"Мозгоед" - читать интересную книгу автора (Монастырская Анастасия Анатольевна)

4 июля

Нет, я не жизнерадостный, это у меня уже истерика…

— Итак, ты открыл дверь… Что было потом?

Сговорились они, что ли?! Потом был труп. Женский.

— Ты ее узнал?

Не сразу. Обнаженная, она лежала на полу, головой к дверям. Под правой ногой небольшая лужица крови, рядом кисточка. Вместо ковровой дорожки — длинные, тщательно расчесанные волосы, украшенные увядшими цветами. Почему-то именно это первым бросилось в глаза. Затейливый узор из сорванных ромашек и маргариток. И еще один чертополох, уродливым комком застывший у левого виска. Я так и не понял, что убийца хотел этим сказать. Ни одного украшения. Руки сложены на груди. На ногтях безупречный маникюр — красный лак, черный кант. На горле красная полоса. На лице застыло искреннее удивление — посмертная маска. Полину она совершенно не портила. Даже мертвая, была очень красивой.

Я прикоснулся к телу — смерть наступила примерно сутки назад. Плюс-минус несколько часов. Странно, что кровь на стене не успела застыть. Убийца изобразил непонятный символ: то ли иероглиф, то ли абстрактную картинку, выполненную в манере сюрреализма. Я вглядывался в хаотичные линии и не понимал, что именно здесь нарисовано.

За окном барабанил дождь. Этот грех он уже не смоет — хотя бы потому, что не успеет. Поздно. Я повернулся к двери, стараясь не наступить на волосы Полины. Деревянными пальцами набрал мобильный номер Луши:

— Это Дэн. Ты еще на проекте?

— Меня гримируют, — недовольно пробурчала она. — Два часа скуки и пять минут позора — все равно под дождем все размажется. Дэн, давай потом, ладно? Полинка так и не вернулась, мне сейчас за двоих придется отдуваться. А я даже не знаю, о чем говорить.

— Полина не вернется. Она в «бунгало страсти» сейчас.

— О! И тебя взнуздала?! — обманчиво равнодушно сказала Луша. — Когда только успела?

— Судя по внешним признакам, еще вчера, — я не мог оторвать глаз от Полины. — Луша, тут такое дело… В общем, она мертвая… Ты приходи. Сама увидишь.

— Как это мертвая? — через паузу уточнила Луша. — Она что, совсем спятила — эфир мне срывать?

На этот вопрос я не смог дать ответа. Кто знает, думала ли Полина в последнюю минуту о том, что своей смертью сорвет эфир?! Или у нее нашлись мысли поважнее?!

Луша появилась ровно через пять минут. Рядом подпрыгивал Гоша, перепуганный и нервный.

— Где она?

— А ты будто не видишь, — я галантно отошел в сторону. — Вот! Надеюсь, представлять вас друг другу не надо.

Гоша взглянул на труп, позеленел и бросился на улицу. Судя по звукам, из него выходили шлаки. Что ж, для живого организма даже полезно: меньше гадости остается.

Луша, напротив, выглядела на удивление спокойной. Словно каждый день ходила на светские приемы Международной Ассоциации патологоанатомов.

— Надо же, какая фигура: мрамор и тот бы позавидовал. А ведь постоянно жаловалась на целлюлит и лишние килограммы! Никому в этой жизни верить нельзя. Как думаешь, почему она умерла? Может, чем-то подавилась?

— Ага, а потом перерезала себе горло, сняла с себя одежду, аккуратно расчесала волосы, разложила их на полу и улеглась — помирать, — пришел в себя Гоша. — Черт, ну что за непруха! Четвертый случай с криминальным душком, придется теперь милицию вызывать…

— Ты больной?! — взвилась Топчак. — Против нас восемь дел в суде! Им только повод дай — мигом проект закроют.

Хм, как интересно! Мне казалось, она будет только этому рада. Стоп! Почему четвертый случай? Третий, если учесть Олега и Стасю. Или я чего-то не знаю?!

