"Клятва рыцаря" - читать интересную книгу автора (Гарнетт Джулиана)

7

Люк перевернулся на спину, закинув руку за голову, и уставился в потолок палатки. Губы его были плотно сжаты, темные глаза стали совсем черными.

– Расскажи мне, – холодно сказал он, – как могло случиться, что, будучи три года замужем, ты осталась девственницей.

Кора не ответила. Просто была не в состоянии. Потрясение от всего происшедшего лишило ее твердости, а нервное напряжение грозило разрядиться потоком слез. Необъяснимо почему, ей захотелось вдруг уткнуться лицом в грудь Люка и выплакаться всласть. И словно чувствуя это, он привлек ее к себе, что-то шепча по-французски.

Ее потребность выплакаться была совершенно естественной, но Кора презирала себя за слабость и не могла простить себе этого. Как она могла потерять контроль над собой? И откуда в ней это взялось? Почему она вела себя с ним точно опытная соблазнительница? Наверное, это было то, чего она сама хотела от него, поэтому ей и удалось ввести его в заблуждение. Когда Кора нарочито медленно раздевалась, возбуждая его улыбкой и глазами, ее тело само было переполнено желанием, что, конечно же, передалось и ему.

А потом и вовсе накатило какое-то безумие. Возбуждающее ощущение его рук на своем теле, его губ на ее сосках, его пальцев, блуждающих по ее самым укромным местам, – все это вызвало тот страстный ответ, который закружил, заставив все забыть. До тех пор пока вдруг резкая неожиданная боль не потрясла ее, вызвав крик, – ведь она даже забыла, что девственница.

Но прекрасное забытье, наступившее после пылкой страсти, тут же растаяло, когда Люк задал ей этот вопрос: «Как случилось…» Какими словами ему об этом рассказать?

Холодный ночной воздух быстро остудил ее разгоряченную кожу, и Кора невольно потянула на себя одеяло. Она теребила пальцами его край и старалась не смотреть на него, но не могла побороть себя. Они все так же лежали на узкой кровати, прижавшись друг к другу, и его сильное тело, горячее, с выпуклыми твердыми мускулами, по-прежнему волновало ее. Но безумие даже думать об этом теперь…

Кора отодвинулась от него, пробормотав что-то невразумительное, но он положил руку ей на плечо и удержал:

– Ты слышала вопрос, Кора. Ответь мне на него. Но только правду. Я хочу знать правду.

На этот раз ей не избежать объяснений, и, пожав плечами она ответила:

– Мы с Вульфриком росли вместе. Он воспитывался у моего отца после того, как его родители были убиты во время набега датчан. Мы были тогда еще маленькими детьми, и я всегда относилась к нему как к брату.

– Значит, он был у твоего отца приемным сыном? А у тебя есть родные братья или сестры?

– Нет. Отец всегда страстно хотел иметь сына, но моя мать была… она была слабой, болезненной. Она смогла подарить ему только меня, а он не сделал то, что сделал бы на его месте другой мужчина, и не пошел к другой женщине. Он глубоко любил мою мать… – Голос ее все затихал, и наконец наступило горестное молчание, но Кора вновь взяла себя в руки.

– Ты хочешь сказать, что вы жили вместе, как брат с сестрой, даже когда стали взрослыми?

– Так оно и было. – Кора снова помолчала. – Много лет мы с Вульфриком играли вместе, учились вместе… Был монах, который одно время жил в Вулфридже и обучал нас греческому, латыни, истории. – Она криво усмехнулась. – Меня, как девочку, не учили всерьез, а просто так, заодно. Но Вульфрик, он преуспевал во всем, больше всего в ратном деле. Еще мальчиком он бывал вместе с отцом в военных походах и выказал себя в них не только смелым воином, но и талантливым стратегом. Именно это, я думаю, заставило отца полюбить Вульфрика, всей душой привязаться к нему. Гораздо больше, чем то, что унаследованные им земли были обширными и граничили с нашими владениями.

