ГЛАВА 8

Они погрузились в ночь, под их ногами хрустел песок, залитый лунным светом. Коум и Эзра шагали рядом с Единорогом. Фениксиец постарался сделать так, чтобы другие братья не последовали за ним. Он не хотел внушать им ложных надежд, не зная точно, что именно задумал ликорниец.

Час спустя люди и Хранитель добрались до местности, поросшей тонкой травой, — то было начало зеленого оазиса, о чем неожиданно возвестил шум ручейка, текущего между камней.

— Я заметил этот оазис сегодня утром, когда искал финики, — объяснил Эзра. — Я не осмелился приблизиться… Ты знаешь, что для нашего народа эти места священны. Чужеземцы этого не понимают. Они приходят сюда, к источнику, из которого можно напиться. На самом деле жизнь здесь продолжается только благодаря жертве, которую согласились принести Единороги Истоков. Это места мира, культа и памяти.

Коум, кивнув, присел на берегу ручейка длиной всего в два локтя, однако его вода обдавала лицо фениксийца непередаваемой свежестью.

— Позднее, днем, мне пришла в голову мысль, — продолжал ликорниец. — Оазисы не похожи друг на друга. Я думаю, этот — из наиболее ценных.

— Почему?

Вместо ответа Эзра указал на Единорога. Когда он приближался к источнику, его внешность менялась: близость воды оживляла краски Хранителя, из его рога вырывались сиреневые лучи, словно на него опустилась звезда, а его копыта на влажных камнях издавали хрустальный звон.

— В этом месте сконцентрировалась Волна, — прошептал муэдзин. — Она появляется из этого источника и показывается лишь тем, кто способен ее увидеть. Тем не менее никто не знает, что она тайно питает всю пустыню.

Коуму представился гигантский пергамент, покрытый песком, испещренный голубоватыми мерцающими бороздами.

— Хранители чувствуют ручьи Волны…

— Конечно: они из нее происходят, они в ней родились, — добазил Эзра со сверкающими глазами. — Понимаешь? Связующая их нить никогда полностью не прерывалась. Я это знаю со времен моего посвящения. В пещерах мы соединялись с ощущениями Хранителя и ощупью искали его душу. Некоторым из нас удавалось таким образом высвободить самые древние эмоции из неосязаемой оболочки — сознания Хранителя. Что до меня, мне удалось уловить ощущения, связанные с его рождением.

— Я… я вам не верю, — возразил Коум, украдкой поглядывая на Единорога, словно ища подтверждения своих слов. — Никто не может заглядывать так далеко во времени.

— Тебе неизвестны пещеры, о которых я говорю, — ответил Эзра. — Это не просто каменные дыры. Это чрево пустыни, самые потаенные уголки Миропотока. До них никогда не добираются чужеземцы. Пещеры наполнены далекими и иногда ужасными тайнами…

Коум удивленно поднял брови. Однако муэдзину явно не хотелось долее распространяться о своих устрашающих открытиях. Они, без сомнения, породили глубокие морщины, испещрившие его лицо.

Пальцами правой руки Эзра изобразил какой-то знак, чтобы отогнать мрачные воспоминания. Затем ликорниец закончил:

— Из чрева пустыни родились Единороги.

Он сделал несколько шагов вокруг ручья и сделал глубокий вдох, выжидая просветления. Муэдзин молча благодарил волшебное и неожиданное плодородие пустыни.

У Коума вдруг появилась уверенность, что ликорниец готовится к смерти. Скрестив руки, он постарался отмахнуться от этой внезапной мысли.

Человек с эбеновой кожей продолжал:

— В каменном чреве таятся следы эмоций древних Хранителей. Я не говорю, что смог использовать их, я их только заметил. Но я могу утверждать, мой юный монах, что связь все еще очень сильна…

— Какая связь?

Эзра присел на корточки и пальцем провел по текущей из источника воде.

— Пуповина. Связь между Хранителем и Волной, которая его породила. Именно эту пуповину, или, скорее, сеть невидимых нитей, являющуюся ее продолжением, Единорог может использовать для нас. Он может говорить с Волнами точно так же, как Волны говорят с ним.

Коум в восторге прижал руки к груди.

— И он может предупредить других Хранителей?

Муэдзин поднялся и погрузил пальцы в гриву Единорога. Его взгляд стал загадочным и слегка угрожающим.

— Я так полагаю. Но за все нужно платить, мой мальчик.

