"Пробужденный любовник" - читать интересную книгу автора (Уорд Дж. Р.)
Глава 11
Зейдист тихо проскользнул в свою комнату. Настроив термостат и положив лекарство на конторку, он подошел к кровати и прислонился к стене, держась в тени. Время словно остановилось, когда он, наклонившись к Бэлле, наблюдал за едва заметными движениями покрывала на ее груди, следовавшими за дыханием. Он чувствовал, как минуты перетекают в часы, но все равно не мог сдвинуться с места, даже несмотря на онемевшие ноги.
В свете свечей он видел, как раны на ее коже исцелялись прямо на глазах: синяки исчезали с лица, опухоль около глаз спадала, порезы затягивались. Благодаря глубокому сну, тело с легкостью боролось с нанесенным вредом — ее красота постепенно возвращалась, что приносило неимоверное облегчение. Высшие круги, в которых она вращалась, отвергли бы женщину с любыми физическими недостатками. Да, именно такими и были аристократы.
Подумав о своем красивом холостом близнеце, он понял, что на его месте должен был быть Фьюри. Он бы стал идеальным спасителем, учитывая совершенно очевидное влечение, которое брат испытывал к этой женщине. К тому же, она была бы рада проснуться рядом с таким мужчиной. Любая была бы счастлива.
Так какого черта он не возьмет и не отнесет ее в комнату Фьюри? Сейчас же.
Но он не сдвинулся с места. И смотря на нее, лежащую на подушках, которых никогда не касалась его голова, между простынями, которые никогда не окутывали его тела, он вспомнил прошлое…
С того дня, как раб впервые очнулся в темнице, прошло много месяцев. Не осталось ничего такого, чего бы не было сделано с ним, в нем или на нем: жизнь крутилась в предсказуемом ритме следующих друг за другом надругательств.
Госпожа была поражена его мужским достоинством и считала нужным продемонстрировать его всем мужчинам, которым оказывала покровительство. Она приводила в темницу незнакомцев, смазывала раба бальзамом и выставляла его на всеобщее обозрение словно породистого жеребца. Он знал, что она делает это лишь для того, чтобы вселить в других неуверенность — он видел удовольствие, светившееся в ее глазах, когда зрители потрясенно качали головами.
Когда же неминуемое насилие начиналось, раб изо всех сил пытался вырваться из собственного тела. Это помогало ему выносить происходящее: он поднимался к потолку, все выше и выше, и парил там словно облако. Если удача переходила на его сторону, у него получалось отключиться от насилия полностью и просто витать, наблюдая со стороны за ставшими чужими унижениями, болью и опущением. Но это срабатывало не всегда. Порой у него не получалось освободиться от собственного тела, и тогда муки поглощали его.
Госпоже приходилось постоянно использовать бальзам, и со временем он заметил кое-что необычное: когда он оставался заперт в своем теле и все происходящее становилось реальностью, когда звуки и запахи прорывались в его мозг словно стаи крыс, даже тогда нижняя часть его тела как будто принадлежала другому живому существу. Все, что он чувствовал там, отдавалось лишь слабым эхом в его сознании. Это было очень странно, но он был благодарен. Это онемение спасало его.
Оставаясь один, он учился контролировать свое огромное, пережившее превращение тело. Достигнув успехов, он бесчисленное множество раз нападал на охранников, совершенно не раскаиваясь в подобных вспышках агрессии. На самом деле, он уже не чувствовал ничего общего с этими людьми, следившими за ним и находившими столько отвращения в исполнении собственного долга. Их лица были знакомы ему не больше, чем призрачные фигуры из снов, являя собой лишь жалкие остатки прошлой жизни, от которой ему стоило бы получать больше удовольствия.
После каждого нападения его избивали часами, нанося удары только по ладоням и подошвам ног — Госпожа хотела сохранить его внешнюю красоту нетронутой. В конце концов, охрана разрослась до целого отряда воинов, которые входили к нему в темницу, только одев кольчугу. Более того, его кровать снабдили наручниками на пружинах, которые можно было открыть не входя в помещение, так что стражникам не приходилось подвергать себя опасности, снимая с него цепи. Когда же Госпожа взывала к нему, его накачивали каким-то наркотиком, или подмешивая его в пищу, или выстреливая дротиками через щели в двери.
