"Может быть" - читать интересную книгу автора (Шильман Алла)

Глава 3. Философия жизни

Гришка, в отличие от большинства обитателей Чистилища (за исключением, разве что только Витьки да еще пары-тройки несчастных душ), знал, что говорил. Но, что удивительно, свою прошлую мать нисколечко не винил. Гришка вообще был философом – он считал, что, видимо, на судьбе ему было написано родиться второй раз, и ничего с этим не поделаешь.

В качестве родителей Гришка выбрал молоденькую девчушку и вполне состоятельного мужчину, с которым они жили вместе. Отношения между ними были просто замечательные, будущие родители любили друг друга, а это, подумал Гришка, наверняка самое главное. Спонтанно, как-то само собой пришло решение о рождении. Чтобы не откладывать дело в долгий ящик, Гришка сразу же отметился в общем списке, забронировав симпатичную девчушку себе в родительницы. Полюбовался еще раз изображением лучистых глаз и светлых, соломенных кос, да и пошел проходить дальше преджизненную подготовку: когда находишься в Раю, вообще как-то особенно сильно хочется верить в чудеса. Рай – это единственное место, где количество оптимистов на душу населения зашкаливает всякие возможные показатели. Особенно, если все эти оптимисты еще ни разу не были на земле.

Гришка до первого своего рождения практически ничем не отличался от остальных, точно таких же, как и он, сопливо-восторженных новорожденных душ, готовящихся к отправке на Землю. Он точно так же верил в чудеса, а его будущая жизнь на земле уже заранее была тщательно распланирована и досконально просчитана. Да и потом, девушка с такими лучисто-серыми глазами просто не могла быть плохой матерью! Спросите об этом любую еще ни разу не рождавшуюся душу в Раю.

А тем временем на Земле девушка с лучистыми глазами, которую в миру все звали Галиной, неожиданно для себя поняла, что беременна и испытала при этом, наверное, самую сильную эмоцию за всю свою жизнь – вселенскую злость на себя, на весь мир и на любовника, который не позаботился о ее безопасности и последствиях тайной любви. Несмотря на свой достаточно юный возраст, Галина была девушкой рассудительной и понимала, что авторы учебников по биологии обычно не врут, а это значит, что беременность сама по себе не рассосется и ребенок никуда не денется. Понимала она и то, чем грозят ей подобные обстоятельства. Сначала, когда узнает мать, она будет, в лучшем случае, всего лишь избита. Потом, когда узнает все село (к несчастью, ее угораздило родиться в небольшом степном украинском селе, где все всегда все друг про друга знают и самым главным развлечением для народа является перемывание косточек соседей), она станет посмешищем. Понимала она и то, что ее жизнь после рождения ребенка будет, скорее всего, окончена, а на далеко идущих планах в отношении собственной жизни лучше всего поставить жирный черный крест. Впрочем, так далеко она не заглядывала, предпочитая решать проблемы по мере их поступления. Об обращении в больницу, чтобы сделать аборт, не могло быть и речи. Галине было всего лишь 16, а это значит, что ей в любом случае нужно было согласие матери. И хотя умом Галина понимала, что лучше проблему решить сейчас, рассказав все родительнице, чем откладывать все на потом, панический страх перед собственной матерью заставлял ее молчать. Способствовал этому и тот факт, что отцом бедного Гришки на самом деле являлся, как ни прискорбно это звучит, отчим Галины, то есть материн гражданский муж Петр, к которому она воспылала весьма нежными, но отнюдь не дочерними чувствами еще, наверное, в раннем подростковом возрасте, а, может быть, даже в детстве. Мать, понятное дело, связь мужа с дочерью не приветствовала, и те несколько робких поползновений с его стороны, которым она случайно стала свидетельницей, были пресечены самым жестоким образом: дочь была жестоко выпорота подручными средствами (при этом матери было абсолютно наплевать на то, какими именно – что попалось под руку, тем и лупила) и даже заперта на два дня в погребе. Мужу, впрочем, тоже досталось: сначала его долго и целенаправленно гоняли по огороду со скалкой, при этом периодически прохаживаясь оною по спине несчастного, потом был скандал с использованием швыряния в неверного подручных предметов. Впрочем, мать Галины была женщиной отходчивой: уже через три дня и муж, и дочь были прощены, а обида на неверных забыта. А зря, потому что связи своей они не прекратили, они лишь стали более осторожными. Признаваться матери, в общем, было категорически нельзя. «Ничего», – подумала будущая Гришкина мать, – «Может, все еще и образуется». И принялась решать проблему своими силами.

