"Спенсервиль" - читать интересную книгу автора (Демилль Нельсон)Глава двадцатаяВ субботу телефон на ферме Лондри зазвонил в двадцать минут девятого утра. Кит в это время варил себе на кухне кофе. Он снял трубку: – Да? – Кит, мне нужно с тобой поговорить. Он отставил кофейник с плиты. – У тебя все в порядке? – Да. Я звоню из города, из автомата. Мы не могли бы с тобой где-нибудь встретиться? – Конечно. А где? – Что, если на том месте, где устраивают ярмарки? Сегодня там никого не будет. – Тогда и нам там нечего делать. Слушай, а ты помнишь озеро Ривз – то, что чуть южнее моей фермы? – Это там, где мы катались на коньках? – Да. Прихвати хлеба или еще чего-нибудь и поезжай туда кормить уток. Я там буду через двадцать минут. У тебя правда все в порядке? – Да. Нет, – поправилась она. – У тебя есть винтовка. Я видела… – Понял. А сейчас ты в безопасности? – Да, все в порядке. Извини. Я просто тревожусь за тебя. Он что-то заподозрил… – Через двадцать минут, – перебил ее Кит и добавил: – Если за тобой будут по дороге следить, все равно приезжай на озеро и покорми уток, только оставь дверцу машины открытой как знак. Поняла? – Да. – И не беспокойся. – Кит повесил трубку, поднялся наверх и открыл гардероб в своей комнате. Он отыскал там бинокль, потом взял два полных магазина. Один он положил в карман, другой вставил в М-16 и передернул затвор, посылая патрон в патронник. Кит повесил бинокль на шею, закинул винтовку за плечо, спустился вниз и вышел из дома. Пересек дорогу и бегом направился к конюшне Дженкинсов. Не прошло и пяти минут, как он оседлал кобылу, уселся верхом, легонько шлепнул ее по боку и, выехав из ворот конюшни, снова пересек дорогу и въехал в лес. Кобыла сама выбирала путь между деревьев, направляясь вниз по склону холма, туда, где протекала неглубокая речка; Кит только пригибался, уклоняясь от веток. Возле реки он натянул поводья и повернул к югу, в сторону озера. Не доезжая сотни ярдов до того места, где река выходила из леса на открытое пространство, Кит остановил лошадь, спешился и привязал ее к молодому дереву. Он прошел еще немного вдоль берега пешком и остановился под самыми последними деревьями, в тени, в нескольких ярдах от залитого солнцем берега озера. На поросшем травой противоположном берегу, полого спускающемся к воде, никаких машин не было – вообще вокруг, насколько хватало взгляда, не виднелось ни одной машины. Единственное тут шоссе находилось в нескольких сотнях ярдов дальше к югу и проходило по противоположному склону холма, поэтому сама дорога с того места, где стоял Кит, была не видна, но время от времени за холмом проплывала брезентовая или алюминиевая верхняя часть кузова очередного крупного грузовика. Кит посмотрел на часы: без четверти девять. В голове у него постоянно крутилась одна и та же мысль: что же такое произошло за время, прошедшее между той его встречей с Энни два дня назад, и ее сегодняшним утренним звонком? Без чего-то девять на гребне холма показался передок машины; она перевалила через вершину и прямо по высокой траве стала спускаться к озеру. Но это был не «линкольн», а «форд-фэрлейн»: машины такого типа использовала полиция Спенсервиля, часть из них была с официальной полицейской маркировкой, часть выглядела внешне совершенно обычно; приобретались все они, несомненно, в «Бакстер моторз». Машина – опознавательных знаков полиции на ней не было – остановилась почти у самой кромки берега, там, где кончалась трава и начиналась полоска размокшего грязного грунта. Кит поднес к глазам бинокль. Дверца со стороны водителя открылась, и из машины вышла Энни, одетая в белую блузку с красной юбкой. Она постояла немного возле открытой дверцы, огляделась по сторонам, потом захлопнула дверцу. Энни спустилась к кромке воды, в руках у нее была буханка хлеба. Кит видел в бинокль, как она с отсутствующим видом разорвала упаковку и стала бросать в воду целые ломти, даже не кроша их.[23] Несколько десятков птиц – уток и гусей – подплыли и принялись клевать хлеб. Энни на них не смотрела: она почти непрерывно оглядывалась назад через плечо. Кит выждал еще несколько минут, потом вышел из-под деревьев, помахал рукой и, огибая озеро, направился к ней. Она увидела его, бросила себе под ноги остатки буханки и заспешила вдоль берега ему навстречу. Когда расстояние между ними стало поменьше, Кит разглядел, что выражение лица у нее было обеспокоенное, но не отмеченное страхом или ужасом. Она улыбалась, а на последних ярдах десяти пустилась бегом и буквально прыгнула ему в объятия, обвив его руками и обхватив ногами. – Привет, мистер Лондри! Они поцеловались, потом она съехала по нему на землю, взяла его за руки и сказала: – Я так рада тебя видеть. – Затем глянула на торчавший у него из-за плеча ствол винтовки и добавила: – Быть может, это и лишнее. – Я просто вышел поохотиться на лис.[24] Давай-ка держаться ближе к лесу. Они двинулись рядом вдоль берега, и, пока шли, Энни несколько раз оглянулась. – По-моему, за мной никто не ехал, – сказала она. – Я сегодня утром отогнала свой «линкольн» в «Бакстер моторз» и сказала, что у него стучит двигатель. Они мне дали взамен напрокат эту машину. Этот чертов «линкольн» тут, куда ни поедешь, всюду бросается в глаза. Думаю, потому-то отец Клиффа и подарил мне его. – Из твоих слов можно заключить, что – Нет, сэр, никакого. Но я очень хорошо продумала, как мне необходимо будет действовать, если возникнет такая потребность. А ты-то сам каков хитрец, а? «Оставь дверцу открытой, если за тобой будут следить». – Это я на своей работе научился. А вне работы занимался только теннисом. Что, тетя Луиза что-нибудь подпортила? – спросил Кит. – Немного. Но она не виновата. Клифф взял за правило заезжать к ней, а ей почему-то вздумалось сказать ему, что я у нее ужинала, вот он меня и спросил, чем тетка меня кормила. – Да, все проблемы возникают именно из-за деталей. – Совершенно верно. А я совсем не способна их запоминать, Кит. Ну, так или иначе, но у него возникли подозрения. Они у него постоянно возникают. Но на этот раз он прав. Они