"Плут" - читать интересную книгу автора (Хьюз Шарлотта)

Глава 5

Два дня спустя Коуди чуть не съехала в кювет, когда увидела Дикона, собирающего мусор вдоль шоссе. Сначала она подумала, что ей показалось. Затем она разглядела его черную рубашку, которую он одевал, когда помогал ей чистить гараж. Но даже если бы она не узнала рубашку, ни с чем не спутала бы его фигуру. Никто не носил таких узких джинсов и никто так здорово в них не выглядел. Но почему, черт возьми, он собирает мусор!

Коуди затормозила, съехала с дороги, остановив машину на обочине. Она выключила мотор всего в десяти ярдах от него. Он беззаботно взглянул, когда она вышла из машины и захлопнула дверцу.

— Дикон, какого черта!

Глаза его были скрыты за зеркальными солнцезащитными очками, на лбу повязана пропитанная потом красная повязка.

— Что ты здесь делаешь? — его тон свидетельствовал, что он вовсе не рад встрече.

— Работаю…

Она смотрела на длинную палку с гвоздем, которую он зажимал в одной руке, и большой мусорный мешок в другой.

— А…

— По-моему, все очевидно — собираю мусор, — по-деловому заметил Дикон.

— Кто тебя надоумил?

— Моя леди по коммунальным услугам. Не думаешь же ты, что я сам напросился на эту работу? Ну, а теперь, если не возражаешь, я очищу еще пару миль, чтобы закончить рабочий день. Полагаю, к тому времени, когда закончится моя трудовая повинность, в Калгари не останется ни щепотки мусора.

Коуди была рада, что на нем были солнцезащитные очки, ей не хотелось в данный момент встречаться с ним глазами.

— Но, Дикон? Ведь есть же и другая работа, которую ты можешь выполнять. Это…

— Занятие для неудачников? — закончил он за нее. — Ты это хотела сказать? — Он отправился дальше, поддевая пустую пачку сигарет палкой. Затем повернулся к Коуди и поднял очки высоко на лоб. — И все это время я полагал, что хуже быть не может.

— Я знаю Алму Блек. Она хорошая женщина. Я не могу представить себе, чтобы она заставила тебя делать такую работу, если только…

Коуди замолчала..

— Если я не вызвал у нее симпатии? — он не дал ей ответить. — Ну, так есть работа хуже, чем собирать мусор вдоль шоссе. Здесь я, по крайней мере, один. Я не хочу, чтобы на меня глазели, строили догадки и шептались. Кроме того, мне не нравится больничное окружение.

— Больничное? О чем ты говоришь?

— Алма Блек хотела, чтобы я работал в госпитале.

— И что бы ты там делал?

— Развлекал и морально поддерживал больных и умирающих. Предполагалось, что я пойду в детское отделение и буду валять дурака, объясняя детишкам, что все отлично и они поправляются, даже если кто-то из них прекрасно знает, что не дотянет до следующего дня рождения.

Дикон вздохнул.

— Что ты сказал мисс Блек?

— А как ты думаешь? — ответил он, показывая палку. — Отказался.

— И объяснил, почему?

— Ты еще спрашиваешь, — он ухмыльнулся. — Я не детский психолог. Я и с жизнью-то сейчас не в ладах, тем более со смертью.

— Ты сказал мисс Блек о своей сестре? Брошенный им взгляд сказал ей, что на эту тему он больше разговаривать не желает. Но она знала, что если бы Алма Блек знала, что сестра Дикона умерла в Калгари Дженерал, то никогда не предложила бы ему там работать.

— Нет, я ничего не говорил ей о Кимберли и не собираюсь этого делать. Давай оставим этот разговор.

— Почему? — добивалась она своего. Дикон со злостью воткнул палку в землю.

— Это мое личное дело, — чуть не заревел он. — И потому, что я сыт по горло тем, что моя жизнь выставляется напоказ всякому, кто в состоянии заплатить за бульварную газетенку. Ничто не свято, не лично. Этим людишкам нравится выворачивать твое нутро, чтобы весь мир мог смотреть, как ты истекаешь кровью. Я это прошел. Они уже отняли у меня год жизни.

— Мисс Блек ничего не сказала бы тебе, Дикон.

— Может быть, и нет, так как я ничего не сказал ей. И ты не говори.

