Андрей Михалков-Кончаловский.

Парабола замысла.

М.,”Искусство”. 1977г

Книга посвящена профессии режиссера, его работе над фильмом – от замысла до встречи со зрителем. Привлекая богатый материал своих постановок – “Романс о влюбленных”, “Первый учитель”, “Дворянское гнездо”, “Дядя Ваня”,- автор рассматривает широкий круг дискуссионных вопросов современной теории и практики. Книга дает интересный материал для размышлений как профессионалам кинематографистам, так и любителям киноискусства.

Вместо заключения

Иногда мне хочется переснять свои прежние фильмы. Если бы я сейчас ставил “Дядю Ваню”, то все бы решал иначе. Я посмотрел бы на все совершенно другими глазами, сделал бы комедию.

Дядю Ваню показал бы бесконечным, изумительным ничтожеством, и доктора Астрова тоже ничтожеством, пьяным, мятым человеком, несущим какую-то ахинею. И Елена Андреевна была бы похотливой женщиной с влажными чувственными руками, неумело пытающейся изобразить скромность. И Соня выглядела бы нелепой идиоткой. Но сквозь все это прорезалась бы великая любовь к этим людям. Как они несчастны! Как никчемны и жалки! Как смешны! Как трогательны! Как они прекрасны!..

Когда я снимал “Дядю Ваню”, мне казалось, что идеальный режиссер для этого фильма — Бергман. Или Тарковский. А сейчас думаю, что совсем не они, а скорее Трюффо, Панфилов, Иоселиани — люди, умеющие смотреть на мир с печальным, одновременно добрым и злым юмором, с иронической улыбкой. Ведь нередко слово, сказанное шутя, не всерьез, оказывается гораздо более глубоким, мудрым и действенным, чем слово тяжеловесно-серьезное, старающееся убедить всех в своей чрезвычайной значительности.

Я, наверное, мог бы сейчас взяться и за постановку фильма по какому-то из своих прежних сценариев, по “Андрею Рублеву”, например. Но вот “Романс о влюбленных” повторно ставить не смог бы никогда. Потому что только один раз можно решиться на такое безумие. И самое главное потому еще, что уверен в правильности пути, которым шел. Кое-что, конечно, можно было бы улучшить, кое-каких просчетов избежать, но ничего принципиально нового я в сценарии не смог бы открыть.

Есть литература, допускающая очень широкий диапазон возможностей для своего прочтения, — таков, к примеру, Чехов. А есть та, у которой не много входных подъездов, а всего один, даже не подъезд, а узкая щель в сплошной стене, одна-единственная, позволяющая проникнуть к сути. Таков, по-моему, “Романс о влюбленных” Григорьева.

Я не раз слышал, в том числе и от близких друзей, что не к чему мне было браться за этот сценарий, потому что каждый фильм — это часть жизни, часть биографии режиссера, к каждому надо относиться продуманно и ответственно, предвидеть все — потом уже вернуть назад что-либо поздно. Я не жалею об этой картине: с ней прожито счастливое время — безумного полета вниз головой. “Не бойтесь, — говорил А. П. Чехов, — надо делать только то, что хочется, к чему тянет. Время потом разберет”.

Есть режиссеры, для которых успех одного фильма превращается в ярмо. Они уже боятся не достичь прежней высоты, боятся, что о них подумают хуже, чем думают сейчас. Только одним путем можно избавиться от гнета прежних успехов: каждый раз идти на риск, в незнаемое.

“Свободен тот,— писал Рильке,— кто может быть ежедневно новым, кто опровергает самого себя”. С удовольствием цитирую эти слова, поскольку в том, что я делал и говорил (думаю, и в этой книге тоже), мне не раз случалось отрицать свои прежние взгляды, опровергать былые мнения.

Режиссерский опыт вырабатывает способность к самоанализу, к зрелому самоограничению, к умению отказываться от самых гениально продуманных сцен и кадров во имя главного — сути фильма, чувства, которое хочешь в нем выразить. И все равно, даже сняв пять больших фильмов, трудно избавиться от ощущения себя мальчиком на елке — столько всего хочется унести с собой, столько передать на экране!

Когда я поступал во ВГИК, у меня не было сомнений, что знаю о режиссерской профессии все. Когда начал снимать свою первую большую картину “Первый учитель”, уже думал, что знаю почти все. Затем, уже снимая “Асино счастье”, понимал, что знаю далеко не все... И с каждой новой картиной рамки профессии все больше и больше раздвигаются, и мир кинематографа становится все более и более проблемным. И понимаешь, что этот мир настолько необъятный и бездонный, что для того, чтобы постичь его, не хватит всей жизни.

P.S. Сейчас, когда эта книга совершает свое путешествие по кругам издательства и типографии, я уже поглощен работой над новой картиной. Со времени выхода на экран “Романса о влюбленных” прошло два года, и, честно говоря, о многом из того, что написано здесь, я думаю иначе, чем прежде. И даже сама сущность кино в достаточной степени представляется иной. Каждый новый фильм, более того — каждый новый съемочный день по-новому ставят вопрос о природе кино и дают на него новый ответ.

Движение вперед в искусстве напоминает ходьбу вперед затылком: неплохо видна трасса пути пройденного, но все, что впереди, скрыто от глаз. Можешь наблюдать лишь оставленные тобой следы — следы на песке...

Ноябрь 1976 г.