дошли до деревьев и пошли по берегу вдоль речки. Здесь, куда почти не доставали лучи солнца, было прохладнее; деревья, по большей части ивы и березы, уже начали приобретать осенние краски. Кит всегда любил здешнюю осень – время, когда деревья одевались в яркие красочные уборы, когда созревали тыквы и готовили сидр, время охоты и уборки урожая. Ни в одной из тех стран, где ему довелось побывать, не видел он подобной осени; и когда он думал о доме, вспоминал родные места, то чаще всего они представлялись ему не в летнем, а именно в осеннем наряде. Энни постучала его по плечу и кивком головы показала вперед. – Это твоя лошадь? – Дженкинсов, что живут через дорогу. Беру ее у них напрокат. – Так вот как ты сюда добрался! Что, за тобой все еще следят? – Возможно. Не хотел проверять это сегодня утром. – Неужели ты не можешь обратиться в суд или сделать что-то еще? – Да мне даже нравится их внимание. – А мне нет. – Энни подошла к кобыле и потрепала ее по шее. – Хороша! Мы раньше много ездили с тобой верхом. Помнишь? – Помню. А сейчас ты ездишь? – Нет. Но хотела бы. – Энни скинула туфли, сняла колготки, потом отвязала поводья и повела лошадь к ручью. – Она же пить хочет. Кит снял с плеча и повесил на сучок винтовку, положил на пенек бинокль, а сам уселся на поваленное дерево и стал наблюдать за Энни. – Ты ее кормил? – спросила Энни. – Да, часов в семь. А меня самого никто пока что не накормил. Энни рассмеялась. – Ох уж эти холостяки, какие они всегда беспомощные! Отодвинь от них тарелку на десять сантиметров в сторону, и они помрут с голоду. А кто о тебе заботился все эти годы? – поинтересовалась она, не поднимая глаз. – «Анкл Бенс».[25] Энни напоила лошадь, подвела ее назад и снова привязала к дереву. – У тебя была хорошая жизнь, Кит? – спросила она, искоса глянув на него. – Да. – И у меня тоже, даже несмотря на этот брак. Я научилась находить радости в других вещах. – Ты всегда и во всем умела отыскать хорошее. А я в любой ситуации видел лишь темную сторону, даже на солнце искал пятна. – Ну, не всегда. Ты хотел казаться циничнее, чем был на самом деле. – Так уж ты меня хорошо знаешь! – Достаточно хорошо. – Она подошла к стволу, на котором сидел Кит, и улеглась вдоль него на землю, положив босые ноги Киту на колени. – Замерзли, – пожаловалась она. Он вытер ей ступни насухо своим носовым платком и принялся растирать их. – Хорошо! – Как у нас со временем, не поджимает? – Наплевать, какая разница? – Нет, не наплевать. – Ничего, все в порядке. Я сейчас в городе, выполняю поручения, которые он мне оставил на субботу. А сам он уехал с дружками в Мичиган, на Грей-лейк ловить рыбу. У нас там охотничий домик. Вернется только к вечеру. – Ты уверена? – У него два излюбленных занятия: травить меня и ездить с дружками на охоту или на рыбалку. Но второе доставляет ему даже больше удовольствия. – Энни на минуту задумалась, потом сказала: – Господи, как я ненавижу этот домик! Но я рада, что ему там нравится. Хоть на какое-то время он уезжает… и мы с тобой можем побыть вместе, пока он там. – А ты с ним туда не ездишь? – Иногда. Несколько раз мы ездили туда одни, – добавила она, – без друзей и даже без ребят, только вдвоем, и там он становился совсем другим человеком. Не то чтобы лучше, а впрочем, и не хуже, чем обычно… просто каким-то другим… спокойным… погруженным в себя… как будто бы… не знаю… словно он витал мыслями где-то далеко-далеко. Но я не люблю ездить с ним туда вдвоем, и обычно мне удается как-то откручиваться от таких поездок. – Ну, ладно; так что же произошло? – спросил Кит, продолжая массировать ее ступни и икры. Энни прикрыла глаза. – Мы с ним вчера за ужином немного поскандалили. Вначале из-за того, что еда подгорела. – Она рассмеялась. – Я это нарочно сделала! – Тебя послушать, так с тобой жить – не соскучишься. – Не знаю. Так вот, потом он попытался поймать меня на том, что я ела на ужин у тети Луизы, дальше мы перешли к тому, как там Венди в одном общежитии с мальчиками, и наконец добрались до Кита Лондри, того типа – я цитирую, – который дрючил меня целых шесть лет подряд, а теперь, мать твою, заявился и хочет поселиться по соседству, – конец цитаты. И тут он снова попытался поймать меня на том, видела я тебя или нет. Я подумала, что это уже должно быть ему известно, и сказала, что да, мы случайно столкнулись с тобой на почте. Кит одобрительно кивнул и сказал: – Умно, молодец. – Ну, настроение у него от этого не улучшилось. Он по-прежнему злится и что-то подозревает. Вот это я и хотела тебе рассказать. Но, пожалуй, ты и сам все это знаешь. Он говорил, что вчера заезжал к тебе, – добавила Энни. Кит ничего не ответил. Она сняла ноги с его колен, поднялась с земли и пересела на поваленное дерево, рядом с Китом. – Прости. Не надо мне было все это тебе рассказывать, – сказала она, взяв его за руку. – Энни, когда я садился в Вашингтоне в машину, чтобы ехать сюда, я понимал, к чему все это приведет. И знал, что мне здесь нужно. Энни сжала его руку. – Но ты ведь не знал всего, ты даже не подозревал, что тут происходит. – Единственное, чего я не знал, так это что – Знал, Кит. Должен был знать. – И твоя, и моя тетки могли бы читать твои письма не краснея, – улыбнулся он. – – Ничего подобного. Я имел в виду «с любовью», – добавил он. Они посидели немного молча, прислушиваясь к журчанию воды, к тихому всхрапыванию лошади, к шелесту листьев и пению птиц. Потом Энни проговорила: – Ты ведь понимал, правда, что я по-прежнему любила и ждала тебя? – Понимал. Но мог так никогда и не приехать. – Я всегда знала, что ты приедешь. – Она подняла ветку и принялась чертить ею на земле. – Но если бы ты и не приехал, никого другого у меня все равно не было бы. – Она вытерла набежавшие слезы, глубоко вздохнула и, все так же глядя перед собой в землю, сказала: – Господи, я все время боялась… что тебя могут убить, что ты на ком-нибудь там женишься, боялась, что ты меня разлюбил. – Нет. – Но чего ты ждал? Почему? – Сам не знаю… сначала, когда я еще только уехал отсюда, мы вроде оба на что-то