— Но, Дикон…

— Нет! — Коуди даже подпрыгнула, когда он бросил ей в лицо «нет». Понимаешь, я не могу понять, как это пресса до сих пор не докопалась до Кимберли. Благодарю судьбу, у меня хоть что-то осталось, что не надо делить с чужими людьми. Я не хочу пережить еще раз болезнь и смерть сестры благодаря этим поганым газетенкам.

Минуту Коуди молча смотрела, как он работает. Спорить было бесполезно.

— Ты должен работать и во время дневной жары? — спросила она, ощущая послеполуденный зной на своем лице.

Он покачал головой, не прерывая работы.

— Собственно говоря, предполагается, что я делаю это утром. Но для меня время не имеет значения. Чем дольше я работаю, тем быстрее отработаю свои часы. Так ведь?

По его словам было ясно, что время тянется для него ужасно медленно.

— Ну… — Коуди помолчала. — Думаю, мне лучше уйти.

— Все в порядке, Коуди. Не беспокойся… В его словах звучала усталость, но и решимость выполнить свое намерение.

Коуди почувствовала, что он тяготится работой, которую вынужден выполнять.

— Хорошо, Дикон, я ухожу. Она повернулась и пошла к машине. В конце дня, когда Дикон поставил машину в гараже Коуди, настроение у него было паршивым. Ему было жарко, он чувствовал себя так, будто его долго жарили на солнце.

— Привет, Дикон.

Подходя к дому и поднимаясь по лестнице, он лишь смутно осознавал присутствие стоящей у почтового ящика Кетти. Он пробормотал что-то себе под нос и исчез, войдя в дом. Кетти смотрела, как он уходит, и на лице ее было откровенное огорчение от того, что он не остановился поболтать.

– ...а я говорю тебе, что он, кажется, даже не узнал меня, — жаловалась она несколько минут спустя матери. — Буркнул что-то… Я не разобрала, что и проковылял по лестнице!

Коуди ясно видела, что самолюбие дочери было уязвлено.

— Ты говоришь, он ковылял?

Девочка с несчастным видом кивнула, затем помолчала, словно раздумывая, не сказала ли она матери больше, чем собиралась.

— Может, он просто устал, — сказала она, подумав.

«Или напился», — подумала Коуди про себя, чувствуя, как при мысли о ковыляющем перед впечатлительной двенадцатилетней девочкой Диконе, в ней просыпается гнев.

А, возможно, я подействовала ему на нервы тем, что постоянно околачивалась около него. Он ведь звезда… У него нет времени на разговоры с мелюзгой.

Коуди слушала себя и изо всех сил старалась, чтобы голос ее, когда она заговорит, звучал естественно:

— Почему бы тебе не пойти и не сделать салат к грандиозному обеду, который ты нам готовишь? — предложила она. — Я поговорю с Диконом.

— Ой, ма, ты собираешься с ним поговорить? — охнула Кетти. — Теперь он подумает, что я ябеда.

— Я тебя даже не упомяну, — пообещала Коуди. — Но если Дикон собирается удариться в пьянство, ему следует хорошенько подумать.

Не говоря больше ни слова, Коуди проскользнула через дверь. Минуту спустя она стояла перед дверью Дикона. Она постучала, и в ожидании ответа чувствовала, как гнев ее возрастал. «Как он посмел так с ней поступать», думала она. Вероятно, забежал по дороге домой в один из подозрительных баров. А она-то весь вечер жалела его и хотела позвонить Алме Блек. Ну, и дура! Коуди постучала снова, на этот раз громче, но ответа не было. Что он о себе думает? Все, она попросит его съехать! Она не собирается давать приют таким, как Дикон Броуди!

Так как Дикон все еще не ответил, Коуди была уверена, что он напился до бесчувствия, и от этого разозлилась еще больше. Она заскрипела зубами и сделала то, что никогда не делала. Она повернула дверную ручку и распахнула дверь.

Он лежал на диване лицом вниз, одна рука свисала на пол. Коуди шагнула к нему, уперев руки в бедра и глядя на него сверху вниз, думая, что он действительно представлял собой жалкое зрелище. Так вот какой пример он подает Кетти!

— Дикон Броуди! — проговорила она, источая презрение. — Полагаю, ты подыщешь другое жилище, если будешь продолжать спотыкаться перед моей дочерью как уличная пьянь.