Дни тянулись медленно. Он сосредоточенно выискивал слабости своих сторожевых псов в попытках спастись от насильственного грехопадения… а потом, несмотря на все цели и умыслы, он умер. Даже когда он выбирался из-под Госпожи и был предоставлен самому себе, он больше не жил.
Раб ел в своей темнице, набираясь сил для следующей схватки с охраной, когда увидел, как сдвигается подвижная панель на двери, давая место просунувшейся в дырку пустой трубке. Он вскочил на ноги, хотя был полностью обнажен, и почувствовал первый укол в шею. Он вытащил дротик так быстро, как смог, но затем почувствовал новый удар, потом еще… и еще… до тех пор, пока его тело не отяжелело.
Он очнулся на кровати в кандалах.
Госпожа сидела рядом с ним, низко опустив голову так, что волосы спадали завесой на ее лицо. Она словно почувствовала, что он пришел в сознание, и взглянула на него.
— Я скоро вступлю в брак.
О, Славная Дева в Забвении. Этих слов он так долго ждал. Теперь он будет свободен, ведь с появлением хеллрена отпадет нужда в рабе крови. Он вернется к своим кухонным обязанностям.
Раб вынудил себя обратиться к ней с уважением, хотя не считал ее достойной женщиной.
— Госпожа, вы отпустите меня?
Ответом ему была лишь тишина.
— Пожалуйста, отпустите меня, — срывающимся голосом сказал он. Учитывая все, что он пережил, потеря гордости была не такой уж большой жертвой. — Я умоляю вас, Госпожа. Освободите меня из заключения.
Когда она взглянула на него, в глазах ее стояли слезы.
— Я поняла, что не могу… Мне придется оставить тебя. Я должна оставить тебя.
Он начал вырываться, и чем сильнее он дергал цепи, тем отчетливее светилась любовь на ее лице.
— Ты великолепен, — сказала она, приблизившись, чтобы дотронуться до его плоти. В ее глазах горело желание. Она словно… боготворила его. — Я никогда не встречала такого мужчину. Будь твое происхождение не столь низким, я бы ввела тебя в общество как своего супруга.
Он увидел, как ее рука медленно двигается вверх-вниз, и понял, что она дотрагивается до той штуки, что так интересовала ее. Слава Богу, он ничего не чувствовал.
— Отпустите меня…
— Ты никогда не твердеешь без бальзама, — грустно прошептала она. — И никогда не доходишь до конца. Почему?
Она начала ласкать его сильнее, пока он не почувствовал жжение там, внизу. Отчаяние заполонило ее потемневший взгляд.
— Почему? Почему ты не хочешь меня? — Он не ответил, и она с силой дернула его плоть. — Я красива.
— Только для других, — произнес он прежде, чем осознал смысл сказанного.
Ее дыхание остановилось, словно он ударил ее со всей силы. Потом ее взгляд скользнул по его животу, груди — на лицо. Глаза ее оставались влажными от слез, но теперь в них полыхала ярость.
Госпожа поднялась с кровати и посмотрела на него сверху вниз. Потом она ударила его так сильно, что наверняка поранила и свою ладонь. Сплевывая кровь, он подумал, не выбила ли она ему несколько зубов.
Ее глаза впились в него, и тогда он понял, что сейчас она убьет его. На него снизошло успокоение. По крайней мере, страданиям придет конец. Смерть… Смерть будет великолепным решением.
Но она вдруг улыбнулась ему, словно прочитала его мысли, словно забралась внутрь его головы и украла их, как украла его тело.
— Нет, я не отошлю тебя в Забвение.
Она наклонилась и поцеловала один из его сосков, втянув его в рот. Ее рука скользнула по его ребрам, потом по животу.
— Ты худеешь. Тебе нужно питание, разве не так?
Она опускалась вниз по его телу, целуя и посасывая его кожу. Дальше все прошло очень быстро. Бальзам. Она сверху на нем. Отвратительное соединение их тел.
Когда он закрыл глаза и отвернулся в сторону, она ударила его… один раз… второй… тысячу раз. Он отказывался смотреть на нее, а у нее просто не хватало сил, чтобы повернуть его голову, несмотря на то, что она схватила его за уши.
Когда он лишил ее своих глаз, ее рыдания стали такими же громкими как влажный звук соприкасающихся тел. Когда все было кончено, она ушла, завернувшись в шелковое одеяние, и в скором времени оковы разжались.
