правда ли?
Еще лет пятнадцать назад принято было сетовать на массовую психологическую
неграмотность родителей, не умеющих учитывать закономерности психического
ребенка в тонком деле воспитания. В наши дни впору бить в набат по другому
поводу. Поощряемые советами специалистов, нынешние родители чутко
присматриваются к поведению собственных детей и подмечают всевозможные
психологические проблемы, требующие компетентного решения. Увы, такой взгляд
нередко приводит к отысканию проблемы несуществующей либо по крайней мере
такой, которая и проблемой-то не является. К тайной радости экспертов - «душеведов»,
родители осаждают их со всевозможными жалобами и вопросами, требующими
компетентного совета и помощи - прилично оплачиваемой, разумеется. К сожалению,
далеко не все выявленные проблемы удается решить даже профессионалам, ибо, по
меткому замечанию Марии Эбнер-Эшенбах, «вымышленные болезни неизлечимы». К тому
же иной раз желания отыскать проблему оказывается достаточно, чтобы ее
действительно создать.
Кому-то эти слова могут показаться брюзжанием дремучего консерватора,
упорствующего в своей домостроевской ограниченности. Но в том-то и дело, что
подобные суждения встречаются не в лапотной глубинке, а в солидных западных
изданиях и в книгах авторитетных экспертов. На протяжении последних десятилетий
западное воспитание оказалось настолько «психологизировано», что это уже
вызывает тревогу даже у тех, кого должно бы радовать, то есть у самих
психологов и психотерапевтов. Разумеется, немало остается и тех, кто
заинтересован и дальше распалять массовую поп-психологическую истерию. Но все
больше находится и здравомыслящих специалистов, предостерегающих от излишнего и
вредного «психологизирования».
Одно из недавних свидетельств этого - выступление в американской прессе
семейного психотерапевта Джона Роузмонда из Индианаполиса. По его мнению,
полвека назад детям жилось психологически намного более комфортно, поскольку их
родители подходили к делу воспитания проще и спокойнее. А сегодняшние родители,
начитавшись «полезных» советов, нередко сами создают проблемы себе и детям.
Примеры, которые приводит психолог, звучат просто анекдотически, не будь они по
большому счету печальны. Вот вопрос мамы двухлетней девочки: « Мы столкнулись с
проблемой приучения дочери к горшку. Как следует себя вести, чтобы не
поколебать ее самооценку и не сформировать у нее негативного отношения к
телесным отправлениям?»
Можете вы себе представить, чтобы таким вопросом, да еще в такой
формулировке, задавалась ваша мама? И вообще любая мама четверть века назад?
Для нее и проблемы такой не существовало, вернее, решалась она самым простым и
естественным способом. В положенный срок ребенка начинали высаживать на горшок,
всячески поощряя его успехи в этом «деле» и терпимо относясь в тому, что успех
будет достигнут не сразу, после многих неловкостей - вполне естественных и
простительных. Кому-то удалось освоить эту премудрость за несколько дней,
другому потребовалось несколько недель, у третьего на это ушли месяцы, но во
всех случаях нужный результат был достигнут. Причем без особых душевных
терзаний, если только родители не принимались обостренно акцентировать внимание
на данной «проблеме». Те же, кто носился с горшком как с писаной торбой,
действительно могли ребенка психологически травмировать, обеспечивая будущие гонорары
его психоаналитикам.
Впрочем, таких «психологически озабоченных» родителей никогда не было много.
Сегодня их миллионы. И надо ли удивляться, что, по оценкам американских
специалистов, которые цитирует Роузмонд, за последние четверть века втрое возросло
количество детских неврозов и депрессий?
Небезынтересно, что за то же время еще более возросло количество
специалистов по лечению этих недугов. Но как одно связано с другим?