— Как — четвертый? — спросил я. — Почему мне никто не сказал?

— А ты и не спрашивал, — огрызнулась Луша. — Гоша, я думаю, он должен знать. Мало ли чего…

— Не уверен. Сколько он здесь? Даже суток не прошло. Вдруг проболтается…

— Кому? — ухмыльнулась Луша. — Он теперь по уши в дерьме, как и мы. Да и куда денется?! Лес кругом.

Мы по-прежнему стояли над обнаженным трупом.

— Ладно, — вздохнул режиссер. — Умеет баба убеждать, когда надо и не надо… Про Стасю и Олега ты и так знаешь… Теперь вот Полина подкузьмила — не раньше и не позже. Проблемы на проекте начались две недели назад, — Гоша упорно старался не смотреть на меня. — Кто-то отравил суп. Грешили на Дашу Колитову, она совершенно не умеет готовить. Но Дашка в тот день к кухне даже близко не подходила. Я проверял. Она ногу поранила и сидела в корпусе. Суп ели все. Спустя час пришлось вызывать врача — рвота, колики, понос… Троих в тяжелом состоянии мы отнесли в медпункт. Диагноз — острое отравление. Спасти удалось не всех… Паша — был у нас такой мальчик — умер, не приходя в сознание.

— Что? — я не верил своим ушам. — У вас на проекте умер человек, а вы молчите?!

— Мы с трудом замяли ситуацию. И не надо на меня смотреть, как Мария Магдалина во время исповеди! Хочешь — сам брось камень, но осуждать не смей! Это шоу, Дэн! Здесь другие правила, здесь правит рейтинг, а не закон Российской Федерации. Ну, вызвали мы милицию, ну, закрыли бы проект. А дальше-то что?! Кому от этого хорошо? Паше? Его отсутствие никто из зрителей так и не заметил — новенький, серенький мальчик. Был и сам ушел.

— А его родители? Друзья?

— Родители, друзья… Ты случаем не идеалист? Деньги решают если не все, то многое. Дали приличную сумму, они и заткнулись — одним ртом меньше, да и на выпивку что-то осталось.

— Что ж ты замолчал? — Луша зло взглянула на режиссера, отбросив носком туфельки прядь темных волос Полины. — Продолжай! Понятно, чистеньким решил остаться. Тогда я скажу. Это еще не все, Дэн. Тут такое творится: пять дней назад на стройке упала балка. К счастью, никто не пострадал. Три дня назад в корпусе возник пожар, только благодаря охране мы смогли потушить.

— Все это случайности, — забубнил Гоша.

— Полина тоже случайность? — Луша кивнула на труп. — Стася? Олег? Какого черта мы тогда психиатра звали?! И ты, между прочим, первый кричал, что нам без него не обойтись!

— Я?! — Гоша, казалось, не мог скрыть изумления. — Ты в своем уме?

Луша не поддалась на провокацию:

— Весь коллектив убежден, что на проекте не все ладно… У кого-то из ребят явно поехала крыша. Причем капитально. У нас на проекте убийца. А ты делаешь вид, что все в полном порядке!

— Я просто не паникую. Подожди, мне послышалось или ты сказала, что убийца среди нас?

— Ты и сам это знаешь. Сложно представить, что пришлый человек перемахнул через двухметровый забор, убил Полину и испарился.

— Ну, если это касается Полины, то это вполне возможно, помнишь того ста… — он осекся, перехватив гневный взгляд Луши.

— А вот об этом не надо! Тот случай к делу не относится. Ты понимаешь, что начнется, если история просочится в прессу?

— Еще как понимаю! У меня уже нервный тик. А что делать?

— Закрыть шоу, — сказал я.

— С ума сошел? — они оба взвились. — Ты хоть знаешь, какие бабки сюда вложены?!

— Гоша, проект идет уже пять лет!

— Хоть все десять! Люблю рекорды!

— А его участники? Ты о них подумал? — не отступал я.

