"Долгий, крепкий сон" - читать интересную книгу автора (Уолдман Эйлет)

Глава семнадцатая

На следующее утро я проснулась поздно. Мама сидела в гостиной и держала телефонную трубку перед гукающим Исааком.

— Что вы делаете? — удивилась я.

— Исаак разговаривает с папой, — радостно заявила она.

— Какой глубокомысленный разговор. Ладно, дай сюда телефон.

Я взяла трубку и уселась на диван. Исаак недовольно захныкал, и я посадила его на колени.

— Привет, дорогой, — сказала я в трубку.

— Привет, детка. Рад тебя слышать.

— А что, разве Исаак не идеальный собеседник?

— Ну что ты, отличный. Два раза рыгнул мне в трубку и, честное слово, сказал «папа».

— Он не мог. Ему всего четыре месяца.

— Не знаю, но я слышал. Что на тебе надето?

— Что?

— Что на тебе сейчас надето?

Я рассмеялась.

— Э-э… Зеленая фланелевая пижама отца.

— А под ней?

— Питер!

— Давай! Говори.

— Не могу. Рядом сидит мама.

Мать покачала головой, театрально вздохнула и встала с дивана.

— Я буду наверху, — сказала она, выходя из гостиной.

— Все, она ушла. Ничего.

— М-м. Приезжай домой.

— Где ты? В Калифорнии сейчас шесть утра. Ты дома? — поинтересовалась я.

— Нет, я в студии. Я сидел здесь всю ночь.

— А Минди там?

— О господи, Джулиет! Совсем с ума сошла. Конечно, ее здесь нет. Я что, стал бы разговаривать с тобой о таких интимных вещах, если бы здесь была Минди?

Я промолчала.

— Джулиет, когда ты наконец поймешь, что я люблю тебя? Я мечтаю только о тебе. Я думаю о твоем теле.

Я вздохнула.

— Знаю, прости меня. Мне очень жаль. Опять как всегда. Мне всегда жаль. — Я и впрямь очень жалела, что Минди и Питер проводят вместе слишком много времени. — Послушай, давай не будем говорить о Минди и о моем теле. Я лучше расскажу, что случилось вчера.

Я пересказала все Питеру и спросила, что делать дальше.

— Ну, если бы я писал сценарий для экранизации этой истории… — задумчиво произнес он, — для начала я бы разобрался, что конкретно ты хочешь узнать. Какой информации тебе не хватает?

Я задумалась.

— Наверное, я хочу выяснить, что Фрэйдл знала об Ари. И если она что-то знала, то какое решение приняла. Хотела ли она все равно выйти за него замуж? Что знали ее родители? Собирались ли они заключать брак?

— Так. Ты не можешь спросить об этом у девушки, потому что ее не нашли. Ведь она пока не вернулась, да?

— Думаю, нет. У Нетти есть мой здешний телефон. Она обещала позвонить, если Фрэйдл вернется или еще что-то произойдет.

Я не стала уточнять, что именно. Мы оба понимали, о чем речь — если ее найдут мертвой.

— Ладно. Значит, ты уверена, что ее пока не нашли. Так. С ней тебе не поговорить. Ее отец тебе вряд ли что-то скажет.

— Если бы Нетти что-то знала, она бы мне сообщила. По крайней мере, я так думаю.

— И кто остается? Ее мать?

— Она не станет со мной разговаривать.

— Тогда кто?

— Ари Хирш.

— Тогда звони Ари Хиршу.

— Господи! Ты прямо как моя мать. Она предложила то же самое. Так что и тебе я отвечу то же: я попросила Джоша позвонить ему от моего имени.

— Не жди. Позвони сама.

Так я и сделала.

Телефон родителей Ари я нашла, применив свои дедуктивные способности и позвонив в справочную. Затем я связалась с Эсфирью и, представившись менеджером по продажам, сказала ей, будто Ари сделал у нас заказ, и нужно с ним срочно связаться.

— Какой еще заказ? — удивилась она.

— Это подарок, миссис Хирш, — нашлась я, — и мистер Хирш просил нас никому не говорить, какой именно. Вы его жена?

— Нет, я его мать.

— Тогда я точно не могу разглашать вам эту информацию, понимаете?

Как только слова слетели с моего языка, я почувствовала себя виноватой. Эсфирь будет день за днем ждать от сына подарка, но его так и не привезут.