– Ага, значит, отец выдал тебя за него замуж, чтобы увеличить свои владения. Но почему именно за него, за своего приемного сына? Почему не за одного из своих вассалов или соседей, с которыми дружил?

Кора повернулась и твердо встретила его пристальный взгляд.

– Я и слышать не хотела ни о ком из них, и мой отец это знал. К тому же нелегко было подыскать мне супруга, поскольку обо мне шла по округе молва, что я упряма и своенравна.

– И неудивительно, – усмехнулся Люк. – В это вполне можно поверить. Но, очевидно, ты и сама не возражала против того, чтобы выйти замуж за Вульфрика?

– Я была очень молода, мне исполнилось всего двенадцать лет в то время, и я думала только о том, что мы с Вульфриком всегда будем вместе. Любовь не приходила мне на ум. Вульфрик был старше и любил меня, но он терпеливо ждал. Он не хотел довести до конца наши брачные отношения, пока я не подрасту. В то время, я думаю, мой возраст был единственной причиной.

Люк слегка нахмурился.

– Я понял так, что была и другая причина, по которой он с тобой не спал?

– Да.

Она заколебалась. Воспоминание было болезненным для нее; жар приливал к щекам от ощущения мучительной и трепетной вины. Нет, она не могла рассказать Люку про это, не могла признаться, как разочаровала храброго Вульфрика. Ведь она любила его – но не так, как он жаждал. Он понимал это слишком хорошо, часто глядя на нее, с печалью в своих ясных глазах… Но что тут можно было поделать?

«Я знаю, что ты никогда не полюбишь меня так, как я тебя люблю, Кора. Но все равно. Люби меня так, как ты можешь, и этого будет достаточно…» Но этого оказалось недостаточно. Недостаточно, чтобы он остался в живых.

Помолчав, Кора заговорила, осторожно подбирая слова:

– Я всегда считала, что Вульфрик – самый красивый мальчик на свете, да так оно и было. Когда мы были детьми, казалось неважным, что он немного горбится и не очень высок, но, когда я подросла, а он нет, это стало бросаться в глаза. Постепенно тело Вульфрика стало искривляться от подтачивавшей его болезни. – Здесь Кора осеклась, и в голосе ее зазвучали слезы. – Он был очень силен духом. Я никогда не слышала от него жалоб, хотя находились люди, которые насмехались над ним. Но Вульфрик никогда и никому не показывал, как он страдает. Ах, он был так чист, с лицом светлым, как у ангела. Сине-зеленые глаза, как драгоценные камни, и прекрасные волосы золотистого цвета… Когда он умер, отец сказал, что он был слишком чист и благороден для этого мира.

– Так, значит, он умер не в сражении?

Кора попыталась улыбнуться, но ее лицо исказила лишь гримаса страдания.

– О, напротив. Это были датчане… Они приплыли на своих длинных ладьях, чтобы разграбить и разорить наш край. Отца тогда не было с нами – он воевал с шотландцами на севере, – и Вульфрик сам повел в бой наших людей. Он разработал блестящий план, разделив наши силы надвое и заставив врагов преследовать небольшой отряд. Он заманил их в лесистую долину, где устроил засаду… Но там же и пал с мечом в руках. Именно так, как всегда хотел. А план его удался: наши воины отразили набег и спасли тогда Вулфридж.

Кора попыталась глубоко вздохнуть, но горло перехватило, и точно огромный камень навалился на грудь. Даже теперь, после долгих четырех лет, прошедших после его смерти, скорбь подтачивала ее. Ведь Кора знала в глубине души, что это она погубила его. Его физическая неспособность довести до конца их брачные обеты стала причиной его гибели. Именно поэтому Вульфрик так жадно искал смерти и в конце концов погиб. Если бы не она…

Под сводами палатки воцарилось напряженное молчание, и Кора уже начала жалеть, что открылась этому человеку. Ведь что ни говори, а он был враг. Зачем же она доверила ему свою душевную боль?