— Ты еще скажи, что им плохо! Каждый получает зарплату и деньги от рекламных продаж. Одеты, обуты так, что другие завидуют. Встают в три часа, ложатся в пять. Едят, что хотят, по вечерам — выпивка и секс. Ежедневно мелькают во всех газетах и журналах, не говоря уже про телевидение. Четверо получили по машине, десять не раз и не два съездили на каникулы. И не в Азов, Дэн, а на Лазурный берег. За мой, между прочим, счет! Где бы они еще нашли подобные условия?

— Нельзя жить в формате реалити-шоу!

— Кто тебе сказал? Знаешь, сколько анкет к нам приходят в неделю? Сотни тысяч! И все хотят за счет телевидения стать богатыми, счастливыми и знаменитыми. Готовы на все!

— И даже убить?

— И даже убить! Желание успеха — это нормально! Каждый хочет быть успешным!

— Ты пошел по второму кругу, Гоша. Давай вернемся к главной проблеме: что нам делать?

— Смерть Полины — это случайность, — рубанул воздух Гоша и вышел из бунгало. — Тема закрыта.

Милицию они так и не вызвали. Ограничились разговором с охраной. Два тупых парня, пачка жевательной резинки и очередной приступ ненависти к людям. Слава богу, на естественной смерти никто не настаивал — вряд ли Полина сама себе перерезала горло. Хотя был у меня пациент, который утверждал, что отделение головы от туловища вполне естественно и натурально. Помер, кстати, от цирроза печени.

Всех участников загнали в главный корпус и приказали сидеть тихо. Никаких съемок, никаких звонков — домашний арест.

— Док, что происходит? — остановил меня Егор, тихий, интеллигентный парень. И как его сюда занесло?

— Несчастный случай. Полина умерла.

— Полина? — он рассеянно потер переносицу. — Почему умерла? Она же и так уволилась.

А вот это уже интересно!

— Когда уволилась?

— Вчера. Только она не афишировала. Хотела сначала с Гошей поговорить. Но дело все равно решенное — она ведь замуж собралась.

— А кто знал?

— Ну, я, Алиса. Луша была в курсе: Полина ей первой сказала.

— Когда ты ее в последний раз видел?

— Вчера и видел, она в своем бунгало вещи собирала.

— В «бунгало страсти»?

— Нет, в «бунгало ужаса». Мы его так называли, потому, что у нее вечный беспорядок был. Ни одной вещи найти не могла. Ой, прошу прощения… Мне с ней надо поговорить. Марианна!

Он бросился за моей любимой «черешенкой». Марианна демонстративно не замечала парня, а зря — из таких тихих очкариков получаются идеальные мужья-подкаблучники. Сколько ни вей из него веревки, все равно останется с тобой. Была у меня пациентка с бешенством матки. Сначала стеснялась изменять мужу в его присутствии, а потом перестала — дело-то житейское. Да и он не обижался: «Рыбоньке это для здоровья надо, я же помочь ей ничем не могу». Правда, умер в расцвете сил, но кто сказал, что от этого?! Может, он просто устал жить.

Я перевел взгляд на Марианну: она явно нервничала и постоянно оглядывалась на камеру, словно соседство с Егором могло уличить ее в чем-то преступном. Впрочем, кто бы на ее месте не нервничал: не каждый день находишь труп под боком. Выходит, Луша знала о том, что Полина больше не хочет работать в реалити-шоу. Знала, но мне, к примеру, ничего не сказала. Наоборот, почти искренне удивлялась, куда запропастилась соведущая.

Чтобы найти убийцу, нужно понять мотив. Кому выгодна эта смерть? Я обвел взглядом присутствующих: кто-то из них знал намного больше, чем говорил. На смену первого шока пришел страх, я видел, что все они смертельно боялись. Но чего?

****

В операторской также царило общее уныние. Женщины плакали, мужчины нарезались виски. Луша отсутствовала, и это настораживало еще больше.

— Нам надо поговорить, — я потянул Гошу за лацкан.