Он простонал, открыл глаза, моргнул и проговорил:

— Не могу… подняться.

— Да уж, я думаю, — резко заметила она.

— Мне надо… пить…

Она так и вспыхнула от злости:

— А ты не думаешь, что на сегодня достаточно?

Он, казалось, не мог сфокусировать взгляд на ее лице и уловить, что она сказала:

— Я ничего… ничего… не делал…

— Конечно. А что делал? Почему же ты лыка не вяжешь!

— Жарко, — прошептал он. — Плохо… Жарко… Живот…

Коуди сосредоточилась.

— Жарко?

Коуди обратила внимание на землистый цвет его лица.

— Ты хочешь сказать, что не выпивал? Он закрыл глаза.

— Какое там.

Она приложила к его лбу ладонь. Кожа холодная и липкая.

— Ой, Дикон! Ты действительно болен, — воскликнула она. — Ты, вероятно, перегрелся.

Коуди помогла ему повернуться на спину, хотя он ворчал и просил оставить его в покое.

— Снимай рубашку, — приказала она, возясь с пуговицами. Он стряхнул рубашку с плеч и снова безжизненно рухнул на диван. Когда показалась его широкая грудь, покрытая черным ковриком волос, комната словно сжалась в размерах. Даже в состоянии подавленности она не могла не обратить внимания на его тугие мускулы. Коуди сняла башмаки и носки, а потом подняла его ноги на диванную подушку.

— Я принесу тебе кое-что выпить, — проговорила она и поторопилась на кухню. Он тихо застонал.

Вернувшись, Коуди приподняла ему голову, чтобы он мог пить, не обливаясь.

— Что это, черт возьми? — Он оттолкнул ее руку. — Ты что, хочешь отравить меня?

— Это соленая вода, Дикон. Ты должен ее выпить. — Он поморщился так же, как и Кетти, когда ее заставляли принимать лекарство от простуды.

— Тебе станет лучше, Дикон. Иначе я вызову скорую.

Их глаза встретились.

— В госпиталь? Взгляд ее не дрогнул.

— Да, в госпиталь.

— Хорошо, я выпью.

Двадцать минут спустя в дверь постучалась Кетти и обнаружила, что Коуди все еще хлопочет вокруг него. Она уставилась на мать и распластанного на диване Дикона.

— Он пьян? — прошептала девочка.

— Нет, он не пьян, — ответил Дикон, заставляя покраснеть как мать, так и дочь. Коуди стало неловко.

— Это у него от жары, миленькая. Теперь он отдыхает. Я сейчас спущусь.

— Я все приготовила. Принести ему тарелку?

— Не знаю. Он вероятно, не очень-то хочет есть.

— Извините меня, леди, — проговорил Дикон. Они повернули к нему головы.

— Я еще способен отвечать сам за себя. Кажется, кто-то обещал сегодня на обед уйму деликатесов…

— Сегодня Кетти готовит обед, своего рода, эксперимент по домоводству. Я, пожалуй, сначала сама попробую. Хочешь, принесу тебе тарелку?

— Лучше я присоединюсь к вам, — заявил он. — Мне надоело есть одному.

— Ты думаешь, сможешь спуститься?

— Я чувствую себя гораздо лучше. Кетти засмеялась.

— Может быть, нам стоит взять с него расписку, ма. А то он потом привлечет нас к суду за то, что мы его отравили.

Дикон взвесил ее заявление.

— А знаешь, я подумал, может все-таки не стоит рисковать?

Но он явно дразнил Кетти.

— Можно мне сначала принять душ? Не хотите же вы, чтобы за обедом я напоминал загнанную лошадь?

Они засмеялись.

— Мы подождем, — проговорила Коуди, отмечая, что он выглядит уже неплохо.

— Не торопись, — Коуди вышла, убедившись, что с ним все в порядке.

Когда Дикон полчаса спустя постучался к Коуди, она с облегчением вздохнула. Ему оставалось хорошо выспаться, и все придет в норму. Она провела его в столовую, где был роскошно сервирован стол.

— Усаживайся, — сказала она, показывая на один из стульев. — Кетти сегодня все делает сама. Как ты себя чувствуешь? Выглядишь намного лучше.

Он сел напротив нее.