— Сегодня он целый день в иешиве.

В иешиве мне ответил мальчик с высоким пронзительным голосом.

— Не могла бы я поговорить с Ари Хиршем?

— Сейчас я переключу вас на кабинет ребе. Он там, занимается.

Через минуту в трубке раздался мягкий приятный голос.

Я нервно сглотнула. Мне приходилось общаться с грабителями банков, торговцами наркотиками и даже более мерзкими подонками — тайными осведомителями. Но почему-то именно этот разговор с худым прыщавым молодым человеком, корпящим над своими священными текстами и сомневающимся в своей ориентации, заставил меня нервничать.

— Ари Хирш?

— Да, кто это?

— Мистер Хирш, Ари, меня зовут Джулиет Эпплбаум. Я подруга Фрэйдл Финкельштейн.

— Да, я о вас слышал. Сегодня утром в shul мы говорили с Джошем Бернштейном.

Значит, Джош это сделал.

— Ари, мы не могли бы с вами встретиться? Мне нужно задать вам несколько вопросов, и лучше лично.

— Встретиться?

— Это очень срочно. Прошу вас, поверьте мне. Речь пойдет о Фрэйдл. Это важно.

Он не отвечал.

— Я сегодня веду детей в Музей естественной истории. Может быть, встретимся там? — предложила я. — Мне хватит нескольких минут.

То, что со мной будут дети, кажется, его немного успокоило.

— Это срочно, да? — нерешительно переспросил он.

— Очень.

— Только с утра я учусь. Мы можем встретиться сегодня в три.

— Прекрасно, — обрадовалась я. — В зале со слонами. Прямо под бивнями слона-вожака. Я буду с двумя детьми: грудным мальчиком и маленькой девочкой.

— Под слоном, — повторил он и повесил трубку.

Я подняла глаза. Надо мной стояла мать и довольно улыбалась.

— Что тебе? — не выдержала я.

— Значит, бредовая мысль? — усмехнулась она.

— Какая бредовая мысль?

— Позвонить ему. Ты сказала, что это бредовая мысль.

— Ладно, не бредовая. Хорошая мысль. Очень хорошая. Не хочешь поехать со мной в город?

— Нет. Сегодня мне нужно заглянуть в офис. Днем Майрон рассматривает ходатайство об истребовании дела из нижестоящего суда, а временной секретарше я не доверяю. Шанс всего один, и его нельзя упустить. Если опоздал — значит, все. Верховный Суд извинений не принимает.

— Знаю. Я сама подавала такие ходатайства, когда работала федеральным защитником.

— Не сомневаюсь, — сказала мать, явно сожалея о тех временах, когда я была юристом.

— Может, хотя бы папа пойдет со мной?

— Конечно, пойдет. Он любит музеи.

Доехав до Верхнего Вест-Сайда, мы припарковали машину и выгрузили детей. Отец заявил, что сам понесет Исаака в рюкзаке-переноске. Я пожалела, что не захватила видеокамеру, чтобы снять это зрелище: отец с Исааком вразвалку шагает по улице, а рядом с ними вприпрыжку бежит Руби, держась маленькой ручонкой за мохнатую лапу дедушки.

В Нью-Йорке стоял один из редких погожих осенних дней. Воздух был холодным и прозрачным. Ярко светило солнце. Город сиял свежестью и пах яблоками, а улицы были такими чистыми, что даже асфальт, казалось, искрился и блестел. Даже бездомные выглядели счастливее, чем обычно. Я сунула Руби мелочь, раздать им по дороге. У меня есть правило — подавать милостыню только трезвым на вид женщинам, но сегодня я позволила Руби вручить деньги тем, кому она захочет. Не знаю, стоило ли разрешать Руби играть роль Леди Сама Щедрость, но она должна уяснить, что если у нее много денег, то она должна делиться с теми, кому повезло меньше.

Мы вошли в красивое старое здание Музея естественной истории и направились в огромный зал, в самом центре которого застыло стадо огромных и величественных слонов. Я присела на скамейку под тускло сверкающими бивнями слона-вожака. Прибежала Руби, привалилась ко мне и стала разглядывать морду гиганта.

— Эти слоны мертвые? — спросила она.

— Угу, — кивнула я.

— Кто-то их убил, — сделала вывод Руби.

— Верно.

— Даже слоненка?