Для начала она попробовала несколько раз спрыгнуть с дерева. В качестве полигона для маневров нового испытательного аппарата по имени Галина была выбрана старая огромная верба за селом, в лощине. Верба подходила по нескольким параметрам. Во-первых, она была высокой и при этом имела достаточно разветвленную крону, что позволяло залезть, с одной стороны, высоко, а, с другой, достаточно быстро. Во-вторых, верба росла в довольно малопосещаемом селянами месте, поэтому вероятность нежелательной встречи со случайными свидетелями была минимальной. К тому же крона дерева была настолько огромной, что практически полностью скрывала юную специалистку по прыжкам без парашюта даже от тех, кого ненароком все же занесет в этот довольно уединенный в обычное время уголок родного села. Всего Галина планировала совершить 3 прыжка. Но потом, пересчитав все кости и определив, что полеты прошли без видимых потерь для организма (т. е. отсутствовали открытые переломы конечностей и вывихи суставов), она совершила на всякий случай еще один – контрольный – прыжок, забравшись для этого практически на самую макушку. Лезть пришлось долго, нудно и трудно, потому что ива – это вам все-таки не вышка для прыжков с парашютом. Мешались ветки, больно царапались мелкие сухие палочки, которых до того в густой листве не было заметно даже при самом близком рассмотрении. Плюс ко всему – по самому дереву, оказывается, ползало огромное множество всяких насекомых, которые хоть и не кусались, но оттого все равно не становились менее противными. Насекомых (даже муравьев, коих на злополучной иве было большинство) Галина не любила с детства. Она не то что бы их боялась – нет. Было в них что-то противное и даже мерзкое, во всем этом бесконечном количестве мелких ножек, усиков, крылышек. Они, конечно, были полезны для природы в целом и все такое, по крайней, именно это им недавно говорила учительница на уроках экологии. Но ведь это же для всей природы в целом. «Для биосферы» – вспомнила Галина странное слово, прочитанное в учебнике.

– Для биосферы, может быть, вы и полезны, но для меня лично вот на этой конкретной иве – абсолютно нет, – бормотала она себе под нос, карабкаясь на очередную ветку. И стряхивала с себя очередную заползшую полезную живность.

На иву она, конечно, взобралась. Второй раз было легче. Третий и четвертый (контрольный) – совсем легко. Веток как будто стало меньше, путь до вершины короче, а насекомые, усовестившись, по всей видимости, собственной противности, попрятались обратно к себе в норы. А может и не в норы, потому что в школе Галина училась не то чтобы очень хорошо, и подобные тонкости в ее хорошенькой головке надолго не задерживались. Впрочем, она об этом не слишком-то и жалела.

Беспокоило ее другое. Вместе с прочими ненужными подробностями в области биологии, куда-то бесследно исчезли и те небольшие знания о том, как должна протекать беременность человека. Хотя, с другой стороны, наши учебники в основном слишком лаконичны в этом отношении, и оттого, может быть, Галина и не виновата была вовсе. Может быть, она и запомнила все хорошо, просто этого «всего» было слишком мало. Других источников знаний у нее, к сожалению, не было, поэтому как именно должно происходить прерывание беременности, она не знала.