— Освежился в душе…

— Дикон, я должна извиниться, — проговорила она, желая покончить с этим до того, как из кухни покажется Кетти. — Я наговорила тебе лишнего…

Он пожал плечами.

— Все в порядке.

— Нет, не все, — возразила она. — Ты был болен и нуждался в помощи, а я подумала черт знает что.

— Я давно научился ни в чем не рассчитывать на людей. Так меньше расстройств и разочарования.

Заметив, как уязвило ее подобное объяснение, он сразу же раскаялся и взял ее за руку.

— Извини, Коуди. Я не имел права так говорить, — он вздохнул. — В эти дни я постоянно говорю чушь.

Он отпустил ее руку и потрепал свою шевелюру.

— Не все оставили меня, — продолжал он. — Моя семья и ближайшие друзья верили в меня. Ты верила в меня. Не понимаю, почему по временам меня так и тянет сделать кому-нибудь больно.

— Может быть, чтобы таким образом облегчить свою боль, — мягко проговорила Коуди.

— Это не оправдание.

— Нет, просто иначе не объяснить. Какое-то время Дикон смотрел на нее. Никогда она не казалась такой хорошенькой, даже в восемнадцать лет. Волосы блестят, лицо как в ночь выпускного бала.

— Помнишь наше первое свидание? Вопрос удивил Коуди. В горле пересохло. Она сделала глоток воды.

— Я встретила тебя у Клавер Грилл, где ты работал по ночам. Она улыбнулась.

— Я опоздала, все посетители ушли. Мы были одни. Хозяин оставил тебя закрыть заведение, — она засмеялась. — Ты заявил, что я могу взять все, что захочу.

Дикон ухмыльнулся:

— И ты попросила сэндвич с тунцом.

— Это был самый лучший сэндвич с тунцом за всю мою жизнь, — призналась она. Он улыбнулся.

— И мое самое лучшее свидание. Помнишь, как мы танцевали перед мусорным бачком?

— А потом ты играл только медленные песни, — подразнила она.

— Это потому, что я хотел задержать тебя. А другого способа я не знал.

Он вздохнул и покачал головой. Он и сейчас хотел удержать ее. Прижать к себе и держать в своих объятиях.

— У меня был в ту ночь нервный срыв. Я все время боялся, что сделаю что-то не так и ты откажешься встречаться со мной.

Коуди посмотрела с сомнением.

— Ты нервничал? — удивилась она. — Никогда не видела такого спокойствия.

— О, сплошная показуха, — с ухмылкой сознался он. — Надо было создать впечатление, что у меня большой опыт.

— А разве нет?

Дикон покачал головой.

— Ты лучше, чем кто-либо знала, что у меня в то время не было никакого опыта.

Она понимала, что он говорит о большом количестве работы.

— Ты была удивительно хорошенькой и самой популярной в школе, Коуди. Никогда не мог понять, что ты увидела в такой заднице, как я.

— Ты никогда не был задницей. Дикон не смог ответить. В этот момент вошла Кетти со своими салатами. Но между ними опять возникло взаимопонимание, которого они не чувствовали многие годы. Они снова могли свободно общаться друг с другом.

Кетти, затаив дыхание, ждала, когда Дикон проглотит первый кусочек. Затем она нервно спросила:

— Ну как? Очень трудно равномерно перемешать латук с томатом, я еще в этом не поднаторела.

— Отлично, — он закатил глаза и устроил настоящее представление, несмотря на то, что избыток уксуса сводил ему челюсть.

Кетти просияла. Подавая чесночный хлеб, она вручила им по куску бумаги.

— Хорошо. Теперь каждый из вас заполнит опросник, — заявила она. — Только честно. Меня интересует искреннее мнение.

Кетти повернулась к двери.

Оставшись наедине с Коуди, Дикон нагнулся к ней и спросил:

— Чем заправлен салат?

— Итальянской приправой домашнего изготовления. — Она изо всех сил старалась не морщиться. — Мне, кажется, однако, здесь слишком много уксуса. Кетти порой увлекается…

Опасение подтвердилось, когда дошла очередь до чесночного хлеба. В каждом кусочке чеснока хватало, как минимум, на три порции. Коуди следила за Диконом, когда он рискнул откусить первым, ей показалось, что у него вот-вот выступят слезы. Но он изо всех сил постарался уверить Кетти, что лучшего в жизни он никогда не пробовал.

