"Моя сто девяностая школа" - читать интересную книгу автора (Поляков Владимир Соломонович)

НА УРОКЕ МАТЕМАТИКИ

Когда Мария Владимировна Серкова первый раз вошла в класс, никому не могло прийти в голову, что она будет преподавать нам математику. Вот прошло 54 года, а я вижу ее, как тогда. Это была стройная, изящная женщина с узкими зеленоватыми глазами, с тонкими чертами лица, с лебединой шеей и каштановыми волосами, которые обхватывала кольцом черная бархатная ленточка. Казалось, что Мария Владимировна сейчас начнет танцевать или, в крайнем случае, запоет лирическую песенку. А когда она подошла к доске, можно было подумать, что она нарисует цветок или балерину. Ее рука с мелком двигалась, как во французской пантомиме. При этом она смотрела на нас строгим взглядом, но где-то в глубине ее глаз блуждала улыбка. Было приятно на нее смотреть, но она требовала, чтобы мы смотрели на доску. А на доске тем временем возникали цифры, математические знаки и прямые линии.

Я не любил математику и считал ее скучнейшим делом. И я был такой не один. А Мария Владимировна была влюблена в свой предмет. У нее был с ним явный роман, который она не пыталась скрывать. Когда она писала на доске "А+Б", казалось, что сейчас она допишет "=любовь". Когда она вычерчивала тонкими линиями плюсы и минусы, глаза ее лучились и она хорошела. Она наслаждалась своими линиями и числами. А я корпел над пустяковой задачей и не мог ее решить. Мне даже не могла помочь подсказка Зои Тереховко.

– НУ что, Поляков? – спросила, подойдя ко мне, Мария Владимировна.

– Не понимаю, – сказал я.

– Не понимаешь или не хочешь понять? Это же очень просто, нужно только немножко подумать Ну вот, смотри…

И она, как будто переставляет в комнате мебель стала бережно передвигать числа.

Все было легко, просто, понятно, не вызывало никаких сомнений, и мне стало даже неловко, – как я мог этого не понимать. Но только Мария Владимировна отошла от меня, я сразу же перестал понимать, все цифры разбежались в стороны, и я никак не мог их собрать. Бухштаб, Гурьев, Кричинская, Мошкович, Чернов – все подали свои тетрадки, а я сидел над своей задачей, сопел, зачеркивал, но у меня ничего не получалось.

– Ну, как дела, Поляков? – спросила Мария Владимировна.

Плохо, – сказал я. – Я не виноват, что у меня нет способностей к математике.

– Это возможно, но давай все-таки проверим Или к доске.

Я пошел к доске, как на казнь.

– Пиши условия задачи: в первый день недели в понедельник, ученику задали урок, который он должен сыл приготовить через семь дней. Но эпидемия дифтерита заставила прекратить занятия в классе. Она началась в четверг, и учеников распустили на четырнадцать дней. А предмет, по которому был задан урок, должен был состояться в субботу. Спрашивается, сколько дней ученик мог ничего не делать?

Задача мне пришлась по вкусу.

Я стал думать: эпидемия началась в четверг, значит, учеников распустили в четверг, через 14 дней был четверг, а суббота – это шестнадцатый день. Значит, готовить урок на 15-й день. Значит, 15 минус один – можно ничего не делать.

– Четырнадцать дней, – радостно воскликнул я, – целых две недели!

– Вот видишь, – сказала Мария Владимировна, – тебе нравится ничего не делать, тебя это увлекает, и ты сразу решил задачу. Значит, надо только заинтересоваться. Нет, у тебя есть способности.