ГЛАВА 7

Чана относило течением. Море долго бурлило, пока Тараск опускался в его глубины. Затем оно успокоилось. Так окончилась великая драма гибели города Анкилы. Черный Лучник не помнил последних моментов своей жизни. Арнхем нанес ему предательский удар после того, как убил Шенду. Однако его самого харонец лишь оглушил. Сделал ли он это нарочно или же он, спеша вернуться в королевство мертвых, не смог нанести смертельного удара? Чан еще долгое время будет задавать себе этот вопрос, не веря в великодушие властителя.

В данный момент он без сознания лежал на каком-то обломке. Ноги были спущены в воду. Рубашку смыло волной, и теперь кожа на лице и на спине, выжженная солью и солнцем, приобретала пурпурный оттенок.

Женщина-Дракон постоянно тревожила его во сне. Воспоминания об убийстве мучили его и полностью овладели его памятью, из которой исчезли целые куски. Кошмары так терзали его, что иногда тело сводило мучительной судорогой, но он все не приходил в сознание.

После крушения он только однажды очнулся и тут же почувствовал, как боль растекается по всему телу. Его сильно тошнило и несколько раз вырвало морской водой, а затем он забился в судорогах и отдался во власть галлюцинаций, поднимавшихся выше волн. В конце концов он погрузился в кому.

С этого момента Чан медленно плыл навстречу смерти, укачиваемый равнодушными волнами моря Слоновой Кости.

Огромная тень парила над водами. То был Каладр, который прорезал перистые облака, следуя чистым воздушным течениям, прогретым солнцем. Несмотря на тяжесть своей миссии, он наслаждался свободой.

К птице был привязан человек. Каладр вдвое превосходил его по размерам. Мужчина внимательно оглядывал Миропоток своими кобальтовыми глазами. На высоте под действием холода на его бороде образовались кристаллики льда. Изо рта странного пассажира выходило нечто вроде щупальца, которое затем обвивалось вокруг его шеи и заканчивалось где-то сзади на теле Хранителя. Эта чешуйчатая змея, бывшая хвостом птицы, почти незаметно сливалась с лицом мужчины, покрытом такими же морщинами, как и у Каладра.

Казалось, мужчине было лет сто.

Старик что-то заметил. Каладр, заложив вираж, стал резко снижаться на своих больших сверкающих крыльях. Описывая сужающиеся концентрические круги, оба путешественника плавно спустились к морю.

Наконец Каладр завис над водной поверхностью, достаточно низко, чтобы позволить своему спутнику рассмотреть лежавшего на обломках человека, которому, видимо, удалось спастись после крушения. Старик перевернул его и склонился, пытаясь уловить дыхание. Затем сделал знак Каладру, чтобы тот подхватил Чана когтями, и они продолжили полет.

На обозримом пространстве океана больше не было ни единой живой души. Неподвижное море не пощадило никого из жителей седьмого города Тарасков.

Каладр долго летел над темными водами, из-за которых море и поучило название Эбенового. Старик спал, защищенный теплым телом птицы. Его прикрытые глаза отказывались видеть смерть, охватившую Миропоток.

Странный экипаж с головокружительной скоростью достиг берегов Пегасии. Каладр опустил свою ношу на берег. Затем его лапы с мягким шумом погрузились в мокрый песок. Он выпрямился, маша крыльями, чтобы старик смог отвязать себя.

Тот приблизился к скалам, оставив Чана на попечении Хранителя. Змеиный хвост, все еще соединявший человека с Каладром, вытянулся на несколько локтей. Под лучами заходящего солнца тень птицы легла на неподвижное тело Чана.

Среди скал, поросших лишайником, приютилась маленькая серая постройка, по цвету и форме словно продолжавшая окрестные скалы.

Круглая низкая дверь открылась перед путником. Оттуда вышел молодой человек в белом одеянии.

— Отец мой! Вы вернулись.

Старик не ответил. Из здания вышло еще четверо монахов, которые занялись Чаном. Они отнесли его в свое жилище, а Хранитель со стариком остались снаружи, под брызгами волн.

Чана устроили на обыкновенной лежанке. Обстановка была очень простая: несколько лежанок, низенький столик и запасы продовольствия.