— Тут у меня небольшое затруднение с горячим, — проговорила Кетти, унося пустые тарелки. — Не могла бы ты выйти на секундочку на кухню?

— В чем дело, миленькая? — спросила Коуди, когда они были на кухне. — Ой! Дорогая!

— Я не могла заставить сыр расплавиться… — пояснила Кетти. — И сожгла верхушку дотла. Ты думаешь, Дикон заметит?

Коуди так и подмывало сказать, что надо быть абсолютно слепым и лишенным чувства вкуса, чтобы не заметить такого кошмара.

— Нет, я думаю, все будет в порядке, — заверила она дочь. — Почему бы тебе не попытаться соскоблить обгоревшие куски?

Коуди взяла нож из ящика.

Когда несколько минут спустя Кетти подавала прооперированное блюдо, он не позволил себе даже улыбнуться и подождал, пока девочка не удалилась на кухню, прежде, чем что-то сказать.

— Что случилось? — спросил он затем. Коуди наклонилась поближе:

— Она так сожгла всю верхушку, что мне приходилось соскребать их скребком. Сделай вид, что ничего не заметил.

— М-да, попробую. — Он взял кусочек и закашлялся, что не осталось незамеченным от появившейся в дверях Кетти.

— Надеюсь, я не переложила приправы? — поинтересовалась она. — Когда я начала брызгать на яичную смесь, слетел колпачок. Туда вылилась почти вся бутылка. Но я постаралась вычерпать лишнее ложкой.

— Потрясающе, — Коуди взглянула на дочь с гордостью. — Разве не восхитительно, Дикон?

— Гениально, она заслужила пятерку с плюсом.

— Хотите добавки? — спросила Кетти Дикона. — Не забудьте, вы уверяли, что очень голодны…

— Да, я действительно так говорил?

— Но и оставьте место для десерта, — предупредила Кетти. — Я собираюсь сделать слоеный торт с клубникой.

Она взглянула на мать.

— Как ты думаешь, не пора ли взять клубнику из холодильника, чтобы она оттаяла?

Когда обед закончился, Кетти настояла, чтобы Коуди и Дикон удалились на крыльцо, пока она уберет со стола и приготовит кофе.

— Давай, я тебе помогу, — предложила Коуди. Увидев разгром на кухне, она поняла, что Кетти одна долго не управится. И, тем более, она не хотела оставаться с Диконом на крыльце.

— Нет, ма! — настаивала девочка. — Это часть моего экзамена. Больше я уже ничего не могу сделать, тем более, что десерт испорчен.

— Ты не испортила десерт, — попыталась уверить ее Коуди. — Нам понравился торт…

Мы взбили сливки.

Но она знала, что ей не удалось убедить дочь. Когда Коуди предложила ей поместить замороженную клубнику в микроволновую печь на несколько минут для оттаивания, Кетти, очевидно, нажала не на ту кнопку. Когда она решила проверить ягоды, они уже превратились в месиво.

Они с Диконом обменялись удивленными взглядами и согласились снова обосноваться на крыльце. Дикон подождал, пока они остались одни, и потом сказал:

— Надеюсь, они еще чему-нибудь учатся в школе, помимо поварского искусства. Не уверен, что она может рассчитывать на эту специальность в случае нужды.

Коуди засмеялась:

— Если считаешь, что обед был неважным, то посмотрел бы на платье, которое она сшила прошлой осенью. Их пытаются учить всему понемногу. В прошлый семестр они изучали обстановку под капотом автомобиля. Я так и не решила, где она более опасна — на кухне или в гараже.

— Плохо, что она редко видится с отцом, — проговорил Дикон. — Меня разбираться в автомобиле научил отец…

Коуди беспокойно заерзала на стуле. Ей не хотелось обсуждать эту тему.

— Просто им не очень удобно часто видеться.

— Удобно для кого? — спросил Дикон.

— Для заинтересованных сторон, — намеренно смутно ответила Коуди.

— Мне кажется, твой бывший муж не из тех, с кем хочется проводить время в приятных беседах.

— Как ты можешь так о нем говорить! — резко возразила она. — Ты ведь ничего о нем не знаешь.