дулись… потом, перед тем как меня отправили во Вьетнам, я вдруг подумал, что меня могут там убить, я могу потерять руку или ногу, или еще что-то случится… – Если бы я была твоей женой, я бы за тобой ухаживала, заботилась бы о тебе. А если бы стала вдовой, то навсегда осталась бы тебе верна и хранила бы о тебе память. – Ну, слава Богу, что тебе не пришлось всем этим заниматься. Потом, когда я приезжал домой… не знаю… просто как-то не получалось дозвониться друг до друга. А спустя некоторое время ты вышла замуж, и я тебя возненавидел, затем возненавидел самого себя, а потом просто пролетали как-то незаметно год за годом… письма то приходили, то нет… у тебя появились дети, была своя жизнь… я считал, что у тебя дом, друзья… ты ведь никогда не писала мне о своей семейной жизни… – А ты ни разу не написал мне ни слова о своих чувствах. – Писал. – О – И ты тоже. – Я хотела… но боялась. Боялась, что письма могут перехватить. – Я тоже этого опасался. Она снова вытерла глаза и попыталась улыбнуться. – Какие же мы дураки! Двадцать лет писали друг другу о чем угодно, и за все это время ни один из нас так и не отважился написать «я тебя люблю» или «я без тебя скучаю». – Да. – Он немного помолчал. – А знаешь, в этом месяце будет ровно двадцать пять лет с тех пор, как мы простились с тобой в твоей квартире в Колумбусе. – Да. Даже не верится. – Она положила руку ему на колено. – После того как ты тогда уехал, я ревела несколько недель подряд не переставая. Потом взяла себя в руки и целиком погрузилась в учебу. У меня никого не было… – Да для меня не важно, был кто или нет. Честное слово. – Дай мне договорить. Так вот, я постепенно стала понимать, что… у меня стали накапливаться против тебя гнев и раздражение… а когда женщины злятся, они всегда становятся язвительными и недоброжелательными. – А я и не знал. – Не перебивай! – Она ущипнула его за ногу. – Так вот, я пошла к нашему университетскому психоаналитику, и он постарался мне помочь. Он объяснил, что я коплю на тебя злость, потому что для меня это единственный способ справиться с возможностью потерять тебя, если ты уйдешь к другой женщине или если тебя убьют. Он сказал, что на самом-то деле я влюблена в тебя, и посоветовал мне написать тебе об этом. – Что-то я не помню, чтобы ты последовала этому совету. – Ты и не мог получить этого письма: я его разорвала на мелкие клочки. Потом написала второе и тоже порвала его. И так раз, наверное, десять, не меньше. Только потом до меня дошло, что я все еще злюсь, переживаю свою обиду, чувствую себя преданной. Я вспомнила одну вычитанную где-то фразу: мужчины, которые счастливы дома, не уходят воевать. – Но даже счастливым мужчинам иногда не сидится на одном месте. – Ну, тебя-то ведь рядом со мной не было, чтобы мне это объяснить. А когда ты звонил, то голос у тебя был какой-то совсем чужой. – У тебя тоже. – Я знаю. Терпеть не могу телефоны. Вот я и заводила себя все сильнее, пока не решила, что начну встречаться с другим. Хочу, чтобы ты знал, Кит: я никогда ни одного из них по-настоящему не любила. Или, во всяком случае, не так, как я до сих пор люблю тебя. Да нет, я их вообще не любила. – Энни вдруг рассмеялась и добавила: – Они меня все до одного сами бросили. И все жаловались на одно и то же: «Энни, ты холодная, высокомерная, эгоистичная, думаешь только о себе», ну и все такое. Но это неправда. Просто я любила другого. – Если не хочешь, можешь дальше не рассказывать. – Но я хочу. Так вот, я отправилась в Европу, чтобы уехать от всего этого подальше. И была просто потрясена той красотой, которая мне там открылась… Что я в общем-то видела, где успела до этого побывать? Спенсервиль, Боулинг-грин и Колумбус. И каждый раз, когда я видела что-то особенно поражавшее или трогавшее меня, я говорила: «Кит, посмотри! Как прекрасно, правда?» – Она опустила голову, закрыв лицо руками и уперевшись локтями в колени. – Прости меня… Я уже столько лет не плакала, а в последнее время реву почти непрерывно. – Нашла за что извиняться. Она откопала в кармане бумажный платок и высморкалась. – Да… так вот, когда я вернулась назад, моя двоюродная сестра как раз выходила замуж, и я была у нее на свадьбе подружкой невесты; там-то я и встретилась с Клиффом Бакстером. – Я слышал об этом кое от кого, кто там был. А потом мать написала мне, что у вас состоялась помолвка и что я дурак. – И твоя мать была права. Да и моя тоже. Она говорила мне, чтобы я за него не выходила. Самое смешное, что моему отцу он поначалу понравился. Похоже, он тогда многим нравился, и парням, да и женщинам тоже. Женщинам – потому, что у него каждый год появлялась новая машина, в нем чувствовалось какое-то обаяние, и он был красив. У него и сейчас новая машина. – Энни… – Помолчи. Да, а у меня тогда еще было мало опыта по мужской части, и сама я не могла разобраться… Я думала: что ж, второго Кита уже не будет, а Клифф – он вот, рядом, у него хорошая и престижная работа, его не призовут в армию, и к тому же я ему всегда нравилась; а другие ребята кто в армии, кто уже женат. Как же я тогда совсем по-провинциальному мыслила, какой была глупой и наивной! Ты себе можешь представить нечто подобное? – Разумеется. Мы оба были такими, Энни. – Да, это верно. Так вот… он мне сделал предложение выйти за него замуж… ты не поверишь, он даже опустился при этом на одно колено… и мне все это очень польстило: я тогда была о себе самого последнего мнения, такая глупая. – Энни, ну а все-таки почему ты вышла за него замуж? – спросил ее Кит. – Только честно. Ты ведь должна это знать; и должна сказать мне. Она посмотрела на него, встала и только тогда ответила: – Чтобы отплатить тебе. Он тоже поднялся; они стояли и молча смотрели друг на друга. – Ты негодяй, – сказала она. – Ты хоть понимаешь, что ты со мной сделал? Понимаешь? Я ненавижу тебя. Ненавижу за то, во что ты меня превратил, за то, что я из-за тебя наделала! – Я понимаю. Сейчас легче стало, когда высказалась? Энни кивнула. Он взял ее за руку, они уселись рядом у самого края воды и стали вместе смотреть на бегущий мимо