Из истории медицины известен примечательный факт: было время, когда количество
хирургов на душу населения в Соединенных Штатах вдвое превышало такой же
показатель в Великобритании. Соответственно и хирургических операций на душу
населения в Новом Свете делалось в ту пору вдвое больше. Означает ли это, что
несчастные американцы вдвое больше англичан нуждались в ампутациях и
трепанациях? Разумеется, нет. Просто хирургам надо на что-то жить.
Психотерапевтам, понятно, тоже. Невольно закрадывается подозрение, что не
рост предложения психотерапевтических услуг вызван возросшим спросом на них, а,
скорее, наоборот. Потенциальных потребителей любой услуги необходимо убедить,
что она им жизненно необходима. В случае детских психологических проблем это,
похоже, успешно удалось.
На самом деле — и для непредвзятого человека это очевидно — большинство так
называемых проблем относится либо к индивидуально-психологическим особенностям
того или иного ребенка, либо к вполне естественным возрастным особенностям,
которые могут доставлять неудобства и производить неприятное впечатление (как,
например, сыпь при ветрянке), но при правильном отношении сами собой со
временем проходят. Но вот если начать сыпь расчесывать... А ведь именно чем-то
подобным в психологическом плане мы порой и занимаемся.
К примеру, интерес маленького ребенка к строению своего и чужого тела, к
естественным отправлениям и -о ужас! - к вопросам сексуальности, заставляющий
родителей с тревогой вчитываться в писания фрейдистов, на самом деле не выходит
за рамки общего познавательного интереса. Ведь малышу еще неведом окружающий
мир, в нем интересно все - в том числе и ЭТО. Обостренным и даже нездоровым
такой интерес становится тогда, когда вызывает беспокойство и озабоченность
родителей, стремление бороться с якобы возникающими порочными наклонностями.
А так называемая детская импульсивность? Истоки ее, как правило, лежат в
недостаточной сформированности произвольного поведения, которой еще рано
требовать от малыша. Конечно, предоставив ребенка самому себе и умиляясь любому
его капризу, как советуют иные записные гуманисты, мы получим инфантильного
невротика, не умеющего держать себя в руках. Е с л и же с малолетства прививать
ему понятия «можно», «нельзя» и «надо» - как это происходило в нашей
собственной жизни, - то со временем внешние тормоза превратятся во внутренние и
не позволят подросшему человеку сорваться на жизненных виражах. Е с л и же
поверить иным проповедникам свободного воспитания и всеми силами стараться не
задеть ранимую детскую самооценку неодобрением или упреком, то кого мы
воспитаем в итоге? За ответом не надо далеко ходить.
Проблемы бывают у каждого ребенка, но это в большинстве случаев не мешает
ему оставаться нормальным.
С этих позиций, наверное, и стоит подходить к воспитанию наших детей. Как
это делали в свое время наши родители, не обремененные психологической эрудицией.
Может быть, поэтому мы и выросли душевно здоровыми людьми? Если же вы
чувствуете, что ваши родители допустили какие-то ошибки, осложнившие вам жизнь,
то просто постарайтесь не повторять их по отношению к своим детям. И это,
пожалуй, тот главный психологический совет, к которому, ей-богу, стоит
прислушаться.
Не бывает кухни, просторной настолько, чтобы двум женщинам не было бы в ней
тесно. Редкая семья может опровергнуть эту поговорку. Е с л и под одной крышей
живут несколько поколений, то почти неизбежно между родственниками возникают
разногласия по самым, казалось бы, пустяковым бытовым вопросам. Теплая и
доверительная дружба свекрови с невесткой встречается нечасто. А бывает, что и
отношения родной матери с повзрослевшей дочерью окрашены острыми
противоречиями. Полбеды, если дело касается кулинарии или гардероба. Подлинная
проблема возникает с появлением в семье третьего поколения. Молодой маме бывает
нелегко найти общий язык по вопросам воспитания не только со свекровью, но и с
собственной матерью. Постоянное несогласие, недовольство друг другом омрачают
жизнь семьи и не лучшим образом сказываются на развитии ребенка. В чем же
причина этого довольно распространенного явления? Неизбежно ли оно? Можно ли
его предотвратить, устранить или хотя бы смягчить?