Люк нарушил тишину:

– Отец твой был прав: твой муж был благородным человеком. Не каждый мужчина способен умереть так, как он сам того желает. Это было для него благословением небес.

Коре тоже хотелось думать так же. Но смерть Вульфрика оставила в ее жизни такую огромную пустоту, что она не могла смотреть на это таким же образом. Наверное, она была слишком эгоистична, думала только о себе. То же самое говорила ей не раз и Кайна, ее старая кормилица.

– Ему и так тяжело, а ты хочешь, чтобы он всегда был рядом с тобой, – бывало, ворчала она. – Тебя не заботит, как ему трудно притворяться, что он так же счастлив, как ты. Ах, себялюбивое дитя, когда-нибудь ты повзрослеешь и поймешь, что настоящая любовь основана не на том, что кто-то другой делает тебя счастливой, а на том, что вы делаете счастливыми друг друга.

– Я делаю Вульфрика счастливым! – упрямо твердила она, но Кайна сокрушенно качала головой.

– Да, я всегда замечала, как светлеет его лицо, когда ты зовешь его прокатиться с тобой верхом или побродить в лесу вместе с этой ужасной волчицей, которую он тебе подарил, – и все же ты не понимаешь его душу.

Это было ужасно, со временем осознать, что Кайна оказалась права, и в течение долгих дней после смерти мужа Кора была безутешна. В отчаянной попытке найти успокоение она отправилась к старцу, жившему в хижине у самого моря. Там она сидела на камне среди волнующейся, как море, травы, давая ветру играть своими свободно распущенными волосами, и смотрела, как старец раскладывает камни с вырезанными на них магическими письменами, которые называются рунами.

Но на этот раз магические камни не ответили на ее вопросы о прошлом; зато старец был склонен давать предсказания о будущем. «Волк принесет великую печаль и раздор на землю, но после этого надолго воцарится мир, а с ним – любовь. Великая любовь, и всю жизнь твой волк будет верен тебе…»

Туманное и странное пророчество, но в некотором смысле уже оправдавшееся. Явился Вильгельм Завоеватель, разоривший их страну, как волк, а вместе с ним пришли раздор и горе. Но время мира еще не наступило.

А ведь прошло уже три года, как Вильгельм ступил на английскую землю и убил короля Гарольда в битве при Гастингсе на Сенлакском холме. Три долгих года. Время ужаса, насилия и страха, а мира все еще нет. За исключением преданности ее волчицы Шебы, во всем остальном пророчество не исполнилось…

Кора старалась не смотреть на Люка, но все время, пока он скакал во главе отряда, под трепещущим вымпелом, которое нес его знаменосец, взгляд девушки постоянно возвращался к нему. У него уже был свой феодальный герб – черный волк на красном фоне утверждал его лордом Вулфриджа. Новый герб, новый господин. А что будет с ней?..

В середине дня на горизонте показался Йорк. Что-то случится с ней там? И хотя Люк утверждал, что Вильгельм проявит милосердие, как только узнает о вероломстве сэра Саймона, она совершенно не верила в это.

О власти Вильгельма Кора могла судить по тому, что видела по дороге из Вулфриджа: многие замки лежали в руинах, деревни в развалинах, окруженные полями с неубранным почернелым жнивьем, с костями погибшего от голода скота, – и это красноречивее всяких слов говорило о милосердии нормандцев. Люди встречались редко, ибо всякий, кто замечал приближение нормандских рыцарей, тут же спасался бегством. Кору печалило и приводило в ярость, что столько ее соотечественников страдают от них на родной земле.

Словно понимая ее состояние, Люк держался в стороне. Вспышки ее гнева доставались теперь лишь на долю Жиля, чьи плотоядные взгляды и двусмысленные замечания заставляли Кору выплескивать с трудом сдерживаемую ярость на него.

– Нормандская свинья, – шипела она в ответ на его требование, чтобы пленница держала своего коня вровень с остальными. – Перестань зудеть мне об этом. Как и о своем дружке Алене с его нежными чувствами ко мне.

