"Подкидыш" - читать интересную книгу автора (Хэррод-Иглз Синтия)

Глава 5

Роберт вернулся из Йорка ноябрьским днем тысяча четыреста сорок первого года в превосходном расположении духа. Бросив поводья коня ближайшему мальчишке, Роберт вбежал в дом, зовя на ходу жену. За годы, пролетевшие с тех пор, как умер его отец, Роберт заметно изменился и стал истинным хозяином Микллит Хауза: располнел, раздался в плечах, чуть отяжелел, налился силой; во всем его облике проявлялась властность – походка, осанка, голос Роберта были теперь уверенными и твердыми. Он превратился в мужчину, на которого стоило посмотреть, и женщины в городе часто бросали на Роберта восхищенные взгляды, когда он ехал или шел пешком по улицам в своих ярких, богатых одеждах – ибо Роберт неожиданно обнаружил в себе дотоле неведомую ему тягу к роскоши.

Джоб встретил его в зале. Верный слуга Элеоноры стал теперь красивым парнем двадцати одного года. Поправив свою ливрею дворецкого, Джоб прервал крики хозяина словами:

– Госпожа в комнате управляющего, сэр.

– Да? Что она там делает? – резко осведомился Роберт. Их отношения с Джобом всегда были натянутыми – из-за скрытой ревности Роберта к юноше.

– Она проверяет счета с управляющим, сэр, – объяснил Джоб. – Похоже, он опять вес перепутал.

– Понятно. Ах, да, Джоб, – спохватился Роберт, уже повернувшись, чтобы уйти. – Там сверток в моей седельной сумке, я забыл его вынуть. Пусть мне его принесут немедленно, хорошо?

Джоб поклонился и вышел, а Роберт шагнул через раздвижные двери в комнату управляющего. Элеонора сидела за столом, склонившись над кучей счетов и бумаг, а Рейнольд, управляющий имением, стоял позади неё с озадаченным и встревоженным видом. Рейнольд был хорошим человеком, способным и снискавшим уважение людей, работавших под его началом. Он знал об овцах почти все, а о шерсти – еще больше, но, умея читать и писать, все же путался в бумагах, и, хотя Роберт не догадывался об этом, почти все расчеты за Рейнольда делала Элеонора.

Сейчас она вскинула глаза на мужа и, увидев выражение его лица, улыбнулась.

– Все прошло хорошо? – спросила Элеонора. Роберт взял её руки и нежно поцеловал.

– Все прошло отлично, миледи, – ответил он, думая о том, как она прекрасна в своем новом зимнем платье из фиолетовой шерсти, отороченном каракулем. – Слушания идут полным ходом, и мы получим решение к следующему месяцу. И тогда имение Твелвтриз будет нашим.

– Хорошо, если так, – рассмеялась Элеонора. – А то ведь у нас там уже пасется сотня овец.

– А почему бы и нет? – пожал плечами Роберт. – Считай, что оно уже наше! И по дороге домой я подумал, что мы можем перебраться туда прямо сейчас. Дом там гораздо лучше: во-первых, больше, а во-вторых, теплее. Временами мне кажется, что я просто превращаюсь в сосульку в этой продуваемой всеми ветрами голубятне – нашем старом доме. Ну, Рейнольд, как дела? – осведомился Роберт, вдруг вспомнив, что они не одни.

– Все хорошо, хозяин, – ответил Рейнольд, но голос его звучал не слишком уверенно.

– Зачем же ты тогда беспокоишь госпожу? – строго взглянул на управляющего Роберт.

– Да все эти счета, хозяин... – начал Рейнольд, но Элеонора взмахом руки велела ему замолчать.

– Я помогаю ему, а он учит меня, – быстро сказала она. – Я хочу разбираться в нашем деле – начиная с разведения овец и кончая поступлением денег за проданную шерсть.

– Тебе не стоит забивать себе голову делами, – проворчал Роберт, – особенно в твоем положении. Элеоноре оставался всего месяц до шестых родов.

– Чем больше я буду знать, тем лучшей женой тебе стану, Роберт, – ответила Элеонора, отлично умевшая умаслить своего господина и повелителя, а потом честно добавила. – И потом, я просто не могу сидеть без дела, а ходить мне сейчас трудно. Хорошо, Рейнольд, я думаю, на этом мы сегодня закончим. Вы можете идти – возможно, завтра я найду время, чтобы продолжить.

– Слушаюсь, госпожа. Спасибо, хозяин, – поклонился Рейнольд и выскользнул из комнаты. Роберт наградил жену лукавой улыбкой и произнес.

– А Джоб сказал мне, что управляющий опять запутался в счетах.

– Джоб слишком много говорит, – улыбнулась Элеонора и передернула плечами. – Рейнольд – хороший управляющий и честный человек. Просто стыдно ругать его за то, что он не может справиться со счетами. Почему бы нам не поручить Джобу часть его дел?

Роберт слегка нахмурил брови.

– Это работа управляющего, а управляющий у нас – Рейнольд. У Джоба хватает своих забот.

– Парень вполне справится, – настаивала Элеонора, но без особенного нажима. Ей вовсе не улыбалось ввязываться в ссору из-за своего дворецкого. – Как бы то ни было, я и сама совсем не против помогать Рейнольду. И уж коли разговор зашел о слугах, я хочу побеседовать с тобой кос о чем, касающемся Эдуарда.

– А что случилось с Эдуардом? – быстро спросил Роберт. Сын был для него всем.

– О, нет, не волнуйся – он не сделал ничего плохого, – успокоила мужа Элеонора. – Наоборот, порой меня тревожит, что он такой тихий. Конечно, ребенок должен быть послушным, но мне бы хотелось почувствовать в нем и какой-то характер.

– Как у Изабеллы? – сухо усмехнулся Роберт. Изабелла в свои четыре с половиной года заставляла дрожать весь дом. От неё каждую минуту ожидали какой-нибудь отчаянной выходки. Не далее как неделю назад она умудрилась удрать от не спускавшей с неё глаз Энис и полдня пропадала неизвестно где. В доме стоял ужасный крик, почти всех слуг отправили на поиски беглянки и все успокоились только тогда, когда Изабеллу наконец привез Бен, снявший девочку с дерева, на которое её загнал разъяренный баран. Она попыталась покататься на нем верхом, его это разозлило, и он, наставив на малышку рога, принудил спасаться на ветке. За такие дела Изабеллу выпороли, она устроила дикий рев, но наказание явно ничему её не научило. На следующей неделе она, несомненно, выкинет что-нибудь еще.