Монахи терпеливо осмотрели раны Черного Лучника и стали тихо совещаться относительно его состояния. Подражая манере Отцов монастыря, которые воспроизводили слова, вырывающиеся из клювов Каладров, монахи учились говорить прерывисто. Это помогало им подготовиться к тому долгожданному дню, когда священные птицы соблаговолят окончательно доверить им, как некогда их мэтрам, свой священный голос, совершенно изгнав их собственный.

— Нужно отвезти его в монастырь.

— Здесь у нас нет ничего, чтобы помочь ему.

— Ему прежде всего нужен отдых. — Конечно, он не должен впасть в глубокую кому…

— …из которой мы не сумеем его вывести.

— У него очень серьезные переломы.

— Надеюсь, что позвоночник не задет.

— Пока что этого нельзя утверждать.

— Иначе он будет парализован.

— Неужели будет лучше, если мы его перевезем?

— Это необходимо.

— Необходимость указывает нам путь.

— Необходимость управляет нами.

— В монастыре ждут другие раненые.

— Есть новости от разведчиков?

— Они больше не появлялись.

— Пегасийцы вернутся.

— Пегасийцы всегда возвращаются.

— Путешествие может убить его.

— Но мы не можем оставить его здесь.

— Мы не можем дать ему умереть.

— Он погибнет от ран…

— …от истощения…

— …если мы ничего не сделаем.

— Наша миссия не обсуждается.

— Наша миссия неизменна.

— Миссия должна быть выполнена.

Когда тайное совещание закончилось, один из монахов вернулся на берег, где старик, сидевший около Хранителя, терпеливо дожидался их решения.

— Отец мой, пегасийцы отвезут мужчину в монастырь.

Старик молча согласился. Ветер, дувший с открытого моря, шевелил его бороду и волосы.

— Там… там был только он один?

Старик кивнул. В его кобальтовых глазах сверкнула хрустальная капля.

С самого начала войны каладрийские монахи бороздили Миропоток, образовав конвои и караваны. Они устраивали временные госпитали около тех мест, где велись военные действия, и усердно лечили раненых.

Масштаб военных действий заставил путешествовать и самих служителей Каладров. Птицы переносили их из одного королевства в другое в поисках выживших. Неблагодарная, трудоемкая работа, которая часто приносила одни лишь разочарования. Но такова была их миссия. Выбора не было. Даже одна человеческая жизнь, которую удавалось вырвать из когтей смерти, оправдывала все затраченные усилия.

В свою очередь, монахи ходили из монастыря в монастырь, основывали часовни в городах, где их еще не было, и помогали уже существующим госпиталям.

Самые крупные из них, такие как госпиталь Лиденьеле, уже давно были заполнены до отказа. Они притягивали сотни людей, воинов и мирных жителей, ставших жертвами битв и смертоносных налетов и засад харонцев. Каладрийские посольства, несмотря на усиленные укрепления, сами часто подвергались нападениям черных орд, а некоторые даже были разрушены.

Монастырь в Альдаранше не избежал этой участи. Грифонам не удалось защитить его. Падение империи Грифонов увлекло за собой всех. Прежде чем умереть в страшных мучениях, монахи видели, как их пациентов разрубают на куски.

В Офроте харонцы под покровом ночи проникли в Меловую Башню, жемчужину каладрийской архитектуры, и методично перебили всех жителей. Ужасные крики раздавались в столице Берега Аспидов.

Что же касается Черного Догоса, его монастырь был обязан своей сохранностью исключительно свирепости Драконов, которые несколько дней подряд защищали его, оголив гораздо более важные участки фронта только ради спасения посольства Каладрии.

Отовсюду в каладрийские тихие гавани толпами шли калеки, женщины, прижимавшие к груди заболевших младенцев, плачущие дети, солдаты из разгромленных войск.

К счастью, сама Каладрия оставалась нетронутой. В этом королевстве Волна была столь могущественна, что Темные Тропы оказались не в силах преодолеть ее границы. Святилище снегов оставалось незыблемым оплотом, в то время как его жрецы бороздили Миропоток в поисках умирающих, которых было необходимо вырвать из рук Харонии.

Этой ночью монахам не удалось заснуть. Учение их ордена не могло избавить их от беспокойства.

— Незачем больше здесь оставаться, — прошептал один.

— Море может выбросить других потерпевших кораблекрушение.

— Тех, что с Тараска?