журчащий поток. – Спасибо, – проговорила она. – Мне действительно стало легче. – И мне тоже. – Теперь я тебя уже больше не ненавижу, – добавила она. – Ну, разве что самую малость. – Нет, совсем. Теперь я злюсь сама на себя. – И я тоже. Но мне кажется, мы сможем простить сами себя, если на этот раз сделаем все как надо. – А ты и в самом деле больше уже на меня не сердишься? – спросила его Энни. – Я имею в виду, за то, как я стала относиться к тебе, когда ты ушел в армию, и за то, что я вышла замуж за Клиффа? – Раньше я злился. Ты это и сама знаешь. Но потом до меня стало понемногу кое-что доходить. Мы никогда не писали об этом прямо, но сам факт, что мы переписывались, поддерживали какие-то отношения, был признанием того, что мы оба совершили ошибку, что каждый из нас сожалеет о случившемся и что мы как бы извиняемся, прощаем и по-прежнему любим друг друга… хотя ни один из нас не написал прямо «я сожалею, прости меня, я тебя люблю». Я рад, – добавил он, – что ты решилась заговорить об этом. Значит, ты чувствуешь, что со мной можно говорить. – Да. И ты первый мужчина, которого я назвала негодяем, с тех самых пор… ну, когда ты как-то обедал там, в университете, с этой маленькой сучкой, не помню, как ее звали. – Карен Райдер. – Вот негодник! – Энни рассмеялась. Они долго сидели, молча глядя на журчащую воду и думая каждый о своем, потом наконец Энни проговорила: – Как здесь тихо и спокойно! Когда мои ребята были еще маленькие, я часто привозила их сюда ловить рыбу. А зимой учила их тут, на озере, кататься на коньках. Мне кажется, они тебе понравятся. Они оба в меня. – Это хорошо. – Но теперь ведь они уже не дети, верно? Совсем уже взрослые. – Ну, тогда они нас обскакали. Мы с тобой взрослеть никак не хотим. – Мы просто стали старше. А мне бы хотелось превратиться снова в ребенка. – В чем же дело? Выбери себе возраст по душе и такой и оставайся. Это теперь мой новый принцип. Энни рассмеялась. – Ладно, тогда пусть мне будет двадцать один. – А знаешь, дорогая, фигура у тебя как раз для этого возраста. – Заметил все-таки! У меня даже размер остался тот же самый, какой был в колледже. Я очень горжусь тем, как я выгляжу. Пустой я человек, да? – Это хорошо. Я сам такой. Кстати, ты тогда очень хорошо смотрелась в джинсах. А куда это ты сегодня так вырядилась? – Н-ну… он требует, чтобы, отправляясь в город, я была прилично одета. Я даже в бассейн не могу сходить: как же, ведь меня увидят в купальнике… А как-то раз он заехал в школу – мы там занимались аэробикой – и увидел, что мужчины и женщины занимаются вместе, углядел, во что я там одета, и был так потрясен, что просто потерял над собой всякий контроль. Так что теперь я занимаюсь аэробикой дома… Извини, тебе это все неинтересно. – А тебе дозволяется заниматься сексом с всадником, которого ты случайно встретила в лесу? – Знаешь, это один из самых частых моих снов. – Вот и хорошо. – Он поднялся и огляделся по сторонам. – Тут, правда, не очень удобно. – Ну, Кит, придумай что-нибудь! Вон… пойдем-ка обратно на то бревно. – Энни взяла его за руку и подвела к упавшему дереву, на котором они сидели раньше. Тут она сняла с него рубашку и положила ее на ствол. – Садись. Нет, вначале сними штаны. Он сбросил ботинки и стянул с себя джинсы, а Энни тем временем расстегнула блузку и под ней бюстгальтер. Потом сняла с себя трусики. – Не стоит раздеваться совсем, – сказала она, – а то вдруг кто-нибудь на нас наткнется. Тогда я скажу, что просто собирала грибы, а тебя вовсе и не знаю. – Умница. Ну, давай… – Оставшись в трусах, он уселся на бревно, а Энни, не снимая юбки, блузки и бюстгальтера, опустилась к нему на колени и, держась за его плечи, перебросила ноги через бревно. Потом запустила руку под юбку, отыскала его член и направила в себя. – Ой!.. как хорошо… Она обвила его руками и крепко прижалась к нему. – Свалимся назад, – проговорил он, упираясь руками в бревно. – Ну и что? – Продолжая ритмично двигаться, она положила голову ему на плечо. – А так… совсем другое ощущение… тебе как? – Отлично. – Мы еще не падаем? – Нет, я держусь. Медленно и ритмично двигаясь, Энни прижалась к нему грудью; потом ее движения ускорились, дыхание участилось. Вдруг она напряглась, застыла на мгновение, и они оба, вместе и одновременно, кончили. Тело ее обмякло, и она повисла у него в объятиях, с трудом переводя дыхание. Примерно через минуту она сказала: – Я себя чувствую как самая настоящая шлюха. Просто замечательно! И как нам теперь разъединяться из такого положения? – Погоди, сейчас встреченный тобой в лесу всадник что-нибудь придумает. – Кит обхватил ее руками, поднялся и отошел на пару шагов от бревна. Энни скользнула по нему вниз и встала на ноги, они обнялись и поцеловались. – Отлично у нас получилось, – улыбнулся он. – – Не надо, я хочу остаться так. – Да неужели? – Она подобрала с земли свои трусики, намочила их в ручье и обтерла вначале его, потом себя. – Вот так. Терпеть не могу ходить, когда что-нибудь прилипает. – Смешная ты. – А я себя так и чувствую. Весело, и прыгать хочется. – Она зашвырнула трусики в кусты. – Совсем как ребенок. Не занималась этим вот так, под открытым небом с самой школы. В следующий раз устроимся у тебя в амбаре, а потом в моей машине, на заднем сиденье. – Можно еще и в мотеле. – И там тоже. Он поднял брюки, но Энни остановила его. – Не надо. Сними-ка трусы. Никогда не видела голого мужика в лесу. Жаль, что фотоаппарата нет. И носки тоже. Он скинул и то и другое. – Знаешь, я даже стесняюсь. – Повернись-ка. – Она подошла к нему сзади и пробежала пальцами по его спине, по пояснице, сжала ягодицы. – Да у тебя одни мускулы! – Ты что, в тюрьме работала? Можно мне одеться? – Нет, повернись-ка. Он повернулся к ней лицом, и Энни провела руками по его груди и животу. – Я же тебе говорила, что не могу оторваться от тебя… – Она посмотрела ему на живот. – А это что такое? – Синяк. – О-о… – Она застегнула бюстгальтер, потом блузку. Кит тоже оделся. Энни снова отошла к берегу речки и села там на освещенном солнцем пятачке, прислонившись