"Заколдованная луна" - читать интересную книгу автора (Сандему Маргит)

10

Криста наслаждалась теплым вечерним ветерком, обдувающим ее лицо, и даже не замечала усталости в ногах. Она хорошо знала дорогу в Линде-аллее, хотя нельзя сказать, что она и Франк исходили ее вдоль и поперек Она ехала по северным окраинам Осло, иногда углубляясь в город, иногда оказываясь уже в сельской местности.

Она с нетерпением ждала новой встречи со своей семьей. Да, она считала Людей Льда своей семьей в значительно большей степени нежели Франка – своим отцом. С ним все было как будто уже кончено, теперь она думала только о том, когда же сможет уехать из дома. В этом не было ничего странного – ведь ей было почти восемнадцать лет. Если бы только найти кого-то, кто бы смог присматривать за ним!

По правде говоря, ей было совершенно ясно, что Франк и сам прекрасно справлялся бы все эти годы. От этого ей становилось немного горько, как будто он связал ее по рукам и ногам узами тиранической отцовской любви. Так что нельзя сказать, что, размышляя сейчас об этом, она испытывала угрызения совести.

Уехать из дома…

Линде-Лу…

Она предвидела, что тут будет масса проблем. Не между ними, вовсе нет. Когда она думала о них двоих, на душе у нее становилось тепло и радостно. Но с чисто практической стороны проблемы были бы неизбежны, об этом она догадывалась. Хотя сейчас разница между классами в обществе была меньше, чем, скажем, сто лет назад, но она все еще была заметной.

Линде-Лу и Франк Монсен, одержимый заботой о престиже…

Эти двое никак друг с другом не сочетались. Хотя она вполне представляла себе, что может переехать к Линде-Лу на его бедный хутор, ведь Криста была влюблена, она все-таки далеко не загадывала. К тому же, у нее у самой достаточно денег, разве не так? Хотя у нее и было не очень приятное предчувствие, что он никогда не согласится жить на ее деньги.

А вот Франк никогда не был столь щепетилен. Он считал деньги своими, своим законным наследством, полученным от своей любимой жены Ваньи.

К счастью, Криста не знала, насколько богата она была на самом деле, потому что Франк тщательно скрывал это от нее. Но даже он не знал обо всем. Оба они знали о большом шведском наследстве, доставшемся Кристе. Но они не знали о том, насколько оно велико. Хеннинг не позволил Франку распоряжаться всем, потому что бывший миссионер в своем богобоязненном смирении был довольно охоч до денег и жаден. Хеннинг много раз читал это в его глазах. Так что даже Франк не знал, сколь многим владела Криста. Если бы он знал это, то тут же потребовал бы выдать все. Но Люди Льда ведь знали, что он – не родной отец. А теперь и Криста это знала. Франк заботился о девочке всю ее жизнь, но других прав на наследство у него не было, полагал Хеннинг. Франк хорошо использовал ту часть наследства, которую он получил как супруг Ваньи, и он наилучшим образом распорядился этими деньгами и деньгами Кристы. Этого достаточно, считали Люди Льда. Больше ему и ни к чему.

Франк, конечно, вряд ли согласился бы с ними, узнай он об этом…

Криста стала уставать. Ей пришлось преодолеть несколько довольно сложных подъемов. А потом дорога снова пошла под гору. Сейчас она ехала по относительно ровным улицам в северной части Осло.

Криста ехала быстро. Время у нее было. Она думала, не сделать ли ей небольшую остановку и передохнуть.

Вечер был по-прежнему светел и тих. На улицах было много народа: кто-то просто гулял, кто-то работал в саду, сразу было видно, что наступила весна. Повсюду волшебно пахло весенними кострами в садах, горящим хворостом. Но запах дыма вызвал у нее не только приятные ассоциации. Она подумала о Петрусе Нюгорде и всех событиях, в последнее время взбудораживших ее родной приход. Она не мола забыть пожар у Нюгордов, тот страх, который охватывает человека, видящего, как горит дом. Должно быть, в людях есть что-то первобытное, что-то изначальное, если они испытывают такой страх перед пожаром. Только пироманы остаются равнодушны. Или, может быть, совсем наоборот? Счастье, возбуждение?