О разногласиях поколений сказано и написано немало. На протяжении всей
истории человечества старшие сетовали на то, что молодые к ним недостаточно
почтительны, отказываются следовать добрым старым традициям и образцам
поведения. Ранние примеры этих сетований зафиксированы еще древнеегипетскими
иероглифами и финикийской клинописью. Но если бы каждое новое поколение
действительно было хуже предыдущего, то род человеческий давно бы сошел на нет.
К счастью, происходит совсем противоположное, и происходит во многом благодаря
тому, что молодежь во все века стремится переосмыслить опыт старших и превзойти
их достижения. Впрочем, по мере накопления собственного опыта каждое поколение
становится более консервативным и теряется перед юношеским азартом следующего.
Таков непреложный закон взаимоотношения поколений, и он с завидным постоянством
воплощается почти в каждой семье. Так что расхождение во взглядах - дело вполне
естественное и объяснимое.
Психологический источник многих противоречий — родительский консерватизм. Он
проявляется в том, что, однажды приняв руководящую родительскую роль, женщине
бывает трудно впоследствии вносить в ее исполнение те необходимые поправки,
которые диктует взросление ребенка. Дитя появляется на свет абсолютно беспомощным,
и любая самая мелкая его потребность зависит от материнской заботы. Мать
сознает, что ее роль - определяющая в жизни ребенка, и с этим сознанием живет
долгие последующие годы, хотя дитя давно уже выросло из колыбели. Для матери ее
десяти-, двадцати-, тридцатилетняя дочь продолжает оставаться ребенком. А
ребенок, по определению, менее опытен, менее зрел, более подвержен ошибкам и
заблуждениям. Однако не подлежит сомнению, что 20-25-летняя женщина
— это уже вполне сформировавшаяся личность, обладающая достаточными житейскими
знаниями и установками. Последующее накопление так называемого жизненного опыта
может расширить круг полезных умений и навыков, но принципиально на структуре
личности уже не скажется. Более того, жизненный опыт в зрелом возрасте воспринимается
сквозь призму уже сложившихся представлений и пристрастий, а потому лишь
укрепляет и обогащает то, что сложилось ранее. То есть и двадцатилетняя и
пятидесятилетняя женщины объективно равноправны в своих суждениях и поступках.
К сожалению, в каждой конкретной житейской ситуации об объективности нет и
речи, ибо старшая чувствует себя «в большем праве».
Некоторые психологи даже считают: дело усугубляется еще и тем, что всякая
мать бессознательно противится признать взросление дочери, ибо тогда с
неизбежностью следует признать и собственное женское увядание, особенно явное
на фоне цветущей молодости дочери.
В отношениях со свекровью срабатывает иной механизм. Замечено: всякая
женщина желает дочери лучшего мужа, чем ее собственный, и уверена, что у сына
никогда не будет такой хорошей жены, как у его отца. Каждая мать в глубине души
полагает, что ее любовь к сыну - тот эталон, который невозможно не только
превзойти, но и повторить. Ее сознание отказывается признать, что любовь к сыну
со стороны его избранницы - совсем иная и не нуждается в соизмерении с
эталоном. А потому невестка в большинстве случаев остается очень уязвима для
критики.
С этими психологическими механизмами надо считаться. Причем и тому и другому
поколению. Женщине, чья дочь сама становится матерью, нелишне взглянуть на эту
ситуацию со стороны и честно признать, что дочь - вполне самостоятельный и
определившийся человек, а не маленькая девочка, нуждающаяся в назидании и
руководстве. Свекрови нелишне иной раз вспомнить, что конкуренция с невесткой -
занятие бессмысленное: у каждой своя роль и незачем их противопоставлять.