– Не обязательно как у Изабеллы, – ответила Элеонора. Она с трудом поднялась, и Гелерт, лежавший рядом с её креслом, тоже немедленно вскочил, уткнувшись носом в ладонь хозяйки. Опершись на руку Роберта, Элеонора прошла вместе с ним в крытый сад. – Но Эдуарду ведь три, почти три с половиной. Он уже вырос из доставшихся ему по наследству девчоночьих одежек и носит теперь мальчишечьи костюмчики. Пора ему и переходить из-под женской опеки под мужскую.

– Энис вполне справляется с ним, разве нет? – удивился Роберт. Элеонора раздраженно потрепала его по руке.

– Конечно, справляется. Эдуард – спокойный, послушный мальчик. И, надеюсь, вполне может сам за собой ухаживать. Но дело не в этом. Ему нужен наставник-джентльмен, который из него сделает джентльмена. Эдуарду нужен гувернер – возможно, один на двоих с Робом.

– Робу всего два года, – напомнил Роберт. Второй день рождения самого младшего члена семьи отпраздновали только в прошлом месяце.

– Я знаю, – кивнула Элеонора, – но он – гораздо более живой мальчик, чем Эдуард. Я думаю, что Энис будет только рада передать его кому-нибудь и заниматься лишь девочками и новорожденным.

– Хорошо, дорогая, – согласился Роберт. – Завтра, после мессы, я поспрашиваю, не знает ли кто-нибудь подходящего человека. Если ты считаешь, что Эдуард уже вырос, то, может быть, ему действительно лучше иметь в наставниках мужчину.

– Ну конечно!.. – начала Элеонора, но замолчала, увидев, что в сад входит дворецкий. – Да, Джоб?

– Я принес то, что хозяин забыл в седельной сумке, госпожа, – объяснил Джоб, протягивая завернутый в ткань предмет Роберту.

– Ах, да – это подарок тебе, моя дорогая, я случайно оставил его во дворе. Вот, возьми, со всей моей любовью.

Элеонора приняла подарок с улыбкой, в которой, на взгляд Джоба, было больше веселья, чем признательности. Роберт засыпал её подарками, почти никогда не возвращаясь из своих поездок, какими бы краткими они ни были, без чего-нибудь для жены, а порой – и для детей. Казалось, он делает все возможное, чтобы завоевать сердце Элеоноры, – и все без толку. Элеонора по-прежнему относилась к мужу с уважением, а иногда – и с нежностью, которую проявляла по отношению к детям или любимым слугам, но не более того.

А Роберту хотелось, чтобы она таяла в его руках, улыбалась ему, как улыбаются по-настоящему любимому человеку, и отвечала на его порывистые ласки в супружеской постели чем-то большим, чем простая терпимость. Он пленился Элеонорой с первого взгляда, любил её до безумия и страстно желал её, оставаясь с ней наедине; но Элеонора лишь сносила жаркие объятия мужа, воспринимая их как неизбежную прелюдию к очередной беременности; да и во всем остальном Элеонора, казалось, была почти равнодушна к нему. Сейчас она развернула ткань и увидела роскошный кожаный ошейник, украшенный золотом и эмалью, но в благодарностях Элеоноры снова проскользнула все та же почти неуловимая насмешка.

– Как это любезно с твоей стороны, Роберт, – такая прелесть. Огромное тебе спасибо, – сказала Элеонора и небрежно поцеловала мужа в щеку.

– Я подумал, что старый ошейник Гелерта совсем износился, – смущенно пробормотал Роберт, чувствуя себя неуверенно, как и всегда, когда ему приходилось объяснять причины своих поступков.

– Могу я надеть его на собаку, мадам? – спросил Джоб.

– Да, сделай это за меня, – ответила Элеонора, протягивая юноше ошейник. Взгляды хозяйки и слуги встретились, и в глазах Джоба Элеонора прочла неодобрение. Словно стараясь загладить недостаток внимания со стороны своей госпожи, Джоб повертел ошейник в руках и проговорил:

– Прекрасная вещь, хозяин, – и цвет хорош и работа изумительна! – Юноша опустился на корточки и протянул руку к собаке. – Иди сюда, Гелерт! – Пес сел перед Джобом на задние лапы, а переднюю положил ему на колено, метя хвостом землю, пока Джоб расстегивал старый ошейник и надевал новый. – Ну вот, все в порядке, – улыбнулся юноша.

– Теперь ты смотришься что надо, приятель.

– Хорошо, Джоб, ты можешь идти, – резко произнесла Элеонора. Джоб снова улыбнулся и повернулся, чтобы удалиться, но хозяин остановил его.

– Спасибо, Джоб, – проговорил Роберт с едва заметной печалью в голосе. Роберту было горько сознавать, что его единственным союзником оказался человек, которого он едва переносил.

– Ну, а теперь, – велела Элеонора, – пока не пришли мои женщины, повтори, что ты там говорил насчет Твелвтриза.

Лицо Роберта моментально посветлело.

– Ах, да, я говорил, что считаю: нам надо перебраться туда прямо сейчас – вернее, завтра. Конечно, я понимаю, что тебе, в твоем положении, это нелегко, – воскликнул Роберт, когда Элеонора выразительно посмотрела вниз, на свой живот. – Но слуги прекрасно справятся со всем и без тебя – тебе останется только наблюдать за ними, сидя в кресле. Посуди сама, если мы не переедем в Твелвтриз немедленно, то в следующем месяце тебе рожать, а потом придет Рождество, ударят морозы – и лучше уж встретить их в более теплом доме. В Твелвтризе стекла в каждом окне, – продолжал он соблазнять жену. – Только подумай об этом.

Элеонора погрузилась в размышления. Одним из самых больших недостатков Микллит Хауза были окна: для того, чтобы в доме было светло, надо было открывать ставни, а при распахнутых ставнях в комнаты задувал ледяной ветер, хлестал дождь, а то и залетал снег. Приходилось выбирать между светом и теплом – и чаще нужен был свет.

– Я бы не против переехать, – наконец сказала Элеонора, – но не опережаем ли мы события? Суд ведь пока еще не вынес решения?

– Это только дело времени, – заверил жену Роберт. – Никуда это имение от нас не денется.

– А как насчет встречного иска? – нахмурилась Элеонора. – Как там зовут этого человека?

– Джессоп? – подсказал Роберт. – Да ну, это пустая формальность. У Джона Джессопа нет вообще никаких прав на эти земли. Ему принадлежит лишь ферма Кони, расположенная на северной границе имения Твелвтриз. Конечно, Джессопу хотелось бы расширить свои владения на юг; на запад, впрочем, тоже. Но прав на эти земли у него нет никаких. Его претензии основываются на том, что его дед когда-то якобы проспал там ночь на пути домой. Элеонора рассмеялась.