спиной к иве. Кит подошел и сел с ней рядом. Энни бросала в воду веточки, наблюдая, как их уносит вниз по течению, кружит вокруг камней. – Что там между вами произошло, когда он приезжал к тебе? – спросила она. – Примерно то, чего и следовало ожидать. – Расскажи. – Ну, он психовал гораздо сильнее, чем этого требовали обстоятельства, поэтому я сперва подумал, что он узнал о твоем приезде ко мне, и… поначалу я здорово волновался. О тебе. – Спасибо. – Но потом он на меня навалился, и тогда я малость заволновался и о самом себе тоже. Однако потом понял, что ему ничего не известно, просто он дурак. – Он был один? – Нет. С ним приехал еще один полицейский. Уорд. Ты его знаешь? – Да, это тот, который постоянно приставлен ко мне. А Клифф дал мне понять, что был один, – добавила она. Сознавая, что говорить этого не стоит, Кит тем не менее сказал: – Если бы он был один, живым бы он не ушел. Энни помолчала, потом проговорила: – Он просто трус и лгун. – Он еще и очень опасен, Энни. Будь осторожна. – Он пока ни разу за всю жизнь не ударил меня. Я знаю, как с ним себя вести. – Детей ваших сейчас в доме нет, на службе у него неприятности, к тому же и я еще в городе объявился – он может взорваться в любую минуту. Поверь мне. – А откуда ты знаешь, что у него неприятности на службе? – спросила она. – Был на том собрании в церкви Святого Джеймса. Ты о нем что-нибудь слышала? – Да. И, кстати, там были мои родители. С тех пор они как-то странно ведут себя. Насколько я понимаю, там шла речь о Клиффе; но никто не хочет мне сказать, что именно там говорилось. Может быть, хоть ты расскажешь? – Нет. Она помолчала немного, потом заговорила снова: – Я ведь не совсем уж наивна. И знаю, что он погуливает на стороне, но мне как-то не верится, чтобы об этом могла идти речь на собрании. – Послушай, что я тебе скажу… есть стенограмма этого собрания. Ты Джеффри Портера помнишь? – Да. Я иногда сталкиваюсь с ним в городе. И с его женой, Гейл, тоже. Они начали встречаться друг с другом еще в школе. – Верно. Я тут с ними как-то посидел, повспоминали прошлое. Кстати, я им обоим доверяю, и если тебе что-нибудь понадобится, а со мной ты не сможешь связаться, обращайся к ним. Я поговорю с ними и предупрежу на всякий случай. – Нет, Кит… не надо. Я не хочу, чтобы о нас кто-то знал. Это слишком опасно. – Слушай, что я тебе говорю. Я знаю, когда можно доверить кому-то свою жизнь. Они надежные люди. Но ты вначале встреться, поговори с ними, а потом скажи мне, что ты о них думаешь. – Ладно… и у них есть стенограмма собрания? – Да. Джеффри вчера звонил мне. Они продают ее в городе по пять долларов за копию, и спрос такой, что они даже печатать не успевают. Но ты, конечно, получишь ее бесплатно. – Кит, что там, в этой стенограмме? Что-нибудь неприятное для меня, унизительное, или еще что? – Извини, Энни, я не хочу об этом говорить. Они немного переборщили там, на собрании, с выступлениями свидетелей против твоего мужа. Но ничего унижающего тебя там нет. Хотя, возможно, ты и разозлишься. – Честно говоря, меня все это уже не задевает. – Съезди, поговори с Портерами. Нам может понадобиться их помощь. – В чем? – В организации наших с тобой встреч. Или в прикрытии. – И как долго мы будем еще нуждаться в прикрытии? Кит взял ее руку. – Это зависит от тебя, Энни. Ты готова уехать? Она внимательно посмотрела на него. – Вы что, делаете мне предложение, мистер Лондри? – Да, делаю, мисс Прентис. – Я согласна. Он обнял ее одной рукой, они опрокинулись в траву и покатились. Оказавшись наверху, Энни поцеловала его, потом сказала: – Долго же ты собирался это сделать. – Я застенчивый. – А знаешь, это правда. Хоть ты и повидал весь мир, но остался таким же застенчивым, каким и был. – Только никому об этом не рассказывай. – И все-таки ты изменился, Кит, – проговорила она. – Конечно, изменился… но у меня все равно такое ощущение, что я очень хорошо тебя знаю. – А ты почти не изменилась. И я тебя люблю, как и раньше. Энни прижалась к нему, устроилась на нем поудобнее, и так они и лежали некоторое время на берегу. Киту даже показалось, что она задремала, но тут Энни спросила: – Когда? – Что когда? – Когда мы с тобой сбежим отсюда? – Н-ну… а что ты думаешь насчет того, чтобы просто переехать жить ко мне? Энни скатилась с Кита и уселась рядом с ним на корточки. – Невозможно, Кит, – ответила она, внимательно глядя на него. – Здесь тебе не Вашингтон. Тут не меняют партнеров так вот запросто. Здесь сбегают вместе. Всегда сбегают. Иначе нельзя. Ты и сам это знаешь. – Знаю. Но я не хочу никуда убегать, Энни. – Другого выхода нет. Я уеду с тобой куда ты захочешь, – добавила она. – А здесь… нет, невозможно. – Ну ладно… но вначале я с ним поговорю. – Нет. Он может потерять над собой контроль и прибегнуть к силе. Именно этого Кит и хотел. А потому ответил: – Мы с ним просто поговорим как мужчина с мужчиной, вот и все. Энни смерила его долгим пристальным взором, потом проговорила: – Кит, посмотри на меня. Он сел и поднял на нее глаза. – Да? – Обещай мне, что ты ничего с ним не сделаешь. Кит промолчал. Энни положила руки ему на плечи. – Я знаю, что он ударил тебя, и знаю, что ты не из тех, кто прощает или забывает такие вещи. Но не своди с ним счеты. Пусть все останется как есть. Ради меня. Кит снова ничего не ответил. – Пожалуйста, – сказала она. – Пусть его судьбу решают Господь Бог или горожане Спенсервиля. Нам с тобой незачем иметь такое воспоминание во всей нашей последующей жизни. Он ведь все-таки отец Тома и Венди, – добавила она. – Обещаю, что не стану его убивать. – Никакого насилия вообще, Кит. Пожалуйста. Даже бить его не надо, хоть он это и заслужил. – Она обхватила его голову ладонями. – Хуже того, что мы собираемся с тобой сделать, для него ничего и быть не может. Давай на этом и остановимся. – Хорошо. Обещаю. – Я люблю тебя. – Она наклонилась и поцеловала его. – Пойдем, я тебя провожу, – сказал он, поднимаясь. – Может быть, прогуляемся прямо по ручью? – Хорошо. – Пока Энни подбирала свои колготки и туфли, Кит стянул с себя ботинки и