Жиль поджал губы, и его серые глаза за поднятым забралом шлема посуровели.

– Я говорил Алену, что он сошел с ума, но он просил передать тебе это. А у тебя в характере злости, как у волчицы. Лучше бы сэр Саймон убил тебя вместо вашего гонца.

– У него на это не хватило храбрости, – отпарировала она, прищурившись. – Как и у тебя не хватает ее, чтобы справиться с женщиной. Я же вижу, как ты при каждой возможности бежишь жаловаться к сэру Люку. Представляю, как ты хнычешь ему, что я с тобой дурно обращаюсь, ничтожный слизняк.

Жиль схватил конец цепи, привязанный к ее талии, и подергал, напоминая о ее унизительном положении.

– Будь я на месте сэра Люка, то вместо того, чтобы сковать этими цепями, посадил бы тебя в клетку с волчицей, на которую ты так похожа.

– Ты и наполовину… да нет, ты и на четверть не такой, как сэр Люк. И не болтай понапрасну, что бы ты сделал на его месте. Без сомнения, ты бы задрожал как осиновый лист при одной только мысли, что можешь оказаться один на один с Шебой.

– Шеба! – презрительно бросил тот. – Благородное имя для лохматой грязной зверюги. Лучше бы сэр Люк сразу же убил ее. Она нервирует наших коней.

– Ты хочешь сказать, она нервирует тебя. – Кора покрепче сжала поводья, чтобы удержаться от соблазна хлестнуть ими Жиля. Люк настрого предупредил ее, чтобы она впредь вела себя сдержанно.

Люк… Сэр Люк… Лорд Люк. Да, он станет лордом Вулфриджа, как только Вильгельм официально дарует ему эти земли. А она не будет иметь никакого права на свой родовой замок. Ни на единый камешек в нем, ни даже на горсть земли. А эта земля принадлежала ее семье еще со времен римлян. Много раз датчане, шотландцы, викинги приходили и уходили ни с чем. И вот на смену им явились нормандцы.

Жиль подъехал на коне поближе, и лицо его оказалось в нескольких дюймах от Коры.

– Скоро мы приедем к королю, и он воздаст тебе по заслугам. И тогда ты еще вспомнишь про Алена. Ты потеряешь все, шлюха.

Забыв о строгом предупреждении Люка, Кора размахнулась и что есть силы ударила его кулаком по лицу. Удар застал того врасплох, и от неожиданности солдат покачнулся в седле. Его шпоры вонзились в бока коня, и испуганное животное рванулось вперед с пронзительным ржанием. Отпустив конец цепи, Жиль схватился за поводья, издав при этом разъяренный рев, который еще больше напугал лошадь.

Кора с мрачным удовлетворением наблюдала, как солдат пытался утихомирить своего коня, с трудом удерживаясь в седле, пока объятый паникой конь, взметая мокрую грязь, несся по узкой тропинке.

Отмщение принесло ей удовлетворение. Жиль выглядел дураком, а сама она, придержав своего коня, с невинным видом наблюдала, как Люк повернулся в седле, чтобы узнать, в чем причина переполоха. Он тут же перевел взгляд на нее, и на лице его появилось гневное выражение.

Повернув коня, Люк проехал мимо Жиля, который к тому времени смог, наконец сдержав лошадь, усесться в седле, и быстро подъехал к Коре.

– Что ты сделала с ним на этот раз? – спросил он.

Кора пожала плечами.

– Слава о нормандцах как прекрасных наездниках, похоже, сильно преувеличена, – сказала она. – Глядя на Жиля, никак этого не скажешь.

– Ты испытываешь мое терпение, Кора.

Хотя тон его был сдержанный, в нем чувствовался закипающий гнев, который заставил Кору поежиться. Чтобы вывернуться, она прибегла к другой тактике.

– Прошу прощения, милорд. Жиль сам меня спровоцировал своим непочтительным обращением. Он назвал меня шлюхой, а это привилегия, которую я оставляю лишь за тобой.