А может быть, после прыжка должно пройти какое-то время? Может быть, все начнется только через пару часов или даже через сутки? С чувством выполненного долга и с изрядной долей примеси адреналина в крови она отправилась домой дожидаться результата.

Прошел день.

Безрезультатно.

С беременностью ничего не происходило, Гришка (для Галины пока – просто младенец) твердо вознамерился родиться (на курсах по выживанию он был отличником), и с этим срочно нужно было что-то делать. Вопрос состоял в другом: что именно? Для разнообразия юная испытательница собственного здоровья спрыгнула со шкафа. Надежды, впрочем, особой не было, ибо по высоте шкаф был намного ниже, чем верба, хотя и без веток с ползающими по ним муравьями. Но чем черт не шутит? Попробовать все равно нужно было. А вдруг поможет?

Прошел еще день.

Не помогло.

Гришка, во чтобы то ни стало вознамерившийся родиться именно в этот раз, держался за жизнь всеми частями своего маленького тельца.

– Ладно, – философски подумала Галина и с упорством, достойным совершенно иного применения, принялась искать другие способы борьбы с беременностью.

Рассудила логически: то, что вредно беременным (как, например, прыжки с ив), должно быть на самом деле крайне полезно ей. Нужно только узнать, что именно. Подумала. Вспомнила и отправилась на чердак, где вроде бы валялась какая-то брошюра и вроде бы на эту тему. Так и есть. Заодно прихватила подшивку журнала «Здоровье».

Следующие два дня Галина усиленно читала прессу. Узнала, кстати, много нового и интересного, причем не только касаемо беременности. Подумала и решила не распыляться: интересные статьи отмечала закладками, читала только то, что нужно. Сразу же, не откладывая дела в долгий ящик, пробовала на практике. Потаскала мешки с картошкой. Напросилась попариться в бане. Приняла горячую ванну, причем два дня подряд (второй раз – контрольный). Понюхала масло вербены, благо оно как раз завалялось у матери в столике. Выпила отвар семян укропа. На всякий случай (вдруг зелье приготовилось неправильно), придумала другой рецепт и выпила еще раз. На базаре купила книжку с «чудодейственными» заговорами, прочитала все. Для верности прочитала еще раз ночью, обращаясь исключительно к Луне. Почему именно к ней, Галина объяснить не могла, просто другой подходящий объект для чтения заговоров ночью придумать было тяжело. К сожалению, больше ничего подходящего ситуации ни старые журналы, ни счастливо приобретенная брошюра рассказать не могли. Впрочем, ввиду довольно плотной комплекции девушки проблема все еще не перешла в стадию острой актуальности, хотя срок беременности медленно, но верно подходил к этому показателю.

Срок увеличивался, а вместе с ним усиливалась и полнота девушки. Она все тщательнее куталась в просторные наряды и все реже выходила на улицу, буквально нашпигованную любопытными старухами, причем любопытными даже чересчур. Каждая из них по своей сути могла переплюнуть не только Штирлица или легендарного Джеймса Бонда, но и все КГБ вместе с МИ5 в придачу. Органы явно теряли ценных кадров, которые вместо того, чтобы вынюхивать секреты и ловить шпионов, занимались прополкой огорода и уходом за домашней скотиной, попутно практикуя свои навыки на беззащитных соседях. Галина старух не любила, однако отношения с ними портить не хотела, ибо в этом случае шанс попасться на «язык» возрастал многократно. Поэтому девушка все так же здоровалась с соседями и односельчанами. Просто на улицу выходить стала реже, бегать по делам – быстрее, а мирные посиделки в центре возле магазина с деревенскими кумушками и вовсе пришлось позабыть. В последний месяц перед родами, благо на улице стояла зима, Галина и вовсе перестала выходить. А тут как раз счастливо наступили сперва долгие зимние праздники, потом каникулы, в конце срока она, сказавшись больной, уже просто прогуливала школу. Хорошо хоть прогуливать пришлось недолго, так что отсутствие справок никаких вопросов ни у кого так и не вызвало.