– А наши претензии намного лучше? – спросила она.

– Ну уж, во всяком случае, посерьезнее, чем у него, – улыбнулся в ответ Роберт. – По крайней мере, мы можем доказать, что состояли в родстве с последним владельцем. А если мы переедем туда, это будет только лишним подтверждением справедливости нашего иска. Да и вообще, у них будет больше оснований решить спор в нашу пользу, если мы поставим их перед свершившимся фактом.

– Хорошо, я не возражаю против того, чтобы уехать отсюда, – проговорила Элеонора и повернулась, чтобы посмотреть на дом. – Но как это устроить?

– Очень просто, – заверил её Роберт. – В это время года с овцами делать нечего. Мы сможем позвать на помощь большинство пастухов. И перевезем все дня за три.

– Но прежде, – твердо заявила Элеонора, – наш новый дом должен быть вычищен и вымыт.

– Ну тогда, значит, четыре дня, – кивнул Роберт. – Мы будем там еще до воскресенья. Ага, смотри-ка, твои женщины, если мне не изменяют глаза.

Анкарет и её новая помощница, Беатрис, вбежали в сад, их молодые голоса заранее возвестили о появлении девушек. При виде хозяина и госпожи они замерли и присели в реверансах.

– Джоб сказал нам, что вы закончили с Рейнольдом, мадам, – начала Анкарет. – Может быть, перед ужином вы захотите взглянуть на детей?

Супруги обменялись взглядами, прежде чем Элеонора сочла нужным ответить.

– Мы пойдем вместе, – проговорила она. – Беатрис, сбегай и предупреди госпожу Энис, чтобы мы не застали её врасплох.

Девчушка подпрыгнула и умчалась, а трое остальных последовали за ней более приличествующим их положению шагом.

Дом в Твелвтриз был возведен в двенадцатом веке и перестроен в четырнадцатом. Почти все здание было каменным; с трех сторон его защищала укрепленная стена, а с четвертой, выходившей на заболоченное поле, спускавшееся к реке, – ров с водой. Домики арендаторов стояли отдельно, образуя свой собственный двор по соседству с главным зданием, возле которого был разбит регулярный сад, сейчас, из-за отсутствия хозяев, пришедший в полное запустение, а в восточной части имения еще сохранились кое-какие остатки того, что было когда-то прекрасным парком.

Всю мебель перевезла в новый дом на запряженных быками повозках и расставила в комнатах челядь под наблюдением Элеоноры. Жак был очень доволен новой кухней – огромным восьмиугольным помещением, примыкавшим к главному залу; в кухне повар обнаружил три очага, четыре плиты и нашел в одном из углов отдельную комнатку для своих личных нужд. Пока остальные слуги перетаскивали мебель, Жак со своими поварятами отчищал и отмывал кухню, а потом готовил праздничный обед сразу на всех очагах и плитах, за которыми не требовалось никакого ухода, разве что раз в год прочистить трубы.

Как Роберт и обещал, к следующему воскресенью они уже вполне обустроились в новом доме, и жизнь вошла в обычную колею. Но теперь слуги, которые в Микллит Хаузе ночевали в главном зале, получили в свое распоряжение отдельную большую комнату, а прочая челядь и работники, обитавшие в маленькой деревушке, прилепившейся к старому дому, так там и остались и появлялись в Твелвтризе только тогда, когда в них возникала нужда, это были люди вроде Илинга-плотника, Бена-охотника, Джона-ткача, Джона-пастуха, Рейнольда и заготовщика мяса мастера Клемента, которые трудились не столько в господском доме, сколько во владениях Морлэндов. Детей, носившихся сломя голову все эти четыре дня, было весьма не просто вернуть к прежнему распорядку, и Элеонора опять напомнила Роберту, что Эдуарду необходимо найти гувернера.

– Да, и вот что еще, – сказала она мужу накануне их первого воскресенья в Твелвтризе, – нам нужно пригласить собственного капеллана, уж коли мы уехали так далеко от города. Теперь мы нечасто сможем бывать в храме – особенно с детьми и в плохую погоду.

– Я займусь этим, – пообещал Роберт. – Но нам надо закончить со всеми домашними делами до завтра. Скоро Мартынов день, и нам некогда будет прохлаждаться.

– Я и не собираюсь прохлаждаться, – резко ответила Элеонора.

На следующее утро к мессе отправилась целая процессия, двигаясь по полям к белым стенам города. Впереди верхом на Лепиде ехала Элеонора, держа в руках молитвенник, на котором был вытиснен её герб – белый заяц. Рядом с Лепидой шел Роберт в сопровождении двух своих пажей: Оуэна – виночерпия и Хала – швеца, а с другой стороны вышагивали преисполненные чувства собственного достоинства Анкарет и Беатрис. После мессы их отпускали, чтобы они могли навестить в городе своих родителей и вернуться вечером еще дотемна.

Вслед за лошадью шел Джоб, ведя за руки Эдуарда, а за ними семенили Энис, несшая Роба, и Мэри с Джейн, присматривавшие за тремя девочками – шестилетней Анной, пятилетней Хелен и маленькой Изабеллой. Замыкали процессию дворецкий Уильям и Арнольд – сын Алисы, назначенный ключником. Остальные слуги должны были пойти к вечерней мессе. Как и говорила Элеонора, в Твелвтризе необходим собственный капеллан – без него было очень неудобно.

Правда, посещение воскресной службы в городском храме было для всех не только святым долгом, но и самым ярким событием недели. Когда месса заканчивалась, все прихожане собирались в церковном дворе, где встречались с друзьями, сплетничали, обменивались новостями, горячо обсуждали всякие происшествия и приглашали друг друга в гости. Элеонора была здесь в своей стихии: в роскошном платье, окруженная прелестными детьми и вышколенными слугами, она сразу оказывалась в центре внимания. Ею восхищались, ей завидовали. К тому же, благодаря незаурядным способностям Джоба, она обычно раньше всех узнавала о том, что происходит на свете, и могла первой выложить новости соседям – а тем оставалось лишь слушать, хлопая глазами.

В свое время Элеонора несколько раз первой разносила протрясающие вести. Так было, например, в прошлом году, когда она раньше других узнала о захвате Хартфлера английской армией под командованием лорда Эдмунда Льюфорта. Лорд Эдмунд за этот подвиг был удостоен ордена Подвязки, а Элеонора и Роберт получили тройное удовольствие: во-первых, от того, что первыми услышали эту новость, во-вторых, от того, что новость была доброй, и, в-третьих, от того, что они пользовались покровительством упомянутого лорда. А в начале этого года пришла весть о другом поразительном событии – суде над женой доброго герцога Хамфри Глочестерского, обвиненной в колдовстве.