Раб помассировал предплечья и вытер рукой рот. Посмотрев на кровь на своих ладонях, он с удивлением обнаружил, что она все еще красная. Он чувствовал себя таким грязным, что не удивился бы, будь она ржаво-коричневой.
Он скатился с кровати, все еще немного хмельной от введенного наркотика, и нашел угол, в который всегда уходил. Прислонившись спиной к стене, он прижал ноги к груди так, чтобы его мужская плоть была полностью закрыта.
Немного позже он услышал звук борьбы, доносившийся из-за дверей темницы, а потом стражники втолкнули внутрь маленькую женщину. Она упала на пол, ну тут же вскочив, начала колотить в деревянные панели.
— Почему? — Кричала она. — За что меня наказывают?
Раб поднялся на ноги, не зная, что делать. Он не видел других женщин, кроме Госпожи, с тех пор, как очнулся в темнице. Эта была какой-то служанкой. Он помнил ее…
Жажда крови охватила его, стоило ему лишь почувствовать ее запах. Он не мог даже представить, что пьет из Госпожи, после всего, что она сделала с ним, но эта маленькая женщина была другой. Ведомый животным инстинктом, он направился к служанке.
Женщина продолжала колотить в дверь до тех пор, пока не поняла, что не одна. Повернувшись и поняв, наедине с кем ее заперли, она закричала.
Жажда крови почти полностью завладела рабом, но усилием воли он заставил себя развернуться и отойти. Он рухнул на пол, обхватывая свое голое дрожащее тело руками, чтобы удержать его на месте. Повернув лицо к стене, он попытался вздохнуть… И понял, что вот-вот начнет оплакивать животное, в которое его превратили.
Через какое-то время женщина перестала кричать, еще чуть погодя она обратилась к нему:
— Это ведь, и правда, ты, так? Мальчишка с кухни. Тот, что таскал эль.
Он кивнул, так и не посмотрев на нее.
— Ходили слухи, что тебя забрали сюда, он я… Я поверила тем, кто говорил, что ты умер во время превращения. — Повисла тишина. — Ты такой большой. Как воин. Почему так?
Он не имел ни малейшего понятия. Он даже не знал, как выглядит: в темнице не было зеркала.
Женщина осторожно подошла к нему. Он взглянул на нее и заметил, что она пожирает глазами его метки раба крови.
— Серьезно, что тут с тобой делают? — Прошептала она. — Говорят… ужасные вещи творят с мужчинами, которые заключены здесь.
Он ничего не ответил, и она села рядом с ним, тихонько прикоснувшись к его руке. Он вздрогнул, но позже понял, что она лишь хотела успокоить его.
— Я здесь, чтобы покормить тебя, не так ли? Вот почему меня притащили сюда. — Через мгновение она отняла его руку от бедра и вложила в нее собственное запястье. — Ты должен пить.
Тогда он заплакал. Заплакал от ее щедрости, от ее доброты, от ощущения ее нежных рук, поглаживающих его плечи… От прикосновений, которые были приятны ему… Первых и единственных за всю его жизнь…
В конце концов, она прижала запястье к его губам. Его жадные до крови клыки обнажились, но он лишь поцеловал ее нежную кожу, отказываясь. Как он мог забрать у нее то, что постоянно забирали у него? Она предлагала ему сама, но ее принудили сделать это — она стала очередной заложницей воли Госпожи.
Позже пришли стражники. Обнаружив, что она укачивает его, словно ребенка, они, казалось, были потрясены, но грубить ей не стали. Уходя, она взглянула на раба: беспокойство светилось в ее глазах.
Секундой позже дождь новых дротиков обрушился на него словно несколько горстей мелких камешков. В уплывающем в туман мозгу родилась смутная мысль: ярость этой атаки не предвещала ничего хорошего.
Очнувшись, он увидел стоявшую над ним разгневанную Госпожу. Она держала что-то в руке, но он не мог понять что это.
— Думаешь, ты слишком хорош для подарка, который я преподнесла тебе?
В открытую дверь охранники швырнули неподвижное тело молодой женщины. Она осталась лежать словно бездушная кукла. Мертвая.