— Слишком далеко.

— Море отдаст нам лишь несколько полуразложившихся трупов…

— …наполовину сожранных.

— Солнце…

— Морские чудища…

— Нужно вернуться в Каладрию.

— Немедля.

— Окончательно.

— Решать должен Отец.

— Мы поговорим с ним завтра утром.

Вдруг в комнате раздалось едва слышное бормотание. Монахи повернулись к Чану. Он беспокойно крутил головой, пребывая во власти нового кошмара.

Один из юных каладрийцев подошел к нему и провел влажной тканью по лбу. Затем ему, кажется, удалось что-то разобрать в невнятном шепоте раненого, и он подозвал товарищей.

— Слушайте!

— Что он говорит?

— Он бредит.

— Нет, вслушайтесь лучше.

Чан принялся тихонько стонать. Отчаяние отразилось на его лице.

— Я… нуэль, — с трудом проговорил он.

— Януэль? — с изумлением повторил один из монахов.

— Он знает.

— Он с ним знаком.

— Возможно, это один из его спутников.

— Януэль исчез.

— Сын Волны…

— Последний знак белой паутины…

— Указывал на Тараска.

— Януэль был в Анкиле.

— И этот человек был вместе с ним.

— Он знает, что с ним случилось.

— Нужно разбудить его.

— Осторожно.

— Он сказал что-нибудь еще?

— Нет.

— Он снова впал в забытье.

Один из монахов выбежал наружу. Старик спал возле своего Хранителя, укрывшегося между двух скал. Монах подошел к аскету и ласково погладил крыло Каладра, разбудив этим жреца.

— Отец мой, раненый говорил во сне. Он упомянул имя Януэля.

Старик вскинул брови. Луна отразилась в его зрачках, подчеркнув холодный орлиный взгляд.

— Мы предлагаем отправиться в монастырь, как только прибудут Пегасы.

Старик несколько раз кивнул. В возбуждении он судорожно чесал свою бороду, усиленно размышляя.

Сын Волны!

Наконец-то какой-то знак. Какое-то свидетельство.

Отцы Каладрии привели в действие свою тайную сеть, белую паутину, чтобы помочь капитану Фалькену найти Януэля. Им это удалось. Фалькен и Януэль встретились, и капитан передал ему меч Сапфира. Затем стали доходить обрывки неточной и бессвязной информации. Отряд монахов был готов сопровождать Януэля в Каладрию, где Отцы научили бы его управлять Желчью.

Но этот план так и не был реализован.

Очевидно, произошли какие-то важные события. Неужели властители Харонии поймали Януэля? Жив ли он? Было известно, что бывшие наставники юного фениксийца пустились в путь, подгоняемые самим королем Харонии.

Старик взобрался на скалу и устремил взгляд вдаль, на волны, мерцающие под лунным светом.

Его сердце сжалось, когда он почувствовал, что Каладр разделяет его тревогу. Этому абсолютно безмятежному Хранителю, преданному миру, было знакомо лишь одно человеческое чувство: траур. Впервые поляны его души коснулся луч страха.

Что же стало с Януэлем?

Если бы он погиб, Волны испытали бы шок невероятной мощности, так что все узнали бы об этом. Но ничего такого не было замечено.

Если же он жив, то как ему удалось ускользнуть от вездесущего ока белой паутины?

Каладриец закрыл глаза, чувствуя, как ветер обрушивает на него морские брызги, и стал молча молиться. Позади Хранитель распростер над ним утешительную сень своих крыльев.

Утром эскадрилья Пегасов заполонила весь берег. Повинуясь некогда заключенному договору, разведчики Долины Пегасов пришли на помощь каладрийцам. Монахи-целители дважды заставляли чуму отступить от стен Лиденьеля и в благодарность получили нескольких Пегасов. Более того, поскольку северные королевства сопротивлялись захватчикам успешнее, чем южные, Пегасия предоставила часть своих сил в распоряжение соседей. Около сотни Пегасов улетели в южном направлении. С тех пор от них не было вестей.

Разведчики, служившие Каладрии, отказались отправиться на их поиски. Слишком велика опасность погибнуть самим. Было благоразумнее направиться на север, на случай, если харонцы, покорив империю Грифонов, Драконию и Ликорнию, доберутся и до здешних краев.