Первые признаки надвигающейся беды ощутились дома, и это хорошо. Плохо было то, что мать Галины как раз тоже была выходной и, учитывая разыгравшуюся на улице метель, тоже предпочла остаться дома, благо дел по хозяйству было полно.

«Перетерплю», – подумала Галина, и, стиснув зубы, пыталась пересилить боль. Людям вообще характерна самоуверенность, а малолетним мамашам – особенно. Терпения, естественно, не хватило. Жалуясь на острую боль в животе, Галина позвала мать. Чтобы та не вызвала «Скорую», рассказала о причинах.

Удивительно, как бывают близоруки люди в отношении своих близких. Как и любая добропорядочная мать, Мария Петровна находилась с ней с самого ее рождения. Она следила за тем, как прорезывались у дочери зубки, и не промочила ли она ножки на прогулке. Учила ходить. Играла в игры. Пела песенки. Готовила к поступлению в школу. Вышивала снежинками новогодние платья. Разбирала вместе с дочерью непонятные законы физики, причем непонятные обеим – и матери, и дочери. Она всю жизнь старалась предугадать желания дочери, но в итоге оказалась настолько близорукой, что не смогла разгадать опасность в своем собственном доме. И абсолютно неважно, что явилось тому основной причиной – застилающая глаза любовь к гражданскому мужу или патологическая занятость на работе, но самое дорогое, что у нее было – дочь – она упустила. Между Галиной и обожаемым мужем возникла симпатия, носящая далеко не родственный характер. Не прошло и полугода, как эта симпатия перешла на стадию слишком близких отношений. Все это, как и то, что родная ее дочь беременна от ее собственного мужа, Галининой матери пришлось узнавать именно в тот момент, когда на свет как раз собирался появиться Гришка – ее первый внук. Нельзя сказать, однако, чтобы она была очень сильно рада этому факту.

Естественно, ни о каком вызове «Скорой» не могло быть и речи. Мнение села для Галининой матери, как и для самой Галины, было слишком важно. «Нам же потом здесь жить!» – сказала будущая бабушка и самым решительным образом закрыла ставни на окнах и поплотнее захлопнула дверь. Роды у Галины она принимала сама, основываясь на знаниях шестнадцатилетней давности, полученных при собственных родах. Из других источников информации в доме был только учебник по биологии для 9 класса средней общеобразовательной школы, но там про роды, увы, отчего-то практически ничего не было написано, о чем Галина поспешила сообщить матери.

Гришка родился нормально. Не было никакого обвития пуповиной, неправильных родов, затяжных схваток или родовых травм. Он сразу закричал. Бабушка похлопала внука по попе (как в кино), перевязала пуповину. Новорожденный, как и его малолетняя мать, чувствовали себя просто отлично. Единственной проблемой было то, что никто не толком не знал, что же делать с этим так замечательно родившимся Гришкой. Свалившееся с плеч напряжение опустошило. Сил на принятие решение и, тем более, на действия, не было. Галина, измученная родами, уснула, а новоявленная бабушка, чей перегруженный разум отказывался работать, занялась домашним хозяйством. Чтобы отвлечься. Чтобы не видеть. Чтобы не думать о маленькой сопящей проблеме, так сладко уснувшей на подушке. Подушка казалась огромной, а Гришка на ее фоне – маленьким-маленьким. Его с одной стороны было жалко, но, с другой, жалко было себя. И даже непонятно, кого жальче. Проще было помыть посуду, отскоблить полы, приготовить еду и перегладить целую кучу белья. А решение пусть принимает кто-то другой.

Кто-то сильный.

Кто-то мудрый.

Но не она.