— Мне и не надо знать. Козлу ясно, что отец должен тратить больше времени на своего ребенка, — уверенно воскликнул Дикон. — Мне дела нет, что вы разведены. Кетти это не касается.

— Кетти было всего четыре года, когда мы разошлись. Он пытается встречаться с ней, когда ему удается.

— Когда удается? Но Дюрхем не так далеко, Коуди.

— Он звонит, — добавила Коуди. — И Кетти звонит ему, когда хочет.

— И ты думаешь, этого достаточно? Девочке нужен отец, Коуди.

Она устала от напоминаний, как Кетти плохо без отца. Они прекрасно живут вдвоем. Кетти вполне счастлива. Правда, девочка немного отбилась от рук, но не делает ничего серьезного или необычного для своего возраста. Ничего такого, с чем Коуди не могла бы справиться самостоятельно. К тому же, они были отнюдь не единственной семьей без отца в Калгари.

— У Кетти есть я, — проговорила она немного погодя. — И это все, я думаю, что ей надо.

Дикон внимательно посмотрел на нее.

— Но ты же сама этому не веришь? Коуди была очень задета его замечанием.

— Конечно же, верю. Нельзя сказать, что она была полностью лишена мужского влияния. Мой отец, пока был жив, потратил на нее немало времени.

— Это не одно и то же.

— Послушай, Дикон. Я, право, не нуждаюсь в твоих советах по поводу воспитания дочери, — натянуто сказала Коуди. — Полагаю, я достаточно уделяю ей внимания.

Она встала.

— Во всяком случае, ты-то что знаешь о детях? По-моему, не тебе меня критиковать… Дикон посмотрел на нее.

— Ты хочешь сказать, не мне с моим образом жизни…

Он медленно потянулся и встал.

— Хотя, конечно, почему бы и не сказать так? Я всегда слыл легкомысленным, а теперь еще и осужден. Я не имею права говорить тебе ничего о дочери…

— Просто у тебя нет опыта воспитания детей. Ты не знаешь, что это такое. Я изо всех сил стараюсь, и устала от постоянной критики или предложений делать все иначе.

Он удивленно взглянул на нее.

— Кто говорит, что ты не стараешься или не заботишься? Я вовсе не это имел в виду.

— Ой, говорили и говорят все. Мои родители, когда были живы. Они считали, что надо быть с нею построже. А шериф Басби? Он уверен, что я должна взять прут для улучшения воспитательного процесса.

— А он-то что знает?

Коуди продолжала, словно не слышала его:

— Я не хочу, чтобы Кетти была похожа на кукол, которых постоянно дергают, чтобы они говорили правильные слова. Я не хочу, чтобы она выросла, как я. Мисс «Все По Правилам» без единой собственной мысли. Всю свою жизнь я старалась нравиться людям… делая все правильно. И это ни к чему меня не привело.

Последовало молчание.

— Так вот почему ты оставила меня, Коуди? Послушала родителей? Ты пыталась поступить правильно?

Ей надоело отвечать.

— Нам было по восемнадцать, Дикон. Я хотела быть сама собой, получить образование, а ты мечтал попасть в Нэшвилл. Итак, я действительно поступила верно.

— Ты теперь счастлива, Коуди? Он ожидал, что она скажет ему, как сильно она испортила свою жизнь, сознается, что никогда не будет счастлива без него. Но Коуди не дала ему удовлетворения тем, что сказала, как ей хочется снова быть частью его жизни. Она знала, что там для нее теперь нет места.

— Да, я счастлива, Дикон. Потому, что есть Кетти.

Он задумался.

— Значит, это все, что тебе было нужно?

— Что ты хочешь сказать?

Дикон взглянул на звезды, раздумывая, как это ей удается убедить себя в том, что ей без него лучше. Ему было больно узнать, что она так легко отказывалась от него. Его злило то, что она не живет сожалениями о их разлуке.

— Да, у тебя есть все, что тебе надо, — тихо сказал он. — Я счастлив за тебя, — он изучал ее в лунном свете. Но выражение его лица говорило иное…

Коуди чувствовала, как он смотрит на нее.

— Да, у меня есть все, что мне надо, — повторила она. Но в душе Коуди знала, что лишь дурачит себя. И его. Слава Богу! Их дискуссию прервала Кетти, которая принесла им кофе.