Она подъехала к Бишлету. Сравнительно новая и хорошая спортивная арена. Когда она еще была ребенком, то наблюдала, как стадион строится. И вот уже несколько лет тому назад стадион был готов.

В следующем, 1928 году, в Амстердаме должны были состояться Олимпийские игры, и интерес к легкой атлетике был огромен. Тренировались повсюду – на маленьких и больших площадках – усердно, как никогда.

Криста сошла с велосипеда. Через ворота стадиона она видела легкоатлетов, лихорадочно тренирующихся в различных видах спорта. Зрителей было немного, в основном, друзья и родственники спортсменов. Они и наблюдали сейчас за тренирующимися.

Скамейки притягивали ее. Почему бы не войти и не отдохнуть немного? Место бесплатное, и вообще, очень интересно.

Криста прислонила велосипед к стойке у ворот. Там было много велосипедов более новых и красивых, так что воров она не боялась.

Она тихо вошла и села на трибуну неподалеку от группы каких-то зрителей. Судя по их компетентным и нередко хвастливым высказываниям, здесь были и спортсмены, и тренеры, и родители.

Похоже, что на поле были представлены все виды спорта Народ старательно тренировался, думая об отборочных состязаниях к Олимпийским играм в следующем году.

Сидевшие неподалеку тут же обратили на нее внимание. Свист и крики «Привет, малышка!». И все такое. Она не обращала на них внимания, сосредоточившись только на том, что происходило внизу на стадионе. Да и вообще – она была так рада вытянуть уставшие ноги и дать им отдохнуть.

Но эти люди никак не хотели оставить ее в покое, и волей-неволей она стала прислушиваться к их дискуссии, в которой постоянно проскальзывали элементы заигрывания. Тренер иногда выкрикивал приказы прыгунам в высоту, которые как раз тренировались внизу. А чуть поодаль на поле были прыгуны с шестом.

В группе рядом с ней собрались господа осведомленные, и многие из реплик были рассчитаны на нее, чтобы блеснуть тем, что они знают.

– Поднимай до метра восьмидесяти, – прокричал тренер прыгунам в высоту, сложа руки рупором – А тебе, Стейн, следует сократить разбег, или же поупражняйся в спринте, сейчас никуда не годится, ты уже, как выжатый лимон, а еще до планки не добежал.

Взгляд украдкой на Кристу: дошла ли до нее его острота. Остальные засмеялись – родственников Стейна среди них наверно не было.

– А вот Фредрик ничего, – сказал еще один. – Нам надо побить шведов, по крайней мере. А хорошо бы и немцев. А вот с американцами будет непросто.

– Да нам их одолеть – раз плюнуть, – сказал чей-то отец без тени сомнения в голосе. – Нет, поглядите, они опять сбили, ничего не могут!

Криста немного поразмышляла над тем фактом, почему, когда спортсмены побеждают – футболисты ли, лыжники или кто-то другой – болельщики всегда говорят «мы». «Мы победили!» Но если они проиграли, то все от них тут же открещиваются «Они проиграли». И никогда «мы проиграли»

Еще один прыгун преодолел дрожащую планку.

– Вот, глядите, – вырвалось у одного из зрителей. – Вот как надо. Есть еще в наших парнях порох!

– Они с каждым днем лучше и лучше, – осторожно проговорил тренер.

Один из папаш воскликнул.

– Ну посмотрите, как он прыгает! Ну и рывок! Только время у наших парней отбирает!

– Вообще-то он может и лучше, – пробормотал тренер, которому надо было заботиться о своей репутации.

Тяжело дыша, пробежала группа бегунов на длинные дистанции, они чуть не столкнулись с группой вновь прибывших.

– Ну, а вот и девушки, и туда же – тренироваться, – громогласно и негодуя заявил другой папаша – У-тю-тю! Идите-ка отсюда, вам здесь делать нечего!