Жена герцога Хамфри, Элеонора, была признана виновной и приговорена к пожизненному заключению, что неизбежно отразилось и на самом герцоге. Простые люди сочувствовали ему, как сочувствовали бы любому человеку, попавшему в такой переплет, но позиции герцога при дворе были серьезно подорваны, влияние же партии Бьюфорта резко возросло, что снова порадовало Элеонору и Роберта, ибо чем выше поднимался их покровитель, тем с большим уважением взирали горожане на супругов Морлэндов.

Но сегодня никаких особых новостей не было, только местные сплетни. Элеонора потолковала с родителями Анкарет и Беатрис, обсудив с ними поведение и прилежание девушек. Потом подошла к пастору и поведала ему о том, что им нужен капеллан, а Роберт тем временем порасспрашивал своих наиболее влиятельных друзей, не знают ли те какого-нибудь подходящего джентльмена, который согласился бы стать гувернером Эдуарда, его брата, а также всех прочих Морлэндов мужеска пола, могущих появиться на свет. Когда вся семья опять собралась вместе, чтобы отправиться домой, у Роберта уже были хорошие новости. – Мне рассказали о человеке, который вполне подойдет, чтобы присматривать за Эдуардом, – сообщил он Элеоноре, когда они выходили с церковного двора. – Мне посоветовал его нанять мистер Шоу...

– Мистер Шоу? – вскинула брови Элеонора. – Я его знаю?

– Он владелец большого имения по другую сторону Йорка, за Уолмгейтом, такой же овцевод, как и я, – объяснил Роберт. – Ну и, конечно, джентльмен. Так вот, этот бедняга недавно потерял жену, она умерла родами. Он обвенчался с ней совсем недавно, и это был их первый ребенок, так что можешь себе представить горе несчастного парня. Младенец, правда, выжил, но это девочка...

Элеонора сочувственно покивала, но расспросов не прекратила.

– И кого же посоветовал тебе нанять этот мистер Шоу? – осведомилась она. – Что это за мужчина, о котором он говорил?

– Потерпи, жена. Сейчас все расскажу по порядку, – мягко осадил её Роберт. – Ну так вот, мистер Шоу недавно унаследовал имение – не больше года назад – и оставил при себе своего прежнего гувернера; тот учил его, когда сам мистер Шоу был еще мальчишкой. Мистер Шоу хотел, чтобы этот человек воспитывал и его сыновей... А теперь превратился во вдовца с единственной дочерью, так что ищет для старика хорошее место, чтоб тот не мозолил глаза и не напоминал лишний раз о рухнувших надеждах.

– Но мистер Шоу может опять жениться, – засомневалась Элеонора. – И у него еще могут быть сыновья.

– Конечно, он еще достаточно молод, – кивнул Роберт. – Но бедняга обожал свою супругу и говорит, что теперь никогда больше не женится. Правда, он может и передумать через год-другой, но сейчас он непреклонен.

– А этот учитель – джентльмен? – взволнованно спросила Элеонора.

– О, вполне, – ответил Роберт. – Если бы ты видела мистера Шоу, ты убедилась бы, что он сам – лучшее подтверждение талантов своего наставника. А вообще-то я договорился, чтобы мистер Дженни завтра приехал навестить нас; тогда ты сможешь составить о нем собственное мнение.

– Так, значит, его зовут мистер Дженни?

– Уильям Дженни, да. Завтра мы его увидим, и если он нам понравится, надо будет пригласить мистера Шоу на обед, чтобы уладить это дело. Вообще-то я давно хотел позвать его в гости, но сначала он был в трауре по отцу, а теперь вот – по жене...

К этому времени процессия уже свернула с главной дороги на узкую тропинку, ведущую к Твелвтризу, и двигалась по маленькой рощице, стоявшей в самом начале этой стежки. И вдруг Роберт замолчал на полуслове: из-за деревьев, росших по обе стороны дорожки, внезапно выскочили люди, вооруженные огромными ножами. Женщины громко завизжали, а Лепида встала на дыбы и скакнула в сторону, чуть не сбросив свою хозяйку на землю.

– Воры! Грабители! – закричала Элеонора, пытаясь совладать с Лепидой и направить её на нападавших. Всего их было четверо, и они набросились на Роберта, который тоже вытащил кинжал и попятился от них. Женщины отбежали на обочину, таща за собой детей, а Джоб оттолкнул со своего пути маленького Эдуарда и ринулся на помощь Роберту; за юношей последовали Арнольд и старый Уильям.

Возможно, нападавшие не ожидали, что им придется иметь дело с четырьмя мужчинами, пусть даже один из людей Роберта и был стариком, а может, негодяи просто хотели попугать Морлэндов; но как только на помощь Роберту пришли слуги, бандиты отступили, а их предводитель крикнул:

– Будешь теперь знать, как совать свой нос в дела Джессопа! – И, полоснув напоследок Роберта ножом, головорез убежал; следом за ним скрылись и трое остальных.

Кинжал Роберта упал на землю, сам же Роберт схватился за левую руку, скривившись от боли. Джоб хотел было кинуться за бандитами в погоню, но Элеонора закричала ему:

– Нет, Джоб, пусть они уходят! Помоги лучше хозяину! – Потом она повернула все еще испуганную Лепиду к женщинам и сказала: – Мэри, Джейн, прекратите визжать. Никто вас не тронул. Энис, заставь Роба замолчать. Ну же, девочки, ну, Анна, Хелен, кончайте рыдать! Посмотрите, Изабелла же не плачет...

– И я тоже не плачу, мама, – обратил на себя её внимание Эдуард. Элеонора взглянула на него с легким удивлением.

– Нет, ты не плачешь, сынок, – улыбнулась она. – Ты очень храбрый.

– Я увидел, что Джоб не испугался, так что и я решил не бояться, – продолжил Эдуард. «Лучше уж не говори этого отцу», – подумала Элеонора, а вслух сказала: – Молодец! А теперь успокой Мэри, Джейн и сестричек, как настоящий мужчина, а я посмотрю, что там с твоим отцом. – Она опять развернула Лепиду и подъехала к другой группе. Роберт снял свой жакет, и Джоб платком перевязывал хозяину плечо.

– Ну как ты? С тобой все в порядке? – спросила Элеонора мужа. Роберт мрачно взглянул на неё.