В ее словах таилось двойное жало: Люк объявил ее невинной своим людям, чтобы никто не смел заигрывать с ней. И в то же время сам обошелся с ней как со шлюхой. Каждый в лагере, должно быть, слышал их возню в палатке в ту ночь, слышал ее крик, который наверняка все правильно истолковали, кроме того, оскорбив женщину, находящуюся под защитой Люка, Жиль оскорбил его самого. Это была сладкая месть.

Лицо Люка тут же отразило, что он понял все правильно: и оскорбление, и посягательство на его власть. Но ей не удалось насладиться своим триумфом, поскольку он наклонился со своего огромного скакуна, чтобы схватить поводья ее лошади и конец цепи, свисающей с талии.

– Мы обсудим это вместе с Жилем, когда приедем в Йорк. А до тех пор ты будешь ехать рядом со мной. Ты ведь не настолько глупа, чтобы разыгрывать со мной эти штучки, которые позволяла себе с ним.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, милорд, – невинно сказала Кора.

– Скоро поймешь, если ты решила испытывать мое терпение, ты преуспела в этом. Теперь пожинай плоды своих трудов, дорогая.

Неподдельный гнев, прозвучавший в его словах, вынудил ее благоразумно промолчать. А когда они проезжали мимо Жиля, Люк приказал ему занять свое место в строю.

– Посмотрим, справишься ли ты со своей лошадью лучше, чем с безоружной девчонкой, – язвительно бросил он по-французски. – И берегись, если ты не исполнял мои приказы, как она утверждает.

– Да убей меня Бог! – возмущенно запротестовал Жиль, но Люк повернулся к нему спиной, и тот бросил на Кору взгляд, который ясно говорил о том, какие чувства он к ней испытывает.

Ну что ж, откровенная ненависть с его стороны лучше, чем притворное сообщничество, чем эти его передаваемые шепотом слова от оруженосца Алена, которые вызывали в ней отвращение и беспокойство. Теперь, по крайней мере, ей не придется терпеть его сальности и гнусные намеки.

Схватившись за высокую луку седла, Кора едва поспевала за скорым на ногу скакуном Люка. Он не смотрел на нее, но крепко держал поводья ее лошади, так что маленькой серой кобыле приходилось выбиваться из сил, чтобы не отстать от его огромного черного жеребца. Даже когда они заняли место во главе отряда, Люк лишь слегка замедлил шаг, ровно настолько, чтобы ее кобыла не дышала так тяжело.

Дул свежий ветер, холодя щеки и голые руки, раздувая полы ее плаща. Кора подоткнула один его конец под колено, держась рукой за луку седла, а потом закрепила и другой конец. Плащ перестал развеваться позади нее, а ногам стало теплее.

Почувствовав легкое подергивание цепи, обвитой вокруг ее талии, она подняла глаза и увидела, что Люк пристально глядит на нее. Его темные глаза смотрели словно бы в раздумье. Сердце Коры взволнованно забилось в груди. Интересно, насколько она привлекательна для него? Мог бы он взять ее в жены? Из подслушанных разговоров она уже выяснила, что он был не женат, и охотно согласилась бы выйти за него замуж, если таким путем она сможет вернуть Вулфридж. Конечно, замок не был бы больше ее собственностью, но она смогла бы, по крайней мере, вернуться домой…

Люк снова перевел взгляд на дорогу и ослабил конец цепи. Кора закусила губу. Ей повезло – она была привлекательна для него, так же как и он для нее. Если бы только Люк не был нормандцем… Но что толку думать об этом. Он был тем, чем был, так же как и она.

Хотя с той ночи Люк ни разу не касался ее и ни словом, ни взглядом не выдал, что хочет этого, она знала, что небезразлична ему. Между ними возникла невидимая связь, и она чувствовала это так же осязаемо, как неровную рысь кобылы, на которой скакала.