– Нет, какого черта, женщина на спортплощадке – это просто смешно.

– На Олимпийских играх им делать нечего, – выпалил другой. – До чего же жутко они выглядят. Они такие неженственные, да и результаты у них весьма скромные, только время крадут у мужчин и снижают уровень соревнований. Не согласна, малышка? – спросил он, обернувшись к Кристе. – Тебе ведь такая глупость в голову почему-то не приходит – на стадион выйти?

Криста посмотрела на него с улыбкой, которая длилась миллионную долю секунды и была такая холодная, что больше напоминала оскал зверя – когда он обнажает зубы. А потом опять посмотрела на поле. Внутри нее все кипело от этого снисходительного тона, хотя по правде говоря, спорт ее особенно не волновал.

«Мали бы сюда, – подумала она. – Уж Мали-то, борец за права женщин, нашлась бы, что ответить».

– Нет, но они же не думают соревноваться на равных с нами, мужчинами, – сказал младший в компании. – Поглядите-ка, планка сейчас на ста восьмидесяти. Ну и что, есть ли там поблизости какая-нибудь баба? Что? Они и носом до нее не достанут! Может, проползти под ней надеются?

Все расхохотались и с вызовом посмотрели на Кристу, потому что она была необычайно хороша собой, и им хотелось понравиться ей, привлечь ее внимание. Но тут они просчитались.

Она разозлилась и потеряла всякую осторожность. Она резко вскочила и побежала вниз, на поле.

– Чего, показать нам хочешь? – прокричал один из них со смехом ей вслед. – Двадцать сантиметров под планкой!

Все захохотали.

– Эй, милашка, а ты-то куда? – крикнул прыгун в высоту, который как раз готовился снова преодолеть высоту сто восемьдесят. Криста пронеслась мимо него, оттолкнулась – так, как, она видела, делали другие, и, побежав до ямы, взлетела и перелетела над планкой, как будто это был порог дома.

Раздался гул, ведь ее видели все – за исключением бегунов на длинные дистанции.

– Что? – вскричал прыгун, который собирался прыгать. – Что это такое, черт возьми?..

– Подождите! – крикнул тренер на поле. – Погодите! Как вас зовут?

Но Криста уже убегала. Она подбегала к сектору для прыжков с шестом, где один из молодых людей как раз закончил делать свои расчеты и шел ей навстречу с шестом в руке.

Кристу такие пустяки, как шест, немало не заботили, она подбежала почти вплотную к перекладине, оттолкнулась и взлетела над нею. Она все еще была зла, и злость придавала ей мужества и сил. До чего же было восхитительно сознавать, что у нее получается, она видела: планка все ближе, она подняла себя над ней с большим запасом и приземлилась внизу, в яме с опилками.

На этот раз ропот перешел в крик. Замешательство стало всеобщим. Но с Кристы было довольно. Она мчалась к выходу, краем глаза следя за группой на трибуне. Никакого флирта, никаких заигрываний только выпученные глаза, бледные лица и разинутые рты.

Прежде чем кто-то пришел в себя, она уже была снаружи и искала свой велосипед. Ну да, вот он стоит, никто на такую рухлядь не польстился.

Она продолжила путь в Линде-аллее. Сейчас, дав выход своему гневу на этих мужиков, полных пренебрежения и высокомерия, она весело смеялась над всей этой историей. Но ей все-таки было немного не по себе. Ну, и чего она добилась? До чего же безответственно и глупо она повела себя!

Да ладно, наплевать! Ее и не узнал никто, ее в Осло вообще никто не знает.

На Бишлете все по-прежнему были в шоке. Спрашивали друг друга, видели ли они. Народ толкался, словно перепуганные куры, кто-то был в истерике, кто-то взахлеб смеялся, беспомощно, а шестовики и прыгуны в длину чувствовали, что постепенно теряют стремление к борьбе. Что они могли теперь противопоставить такому?

Некоторые зрители стали звонить в свои газеты, чтобы поведать о сенсации. Но газеты лишь посмеялись над ними. В результате в одной-единственной газете появилась крохотная заметка. Да и там было написано, что надо что-то делать со злоупотреблением алкоголем в спорте. Если уж начались галлюцинации, то дело плохо.