Тот пьяненько сопротивлялся, но затем все-таки перешел в небольшую комнатку, где устало плюхнулся в расшатанное кресло. Бокал с виски режиссер так и не выпустил из рук — держался за него, как за спасательный круг. Сделал глоток и уставился на меня:

— Решил поиграть в Шерлока Холмса? — мутноватый взгляд только казался хмельным, на самом деле Гоша пока что четко отдавал себе отчет в происходящем. — Встряхнем серое вещество, и, не отходя от трупа, изобличим убийцу. Похвально! Благими намерениями вымощена дорога в ад. Но ты, видать, дорожку решил сократить. Кого подозреваешь? Может быть, меня?

— И тебя тоже, — я спокойно выслушал путаную речь. — Возможно, даже в первую очередь! У тебя был мотив, чтобы ее убить.

— Какой же? — он покатал виски во рту, ощущая, как алкоголь всасывается в слизистую.

Больше всего на свете мне сейчас хотелось выпить, но я тут же одернул себя: не время.

— Чего замолчал? Какого рожна мне ее убивать?

— Полина хотела уйти из шоу.

Пауза.

— Вот сука, — пробормотал Гоша.

Стакан, словно граната, пролетел рядом с моей головой и ударился об стену. Упал, но почему-то не разбился. На полу появилось темное пятно. Пропало виски.

— Вон!!! — визгливо заорал Гоша, когда дверь в комнатенку чуть приоткрылась. Замок послушно щелкнул.

— Сдохнуть можно! — пожаловался Гоша, растирая левую часть груди. — Сорок лет, а уже язва желудка и хронический невроз. Сплю плохо. Бессонница…

— Пить меньше надо.

— Кто бы говорил, — ухмыльнулся он. — Рыбак рыбака за версту почует. Сам закладываешь. И ведь надо полгать, не шампанское.

Мы помолчали. Я вдруг подумал, а нет ли у меня язвы желудка и хронического невроза?! А заодно и цирроза печени: до банального спирта я пока не опускался, но кто знает, что будет в сорок лет: возможно, перейду и на одеколон. Чем отличается бытовой пьяница от алкоголика? Пьяница пьет потому, что вкусно. Алкоголик потому, что надо. Так всегда говорила моя жена. А то, что говорит моя жена, не вызывает никаких сомнений. Эх, Ленка… Сидит сейчас дома, вяжет пинетки. А живот у нее большой-пребольшой… Ткни пальцем, и Ленка лопнет.

— Не убивал я ее, Дэн! — сказал вдруг Гоша.

И я вернулся в грязную унылую комнату в ста километрах от Москвы.

— Ей-богу не убивал! Кто ж из золотой рыбки уху готовит?! Неделю назад даже предложение сделал, Полина обещала подумать. Как раз сегодня и должна была дать ответ.

У меня отвисла челюсть:

— Ты что, на ней собирался жениться?

— Типун тебе на язык, скажешь тоже… — в правом глазу Гоши лопнул сосуд, и белок налился красным, придавая лицу трагикомическое выражение. — Деловое предложение. Я ведь не дурак — понимаю, что проект трещит по швам, еще немного и лопнет. Перекормили зрителя доморощенными страстями, даром, что в книгу рекордов Гиннесса попали. Но ведь Гиннесс денег на тарелочке не принесет, так? Значит, нужно другое шоу, в которое будут вкладывать бабки. Я полгода над новым шоу бьюсь. И ничего нового пока не придумал. Все уже было: даже людей крокодилам скормить успели.

— Живьем?

— Понарошку, естественно. Крокодил нынче, как зритель — привередлив. Его суррогатом не накормишь. Потом идея родилась: как-то в одночасье. Такого точно нигде не было. Телевизионный триллер — мурашки по коже. Поговорил кое с кем, а там люди серьезные… Договорились. И в последний момент: хотим, говорят, Полину. Как ведущую, спрашиваю? Смеются: можно и как ведущую. Под нее, собственно, деньги и давались. Деньги взял. Полину почти уговорил. А сегодня — труп. Да еще выяснилось, что она меня надуть хотела! Теперь даже и не знаю, как разруливать. Денег, сам понимаешь, у меня уже нет. Знал бы, сам придушил суку.