Отец и, по совместительству, дед, пришел с работы поздно. В отличие от своей жены, он, конечно, знал, что за недомогание испытывала падчерица последние девять месяцев, но виду не подавал, надеясь на то, что проблема решиться как-нибудь сама, рассосется, может быть. Видимо, он слишком давно читал учебники биологии, потому что Гришка не только не рассосался, но еще и умудрился вполне благополучно родиться. Особой радости новоявленный папаша и, по совместительству, дед, от этого, понятное дело, не испытывал. В отличие от своих женщин, он боялся не только порицания общественности, но и самой настоящей тюрьмы, которая ему «светила» за совращение несовершеннолетних. Естественно, ни о каком мирном решении проблемы не могло быть даже речи. Покричав на растерянных женщин (чтобы знали, кто в доме хозяин), велел приготовить все необходимое (что именно – не уточнил), чтобы раз и навсегда избавиться от проблемы (от какой – и так всем было понятно).

Мать Галины, засуетившись, кинулась убирать в комнате. Галина, обессилевшая после родов, продолжала лежать на залитой кровью кровати. Она заранее была согласна со всем, что скажет ее любимый. Так зачем же волноваться?

Когда в комнате был наведен относительный порядок, полы отмыты, кровавая вода слита в унитаз, а постельное белье сменено, отец семейства решил приступить к самому главному и ответственному шагу – избавлению от решающего доказательства его преступления, от Гришки то есть (мать Галины в этом месте довольно громко ойкнула, но тут же замолчала под суровым окриком мужа). Для начала младенца было решено задушить. На его маленькую остроносую мордочку была положена подушка, которую «счастливый» отец придерживал ровно 5 минут, сверяясь с ходом висящих на стене огромных часов. Новоявленные мать и бабушка, в свою очередь, благоговейно застыли, ожидая окончания «процедуры». Маленький Гришка, не понимая, отчего так жестоки самые близкие для него люди – мама с лучистыми глазами и густой копной соломенных волос и отец – черноволосый красавец почти двухметрового роста – дернулся. Все это было слишком сложно, особенно если ты только что родившийся на этот свет младенец. Раздумывать над ситуацией Гришка не стал, а все свои небольшие, в общем-то, силенки бросил на то, чтобы остаться в живых. Наверное, поэтому, когда с его маленького личика наконец сняли подушку, Гришка, вздрогнув, вздохнул и быстро-быстро принялся дышать. Жаль только, что этому обстоятельству никто не обрадовался.

– Рожденный утонуть, не может задохнуться, – мрачно пошутил отец и понес маленького Гришку, еще не успевшего прийти в себя после первого потрясения, в ванну. Налил в большой таз воды. Для чего-то попробовал температуру. А потом взял, да и опустил туда еще не пришедшего в себя младенца. Едва расправившимися легкими, которые только-только научились дышать, маленький Гришка пытался вдохнуть, но кругом была только вода. Да и срок, который его заботливый отец установил на этот раз – десять минут – был слишком велик, чтобы можно было выжить. Маленькая Гришкина душа, так и не понявшая, за что ее предали самые близкие, самые родные ему люди, отправилась в Чистилище, где всегда светло, тепло и сухо. Где ангелы добры, а мир – справедлив, но где, в отличие от Рая, уже практически нет оптимизма.

Гришка, погруженный в себя, проходил долгую адаптацию, участь снова доверять людям и совершенно не желал ничего знать о той, которая так не хотела давать ему жизнь. Его не интересовало ни то, что всего через пару дней после него, Галина умерла от открывшегося кровотечения, ни то, как пришедшие ангелы смерти забирали ее, ни то, как чаша весов ее души склонилась в сторону Ада. Не поинтересовался он и у Витьки о том, не встречал ли тот в Аду Галину. А уж о судьбе отца ему и подавно ничего не было известно. Первый принцип, который царил в Чистилище, гласил: чтобы душа смогла адаптироваться после неудачного рождения, воспоминания должны потерять свою актуальность, а для этого ее (душу) нужно от этих самых воспоминаний максимально полно изолировать. Поэтому любая информация о бывшей семье в Чистилище тщательно блокировалась. Да оно и к лучшему, как показывала практика.