И бедные тренеры, сидевшие на скамейках и видевшие Кристу вблизи, так никогда и не нашли ее.

В Линде-аллее никто еще не спал, все ждали ее, хотя, когда она наконец туда добралась, было уже очень поздно. Дорога заняла больше времени, чем она думала, потому что она еще никогда не ездила сюда на велосипеде, а только на машине. Кто-то всегда приезжал из Линде-аллее за ней и Франком на машине, если в семье что-то происходило. К сожалению, чаще всего это было в случае похорон – именно тогда и собиралась вся родня.

Все по очереди обняли ее: старый Хеннинг, такой же здоровый и моложавый, как и всегда, добрейшая душа Бенедикте и ее бесхарактерный муж Сандер Бринк. Их сын Андре, с которым Криста всегда была особенно близка, его воинственная жена Мали с сильно развитым чувством юмора, их сын Рикард, которому было сейчас четырнадцать, высокий и здоровый, как двадцатилетний. Пришла вся семья из особняка: Марит и Кристоффер Вольден; он посмотрел на Кристу взглядом врача, пожалуй, с ней все было в порядке, если не считать немного лихорадочную взволнованность. Их сын Ветле со своей женой-француженкой Ханне. И даже все трое их малышей получили разрешение не ложиться спать. Какие же милые и живые дети, пятилетняя Мари, трехлетний Ионатан и годовалая Карине!

Как и обещали добрые духи Людей Льда, Ветле был тем, кто должен был увеличить население земли на много потомков Людей Льда. Если у каждого из его детей будет столько же своих, то о приросте можно было бы не волноваться.

Для Кристы это был незабываемый вечер. Наконец-то наедине со своими родственниками, наконец-то она могла свободно говорить о том, что ее интересовало. Они много говорили о ее матери – Ванье, и об ее отце – Тамлине, которого никто из них не видел. В то время с Ваньей говорил Марко – как раз так, как Имре сейчас говорил с Кристой. Именно Имре стоял в дверях с младенцем Кристой на руках в то серое рассветное утро, когда Ванья и Тамлин покидали Землю.

Криста жадно слушала. О, как много она хотела узнать, услышать!

Смущаясь, она рассказала им, что сотворила на Бишлете. Взрослые призадумались, но детям она была вынуждена продемонстрировать свои таланты, и они пришли в полный восторг. Особенно Рикард, он тяжело вздыхал – так завидовал.

– Никто из нас никогда не мог сделать ничего подобного, – сказал Хеннинг. – Это, наверное, досталось тебе в наследство от черных ангелов или же ночных демонов – или от тех и от других. Ты можешь достичь в этом успехов. Но будь осторожна! И больше никогда не показывай это посторонним!

Криста обещала. Детям, которые целеустремленно, но вполне безуспешно, упражнялись во дворе, было велено идти спать. А взрослые продолжили позднюю беседу за ночной чашкой кофе.

Конечно, они очень быстро выманили у Кристы признание, что у нее появился молодой человек: по ней сразу было видно, что она только что влюбилась. А она смогла рассказать им о Линде-Лу. Их позабавило сходство имен, и у них не было никаких возражений по поводу его бедного происхождения. В этом плане Люди Льда всегда проявляли широту взглядов. Марит, жена Кристоффера, сама была дочерью арендатора. Но они вполне могли понять, что Франк никогда не примет Линде-Лу.

– Здесь ты не должна уступать, Криста, – сказала Бенедикте. – Если парень и вправду так хорош, как ты говоришь, ты не должна сдаваться. Скоро у Франка не будет над тобой никакой власти. Этот Абель Гард, похоже, добрый и вообще хороший человек, но семеро детей… Для такой молодой девушки это нелегко. И он старше.

– Самое главное – ты должна следовать зову своего сердца, – сказал Андре.

– Да уж, не повторяй ошибок своей матери, – предупредила Бенедикте. – Ведь она никогда не любила Франка.