— Какая теперь разница?

— А принцип?! — Гоша и тяжело поднялся. — Разве принцип не имеет значения? Если подставила — будь добра, отвечай. В этом мире нет мальчиков и девочек, есть взрослые дяденьки и тетеньки. И к каждому свой счет. Ладно, что уж теперь… Сейчас бутылку принесу — выпьем. За помин души.

Принес. Выпили. Закусили… Жизнь не такая уж плохая штука, особенно, если ты живой. Жаль, кое-кому это открытие уже совершенно безразлично.

— Ты в потусторонний мир веришь? — спросил вдруг Гоша. — В привидений, барабашек там всяких?

— Я — психиатр! Забыл?

— Ну и что?

— Я могу верить только в расстройство психики. Если ты видишь привидение, значит, ты просто не здоров.

— Следуя твоей логике, — почему-то обиделся Гоша, — если человек разговаривает с белой горячкой, то он тоже… того?

— Если с белой горячкой, то точно того. Или ты будешь настаивать, что он психически абсолютно здоров?

— Да ну тебя, любую мысль извратишь! Я вот про что: если в мире столько свидетельств о потусторонних явлениях, значит, они действительно имеют место быть. Как ты объяснишь, что группа совершенно здоровых людей, имеющих разное образование и принадлежащих к разным социальным группам, вдруг начинают видеть одно и то же?!

— А чего тут объяснять? Массовый психоз. И не говори, что с ума по одиночке сходят, это мультяшная утопия.

— Дэн, они нормальны, — прошептал Гоша. — И симптомы одни и те же описывают.

— Ты уж определись, пожалуйста: симптомы или видения. Это суть разные вещи.

— И симптомы, и видения… — он подлил мне в стакан. — Может, причина в болотных испарениях? Пятый год живем на болотах…

— А в чем дело? Что они такого видят?

— Началось-то как раз с Полины, — после некоторого раздумья сказал Гоша. — Однажды на площадке она увидела странного человека. Точнее, даже не человека, а расплывчатую фигуру. Вроде как это был мужчина, так ей показалось. Она попробовала с ним заговорить, но он молчал, а потом поднял голову. И Поля завизжала. Сбежалась вся съемочная бригада. Долго ее отпаивали валерьянкой. Потом она призналась, что увидела свое лицо, только мертвое, раздувшееся. После этого случая работать с ней стало невозможно: постоянно срывала съемки, жаловалась на мигрень, несколько раз упала в обморок. Я честным делом думал, что залетела девушка: токсикоз, дело такое… Если бы! Как залетела, так бы и вылетела…

Он помолчал, собираясь с мыслями.

— Две недели назад меня вызвала гримерша. Поля сидела в кресле перед зеркалом и спала. Мочка левого уха в клочья разорвана, кровь также была внутри уха… На висках — глубокие царапины. Под ногтями Полины я нашел следы запекшейся крови. Получается, что она сама пыталась разодрать на себе кожу! Я пытался ее разбудить, но без толку: проспала до вечернего эфира, а когда проснулась, не помнила ничего. Было еще кое-что: гримерша показала маленький кусочек мха, который достала из левого уха Полины.

— Ничего история, — одобрил я. — Сказки народов мира отдыхают.

— Не веришь?! А если я тебе скажу, что ту фигуру видели еще пятеро?! И у всех мочки левого уха практически отсутствуют? Парням еще ничего, а для девчонок трагедия.

— И все они столкнулись со своим полуразложившимся отражением?!

— Нет, — признал Гоша. — Некоторые видели не себя, а других… Инга — Алису. Боб — Дашу. Стася — Олега, Тигран — Стасю. Трое уже мертвы. Тебе не кажется это, как минимум, странным?!