– Ничего страшного, дорогая, просто царапина, – пробормотал он. – Слава Богу, что все обернулось так, а не хуже. Хорошо еще, что они ограничились только мной. Ты-то сама в порядке?

– Не беспокойся обо мне, – ответила Элеонора. – Я больше удивилась, чем испугалась. За время своих беременностей я успела привыкнуть к серьезным потрясениям. Но кто это был и что им было нужно? Они что, хотели нас просто ограбить?

– Я думаю, что нет, мадам, – проговорил Джоб, затягивая узел на платке и делая шаг назад. – Ну вот, сэр, кровь должна остановиться.

– Спасибо, Джоб, – хрипло произнес Роберт. – И, похоже, мне надо поблагодарить тебя не только за это. По-моему, я обязан тебе жизнью.

– Нет, сэр, не думаю, что они собирались вас убить, – покачал головой юноша. – Если бы они хотели, то сделали бы это. Их все-таки было четверо, и они застали нас врасплох.

– Но почему они на нас напали? – настаивала Элеонора. Роберт опять вскинул на неё глаза.

– Ты же слышала, что они сказали, – вздохнул он. – Это люди Джессопа, и они пытаются отвадить нас от Твелвтриза, чтобы поместье досталось их хозяину. Если мы не заберем наш иск, Джессопу не видать этой усадьбы, вот он и пытается запугать нас. Без сомнения, в следующий раз им будет велено причинить нам куда больший вред.

– Обсудим это позже, – спокойно отозвалась Элеонора, оглядываясь через плечо. – Ты напугаешь женщин. Подожди, пока мы не вернемся домой. – Она начала слезать с лошади. – Тебе лучше поехать верхом.

– Нет, нет, я пойду пешком, – замахал рукой Роберт. – Не могу же я заставить идти пешком тебя, в твоем положении!

– Ничего со мной не случится, – решительно заявила Элеонора. – Давай-ка, садись на Лепиду – ты что-то побледнел.

– Вы потеряли довольно много крови, сэр, – рискнул вставить свое слово и Джоб. – Думаю, вам и правда лучше поехать верхом.

Но уговорить Роберта так и не удалось. Элеонора осталась сидеть на лошади, и процессия медленно продолжила свой путь к Твелвтризу. После обеда Роберт и Элеонора вышли на галерею и позвали Джоба и Уильяма, чтобы те тоже приняли участие в их беседе.

– А теперь объясни мне, – начала Элеонора, пока супруги ждали прихода слуг, – что ты имел в виду, когда говорил про следующий раз? Ты думаешь, они нападут снова?

– Конечно, нападут, если мы сами не откажемся от Твелвтриза.

– Но мы ведь не собираемся делать этого? – спросила Элеонора.

– Я рад, что ты настроена столь решительно. Но запомни, что теперь в опасности будут все: и ты, и дети, и наши домочадцы.

– Но это же невыносимо! – воскликнула женщина. – Мы должны что-то делать!

– Я намерен... ага, а вот и Джоб с Уильямом. Входите. Ну, вы знаете, что сегодня произошло.

– Да, сэр, – ответил дворецкий. – И они явятся снова, это так же точно, как то, что меня зовут Уильямом.

– Вот поэтому-то я и хочу обратиться за помощью.

– За помощью? К кому? – спросила Элеонора, хотя уже догадывалась, каков будет ответ.

– К лорду Эдмунду, – проговорил Роберт. – Я быстренько съезжу к нему, расскажу ему всю эту историю и попрошу, чтобы он написал судье, разъяснив, как надо повернуть это дело. Если у нас будет такая поддержка, Джессоп и пикнуть не посмеет. А если понадобится, лорд Эдмунд сможет дать мне солдат, чтобы те нам помогли.

– Когда ты хочешь ехать? Завтра?

– Нет, я должен отправиться прямо сейчас.

– Но...

– Дотемна я проскачу на хорошем коне десяток миль. И чем быстрее я приеду назад, тем лучше. Не думаю, что Джессоп предпримет что-нибудь сегодня или завтра, но я должен успеть вернуться до того, как он снова нападет...

– Хорошо, – сказала Элеонора. – Я согласна, тебе надо ехать. Но кого ты возьмешь с собой? Ты не можешь отправиться в путь один.

– Я возьму Бена – он умеет ловко орудовать ножом и быстро соображает...

– И Джоба – он тоже должен сопровождать тебя, – решительно заявила Элеонора.

– Нет, мадам, – начал юноша, но Роберт прервал его:

– Джоб может понадобиться тебе – ты не можешь оставаться одна.

– А я и не буду одна. Дом полон слуг, – ответила Элеонора и повернулась к Джобу. – Твое место рядом с хозяином – ты ему нужен. К тому же ты поможешь убедить лорда Эдмунда, если он не пожелает сначала откликнуться на нашу просьбу. И хватит разговоров – я просто не смогу спокойно спать, если Джоба не будет с тобой, Роберт.

Джоб склонил голову в знак повиновения, а Роберт поцеловал руку Элеоноры, вложив в это движение все свои чувства.

– А теперь, – произнесла Элеонора, – мы должны как следует подготовиться. Джоб, отправляйся на конюшню и седлай лошадей. Уильям, мы сбережем целый час, если ты пошлешь кого-нибудь из мальчишек найти Бена и сказать ему, чтобы он тоже был наготове. А потом поможешь мне собрать еду, питье и одеяла в дорогу. Давайте, пошевеливайтесь. У нас слишком мало времени, чтобы терять его понапрасну.

Нужно было быть смелой, но Элеонора не смогла заставить себя не дрожать от страха, когда мужчины уехали. В это время года весь путь туда и обратно займет у них никак не меньше десяти дней, а еще надо положить день на разговоры с лордом Эдмундом и сборы в обратную дорогу. Значит, пройдет как минимум одиннадцать дней, прежде чем Элеонора опять увидит мужа и Джоба. А за это время может случиться все что угодно.

Конечно, она была не одна – с ней были Уильям и Арнольд с Жаком, и все пажи, и кухонные мальчишки, и женщины с детьми. Но Уильям стар, Арнольд не намного моложе его, а Жак... Она не слишком рассчитывала на боевую доблесть Жака. Все настоящие рубаки жили в Микллит Хаузе. И если Джессоп нападет на Твелвтриз, приведя с собой большой отряд...

И все-таки Элеонора не верила, что Джессоп придет по её душу. Это будет весьма неосторожно с его стороны, ибо вызовет возмущение всего графства. Но если Джессоп все-таки это сделает, для Элеоноры будет весьма слабым утешением, что смерть её будет отмщена. В течение ближайших нескольких дней все в доме волновались и были подавлены, хотя и продолжали заниматься своими делами.