носки, оставив их на берегу, закатал штанины, забросил на плечо ружье. Держась за руки, они пошли по воде в сторону озера. – Мне нужна неделя, чтобы привести в порядок все свои дела, – сказала Энни. – Это не слишком долго? – После того как мы ждали двадцать пять лет – нет. Она сжала его руку. – А куда мы поедем? – У тебя паспорт есть? – Нет. Но я могу подать заявление. – Только не отправляй его с нашей городской почты. – Да, я знаю. Съезжу в Толидо. – Вначале мы поедем в Вашингтон. И захвати с собой все свои документы и личные бумаги. – Ладно. Никогда не была в Вашингтоне. – А какой из европейских городов тебе больше всего нравится? – Рим. – Значит, поедем в Рим. – Ты серьезно? – Если ты серьезно, то и я тоже. Она немного подумала, потом ответила: – Я – да. Он искоса взглянул на нее и спросил: – А ты понимаешь, что это такое – оставить дом и уехать? – Нет; но когда я с тобой, я чувствую себя дома. Кажется, это и называется безоглядной любовью, да? – Мне это знакомо. Но ты подумала о том, как будешь себя чувствовать, когда начнешь тосковать по детям, по дому, по друзьям и знакомым? – Да. Подумала. Но пора уже Энни Прентис поступать так, как ей самой того хочется. – А твоя работа? Ты по-прежнему заведуешь тем магазином при госпитале? – Да, и мне это нравится, но не такая уж это захватывающая карьера. Это единственное, что одобрил муж, – добавила она. – Мужчин там нет, денег мне не платят, по выходным работать не приходится, рабочее время определяю я сама, и к тому же почти напротив его работы. – Да, я видел, когда приезжал в город, – кивнул Кит. – А ты не будешь возражать, если я пойду работать? – Можешь делать все, что тебе хочется. – И мне можно будет задерживаться на работе, приносить работу на дом, на выходные, ездить вместе с мужчинами в командировки? – Не перегибайте палку, миссис Прентис. Она улыбнулась и сжала его руку. Они шли по ручью – неглубокому, примерно по щиколотку, – обходя торчавшие из воды камни, и Киту доставляло удовольствие ощущать ступнями илистое дно, чувствовать в своей руке ладонь Энни. – Быть может, когда-нибудь мы снова вернемся сюда, – проговорила она. – Возможно. – А что чувствуешь ты, Кит? Здесь ведь и твой дом тоже. Ты бы не хотел тут остаться? – Хотел бы, но я же понимаю, что это невозможно. Быть может, когда-нибудь. Энни задумалась, потом проговорила: – Если бы… его тут не было… – Что он станет делать, если его уволят? – Он тут не останется, – ответила она. – Не сможет. Для него это было бы унижением. А кроме того, очень многие втайне ненавидят его. Знаешь, – добавила она, – если миссис Бакстер сбежит с другим, для него это станет таким унижением, что, возможно, он сам подаст в отставку и уедет из города. Тогда мы сможем вернуться, если захотим. Кит кивнул, потом спросил: – А куда бы он мог уехать? – На Грей-лейк. Он даже говорил, что мы туда переедем, когда он выйдет в отставку. Возможно, – улыбнулась Энни, – это произойдет гораздо раньше, чем он думает. Только поедет он туда один. Он понимает, что не сможет оставаться в Спенсервиле, если уйдет с поста начальника полиции. – Что, тогда ему уже не будут устраивать торжественных приемов в «Элкс Лодж»? Энни глянула на Кита и ответила: – Как я понимаю, ты прочел об этом в газетах. Господи, это был один из худших вечеров в моей жизни. Ты что, ревнуешь? – спросила она после небольшой паузы, видя, что Кит ни о чем ее не спрашивает. – Да что-то вроде этого. Сам толком не понял, что я тогда почувствовал. – А я, любимый, весь тот вечер думала о тебе и гадала, чем ты занимаешься по субботам. Знаешь, сколько суббот я гадала, где ты и с кем, после того как мы расстались? – Я по большей части развлекался тем, что проходил курс молодого бойца в пехоте, – ответил он и добавил: – Субботние вечера я обычно простаивал в длинных очередях, чтобы позвонить тебе. А тебя всякий раз не бывало дома. – Была, всегда была. Но не хотела отвечать. Гордость и упрямство – грех, вот мы за эти грехи и расплачиваемся, – усмехнулась она. – Да, верно. – Ревность тоже грех. Я не ревную, но… знаешь, я звонила тебе из «Элкс Лодж». Мне просто хотелось услышать твой голос. Но тебя тоже не было дома. – Я в тот вечер съездил в школу, погонял там мяч на баскетбольной площадке, около девяти вернулся домой, принял холодный душ и лег спать. – И хорошо. А кто тебе приснился – я? – Не помню. Но когда я просыпаюсь утром, то самая первая моя мысль всегда о тебе. – И у меня тоже. Они подошли к кромке леса, к тому месту, где ручей расширялся и впадал в озеро. Кит и Энни выбрались на берег и оглядели поверхность воды и поросшие травой берега. Теперь по соседству с машиной Энни появились и другие, а в высокой траве лежало несколько велосипедов. Группа подростков плавала по озеру на большом надувном плоту; чуть дальше Кит разглядел двух пожилых людей, удивших рыбу. Две молодые мамы с только начинавшими ходить малышами пускали возле берега игрушечные кораблики. Поверхность озера была спокойна и блестела, как зеркало; лишь какая-нибудь рыбка время от времени выскакивала, хватая насекомое и оставляя на воде расходящиеся концентрические круги. Над водой кружились стрекозы, недалеко от берега покачивались заросли прудовых лилий – их сладкие корни можно было варить и есть; интересно, подумал Кит, знают ли об этом нынешние мальчишки? В этот теплый субботний день озеро Ривз выглядело почти так же, как и тридцать лет назад; только раньше, как помнил Кит, здесь всегда резвилось гораздо больше ребят; это было последнее поколение, еще не познавшее организованного детского отдыха, – мальчишки типа Гекльберри Финна, варившие корни лилий и любившие пожевать жгучие длинные водоросли, ловившие рыбу на бамбуковые удочки и пускавшие старые удилища на поплавки, стрелявшие из рогаток, чем раздражали взрослых и мелких домашних животных, и гонявшие на тяжелых металлических велосипедах, которые весили больше, чем сами ездившие на них мальчишки. – Чему ты улыбаешься? – спросила Энни. – Вспомнил, как мы здесь с ребятами купались летом по ночам в чем мать родила. А заодно