Разведчики ступили на твердую землю и сняли серебристые шлемы. Они почтительно приветствовали отца и завели разговор с монахами.

— Мы готовы доставить вас обратно в монастырь, — сказал глава эскадрильи в ответ на их просьбу.

— Отец нашел единственного выжившего после крушения в море Слоновой Кости, — сказал один из монахов.

— Мы не знаем, можно ли его перевозить.

— Он находится без сознания и не может путешествовать сидя.

— Мы крепко его привяжем, — ответил разведчик.

— Если хотите, можно отправляться.

— Отец мой, чего хотите вы?..

Решение старика было очевидным. Он уже привязал себя к Каладру, присоединившись к Пегасам, расположившимся на пляже. Он возвращался вместе с ними. Он слишком устал бороздить небеса, а его вчерашняя находка была необыкновенно важна. Незнакомец был единственный, кто мог рассказать им о судьбе Януэля. Нужно было во что бы то ни стало спасти его и расспросить обо всем.

Монахи положили Чана на влажный песок, а затем помогли разведчикам усадить его верхом на Пегаса.

Эскадрилья Хранителей взлетела ввысь, к вечным снегам королевства Каладрии.

Одетые в белое монахи прохаживались по коридорам госпиталя, где лежали сотни раненых. Один из них повернул к лестнице, ведущей к кельям. Не успел он подняться, как на него налетел послушник.

— Мужчина проснулся!

— Ты предупредишь отцов настоятелей?

— Да. Побудь с ним пока.

Подхватив полы своего одеяния, монах быстро побежал по коридору. Он достиг комнаты Чана, постучался и вошел, не дожидаясь разрешения.

Внутри дневной свет, проникавший через крошечное окошко, оставлял на полу тонкую белую полосу. В кровати из светлого дерева лежал человек и пристально смотрел в потолок.

Его золотистые волосы, потускневшие от испытаний, слабо мерцали. Обожженное лицо, тщательно умащенное мазью, приобрело медный оттенок. Мужчина, казалось, был безмятежен. Белая простыня покрывала его грудь, руки были спокойно вытянуты вдоль тела.

Широко улыбаясь, монах приблизился к кровати. Он склонился над Чаном и уже собирался поздравить его с выздоровлением, как вдруг пациент сухо произнес:

— Я не хочу жить.

— Не говорите так…

— Я убил женщину, которую любил. Оставьте меня.

— Отцы хотят вас видеть.

Чан резко схватил монаха за воротник и приблизил к нему лицо.

— Оставьте меня в покое, вы поняли? — словно сплевывая слова, произнес он. — Дайте мне сдохнуть!

Он оттолкнул юношу к стене, затем, почувствовав ужасную боль, уронил руку на кровать, проклиная милосердие каладрийцев.

Отцы настоятели уселись в кресла из сердолика. Каждого сопровождал Каладр — птицы сидели на спинках кресел. Концы их чешуйчатых хвостов были соединены со ртами столетних старцев.

В зал с меловыми стенами свет попадал через широкие застекленные проемы. Высокий потолок создавал отличную акустику, и шум крыльев Хранителей отдавался многократным эхом.

Перед ними лежал Чан, укрытый плотной шалью. Около него сидел Шестэн, скриптор лет тридцати, который должен был записывать речь Каладров. Он зажал в коленях дощечку с разложенным на ней листом пергамента, держа в руке почерневшее от туши перо.

Кроме этой обыденной работы ему предстояло переводить слова отцов человеку, сидевшему напротив.

— Я спас вас, — начал один из Хранителей, и Шестэн тотчас повторил за ним его слова.

— В море.

— Тараск потерпел крушение.

— Спасибо, я знаю, — пробурчал Чан. — Это все, я могу идти?

— Не будьте дерзки!

— Вы ударили одного из наших монахов.

— В этих стенах проявление жестокости недопустимо.

— Сейчас война, вы в курсе? — парировал Черный Лучник.

— Избавьте нас от вашего цинизма.

— Война — наша спутница.

— Мы знаем ее получше, чем вы.

— Наши монахи посвятили свою жизнь спасению раненых во всем Миропотоке.

— Зачем вы меня спасли? — выдохнул Чан.

— Такова наша миссия, — вывел на пергаменте Шестэн.

— Вас, как любого другого.