Но время поджимало. Она должна заставить Люка признаться в том, что небезразлична ему, прежде чем он передаст ее королю. Если все пойдет, как она хочет, то тогда Кора сможет увидеть свой Вулфридж снова. Но если Люк этого не сделает, у нее есть уже другой план. Сегодня ночью перед восходом солнца…

Кора искоса взглянула на него, изучая его суровый чеканный профиль и напряженную позу. Несомненно, он все еще был сердит. Это не благоприятствовало достижению ее цели. Но по крайней мере она ехала теперь вместе с ним, а не с этим противным Жилем. Если бы только Кора умела еще и кокетничать: многозначительно опускать ресницы, бросать обворожительные улыбки, льстить и мило капризничать. Но увы, то, что так легко дается некоторым, у нее совершенно не получалось, ей по натуре претила двусмысленность, недосказанность, ей больше нравилась прямота. И все же она должна найти способ очаровать как-то Люка или, по крайней мере, обезоружить его.

– Милорд! Подождите минутку, прошу вас… у меня плащ зацепился, я боюсь упасть…

Люк бросил на нее недовольный взгляд. А когда Кора показала ему на подоткнутые полы плаща, проворчал:

– Непохоже, чтобы вам грозило падение, мадемуазель.

– Но я едва держусь в седле. Обе полы зацепились… помогите мне, милорд.

Наклонившись со своего коня, Люк схватил плотную ткань и резко дернул, высвободив полы плаща. Подол ее платья задрался, обнажив ногу до самого бедра. Кора не торопилась поправить юбку, а притворилась, что занята застежкой, скреплявшей плащ у нее на груди. Лошади почувствовали, что поводья ослабли, и перешли на шаг. Люк медленно выпрямился, убрал руку и перевел взгляд на ее лицо.

Кора улыбнулась и беспомощно пожала плечами.

– Булавка на плаще расстегнулась и колет мне горло. Вы не возражаете, милорд?

Рот Люка недовольно сжался, но, ни слова не говоря, он остановил лошадей и потянулся, чтобы застегнуть ей булавку.

– Если твой плащ причиняет тебе столько хлопот, то лучше вообще его снять, – проворчал он, но в голосе его не было злости.

Его грубые и не очень умелые пальцы некоторое время возились с булавкой. Солдаты, повинуясь кивку его головы, проехали мимо них и продолжали путь по узкой дороге.

– Мой Бог! – проворчал он. – Я же не камеристка, в конце концов. Булавка, кажется, погнулась… Ага, готово.

Он застегнул брошь и выпрямился, руками проведя по ее груди, словно поправляя плащ. И замер, не сводя взгляда с ее лица. Потом опустил руки.

– Благодарю за вашу доброту, милорд, – сказала Кора, но даже не сделала попытки взмахнуть ресницами. Он сразу заметит в этом фальшь и почувствует уловку. – Вы так снисходительны ко мне. Ведь я и так причинила вам столько хлопот.

– Да уж, – кивнул он. – Но Жиль также виноват в этом.

– Боюсь, что это так, милорд. Он…

– Не сейчас. Я уже сказал: мы узнаем правду, когда приедем в Йорк.

Ее разочарование, должно быть, проявилось слишком заметно. Он вдруг негромко рассмеялся и снова наклонился ближе, взяв поводья ее кобылы.

– Если все это имело целью склонить меня на вашу сторону, дорогая, то все, чего вы достигли, это напомнили мне, какая мягкая у вас кожа и как вы пахнете лавандой.

Ей удалось скрыть свою радость, и Кора притворно, со смиренным видом пожала плечами.

– Вы очень проницательны, милорд.

– Да нет. Просто я привык к кокетству и уловкам женщин.

Когда они догнали уехавших вперед солдат, Кора обратилась к нему:

– Вы, должно быть, знали очень многих женщин, милорд.

– Но не так, как ты имеешь в виду. – Голос Люка посуровел, и жесткая складка появилась у рта. – Женщины, с которыми я был знаком, всегда служили только для одной цели.

– И никаких приятных воспоминаний о матери или сестре? Или о первой любви?

Он бросил на нее холодный и неприязненный взгляд.