Но день шел за днем, ничего не случалось, и обитатели Твелвтриза начали успокаиваться. Элеонора готовилась к приближающимся родам, до которых оставалось не больше трех недель. Это будут её шестые роды; пока что она произвела на свет пятерых крепких, здоровых детей – трех девочек и двух мальчиков – и все они выжили. Совсем неплохо! Теперь Элеонора уже сполна расплатилась за щедрость своего свекра, взявшего в дом бесприданницу. У неё отлично получалось с детьми – гораздо лучше, чем у жены Ричарда Йоркского, Сесили Невилл – такой красавицы, что её прозвали Рэбской Розой.

До Элеоноры время от времени доходили новости об этой чете; их, как всегда, рассказывал по секрету Джоб, видевший свое главное жизненное предназначение в том, чтобы исполнять все желания своей госпожи. Первым ребенком Ричарда оказалась девочка, появившаяся на свет через год после свадьбы. Элеонора была неприятно поражена целой цепью совпадений, сопровождавших это событие: тем, что первенцем герцога была девочка, что родилась она в августе и что отец нарек её Анной! Потом – в прошлом году – детей у Ричарда и Сесили не было, а сейчас герцогиня родила мальчика – в феврале в Хатфильде – и через несколько недель потеряла сына.

Втайне Элеонора торжествовала, но прятала такие недостойные мысли глубоко в душе и не признавалась в них никому, пожалуй, даже самой себе, ибо как она могла радоваться чему-то, что принесло горе Ричарду? Зато Элеонора могла открыто выказать свое удовольствие, услышав в мае известие о том, что герцог Йоркский вновь назначен на свой прежний пост во Франции и отправился в Руан, чтобы принять командование армией. Его прибытие было немедленно отмечено победой над французами, осаждавшими Понтуаз. Супруга Ричарда приехала к нему в Руан; она снова была беременна. Элеонора не видела герцога Йоркского с тех пор, как вышла замуж, но образ его все еще жил в её сердце, и в минуты откровенности она могла мысленно сказать этому человеку: «Тебе надо было жениться на мне, Ричард».

Неделя прошла относительно спокойно, наступила пятница, и Жак приготовил хозяйке дома на обед рыбу; короткий зимний закат быстро догорел, в четыре уже начало темнеть, и все обитатели дома потянулись в большой зал, чтобы поужинать и скоротать долгий вечер у огня. И вдруг мирная тишина была грубо нарушена. Собаки, лежавшие в центре зала, у жаровни, вскочили и принялись неистово лаять, а в комнату влетел один из пажей Роберта, Оуэн, задыхаясь от бега и надрывно крича:

– Запирайте двери! Запирайте двери! К дому приближается много людей! Они все вооружены! – Но ни один из сидевших в зале не соображал настолько быстро, чтобы сразу уловить суть этих воплей. Оуэн закружил по залу, в отчаянии высматривая Элеонору. – Где госпожа? – крикнул он, ловя ртом воздух. – Позовите госпожу! Закройте двери и задвиньте засовы, быстрее же, быстрее!

– Здесь я, здесь! Что происходит? Оуэн, что случилось? – Элеонора спускалась по лестнице так быстро, как позволял ей её живот, даже прежде, чем Оуэн смог отдышаться и повторить свои слова.

– Арнольд, Хал, – быстро во двор! Заприте ворота, – приказала она. – Сколько их, Оуэн? Может быть, нам удастся не пустить их во двор – внешние ворота достаточно крепкие.

Но было уже слишком поздно. Арнольд и Хал не успели даже добежать до дверей, как со двора донеслись крики людей, цоканье лошадиных подков, и в зал, визжа, ворвались две женщины, работавшие снаружи. Элеонора и Оуэн среагировали одновременно. Они бросились через зал и, захлопнув двери, вставили в пазы тяжелые перекладины, причем Элеонора успела еще между делом крикнуть другим слугам, чтобы те позаботились об остальных дверях и окнах. Тут же в главные двери начали ломиться, да с такой силой, что Элеонора, которая все еще стояла, привалившись к центральной перекладине, чувствовала, как та вся трясется. Слуги метались взад-вперед, запирая ставни на тех окнах, которые можно было закрыть изнутри. Элеонора не могла с уверенностью сказать, вся ли челядь в зале, но если кто-нибудь остался снаружи, ему придется срочно искать, где спрятаться.

Собаки, не переставая, лаяли, дети плакали, служанки задавали ненужные вопросы и оглушительно визжали, перекрывая общий шум. Из кухни вышел Жак, чтобы узнать, в чем дело, и тоже заорал на своих мальчишек, когда те попробовали прошмыгнуть в зал. Никогда еще Элеонора так остро не нуждалась в Джобе с его холодным умом и умением подчинять себе людей. Сейчас же, когда двери были заперты, все взоры обратились к ней. Дети подбежали поближе, чтобы она их успокоила, слуги ждали приказов, ободрения, объяснений. Элеонора постаралась сделать все, что было в её силах: взяла на руки маленького Роба, отослав других детей к Энис, поставила слуг у каждой двери, собрала всех женщин у очага и попыталась их утихомирить, а еще она попробовала выяснить, какое в доме есть оружие и есть ли оно вообще. Удары в дверь на время прекратились, разговаривать и отдавать приказания стало легче; но тут Элеонора призадумалась, что же будет дальше.

А дальше нападавшие попытались выломать маленькую дверь в углу зала. При первом же ударе Хал, поставленный охранять её, позвал на помощь. Быстро осмотрев дверку, Элеонора поняла: этот вход, в отличие от главного, может не выдержать натиска, и приказала подтащить к дверке стол и навалить на него все тяжелое, что только можно найти. Прошло десять мучительных минут, в течение которых казалось, что нападавшим удастся ворваться внутрь через эту дверь, но наконец удары стихли также неожиданно, как и раздались, и наступила тишина.

Напряжение в зале росло. Всхлипнул кто-то из детей. Малютку торопливо успокоила одна из женщин, так как все остальные в это время настороженно прислушивались к тому, что происходит снаружи, тишина таила в себе большую опасность, чем любой шум. Гелерт, переждавший штурм двери в темном углу, сейчас выбрался из своего укрытия и, подбежав к Элеоноре, ткнулся ей холодным носом в руку, заставив хозяйку вздрогнуть от неожиданности. Элеонора бездумно погладила пса по голове, и её пальцы наткнулись на роскошный ошейник, подаренный Робертом всего пару недель назад.