— Даже слоненка.

— За что?

— Ну, Руби, когда-то люди не знали, что убивать животных нехорошо. Когда люди стреляли в этих слонов, то еще не понимали, что если убивать много животных, то их не останется.

— Они замрут.

— Что?

— Замрут. Как динозавры.

— Да, правильно, вымрут. Когда убивали этих слонов, люди еще не знали о вымирающих и редких видах.

— Но теперь мы знаем, что это плохо, да?

— Точно.

— И никто не убивает слонов, потому что это плохо.

Я не стала упоминать о незаконном отстреле диких животных и о постоянно высоком спросе на азиатских рынках на такие товары, как слоновый бивень и рог носорога. В свое время одним из моих клиентов был китаец, занимавшийся контрабандой медвежьей желчи. Поэтому я просто ответила:

— Верно.

Затем Руби унеслась играть с дедушкой, а я наконец осмотрелась. В противоположном конце зала стоял молодой человек в одежде еврея-хасида. Черная шляпа, черный сюртук, поверх брюк висят кисти цицит. Длинные пейсы заправлены за уши, подбородок закрывает длинная каштановая борода. Красные щеки усыпаны прыщами и оспинами. Тем не менее его можно назвать привлекательным. У него были большие голубые глаза, густые черные ресницы, прямой нос и полные, словно припухшие, губы, видневшиеся из-под темных усов.

Я слегка махнула ему рукой, и он подошел.

— Ари Хирш?

— Да. А вы — миссис… э, миссис…

— Эпплбаум.

— Да, точно. Миссис Эпплбаум. Подруга Фрэйдл. — Он неловко застыл в двух шагах от меня.

— Может, присядете? — я указала на скамейку. Он опустился на другой конец, благопристойно соблюдая дистанцию.

— Джош Бернштейн объяснил, зачем вы мне понадобились?

— Может, вы мне сами расскажете? — спросил он мягким бархатистым голосом.

И что мне ему сказать? О своем подозрении, что Ари и его семья знают о местонахождении Фрэйдл? А если не знают? Семья Фрэйдл всеми силами старается сохранить ее исчезновение в тайне от Хиршей. Как мне выяснить, знает ли Ари, где Фрэйдл, не выдав их тайны? И как выяснить, знает ли Фрэйдл о его ориентации, не дав ему понять, что его тайна известна? Ни то, ни другое невозможно.

Я всегда считала, что именно скрытность является главным источником неприятностей. Если ты искренен и не боишься говорить о своих проблемах, никто не сможет причинить тебе вреда, рассказав о них другим людям. Я уверена, что ни Финкельштейнам, ни Ари все эти секреты не принесут пользы. Может быть, я и не имею права так поступать, но я решила быть откровенной. Хотя бы для того, чтобы этот разговор имел смысл.

— Ари, я не знаю, что вам говорил Джош, но Фрэйдл пропала. Ее родители не хотят, чтобы об этом узнала ваша семья. Они боятся, что ваши родители могут расторгнуть помолвку. Но прошла уже целая неделя, а ее все нет, и я очень переживаю.

— Пропала? То есть как пропала?

— Дома она не появлялась, и никто не знает, где она.

— Может, ее похитили? Что говорят в полиции?

— Все это время ребе Финкельштейн сам занимается ее поисками.

— Без полиции?

— Да.

— Значит, она сбежала? Ее никто… не обидел?

— Никто не знает, где она, Ари. Поэтому я и хотела с вами поговорить. Может быть, вы знаете, могла ли она сбежать из дома, и если да, то почему?

Он отчаянно замотал головой.

— Я ничего не знаю. Мы с ней всего пару раз встречались. Я ее совершенно не знаю.

Я набрала воздуха.

— Ари, мне нелегко задавать вам этот вопрос, но… вы говорили Фрэйдл, что вы гомосексуалист?

Кровь отлила от его лица. Он в ужасе посмотрел на меня.

— Ари, вы ей это говорили?

Он начал нервно крутить один из пейсов.

— Ари…

— Откуда вы об этом знаете? Это она вам рассказала? — прошептал он.

Я не ответила. Мне было стыдно, что теперь он станет подозревать Фрэйдл, но я обещала не выдать Либби и Джоша.

Ари потряс головой, словно пытаясь вытряхнуть из нее мои слова.