— Я сделаю все, что вы захотите, — серьезно заверил его юный фениксиец. — Если это единственная возможность спасти моих собратьев и исполнить долг перед лигой. Согласится ли Единорог пустить по Волнам зов, чтобы заставить прийти всех Хранителей, способных перевезти наши мечи?

— Знаешь ли ты, чего это будет стоить? — настаивал Эзра. — Подумай, что песок этой пустыни отметили слезы Единорогов. На нашей земле служить значит умереть. — Муэдзин обошел Хранителя кругом и заглянул в его расширенные зрачки.

— И он это знает, — заключил он.

— Пришел час для жертвы, — торжественно сказал Коум. — Лучше умереть ради Волны, чем подчиниться Харонии.

Поднялся ветер, полы его плаща вздымались под его порывами. Длинные светлые волосы юноши вились на ветру, когда он протянул покрытые шрамами запястья муэдзину.

— Пролейте мою кровь, Эзра. Я не из Ликорнии, я не из ваших, но я доверил свою жизнь Фениксам и вам доверяю тоже. Вы говорите, Хранители связаны через Волны? Тогда я отдам свою жизнь вашему Единорогу во имя Фениксов.

— Ты хочешь… отдать свою жизнь? — озадаченно и в то же время испуганно переспросил муэдзин.

Очевидно, события развивались не так, как он предвидел. Он думал принести в жертву себя, а тут шестнадцатилетний мальчишка предлагает сделать это вместо него.

— Об этом не может быть и речи! — яростно возразил он. — Ты должен управлять своими братьями и заботиться об их будущем. Тебе нужно будет организовать конвой. Мне же здесь больше нечего делать. Более ничто меня не удерживает. Мое тело должно быть предано песку, а душа улетит с южным ветром.

Он настолько ясно изъявил свою волю, что Единорог тотчас подчинился. Он по камням вошел в воду, фыркнул и повернул голову к Эзре, словно приглашая его последовать за ним. Муэдзин преклонил колено около источника и вынул кинжал из складок одежды. Его сжатый кулак и занесенное над ручьем запястье ждали лишь ласкового прикосновения кинжала.

Он улыбнулся Коуму…

Но его улыбка тотчас исчезла.

Черная тень выросла позади юного фениксийца.

Повсюду в оазисе виднелись темные фигуры, их обнаженные клинки отражали лунный свет.

Единорог окаменел. Эзра живо поднялся с колен и со священным гневом закричал что есть мочи:

— Ар-лаида! Оазис свят!

Затем он пинком отбросил нападавшего на Коума, и тот, падая, увлек юношу за собой. На лицо фенискийца брызнула кровь харонца. Коум воспользовался этим, чтобы опрокинуть противника набок и встать, на ходу обнажая меч.

Но его уже окружали другие убийцы.

Их лица были гротескными масками, карикатурами: зияющие огромные провалы глаз, гнилые кривоватые зубы. Одежда из черной кожи со вставными клиньями, обтягивавшая массивные тела, довершала облик харонцев.

Перекидывая кинжал из одной руки в другую, Эзра сделал несколько выпадов, чтобы размять руки и отвлечь внимание воинов. В то же время он пытался разработать тактику. Казалось, их было немного. Темная Тропа, должно быть, открылась где-то неподалеку от оазиса, наверняка привлеченная Волной. Это не было спланированной атакой Харонии, а лишь жадной попыткой чем-нибудь поживиться. Но во что бы то ни стало необходимо спасти мальчишку и Единорога.

Коум удерживал на земле харонца, угрожая ему мечом с золотыми отблесками.

— Малейшее движение — и я рассеку вам голову, — бормотал он, в то время как его противник лишь посмеивался, развалившись на земле, словно гигантское насекомое.

Эзра вдруг прыгнул из-за ручья и, одновременно ударив обеими ногами, уложил двух харонцев, едва достигнув земли. Третий убийца, застигнутый врасплох неожиданностью нападения, получил удар кинжалом прямо в лоб.

В то же мгновение харонец, лежавший у ног Коума, схватил его за полу плаща и резко потянул. Коум пошатнулся, но не упал. Он наступил ногой на голову противника, затем трижды пнул его и, воспользовавшись тем, что тот оглушен, сел на него верхом.

Нужно было убить его. Однако Коум еще никогда в жизни не отнимал человеческой жизни.

Это не человеческая жизнь! — вскричал его внутренний голос.

Харонец, с презрительной гримасой на обезображенном лице, уже поднимался, как вдруг в воздухе просвистел меч.