— Одна жизнь стоит другой.

Последние слова вихрем закружились в сердце Чана. Одна жизнь стоит другой…

Их могла бы произнести Шенда. Ее жизнь, отданная за жизнь Януэля. Лицо Чана скривилось от отвращения, и он поднес руку ко лбу.

— Я не хочу продолжать жить. Это меня не интересует. Ничто не удерживает меня здесь.

— Ваша воля — это одно.

— А судьба мира — другое.

— Судьба мира, — повторил Хранитель.

Чан хрипло засмеялся.

— Ну да, конечно! — с иронией воскликнул он. — И что, это я — судьба мира?

— Нет.

— Это Сын Волны.

— А! Я так и думал…

— Что вы о нем знаете?

— Януэль разрушил мою жизнь. Он отнял у меня ту, что я любил, а она заставила меня убить ее во имя Януэля. Я больше не хочу слышать это имя, понятно? Никогда!

Чан ревел, и его крик наполнял зал. Лишь острая боль в легких заставила его замолчать. Он опустился на подушки, закрыв глаза, его губы застыли в горькой усмешке.

— Мы не хотим вас мучить.

— Мы уважаем ваше страдание.

— Нам просто нужно узнать, что случилось с Сыном Волны.

Черный Лучник успокоился и встретился взглядом с Шестэном. Скриптор смотрел на него с неясным страхом. Он всегда мечтал открыть для себя Миропоток, однако за всю свою жизнь так и не побывал дальше Лиденьеля. Он не мог скрыть свое восхищение человеком, чье лицо носило следы испытаний и битв. Он мало что знал о Чане, кроме того, что тот был наемником. И хотя это слово и ассоциировалось с убийствами и разграблением, Шестэн завидовал свободе этого странника.

Чан сокрушенно улыбнулся скриптору и вздохнул.

— Он ушел… с молнией.

— Пилигримы! — воскликнул один из Каладров.

— Кто позволил ему…

Прежде чем Шестэн успел перевести, Чан поднял руки, прося отцов настоятелей монастыря замолчать.

— Подождите. Прежде чем я вам все расскажу, вы должны мне сообщить, почему вы так хотите узнать, куда делся Януэль.

— Мы ждали его.

— Долго.

— С самого начала.

— Такова была воля Волн.

— Мы должны были научить его управлять Желчью.

— Ритуал…

— Возрождение Фениксов…

— Река Пепла…

— Капитан Фалькен должен был защитить его от бывших наставников.

— Жаль, — помрачнев, сказал Чан. — Харонцы убили его.

— Помилуйте!

— Это невозможно…

— Я был там, — признался Чан.

Он рассказал им о Тараске, об атаке харонцев, о храме Пилигримов, о властителях Харонии, убивших друг друга, об Арнхеме…

При упоминании об Арнхеме лица отцов настоятелей застыли. Арнхем. Утопившей в крови Энемт.

— Арнхем остался цел, — заключил Чан. — Шенда решила последовать за Януэлем в Харонию. А я… я помог ей.

Он шмыгнул носом и постарался придать своему лицу холодное, отчужденное выражение.

— Вот, теперь вы все знаете.

Наступило молчание. Каладры зафыркали. Шестэн в спешке заканчивал записывать рассказ Чана. Когда его перо застыло, выведя последнее слово, отцы заговорили.

— Так, значит, Януэль в Харонии…

— Молния скрыла его.

— Хорошо, что мы узнали об этом.

— Это нас утешает.

— Утешает? — повторил Чан, подняв брови. — Его дело дрянь, да!

— Лучше знать, что он в Харонии, чем убедиться что он мертв.

— Но он находится в королевстве мертвых, — настаивал Черный Лучник.

— Он — Волна.

— Он — Желчь.

— Хранитель пылает в его сердце.

— У него меч Сапфира.

— Сможет ли он?

— Он не учился у нас.

— Мы еще никогда не были так близки к победе.

— И к катастрофе.

— В Харонии ничто не помешает Желчи завладеть им.

— Нужно доверять ему.

— Он доказал, чего стоит.

— Нужно прийти ему на помощь.

— На меня не рассчитывайте! — вскричал Чан. Он встал, скривившись от боли, и, пошатываясь, медленно покинул зал.

Ему казалось, что призрак Шенды следует за ним по пятам.