– Именно так и говорил Имре, – с энтузиазмом воскликнула Криста – Но у меня совесть не совсем чиста. Я имею в виду то, что Франк ничего не знает.

– Ты за него не беспокойся, – сухо заметил Сандер Бринк. – Этот человек получил больше, чем заслужил. И разве не молчали мы все эти годы о твоем происхождении? Именно из-за него?

Да, с этим она не могла не согласиться.

Ой, до чего же все замечательно!

– Мне хотелось бы остаться здесь навсегда, – вздохнула она. – Если бы не думала все время о Линде-Лу, то и не хотела бы назад.

– Понятно, – улыбнулась Мали.

Спать она легла только в четыре утра. Ее уложили в комнате для прислуги, единственной свободной в доме.

Криста помнила последнюю служанку, жившую здесь, хотя это и было уже давно. Добрая и наивная девушка, которая ходила и распевала сентиментальные грошовые баллады с утра до вечера. На табуретке все еще лежала целая стопка этих песенок, отдельных листков, которые когда-то продавались за грош – отсюда и название. Криста перелистала эту стопку – так уж получилось, что эти песни стали что-то значить для нее. Она нежно улыбнулась.

Она легла спать, но в комнате оставалось ощущение счастья. Все казалось таким, как и должно быть! Она среди своих – а в понедельник она вновь увидит Линде-Лу!

Могла ли она желать большего?

Франк лежал без сна, его разбудило раннее пение птиц.

Не следовало бы Кристе давать птицам так много еды, сейчас они вьются у дома с утра до вечера, и их шум потревожил его такой беспокойный сон. А ведь ему каждая минутка сна дорога!

Он лежал и ворочался в постели, поднимал подушку и поудобнее перекладывал ее, но ничего не помогало. До чего неприятно!

Внезапно Франк застыл.

Неужели снова стало темнее? Что бы это значило?

Неужели он слепнет?

Он уже собирался выдумать невероятную трагическую историю о том, как он, Франк Монсен, стал слепым и беспомощным, как все должны будут его жалеть, и как Криста будет раскаиваться в том, что уехала от него и оставила его одного, но тут он заметил у двери тень. Сердце его учащенно забилось.

Что это? Вроде, там никакая темная одежда не висит? И все-таки он что-то видел… Что-то, что там стояло?

Эта тягостная полутьма в комнате! Его глаза… Они уже не могли видеть четко. Криста вернулась? Почему она стоит там и пугает его? Что у нее на уме?

– Криста, – раздраженно сказал он. – Что ты себе позволяешь?

Но это была не Криста, и теперь он это понял. Это было что-то незнакомое, неприятное…

Франк издал вопль. Он пронзительно закричал, когда это невероятное приблизилось к кровати.

– Пошел вон! – крикнул он, так кричат, когда отгоняют назойливое животное.

Неизвестное, все более пугающее, не остановилось. Оно лишь приблизилось.

Нижняя челюсть Франка дрожала так, что зубы его клацали.

– Кто вы? – просвистел он, в голосе его больше не осталось звука. – Я ничего не сделал, я хороший человек, я не заслужил этого, прочь, прочь…

Темная фигура села на край его постели в этих ужасных колдовских сумерках, которые воцарились в комнате. Франк услышал что-то – странный звук, как будто человек вздыхает с закрытым ртом – украдкой, злобно.

Глаза… Неприятные глаза, они…

Франк снова закричал – дико, не сдерживаясь. Фигура медленно склонилась к нему, как будто…

В голове у Франка что-то разорвалось, в мозгу появилась невыносимая, слепящая боль, ощущение было именно такое. Из-за боли он не мог дышать, он хватал ртом воздух, было такое ощущение, что что-то лопнуло – и внезапно он перестал чувствовать левую половину своего тела.

Ничего, там все было абсолютно мертво, это было так странно, лицо его перекосилось, язык выпал изо рта, вывалился на потерявшую всякую чувствительность щеку, он попытался крикнуть, но издал только какой-то слабый стон.

А потом потерял сознание.