Молодой женщине надо помнить, что родительское начало в старших полностью
никогда не искоренить. А потому не надо встречать в штыки всякую попытку
назидания и руководства. Самостоятельность можно завоевать не словесными
баталиями и вздорными поступками назло, а только практичными и конструктивными
действиями, которые своим результатом подтвердят вашу правоту.
Конечно, очень нелегко отстаивать личную самостоятельность, когда нет
возможности преодолеть зависимость иного рода. Если материальное благополучие
молодой семьи зависит главным образом от родителей или без активного участия
бабушек не обойтись в уходе за ребенком, то тут волей-неволей приходится
считаться с установками старших. Тогда некоторая психологическая зависимость
выступает обязательным приложением к зависимости, так сказать, физической. Если
нет возможности устранить одно, то едва ли устранимо и другое. С таким
положением остается только мириться. На полную самостоятельность вправе
претендовать лишь тот, кто способен сам решить все свои проблемы.
В любом случае взаимоотношения следует строить, исходя из простого принципа:
никто не безупречен, ничьи суждения не являются истиной в последней инстанции,
а значит, никто не вправе принуждать другого, жестко навязывать свое понимание
жизни. Взрослым людям следует считаться с правом друг друга на собственное
мнение, поведение, видение мира. Взаимоотношение поколений может быть
продуктивно и психологически комфортно только в форме сотрудничества, которое
предусматривает, как минимум, взаимное уважение. Если же партнером выступает
«бестолковая девчонка» или «вздорная старуха», ни о каком сотрудничестве не
может быть и речи.
Но и при самом уважительном отношении никто не застрахован от противоречий.
Беда, если эти противоречия превращаются в конфликты. Отстаивая свою точку
зрения по поводу воспитания сына или дочери (внука или внучки), зададимся
вопросом: ради чего это делается? Не ради ли того, чтобы утвердить свое
преимущество, отстоять авторитет или право на независимость, не уронить
достоинства? Ведь часто ребенок выступает не столько объектом, сколько поводом
спора. Е с л и же взять за точку отсчета интересы ребенка, а не амбиции
взрослых, то многие проблемы снимаются сами собой. Конечно, благо ребенка мама
и бабушка могут понимать неодинаково, но если этот вопрос обсудить «в чистом
виде», то легче прийти к согласию.
Вовлекать самого ребенка в подобное обсуждение, даже в качестве свидетеля, абсолютно
недопустимо. Дети очень рано начинают чувствовать противоречия взрослых. С
одной стороны, это их больно ранит. Ведь возражают друг другу близкие любимые
люди, и необходимость принять чью-то сторону в ущерб другому для ребенка
мучительна. С другой стороны, ребенок может с малых лет усвоить правила двойной
дипломатии и включиться в диалог поколений в своих интересах. Играя на
противоречиях старших, нетрудно извлекать из этого выгоду. В нравственном плане
такой урок чреват очень неприятными последствиями.
Закон однозначно трактует эту проблему. Ответственность за
несовершеннолетнего ребенка всецело лежит на его родителях, и именно им
принадлежит приоритет в деле воспитания. Прочие родственники, даже ближайшие
-бабушки и дедушки — могут помочь в этом деле, но вовсе не заменить родителей
(за исключением редких трагических случаев). Из этой презумпции
ответственности, вероятно, и следует исходить в решении каждодневных проблем
воспитания. Но при этом важно помнить и о том, что отношение детей к родителям с
удивительным постоянством воспроизводится от поколения к поколению. Желая
заслужить уважение детей, не будем забывать, что и мы дети своих родителей, и
постараемся быть хорошими детьми. Кто не хочет по прошествии лет быть высмеян,
отвергнут и унижен своими детьми, не должен делать этого сам. Недаром говорят,
что личный пример - самый убедительный педагогический прием. И сколько бы лет
ни было человеку, он состоялся как воспитатель, если сумел преподать младшим
хороший пример.
|