Хм, а вот это уже серьезно. Если бы «очевидцем» оказалась Даша или Стася, я бы не поверил. Но прагматичный Боб? Или Инга, которую можно убедить в каком угодно комплексе, но только не в отсутствии здравого смысла. Вряд ли им мог кто-нибудь померещиться от большого воображения. Я попытался припомнить, отсутствовала ли у них у всех мочка на левом ухе, и не смог. У всех девушек — длинные волосы, парни носили банданы или панамы с логотипом проекта.

Гоша выжидательно смотрел на меня.

— А ты кого-нибудь видел? — стараясь показаться равнодушным спросил я.

Режиссер никого не видел, да и мочка левого уха у него была в полном порядке.

— Помянем?

После полуночи наступает час самых откровенных признаний. Почему, и сам не знаю. Видимо, в воздухе такая концентрация отчаяния и безнадежности, что хочется либо вывернуть наизнанку душу первому встречному, либо покончить счеты со всем, что тебя держит в суетном мире. Только одна ночь в году бывает исключением — с 31 декабря на 1 января. В такую ночь никто не думает о смерти, и смерть этим пользуется. Почему с Новым годом связаны надежды на лучшее? Почему люди так радуются, встречая неизбежное? Уходящий год уже известен, он завершен, и именно его нужно благодарить за то, что ничего плохого не произошло. Вместо этого мы взываем к неизвестности и заранее говорим ей спасибо. Но кто сказал, что она будет лучше?

Я чувствовал, что Гоша готов рассказать мне что-то очень важное. Он балансировал на стыке откровенности и лжи. Секунда, и желание говорить правду перевесило.

— У тебя никогда не бывает чувства, будто ты попал в ловушку. Что бы ты ни делал, как бы ни пытался вырваться, как бы ни подстраивался под обстоятельства — заранее знаешь, что обречен. Одним днем больше, одним днем меньше, но выхода уже нет. Впереди смерть.

— Ты о деньгах?

— И о них тоже, — после паузы сказал он. — Ты ведь думаешь, что я их, как последний мудак, потратил. Съездил с девушкой на Бали или на Бора-Бора и спустил на ветер. И будешь почти прав. Так и собирался сделать, но не успел. Деньги лежали здесь, в сейфе. А когда открыл — упс-с! Испарились дензнаки. Были, и нет. И, что самое интересное, никаких следов.

— Кто знал об этой сумме?

— Многие знали. Тайны из нового шоу я не делал. Про то, что нашлись спонсоры, тоже говорил. Вот про Полю молчал, это верно. Не хватало, чтобы Луша узнала. Ты не представляешь, на что способна эта гламурная девица, когда ее оставляют в стороне. Порох в глянце! Так что про возможное участие Полины в новом проекте рыбой молчал.

— Участие Луши в новом шоу изначально не предполагалось?

— Да кому она нужна?! — скривился Гоша. — Если бы не контракт, давно бы с ней распрощались.

— Но сама она относится к своей телевизионной карьере более чем серьезно.

— Ее право. Любой человек должен относится серьезно к тому, что делает.

— А как же «Улыбайтесь, господа…»?

— Барон Мюнхгаузен — последний романтик из тех, кому все-таки удалось вытащить себя из болота. Остальные так и не смогли выбраться из трясины.

— А ты бы смог?

— Я не романтик. Я из тех, кто говорит: «Лучшего друга, чем я, у тебя нет. Если твой дом сгорит, фирма обанкротится, жена уйдет к другому, а тебя не возьмут даже на биржу труда — приходи ко мне, посмеемся вместе».

— И приходят?

— Пока ни одного случая, что тоже хорошо — терпеть не могу чужие проблемы.

— Где деньги возьмешь? — я перевел беседу в меркантильное русло. — Может быть, стоит обыскать территорию и корпус? Большие деньги не так уж легко спрятать.

— Да какая разница, где они сейчас, — слукавил он. — Все равно пропадать! Глупо в свои последние дни думать о деньгах. Это пСшло!