курили, пили пиво и говорили о девчонках. – Я знаю. Мы обычно прятались на берегу, там, где трава была повыше, и подглядывали. – Не может быть! – Нет, правда, – рассмеялась она. – Я два раза тут была. Конечно, разглядеть нам почти ничего не удавалось, но мы говорили друг дружке, что видели все. – А почему же вы к нам не присоединялись? – Наверное, так и надо было сделать. Как-то раз мы даже хотели утащить всю вашу одежду, но потом струсили. – Знаешь, что я тебе скажу: как-нибудь летом мы сюда приедем и искупаемся тут ночью голыми. – Договорились! Они постояли немного молча: обоим не хотелось расставаться. – Наверное, в этом году это последние теплые выходные, – сказала Энни. – Да, я уже чувствую запах осени. – И я тоже. Они понаблюдали за теми, кто был на озере; потом Кит спросил: – Ты ведь знаешь пастора Уилкеса, того, что служит в церкви Святого Джеймса, да? – Да. – Я тут с ним говорил несколько дней назад. – Как он? – Постарел. Но по-прежнему бодр и проповедует. – И что же он тебе проповедовал? – Напоминал о некоторых заповедях. – То есть? – Советовал мне не домогаться жены соседа. – Вот как? Ну, если он имел в виду миссис Дженкинс или миссис Мюллер, то это хороший совет, даже очень. Но, насколько я понимаю, он имел в виду меня. Это уже неприятно. – Ты ему нравишься. И он не осуждал меня, просто советовал подождать, пока ты получишь развод. Вот после этого я могу начать тебя домогаться. – Он прямо так и сказал? – Да. В глубине души он просто старый романтик. Энни помолчала немного, обдумывая услышанное, затем сказала: – Не думала, что ты обратишься к кому-нибудь за советом, пусть даже и к пастору. – Честно говоря, я и не обращался. Он сам поднял эту тему. – Ты хочешь сказать, что он все знает… но откуда?.. – От преподобного Шенка, твоего пастора. Я тебе это все рассказываю на случай, если ты надумаешь обратиться к нему за советом, или отпущением грехов, или еще зачем. – Я… да, я обсуждала с ним свою семейную жизнь. – Энни немного поколебалась, потом призналась: – Если уж быть честной, то я говорила с ним и о тебе. – Вот как? И о чем же ты поведала ему, что я тебе являюсь в сексуальных снах? – Ну уж нет! – Она рассмеялась. – Я ему мало что сказала. – Если у тебя с ним будет еще разговор на эту тему, он тебе скажет то же самое, что Уилкес сказал мне: добивайся развода, а пока не получила его, не прелюбодействуй. – Ну, этот совет уже немного опоздал. – И кроме того, подобные разговоры имеют обыкновение распространяться. Энни кивнула. – Я дружу с Мардж, женой пастора Шенка… а что еще говорил тебе пастор Уилкес? – Этого я не могу тебе сказать. Но, при всех их добрых побуждениях, знают эти пасторы слишком много. – Буду осторожна. – Она посмотрела на него и спросила: – Значит, через неделю, Кит? – Ровно через неделю, считая от сегодняшнего дня. Она уселась на землю и принялась расправлять колготки. – Помоги мне вытереться, а? Кит опустился перед ней на колени, нижней частью рубашки обтер ее ступни, помог ей натянуть колготки, одеть туфли. – А трусики где же? – спросил он. – Потеряла. – Энни протянула руку, и Кит помог ей встать. – О Господи, ты только посмотри на меня, – проговорила она. – Вся в листьях, одежда перепачкана… – Она рассмеялась. – Вид такой, словно переспала с кем-то прямо на земле в лесу. – Энни причесалась, потом, улыбнувшись, спросила: – Не заехать ли мне домой переодеться, прежде чем ходить по магазинам, как ты думаешь? Или: «Здравствуйте, миссис Смит. Да, вы правы, я – А тебе все эти приключения нравятся, верно? – улыбнулся Кит. – Да. Я знаю, о чем ты сейчас думаешь: как у нас все сложится, когда не станет больше никакой опасности, не будет этого возбуждения от тайных встреч. Знаешь, с одной стороны, все это мне и впрямь нравится; а с другой, я боюсь, по-настоящему боюсь. Я просто хочу оказаться где-нибудь в безопасности, вместе с тобой; хочу, чтобы и через двадцать лет всякий раз, когда ты будешь входить в комнату, у меня бы по-прежнему сердце замирало от счастья. – Я тебе верю. – Разумеется, а иначе не стоит ничего и затевать. Я уеду отсюда в любом случае, Кит, и мне хотелось бы воспользоваться твоей помощью. Но ты не обязан ничего мне обещать. Вытащи меня отсюда, а потом можешь делать что хочешь. Я серьезно. – Не может быть… – Он внимательно посмотрел на Энни. – А впрочем… быть может, и так. Но это не то, чего я хочу. Моя программа гораздо проще: я вернулся, чтобы быть с тобой. – А что, если бы за эти годы я растолстела и весила сейчас за сто килограммов? – Я бы прошел на улице мимо и сделал вид, что не узнал тебя; если, конечно, смог бы разминуться с тобой на тротуаре. Перестань меня проверять и испытывать. – Тебе кто-нибудь писал обо мне? – Да, несколько человек. Особенно моя мама. Она специально следила за твоим весом. – Она уже пять лет как уехала. – Ты что, проверяешь меня? – Нет, просто я дала себе слово кое-что тебе обязательно высказать. – Все высказала? – Все. Так что теперь ты на крючке. У тебя уже есть какой-нибудь план? – Нет, но все должно быть предельно просто. Чем он обычно занят по субботам? – Суббота – хороший день. Он, как правило, уезжает с приятелями или на Грей-лейк, или на озеро Мичиган, или на Эри. Катаются на лодках, ловят рыбу; если сезон, то охотятся. Сейчас как раз только открылась охота на птиц. – А если дождь? – Они все равно уезжают. В плохую погоду они обычно играют у кого-нибудь в карты: у них почти у каждого есть в Мичигане дом. – Ну, хорошо. Приготовь с собой в дорогу только самое необходимое. Мы с тобой где-нибудь встретимся, доедем до аэропорта в Толидо и – до свидания. – Хорошо… я приеду к Терри, к сестре, буду ждать тебя у нее дома. Она живет в округе Чэтэм – там машины спенсервильской полиции сразу бросаются в глаза. – Хорошая мысль. – Ты не против заехать за мной к моей сестре? – Нет. Мы с ней раньше ладили. Буду рад увидеться с ней снова, заодно и поблагодарю ее за то, что она целых двадцать лет передавала тебе мои письма. Я ей посылал открытку с поздравлением на каждое Рождество. – Я знаю. Ты умница, и ты ей