— Я не… не… Я не то, что вы сказали, — пробормотал он.

— Ари, я вас не осуждаю и я никому не собираюсь вас выдавать. Мне нужно знать, говорили ли вы об этом Фрэйдл.

Несколько секунд он молчал, накручивая на палец прядь волос. Наконец повернулся ко мне.

— Фрэйдл знала все, что должна была знать. Я рассказал ей о своих сомнениях и о… себе. Мы поговорили об этом и решили, что с ее и божьей помощью я справлюсь.

Вот так сюрприз! Я ожидала услышать, что Фрэйдл была в ужасе, что мысль выйти замуж за мужчину, который предпочел бы спать с другим мужчиной, могла заставить ее сбежать из дома. Я не ожидала, что они могли обсудить все открыто и все равно решили пожениться.

— Она согласилась стать вашей женой?

— Не сразу. Сначала она расстроилась, но все же не отказалась. Сказала, что ей нужно подумать.

— А потом?

— Я вернулся в Нью-Йорк, а несколько дней спустя она позвонила и сообщила, что все обдумала и решила выйти за меня замуж.

— Ари, вы сказали об этом ее родителям?

Он покачал головой.

— Нет. Мы решили, что это будет наша тайна.

— Вы уверены, что она ее не выдала?

— Да. Она обещала. Вряд ли она бы нарушила слово.

— Она рассказывала вам что-нибудь о себе и о своих сомнениях по поводу этого брака?

Ари, не отрываясь, смотрел на свои длинные тонкие пальцы, сцепленные на коленях. Он покачал головой.

Меня удивило, что, несмотря на откровенность жениха, Фрэйдл так и не сказала ему о Йосе.

Да, не очень-то мне помогли эти сведения. Если Фрэйдл и Ари обо всем договорились, зачем девушке уходить из дома? По спине пробежал холодок. С первого дня исчезновения Фрэйдл я старалась думать, что она просто ушла из дома. Но я всегда знала, что есть и другая вероятность, и с каждым днем она увеличивается. Вполне возможно, кто-то похитил ее или сделал с ней что-то ужасное. И может быть, этот кто-то сидит рядом со мной под бивнями слона. Или спокойно живет где-нибудь в Бороу-Парк. Или в Лос-Анджелесе. Нужно срочно садиться на самолет и возвращаться. Нужно уговорить Финкельштейнов обратиться в полицию. И если ребе не согласится, я напишу заявление сама.

Тут молодой человек прервал ход моих мыслей:

— Что вы собираетесь делать? — спросил он.

— Не беспокойтесь, Ари. Я никому не стану о вас рассказывать. Я просто хочу найти Фрэйдл.

— Позвоните мне, когда что-нибудь выясните.

— Хорошо. Обещаю. Спасибо, что согласились со мной поговорить.

— Нет, это вам спасибо за то, что вы мне все рассказали. Вы сказали, что вы подруга Фрэйдл?

Он смотрел на меня, явно не понимая, что общего с его будущей женой у меня, нехасидки в брюках?

— Она работала у меня няней.

Я понимала, насколько нелепо это звучит. Не подруга. Не член семьи. Просто девочка, которая одно утро сидела с моим ребенком. Чтобы я могла поспать.

— Да, понятно. До свиданья, — сказал он.

— До свиданья, Ари.

И я пошла туда, где мой отец с детьми рассматривал диораму африканской саванны.

— Смотри, мама, — ткнула пальцем Руби. — Это газель Томпсона.

Я посмотрела на табличку возле экспоната. Не может быть, и впрямь газель Томпсона!

— Откуда ты знаешь, как выглядит газель Томпсона? — ошарашенно спросила я.

— Мне рассказали братья Кратт![42] — выпалила она.

Слава господу, что у нас есть телевидение!

Мы быстренько проскочили остальную часть музея мимо динозавров и гигантского голубого кита. Я хотела поскорее попасть в Нью-Джерси и позвонить в аэропорт. Но судьба отвернулась от меня: мы застряли в пробке на скоростной магистрали Вест-Сайд и медленно ползли на север к мосту Джорджа Вашингтона. Домой мы ехали целых полтора часа. К счастью, битый час проорав на полной громкости, Исаак заснул на заднем сиденье машины.

Когда он задремал, отец посмотрел на меня и прошептал: «В какой-то момент мне показалось, что от него треснет лобовое стекло».