Скажите, пожалуйста, какая цаца: о деньгах ему пСшло думать! Небось, когда брал их, то о пошлости не думал. Если на горизонте показался Бора-Бора, то остальные мысли уже не имеют значения. Я ни минуты не сомневался, что в данный момент Гоша отчаянно рисовался, но черт знает, почему, решил ему подиграть: хочет поговорить о смерти, отчего ж не поговорить?!

— С чего ты взял, что умрешь?! Язва желудка, конечно, малоприятно, но не смертельно. Да и от неврозов сейчас мало, кто отправляется на тот свет. У всех неврозы. Что ж теперь, от жизни отказываться?

— Меня предупреждали, что так и будет, — загадочно протянул он. — Нельзя было строить на этом месте, оно проклято. Тут по ночам болотные огоньки видны…

— Ты мне уже рассказал одну сказку на ночь, — перебил я. — Сейчас заведешь песню про маленьких танцующих человечков. Заснять не удалось, как они корчатся от твоих участников, у которых что ни слово, то полный ненорматив?! Интересно, бывает у привидений пляска святого Витта?

— Забавляешься? — беззлобно уточнил Гоша. — Ну-ну, посмотрим, что ты после скажешь… Между прочим, когда вскрывали гробницу Тутанхамона, тоже никто не верил в проклятие усыпальницы.

— И почему же это место проклято? — ехидничал я. — Здесь кого-то казнили?

— Можно сказать и так. Говорят, здесь в советские времена, особенно в войну, убивали душевнобольных. Вывозили, и…

— Еще скажи, что их расстреливали!

— А зачем пули тратить? Всего-то и надо, что привезти сюда и оставить в лесу. Место глухое, выбраться невозможно. Зимой просто замерзали, летом топли в болотах.

…Есть в этом месте что-то гнилое… Я ведь не в Бога, ни в черта не верил, а тут вдруг осознал, что душа у меня есть, и душа эта до последнего пристанища хочет добраться, ан нет — не дают болота!

— Гоша, что за бред ты несешь? Какие болота?

— Я пять лет здесь, — зашептал он вдруг жарко, нагнувшись ко мне. — Когда строили, кости находили. Человеческие. Сравнительно свеженькие. И на многих — следы насильственной смерти. Мы, когда одно болото осушали, сразу десять скелетов нашли — четыре женских, шесть мужских. Хотели даже сюжет сделать, но меня отговорили — черт знает, как аудитория отреагирует. Да и лишний шум тогда был ни к чему. Представляешь, крутить любовь на костях?! Вон Полинка сейчас в бунгало лежит, тлеет, а душа ее здесь бродит, отмщения просит. Ты сам посмотри — тут по ночам многое можно увидеть. Думаешь, с чего у ребят крыша едет?! Поживи с наше…

Он подтолкнул меня к окну, задернутому плотной занавеской. Гоша резко сорвал шторку, словно хотел показать фильм в пустом кинозале.

….В темном влажном мороке едва шевелились верхушки елей. С жутким скрипом покачивался фонарь, расплескивая тусклый свет по призрачной территории — но редкие блики тут же поглощала тьма. Вдруг со стороны «бунгало страсти», где мы оставили тело Полины, показалась темная фигура. Напрягая глаза, я так и не смог разобрать, мужчина это был или женщина. Порывистые, немного рваные движения: он двигался, танцуя, словно боялся наступить на еловый ковер. Шажок… еще шажок…

Я почувствовал, как тонкие острые иглы впиваются мне в ступни. Неужели заноза? Посмотрел вниз: из-под ремешков сандалий струилась кровь. Что за чертовщина? Но тут голову обхватил стальной обруч и заставил снова посмотреть в окно.

Он — или я? — шел, ведомый целью, стучавшей тамтамами в висках. Мне уже не хватало дыхания. Бум-бум-бум! Рефлекторно я вытер нос — ладонь была в крови. Я весь был в крови! Хотелось закричать, но теперь я не мог даже пошевелиться!