нравишься. Она всегда покрывала меня, еще когда мы учились в школе и исчезали с тобой куда-нибудь не туда, где должны были бы быть. – Да, я помню. – Кит задумался, потом спросил: – А как она отнесется ко всему этому? – Она ненавидит Клиффа. Нет, – Вы с ней никогда не обсуждали эту странную переписку? – Разумеется, нет. Ну, может быть, раз-другой, не больше. – Энни улыбнулась. – Господи, всякий раз, когда приходило от тебя письмо, она впадала в невероятное возбуждение и сразу же мне звонила. У нас с ней была на всякий случай одна условная фраза. Обычно она говорила: «Я тут получила по почте один каталог, и мне хочется, чтобы ты на него тоже взглянула». И мы договаривались о встрече у нее, или в Спенсервиле, или на полпути, у тети Луизы. Я ей передавала письмо для тебя, чтобы она отправила со своей почты, – никогда не доверяла нашей спенсервильской, там одни сплетники работают. – Я обратил внимание, что ни на одном из твоих писем не было почтового штемпеля Спенсервиля, – улыбнулся Кит. – Похоже, вы обе играли в эту игру с большим удовольствием. – Как школьницы! А потом, в округе Чэтэм не так уж много развлечений, и это было ничем не хуже тех «мыльных опер», что показывают по телевизору. – Да, но все-таки… письма – это одно, а помочь замужней женщине удрать с другим – совсем иное. – Она на нашей стороне. – А Клифф Бакстер не сможет ей потом как-нибудь отомстить? – Ларри, ее муж человек довольно волевой и жесткий. Он в общем-то хороший парень, но Клиффа ненавидит, и Клифф его боится. К тому же Ларри – почетный заместитель шерифа округа Чэтэм, и ничто не доставит ему большего удовольствия, как сцепиться с Клиффом Бакстером. – Ну что ж, раз они оба все понимают, я не против. – Я с ними поговорю и скажу, что мы будем у них в субботу… в какое время? – В 14.15 есть прямой рейс на Вашингтон. Если мы уедем от твоей сестры в десять, то как раз успеем. – Хорошо, – кивнула Энни. – Клифф со своими приятелями уедут рано. Я сразу же соберусь и поеду к Терри… сложу все, что возьму с собой, в полиэтиленовые сумки и в картонные коробки: тогда тот, кто за мной шпионит, ничего не заподозрит, если увидит, как я буду загружать все это в машину. – Шпионских фильмов насмотрелась? – Ну, я все-таки была магистром наук. И мозги у меня до сих пор варят. – Я вижу. Знаешь, мне приходилось бывать в таких полицейских государствах, где местная полиция создавала мне куда меньше проблем, чем здешняя. – Они тут все просто дураки. Так вот, я буду у Терри часам к девяти. Если хочешь, можешь приехать раньше. Они будут тебя ждать. Выпьем кофе, я оставлю у них письма для Тома и Венди, распрощаемся с ними и поедем. Терри сама поговорит с мамой и папой. – Тебе уже приходилось сбегать и раньше, да? – Мысленно я это проделала уже тысячи раз, Кит. Жаль, что мне не хватило смелости уехать на самом деле; но я рада, что наконец-то это случится. – Энни посмотрела на него, потом договорила: – Никогда не думала, что мне придется убегать с тобой вместе: мне всегда казалось, что я сделаю это одна, а потом где-нибудь встречусь с тобой. – У меня просто нет слов от счастья. – Это у – А мне казалось иначе. Выходит, ты лучше все понимала. – Дорогой, мы оба все прекрасно понимали, просто надеялись на лучшее. – Она ненадолго задумалась, потом проговорила: – Когда человеку двадцать лет, он часто совершает ошибки, но нельзя судить себя за это еще двадцать лет спустя. У нас были с тобой те чудесные шесть лет, Кит, и я благодарна Господу за эти годы. С Божьей помощью мы и всю оставшуюся нам жизнь проживем вместе. Кит не в состоянии был что-то сказать, только поднес к губам ее руку и поцеловал. Энни глубоко вздохнула. – Мне пора ехать. Мы до следующей субботы с тобой еще встретимся? – Нет, это небезопасно. И не звони мне. Боюсь, мой телефон может прослушиваться. Энни кивнула. – Я почти уверена, что все мои разговоры записываются в полиции. Вот почему я тебе все время звоню из автоматов. А ты думаешь, что и твой телефон?.. – Все может быть. И телефон Портеров, возможно, тоже. Дома ты как, сумеешь сдерживаться? – Постараюсь. Да, сумею. Не дам ему никаких поводов для подозрений. Понимаешь? – Она посмотрела на Кита. Тот кивнул. – У тебя сохранился адрес Терри? – Вообще-то, если двадцать лет подряд пишешь на конвертах один и тот же адрес, он иногда запоминается. – Да, сарказм в тебе остался прежний. Ну ничего, я этим займусь. – Нет, дорогая, придется тебе к нему привыкнуть. – Ладно; тогда в определенные дни месяца я буду превращаться в настоящую ведьму, зато в остальные буду блистать остроумием. – Жду этих времен с нетерпением. Они постояли немного молча, потом Энни сказала: – Не хочется уходить. – Ну, так оставайся. – Не могу. Надо до его приезда выполнить массу поручений, а то начнутся расспросы, где я была весь день. – Да, на коротком же поводке он тебя держит, ничего не скажешь. – Что верно, то верно. Ты никогда этого не делал. – Никогда и не буду. – Тебе и не придется. А теперь разрешите пожелать вам удачного дня, мистер Лондри. – Энни протянула ему руку. – Увидимся в следующую субботу, тогда и сбежим вместе. Он взял ее руку, улыбнулся, посмотрел ей прямо в глаза и сказал: – Энни… если ты передумаешь… – Нет. И ты тоже не передумаешь. Приезжай, Кит, буду ждать. Красный кирпичный дом в викторианском стиле. Почти у дороги номер 6, сразу за поворотом. – Энни поцеловала его, повернулась и быстрым шагом направилась к машине. Кит провожал ее взглядом. Она прошла вдоль озера, перебросилась на ходу несколькими фразами с теми, кто был на берегу, потом остановилась рядом с двумя пожилыми рыболовами. Они засмеялись каким-то ее словам, и Энни зашагала дальше, а те долго смотрели ей вслед. Энни подошла к машине, открыла дверцу и оглянулась, посмотрев в сторону леса. Конечно, разглядеть Кита с такого расстояния да еще в тени деревьев она не могла, но все-таки помахала рукой, и он помахал ей в ответ. Она села в машину, задним ходом поднялась на холм и скрылась из виду по другую его сторону. Кит постоял еще немного, потом двинулся в обратный путь. |
||
|