Голова харонца отлетела, извергая черную кровь.

Тем временем Эзра сражался сразу против трех воинов. Он отражал атаки их ужасных зазубренных клинков своим кинжалом, выказывая невероятную ловкость, которая тем не менее скоро могла ему изменить: сражаясь против троих сразу, он тратил столько сил, что рано или поздно харонцы должны были одержать верх.

Ликорниец резко присел, чтобы уклониться от острия клинка, и, поднимаясь, полоснул по бедру нависшего над ним харонца. Тот взревел от боли и утратил равновесие. Этой драгоценной секунды передышки муэдзину хватило для того, чтобы перерезать ему горло.

Но к нему устремились два оставшихся убийцы.

Коум бросился к ним и отвлекающим маневром кольнул одного из них в бок. Удар не получился, но ему все же удалось отвлечь внимание одного из харонцев на себя, оставив Эзру разбираться с другим воином.

— Ты видел кого-нибудь еще? — прокричал ликорниец.

— Н-нет, — ответил Коум, в то время как его новый противник надвигался на него с занесенным мечом, мерзко улыбаясь рваными губами.

— Ничего, — сплюнул он. — Я сам с тобой поиграю, малыш.

Коум обеими руками сжал рукоятку меча. Он дрожал как осиновый лист.

— Беги, мальчик! — велел ему ликорниец, обрушиваясь на врага и размахивая перед ним кинжалом, чтобы заставить его отступить. — Возвращайся к остальным! Вместе вам удастся…

Меч харонца скользнул по щеке Коума. Он едва смог от него уклониться, но потерял равновесие и теперь лежал на земле, вытянув вперед меч. Слезы заливали его лицо.

Ликорниец резко развернулся и метнул свой кинжал. Его острие вонзилось в затылок харонца прежде, чем тот смог обрушить удар на Коума.

Резкая боль пронзила плечо Эзры. Его противник воспользовался тем, что он отвернулся, чтобы нанести удар, и теперь готовился прикончить его.

— Нет! — завопил Коум, увидев занесенный над муэдзином зазубренный меч.

В тот же момент земля задрожала. Последний харонец вытаращил глаза и отступил назад с поднятым к небу мечом.

Эзра одной рукой схватил его голову, а другой по самую рукоятку вонзил кинжал в глаз черного воина.

Земля снова задрожала, и песок пришел в движение, словно волны, обрушивающиеся на берег.

Коум поднялся, задыхаясь, и огляделся, пытаясь понять, в чем дело. Тут посреди источника он увидел по-королевски величественного Единорога и мальчика в монашеском платье, склонившегося у его ног. Красный поток из раны в его запястье окрашивал прозрачно чистую воду. Нереальный сиреневый свет, исходящий из рога Единорога, освещал эту сцену.

— Адаз! — воскликнул согнувшийся от боли муэдзин, держась за раненое плечо.

— Адаз! — повторил за ним Коум. — Что ты… Что ты делаешь? Да ты с ума сошел!..

— Слишком поздно, — хрипло проговорил Эзра. — Он уже приступил. Нужно дать ему закончить…

Коум застыл, чувствуя, как слезы сжимают ему горло, и молча смотрел на жертвоприношение, совершаемое другом.

Юный ликорниец медленно повернул к нему голову. Его лицо было удивительно спокойно.

— Я следил за вами, — тихо сказал он. — Я подслушал ваш разговор и понял, что должен сделать.

Над источником поднялся голубоватый свет и стал распространяться по всему оазису, а затем и по окрестным пескам. Он разделился на маленькие желобки, а затем превратился в целую сеть тонких борозд, постепенно исчезавших в пустыне.

Адаз рухнул в ручей. Коум и Эзра приблизились к нему, и светловолосый фениксиец обнял его.

— Только не ты… только не ты…

— Моя мечта… осуществляется, — прошептал мальчик. Единорог мягко коснулся носом головы Адаза. Веки умирающего медленно закрылись. На его лице сияла безмятежная улыбка.

— Он… он умер, — сказал Коум сквозь слезы. Эзра посмотрел ему в глаза и в нерешительности покачал головой.

— Смотри, — прошептал он, взглянув на Адаза. — Смотри, это свершается судьба ликорнийца.

Тело мальчика начало рассыпаться, превращаясь в светлую пыль, которая бесшумно опустилась на землю. Очень скоро в руках Коума осталось лишь смятое платье.

Поднялся горячий ветер и развеял по окрестным дюнам частицы, когда-то бывшие Адазом.