— Смотри! — кричал кто-то рядом. — Смотри же!

Чем ближе он подходил к дому, тем сильнее меня тянуло туда. Сквозь толстое стекло ноздри уловили болотный запах — флер тлена и ужаса. Чужого ужаса, не моего.

— Иди!

Тело, словно высвободилось из стальной оболочки. С облегчением и какой-то суеверной радостью я прижался к стеклу, ощущая, как сзади шумно и натужно дышит Гоша. Если он приблизится ко мне, то я его убью, — мелькнула в голове странная мысль. И тут же погасла. Это было мое, и только мое окно. Тянуло вниз, словно гигантский магнит приклеился к внутренностям и теперь не желал отпускать. В висках снова загудело и завизжало. Зубы ныли, словно по ним прошлась бормашина…

— Иди!

Длинные желтые ногти (откуда они появились?) отчаянно царапали стекло, оно трещало, поддаваясь натиску. Но что-то по-прежнему не давало вырваться, удерживая меня в комнате из последних сил. Я сопротивлялся, потому, что должен был быть внизу, вместе с тем, кто сейчас стоял под дождем. Он поднял голову, и я увидел его лицо…

— Убей или умри! Убей или умри!

— Стой! — Гоша вцепился в меня, силясь оттащить от разбитого окна. Мы оба теперь танцевали на осколках. — Куда ты, дурак?! Разобьешься!

Он наотмашь ударил меня по лицу. И сразу стало тихо, только на улице шелестел наивный летний дождь. Теплый и соленый, как кровь.

Я упал на пол. Во рту тоже стоял соленый вкус крови — сам себе прокусил язык. Дыхание выровнялось не сразу: в какой-то момент сердце остановилось. Всего на полсекунды. И снова застучало, отсчитывая спасительные удары.

— Ты видел? — жадно спросил Гоша и отхлебнул виски прямо из бутылки. — Ты, правда, его видел?

— Правда. Я его видел. Только не уверен, что это он.

— Неважно. Главное, и ты попался на удочку. А это, Дэн, всего лишь элемент моего нового шоу: «Маньяк под дождем». Как тебе название? По-моему будет хорошо продаваться. То-то же, — с мстительным удовлетворением произнес он. — Каким бы могло получиться шоу! Если бы не Полина и прочие… обстоятельства. Держи!

Он сунул мне бутылку и, высунувшись в окно, крикнул:

— Ребята, спасибо! Клиент готов! Можете идти спать.

В ответ раздалось веселое улюлюканье.

— С посвящением! Все-таки мы тебя сделали! Ты поверил! Если уж психиатр принял все за чистую монету, что говорить об остальных…

Гоша мог радоваться сколько угодно: в данный момент его плоские шутки меня совершенно не трогали. Я лежал на полу и смотрел в потолок, чувствуя, как в тело медленно и неохотно возвращается жизнь.

Пять минут назад я увидел смерть, у которой была походка больного человека, страдающего остеохондрозом, физическое истощение и раздвоение личности. У смерти было лицо. Лицо мужчины, который сидел сейчас рядом со мной и торопливо глотал желтое пойло, словно хотел навсегда забыться и забыть. Он натужно шутил, не зная, что у смерти было его лицо. Смерть пришла за ним. Одним днем раньше, одним днем позже — какая разница?!

Теперь я знал, что дело отнюдь не в массовом психозе, вот только пока не мог понять природу того, что со мной приключилось.

Неожиданная мысль обожгла сознание: почему для проекта выбрали именно эту территорию? Неужели все дело в цене на землю? Насколько знаю, телеканал далеко не бедный, да и от спонсоров здесь никогда не было отбоя. Тогда почему такое странное место? Кто на этом настоял?

— Гоша!

Но он храпел, лежа прямо на полу. Я немного покрутился на жестких досках, пристраиваясь поудобнее. Закрыл глаза и снова слышал шепот:

— Убей или умри!