Снаружи послышалось ржание лошади и опять раздался цокот копыт. На мгновение в сердцах осажденных вспыхнула надежда: может быть, прибыла помощь? Но скоро стало понятно, что цокот копыт удаляется, а голоса во дворе остаются.

– Они уводят лошадей, – сказал Оуэн. Говорил он шепотом, словно люди в зале прятались от врагов и он боялся привлечь внимание бандитов.

– Что они собираются делать? – спросила Мэри, и в её голосе прозвучал неприкрытый ужас. Гелерт заскулил, и Элеонора цыкнула на него, еще и сжав рукой морду пса, чтобы не дать ему залаять. Голоса снаружи тоже смолкли. Нервы в этой тишине натянулись до предела – Элеоноре самой захотелось закричать...

Потом стекла окон, выходивших во двор, с диким грохотом вылетели вместе с рамами, и в образовавшиеся проемы полетели горящие тряпки; их было никак не меньше полдюжины. Там, где они падали на пол, сухой тростник моментально вспыхивал, треща с каким-то яростным весельем. По всему залу метались обезумевшие собаки и визжали женщины. Элеонора закричала, приказывая тем слугам, которые еще что-то соображали, попробовать погасить огонь. Жак принес из кухни полную бадью, но больше воды в доме не оказалось, а колодец был во дворе. Зал наполнился дымом, и Элеонора поняла, что проиграла.

– Открой дверь, Оуэн, – приказала она. – Нам придется выбираться на улицу. Энис, держи детей вместе. Я возьму Роба. Мэри, Джейн, оставайтесь с Энис. Отпирай дверь, Оуэн! Уильям, помоги ему!

Дверь поддалась с треском и грохотом, и, как только дым клубами повалил на освещенный факелами двор, несколько мужчин растолкали слуг, стремившихся вырваться наружу, и начали тушить охапки пылающего тростника. Ну конечно же, с горечью подумала Элеонора, они не могут допустить, чтобы дом сгорел дотла. Возникло несколько мелких стычек, но в целом челядь Морлэндов хотела только одного – выбраться из наполненной дымом комнаты. Во дворе их ждали люди с темными, жестокими лицами и сверкающими ножами.

– Убирайся отсюда, женщина, – закричали они, когда Элеонора приостановилась, чтобы взглянуть на них. – Прочь, все убирайтесь прочь, или вам же будет хуже!

– Хуже будет вам, когда вернутся мужчины, – вызывающе крикнула Элеонора. – Не думайте, что это вам так просто сойдет с рук! Я запомнила ваши лица!

– Ты уберешься, наконец, женщина, пока я не потерял терпения и не прибил тебя?! – рявкнул в ответ один из бандитов и замахнулся своим горящим факелом, заставив Элеонору отскочить назад и прикрыть от жара пламени лицо. Оуэн умоляюще вцепился в её руку.

– Пойдемте, госпожа, пожалуйста, давайте уйдем, – заплакал он. Слуги попрятались в темноте, некоторые уже напоролись на ножи людей с факелами. Рядом с Элеонорой остались только Энис с детьми и Оуэн. Элеонора вывела их со двора, и, как только ворота захлопнулись за ними, темнота пала на них тяжелым покровом.

Нигде не было ни проблеска света, луна и звезды спрятались за толстым слоем облаков. Начинался дождь, и Элеонора вдруг осознала, что на улице очень холодно – в зале стояла удушающая жара, и они покинули его в такой спешке, что не было времени захватить какую-нибудь одежду, хотя бы плащи. Теперь же изгнанники были в том, в чем выскочили во двор.

– Что будем делать, госпожа? – спросила Энис. Хелен начала плакать, и нянька довольно бесцеремонно встряхнула девочку, прикрикнув: – Замолчи! Только твоего рева нам и не хватало!

– Может, мы пойдем домой, матушка? – подал голос маленький Эдуард. Элеонора взглянула на него, вернее, на то белое пятно, которым казалось в темноте его лицо.

– Домой? – с отсутствующим видом переспросила женщина и вдруг поняла, что хотел сказать её сын. – В Микллит, ну конечно же! Да, мой дорогой, мы пойдем домой. Держитесь вместе, а ты, Эдуард, дай мне руку. Энис, следи за девочками. Изабелла, возьми Энис за руку и не выпускай ни под каким видом – ты меня поняла?

– Да, матушка, – кивнула малышка.

Они немного подождали и попробовали покричать, созывая челядь, но никто больше не появился. Некоторые слуги выскочили из зала через заднюю дверь, другие в панике разбежались и теперь, наверное, были уже на пути к Микллиту. Когда стало ясно, что все прочие исчезли, Элеонора повела маленькую процессию к старому дому, их последнему прибежищу.

Путь был долгим, да еще по холоду и под дождем. Скоро Роба вместо Элеоноры пришлось нести Оуэну, а когда Эдуард слишком устал, чтобы двигаться дальше, Оуэн передал Роба Энис и посадил Эдуарда себе на плечи. Три маленькие девочки храбро ковыляли вперед, вцепившись в юбки Мэри, Джейн и Элеонора, но дорога была неровной, крошки замерзли, проголодались и не могли сдержать слез. А Элеонора была не в силах толком приободрить дочерей – у неё страшно болела спина, хотя женщина и старалась не обращать на это внимания; к тому же она беспокоилась о том, что бандиты сделают с домом, где, возможно, еще прятался кто-нибудь из слуг, и с тревогой думала о Гелерте. Элеонора все ждала, что пес вот-вот догонит её, но он так и не появился – оставалось только надеяться, что он не пострадал. А потом они как-то умудрились заблудиться. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. Никто из них толком не знал дороги, а в непроглядной тьме и под дождем все вокруг выглядело совсем не так, как днем. Беглецы какое-то время бесцельно бродили по окрестностям. От Элеоноры теперь тоже было мало пользы: боль в спине все усиливалась, и она знала, что это ребенок просится наружу. Изгнанникам нужно было как можно скорее найти какое-то пристанище, или и Элеонора, и ребенок погибнут. Задыхаясь, она брела вперед, сжимая ручку Изабеллы и уже не понимая, кто кому помогает.

– Свет, госпожа, свет! – неожиданно закричал Оуэн, и Элеонора почувствовала огромное облегчение.

– Где? – взволнованно спросила она. – Я ничего не вижу!

– Там, там, смотрите!

– Да, свет. Это, должно быть, Микллит. Вперед, скоро мы будем дома!

– Давайте, дети, пошевеливайтесь. Госпожа, позвольте вам помочь.