Раб закричал в порыве ярости. Рев отдавался эхом от каменных стен темницы, превращаясь в оглушительный гром. Он вырывался из стальных цепей, пока они не порезали его руки до костей, пока один из кроватных столбиков не разломился с резким треском… Но он продолжал реветь.
Стражники попятились назад. Казалось, даже Госпожа ужаснулась пробужденной ею ярости. Но, как и всегда, ей потребовалось немного времени, чтобы обрести контроль над собой.
— Оставьте нас! — Заорала она на охранников.
Она ждала до тех пор, пока силы не покинули раба. Потом она наклонилась над ним… и побледнела.
Казалось, она пришла в ужас от увиденного, но снова молниеносно надела личину королевской сдержанности.
— Женщины, которых я дарю тебе? Ты будешь питаться от них. — Она взглянула на безжизненное тело служанки. — И тебе лучше не позволять им ублажать себя, иначе я сделаю это снова. Ты принадлежишь только мне и никому другому.
— Я не буду пить! — прокричал он. — Никогда!
Она отошла назад.
— Не смеши меня, раб.
Он обнажил клыки и зашипел.
— Смотри на меня, Госпожа. Наблюдай, как я иссыхаю! — Бросил он ей в лицо, его сильный голос наполнял комнату.
Объятая яростью она не поддавалась его напору. Дверь распахнулась, впустив в темницу стражников с обнаженными мечами.
— Оставьте нас! — Огрызнулась она. Лицо ее покраснело, тело сотрясала дрожь.
Она подняла руку, и он увидел, что сжимала ее ладонь — хлыст. Быстрым ударом, она полоснула раба по груди. Его кожа лопнула и начала кровоточить, но он лишь рассмеялся, глядя ей в лицо.
— Еще раз! — Завопил он. — Сделай это еще раз! Я ничего не чувствую, ты слишком слаба!
Словно плотина прорвалась внутри него, и слова полились без остановки. Он орал, пока она высекала его до тех пор, пока вся кровать не покрылась тем, что текло по его венам. Но вот, наконец, у нее уже не оставалось сил, чтобы поднять руку. Она тяжело дышала, вся в поту, забрызганная его кровью. Он оставался собранным, хладнокровным, спокойным, несмотря на боль. Хотя он был жертвой, она сдалась первой.
Ее голова склонилась, словно она признавала поражение. Она с силой втягивала воздух через побелевшие губы.
— Стража, — позвала она хрипло. — Стража!
Дверь открылась. Вошел мужчина в форме, пошатнулся и побелел, когда увидел, что произошло в темнице.
— Подержи его голову, — слабым голосом произнесла Госпожа, бросая хлыст на пол. — Я сказала: «Подержи его голову». Сейчас же.
Стражник шагнул вперед, поскользнувшись на скользком полу. Потом раб почувствовал мясистую руку, легшую ему на лоб.
Госпожа, по-прежнему тяжело дыша, наклонилась над его телом.
— Тебе… не разрешено… умирать.
Она нашла его мужскую плоть, но двинулась глубже — к одинаковым комочкам за ней. Она сжала их и выкрутила, заставляя его тело сжиматься в спазмах. Он закричал, а она укусила себя за запястье, поднесла его ко рту раба так, чтобы кровь стекала ему в горло.
Зед попятился от кровати. Он не хотел думать о Госпоже в присутствии Бэллы… словно все это зло смогло вырваться из его головы и навредить ей, пока она безмятежно спала и выздоравливала.
Он подошел к своему тюфяку и вдруг понял, как сильно устал.
Растянувшись на полу, он почувствовал жуткую пульсацию в ноге.
Боже, он и забыл, что его ранили. Он скинул ботинки и штаны и зажег свечу рядом с собой. Согнув ногу, он внимательно осмотрел рану на своей икре. Там было и входное, и выходное отверстие, так что пуля прошла на вылет. Жить он будет.
Потушив свечу, он набросил на себя штаны и вытянулся на спине. Позволяя боли в своем теле поглотить его, различая все ее оттенки, он превратился в сосуд, сгорающий в пламени агонии…
Он услышал странный звук, словно кто-то тихо всхлипнул. Потом еще раз. Бэлла начала метаться по кровати, сбивая шуршавшие простыни.
Он вскочил на ноги и подошел к ней как раз в тот момент, когда ее голова приподнялась и глаза распахнулись.
Она заморгала, взглянула на его лицо… и закричала.