– Никаких.

Ошеломленная, Кора погрузилась в молчание. В одном этом слове прозвучало многое, но ей не хотелось слишком вдумываться в него. Напоминание о соперницах в данный момент могло лишь повредить ее цели. Поэтому она неопределенно улыбнулась ему и снова занялась своей юбкой, расправила складки на ней, словно невзначай выставив обнаженную ногу.

Это не прошло незамеченным. Люк искоса взглянул на нее, но тут же снова уставился на дорогу. Его напряженно выпрямленная спина и угрюмо сжатые губы обеспокоили ее: уж не совершила ли она опять какую-нибудь оплошность? Это было вполне возможно.

Доехав до поворота дороги, Люк пришпорил коня и поскакал вперед, увлекая Кору за собой. Она оглянулась, чтобы убедиться, что повозка, везущая Шебу, все еще с ними, и мельком заметила волчицу, вытянувшуюся в клетке. Вид своей верной подруги за решеткой снова оживил в Коре решимость вернуть себе Вулфридж. Во что бы то ни стало, любой ценой.

Руки ее слегка дрожали. С приближением Йорка неуклонно надвигался момент, когда должна будет решиться ее судьба. Но как Кора могла надеяться на помощь Люка, если все, что бы она ни предпринимала в отношениях с ним, было ошибочным? Совершенно ясно, что он не намерен жениться ни на ком вообще – и уж тем более на женщине, которая во главе своих людей сражалась с ним, а когда он проник в замок, приставила меч к его горлу.

От отчаяния слезы показались у нее на глазах. Кора наклонилась, словно для того, чтобы завязать шнурок на ботинке, а на самом деле чтобы никто не видел ее слабости. Она украдкой вытерла эти постыдные слезы. Глупо плакать из-за того, чего нельзя изменить, и бесполезно оплакивать то, чего уже никогда не вернешь.

Они миновали очередной поворот, и Кора увидела впереди, за широкими полями, силуэт Йорка. Подъехали ближе, и сердце ее болезненно сжалось. Почерневшие, обгорелые строения то здесь, то там попадались на глаза, а когда они въехали в город, то повсюду замечали следы недавних пожаров и ожесточенных схваток. Вместо домов лежали лишь беспорядочные нагромождения камней да кучи бревен с неровными, обожженными концами. Эту безотрадную картину не могли скрасить даже несколько уцелевших улиц.

Увы, и самым процветающим городам не удалось спастись от нормандского опустошения.

– Похоже, что нормандцы больше ценят обгорелое дерево, чем кипучую торговую жизнь, – пробормотала она в сердцах.

Недобро прищурившись, Люк взглянул на нее.

– Надеюсь, ты не собираешься беседовать с королем в таком тоне? Иначе лучше тебе при встрече с ним и рта не открывать.

Да, Вильгельм не обрадуется, если ему напомнить о восстании саксов в Йорке, о том, как они захватили город и стойко держались, пока нормандцы не подожгли его. Почти все они погибли в отчаянной схватке за городскими воротами, а это восстание все равно ни к чему не привело. Нормандцы по-прежнему владели Англией, и хотя многие из них тогда погибли, но саксов пало гораздо больше.

Продвигаясь по узким улицам города, они всюду видели изможденные лица, угрюмо глядящие на проезжавших солдат. Встречались и дети – безвинные жертвы, такие худые, что напоминали хрупкие веточки ивы.

И все же кое-где уже начиналось восстановление, чувствовался запах свежеоструганных бревен, слышался стук топоров. На восточном холме над городом возвышался уже новый замок вместо сгоревшего старого – с крепкими деревянными стенами, окруженный мощным крепостным валом.

Когда они подъехали ближе, сердце у Коры тревожно забилось: ей очень хотелось, чтобы короля еще не было в Йорке. Он мог находиться сейчас в Винчестере, в Лондоне или даже в Нормандии, и эта задержка была ее единственной надеждой на успех. Ей нужно было время, чтобы склонить Люка на свою сторону, чтобы убедить его, что Вулфриджу пойдет только на пользу, если управлять им будет прежняя госпожа.