Теперь в их измученные тела словно вернулась жизнь. Мэри и Джейн вели Элеонору, поддерживая её с двух сторон и оставив детей на попечение Энис. Малыши вцепились в юбку няньки, и вся процессия с трудом проковыляла несколько последних шагов вниз по склону холма, на ходу призывая на помощь тех, кто был в усадьбе. Огонек горел в хижине Джона-пастуха, жившего в самом крайнем из домиков, со всех сторон обступивших Микллит.

Дверь была открыта, и на крыльце стояли Джон и его жена Тиб, встревоженные и напуганные. Другие слуги уже давно прошли мимо них, принеся с собой ужасную весть о нападении бандитов, но госпожа с детьми бродила в темноте несколько часов, и многие уже начали бояться, что с хозяйкой приключилась беда.

Смущенная Тиб подвинула стул и начала упрашивать Элеонору присесть.

– Всего на секундочку, госпожа, – умоляла Тиб, – просто, чтобы немного отдохнуть. Там уже готовят для вас зал. Когда вы чуть-чуть придете в себя, мы поможем вам добраться до дома.

Элеонора застонала и покачала головой. Она знала, что больше идти не сможет.

– Нет, добрейшая Тиб. Мне придется остаться здесь. Мне очень жаль, что так получилось, но подошло мое время.

– О Господи, спаси нас и помилуй! – вскричала Тиб, поднеся руку ко рту. Но у неё самой было шестеро детей, и она прекрасно знала, что надо делать. – Вот что, Джон, – заявила она своему мужу, – тебе придется выметаться прочь: бедной госпоже прямо сейчас потребуется наша кровать. Отведите с Оуэном детей в дом и расскажите там, что приключилось с госпожой, пусть пришлют кого-нибудь из женщин в помощь.

– Я тоже останусь и помогу, – предложила Энис. – Мэри, Джейн, вы пойдете с детьми.

– Проследите, чтобы их хорошенько растерли и согрели, – выдавила из себя Элеонора, с трудом превозмогая все усиливавшуюся боль и глядя на Энис. – Поспешите.

– Они сделают все как надо, госпожа, – заверила нянька и выпроводила всех из дома, пока Тиб помогала Элеоноре пройти в единственную комнату крошечной хижины.

Ребенок появился на свет через полчаса. Это был мальчик, и Элеонора назвала его Томасом.

Лорд Эдмунд без возражений выполнил все просьбы Морлэнда, и, когда Роберт и Джоб, неделю спустя, вернулись домой, они привезли с собой письмо к судье. В этом послании четко говорилось, кому именно должен принадлежать Твелвтриз. Роберта и Джона сопровождала шестерка тяжеловооруженных всадников, присланных, чтобы утихомирить Джессопа. По счастью, отряд на пути в Твелвтриз сначала завернул в Микллит, иначе прибытие Роберта могло оказаться не таким благополучным; ведь ничего не стоит справиться с восемью мужчинами, когда они, ни о чем не подозревая, беспечно въезжают в поместье, которое считают домом своего предводителя.

Но в Микллите навстречу хозяину выбежали слуги, чтобы побыстрее рассказать обо всем, что случилось. Роберт и Джоб моментально спрыгнули с лошадей и бегом бросились в дом, где опять обитала вся семья, одолжив у соседей мебель и залечивая целый букет простуд и насморков. Кинувшись в спальню, Роберт нашел там свою жену, скорчившуюся меж двух жаровен с пылающим углем. Элеонора все пыталась согреться после той ночи, когда холод пронизал её тело до костей, но никак не могла избавиться от озноба. На коленях у неё лежал худенький хныкающий новорожденный. Красные от слез глаза Элеоноры и её траурные одежды были горьким напоминанием о маленьком Робе, который умер от скоротечного воспаления легких, сгорев, как соломинка в огне.

Так что теперь у Роберта была самая праведная причина, чтобы выступить с отрядом в поход и вновь вернуть себе Твелвтриз. На смену пустым амбициям пришло большое человеческое горе. Особой битвы, правда, не получилось: шестерым тяжеловооруженным всадникам, дюжине слуг Морлэндов с косами и дубинками и покровительству лорда Эдмунда Джессоп со своими людьми противостоять не мог. Несколько разбитых носов и проломленных голов – и все было кончено. Твелвтриз опять принадлежал Морлэндам. К воскресенью семья опять перебралась туда, и жизнь потекла по-прежнему.

Элеонора погоревала еще немного над потерей своего круглощекого малыша, милого Роба, которого она любила даже больше, чем смирного Эдуарда, но теперь ей надо было нянчить нового ребенка... В первые недели жизни Томаса Элеонора была, ослабев от простуды, менее деятельной, чем обычно, и большую часть дня проводила, баюкая младенца или играя с ним, и постепенно привязывалась к нему больше, чем к прочим своим детям.

Потеря брата очень подействовала и на Эдуарда. Она, конечно, не могла изменить его спокойного, серьезного характера, но мальчик стал более смелым и общительным и принялся опекать своих сестер, которых раньше удерживала от издевок над ним только строгость нянек. Появление мистера Дженни – нового гувернера Эдуарда – еще больше возвысило мальчика в глазах юных обитателей дома – как дочерей Элеоноры, так и детей прислуги. Постепенно Эдуард начал приобретать привычки, которые приличествовали будущему хозяину огромного поместья, и по мере того как он становился все более похожим на того идеального джентльмена, каким Элеонора мечтала видеть своего первенца, он нравился ей все сильнее и сильнее.

Гелерта так никогда и не нашли. Его не оказалось в доме, когда Роберт вновь отвоевал Твелвтриз, и в конце концов все решили, что пес удрал в поля, пока двери стояли нараспашку. Джоба очень огорчило исчезновение собаки, и в течение нескольких недель он все свободное время проводил в седле, разъезжая по окрестностям, зовя Гелерта и расспрашивая о нем всех и каждого. Но никто не видел этого пса, и Джоб наконец отказался от поисков, горюя о нем, как об умершем. Но Элеонора заявила юноше, что Гелерта, скорее всего, кто-нибудь подобрал – если не за его прекрасные стати, то хотя бы из-за роскошного ошейника.

– Тогда Гелерт сам нашел бы путь домой, – настаивал Джоб, но Элеонора лишь покачала головой.

– Только не он! Этот пес будет жить где угодно, пока его будут кормить и баловать. Ты же знаешь, Гелерт никогда не отличался особой преданностью.

Роберт делал все, что мог, чтобы утешить Элеонору. Он думал, что она тоскует по Гелерту, хотя её не очень-то, по правде говоря, и огорчила пропажа пса. Роберт пообещал жене лучшего щенка из следующего помета, и Элеонора поблагодарила мужа, взглянув на него со своей невеселой улыбкой.