А Люк, торопясь к цели, все погонял лошадей, и подковы их дробно стучали по мостовой, словно гром, отдаваясь в ее ушах.

– Ого! Я вижу, как развевается королевское знамя! – воскликнул Люк, и сердце у Коры оборвалось.

Едва она увидела реющее над центральной башней нормандское знамя – алый лев на белом поле, – как надежда окончательно растаяла в ее груди. Солнце выглянуло из-за облаков, и лев засверкал в его лучах, словно живой, такой алчный и ненасытный, красный, точно кровь.

Сердце ее упало, но тем не менее Кора гордо выпрямилась в седле, когда через железные ворота они въезжали во внутренний двор замка. Выстроенный на высоком земляном холме, он доминировал над всем городом. Вокруг холма тянулись деревянные стены.

Наружный двор замка кишел народом. Люка тут же начали узнавать, и множество знакомых приветствовали его, когда он спешился. Все еще держа поводья ее коня, он оживленно заговорил со знакомыми рыцарями, не обращая внимания на Кору, словно она была тут пустым местом.

– До нас дошел слух, что вы добились успеха, милорд, – сказал по-французски высокий темноволосый мужчина, слегка придержав Люка за локоть. – Перед вами теперь следует кланяться и расшаркиваться.

– Мне любопытно посмотреть на это, Роберт.

– Уверен, что тебе это еще надоест. – Роберт искоса взглянул на Кору, сидевшую неподвижно на серой кобыле, и удивленно приподнял бровь, заметив цепь, обвивавшую ее талию. – Но похоже, Люк, ты что-то перепутал. Ты же собирался привезти в цепях старого лорда, а не его юную дочь!

Люк взглянул на Кору.

– Если бы ты знал, что у нее за нрав, ты бы так не говорил.

Ухмыльнувшись, Роберт пожал плечами.

– Она так хороша собой, что ты, наверное, просто опасаешься за нее. А что же будет с леди Амелией?

Кора похолодела от этих его слов, чувствуя, как рушатся последние надежды. Она старалась не смотреть на беседующих мужчин, чтобы не выдать взглядом, что понимает их речь, но это было невероятно трудно. Особенно когда Люк негромко рассмеялся.

– Прекрасная Амелия по-прежнему царит в моем сердце. Так что здесь ничего не изменилось, Роберт.

Кора невольно закрыла глаза. Она должна была это предполагать. Он, может, и не женат, но у него есть невеста. Его тяга к ней, Коре, ничего не значила. Он, как и все мужчины, сохранял верность только тогда, когда его возлюбленная не спускала с него глаз. Почему она не подумала об этом?

– Люк! Люк вернулся!..

Этот звонкий женский голос перекрыл шум многолюдного сборища, и какая-то невысокая женщина с блестящими черными волосами и миловидным смуглым лицом кинулась к нему в объятия. Улыбаясь, Люк наклонился, чтобы поцеловать свою подругу, а окружающие захлопали, когда увидели, как затянулся этот поцелуй. Коре оставалось лишь пристально смотреть на это со все усиливающейся болью в груди. Не помогло даже то, что Люк первым отстранился от женщины, снял ее руки со своих плеч.

– Не сейчас, Амелия, – грубовато сказал он. – Еще будет время.

Амелия…

Все поплыло перед ее затуманившимся взором, и на какой-то короткий миг Кора почувствовала, что сейчас разрыдается. Внезапно раздавшийся звон церковных колоколов почти оглушил ее. Откуда тут колокола?.. Ведь они только что проезжали мимо полностью сожженной церкви. Как же могли колокола звонить, да еще так громко?.. А они все не переставали трезвонить, все громче и громче, в то время как силуэты людей вокруг нее расплывались, словно в тумане, а потом и исчезли совсем…

Кору охватило странное чувство, будто она проваливается куда-то, падает вниз, прежде чем ее окутало мягкое темное облако…