"Островитянин" - читать интересную книгу автора (Азаров Алексей Сергеевич)

10

Сколько я пробыл в подвале? Судя по всему, до глубокой ночи. Где-то под утро Петков спустился вниз, критически осмотрел меня и, не произнеся ни слова, удалился, после чего Марко и Цыпленок выволокли меня за шиворот и втащили наверх — в угловую столовую второго этажа. Здесь они и бросили свою поклажу, то есть меня, присовокупив к ней тощий тюфячок и не менее тощее одеяльце.

Холод, темнота, тишина. И боль. Все тело — сплошная боль. Она и ее союзник холод терзают меня, и я не могу задремать, хотя утро, судя по всему, предстоит невеселое и мне еще понадобятся силы... Много сил...

Я, стараясь не стонать, с головой накрываюсь одеялом и, организовав себе подобие норы, нагреваю ее дыханием. Ладно, не так уж все плохо, как могло быть. В моем положении есть по меньшей мере один плюс: никто не мешает думать. А это немало!

Утром в 10.30 сотрудник Петкова направится в модный магазин. До этой поры мне в известной степени гарантированы покой и относительная безопасность. Однако не берусь предсказать, что выкинет заместитель начальника отделения В, получив вместо победной реляции каллиграфически выведенный ноль. «Зора» в левом кармане лишний раз предупредит того, кто должен встретиться со Слави, что курьер Центра провалился и надо брать ноги в руки. Не сомневаюсь, что, подстраховываясь, Петков будет держать возле магазина агентов и по истечении контрольного срока организует что-нибудь оригинальное — вроде проверки документов у покупателей. Но и тут ноль не превратится в единицу. Каюсь: исповедуясь перед Петковым, я упустил из виду одну чисто техническую подробность. Суть ее в том, что явка в модном магазине — чистейшей воды вымысел! Я изобрел ее тогда, когда засек наружников из ДС. Один из них слишком плотно приклеился ко мне в день въезда в гостиницу, и я, проверяясь, сварганил на скорую руку «маячок» — дальний прилавок в магазине, где было поменьше покупателей и где Слави мог отсортировать чистых от нечистых. Их оказалось двое: пожилой, в коричневом пальто из драпа, и помоложе, худощавый, быстрый, с родимым пятнышком повыше губы.

Что же касается встречи, то она в соответствии с шифрованным текстом открытки должна была состояться позавчера непосредственно на улице Царя Калояна. Мое отсутствие само по себе не означало, что Багрянов засветился, и обладателю старомодного «Патека» пришлось бы приходить еще трижды с перерывами в сорок восемь часов, поэтому я вынужден был отправиться туда и — ах-ах! — натуральным образом шлепнуться у него под носом, успев при сем переложить обе перчатки в правую руку. Фразы, которыми мы обменялись относительно времени, внесли ясность в ситуацию, и теперь седоусый — или кто-нибудь другой вместо него — должен появиться на противоположном от магазина тротуаре с единственной задачей — удостовериться, из какого кармана торчит «Зора».

Я лежу в согревшейся норе и более или менее беспристрастно оцениваю дело рук своих. Право же, история с модным магазином сочинена недурно! Два визита, бесполезные покупки. Масса характерных предосторожностей, которыми я обставил избавление от ножичка и расчески... Двое суток творил я свою легенду, пока — видит небо! — сам не уверовал в нее настолько, что могу, ни разу не сбившись, рассказать ее и во сне.

Итак, седоусый, если и придет, гарантирован от осложнений с ДС. Будем надеяться, что Искра не запомнила его в лицо и, уж во всяком случае, не придала значения диалогу о «Патеке» и грандиозных свойствах, ему присущих. В противном случае, как ни печально, ей может взбрести в голову мысль сопоставить вопрос Слави о времени с наличием на его руке новенького «лонжина».

Искра... С ней все запуталось донельзя. Петков утверждает, что на улице Царя Калояна она оказалась случайно. Возможно. Хотя в принципе это не вяжется с избранной ею ролью. Или Гешев держит в отделении А проституток, не запрещая им совмещать два древнейших ремесла?

Искра... Искра и пароль. Пока одно ясно: к числу тех, кому доступен пароль, она не принадлежит. Иначе Петкову было бы доложено, что Слави интересовался кофе с тмином, а заместитель начальника В не дал бы такой информации пропасть.

Итак, Искра и пароль. Нет, что-то здесь не то. Но что?

В нормальном состоянии я соображаю не хуже других — в меру быстро и правильно. Сейчас, однако, голова у меня не в порядке. Она моя и не моя. Чертов Цыпленок перестарался в стремлении проверить прочность моего черепа. Поэтому я медленно — гораздо медленнее, чем хотелось бы, — продираюсь сквозь чащу фактов и фактиков к выводам. «Начни с простого, — говорю я себе. — Твоя приятельница появилась на улице Царя Калояна примерно в одно время с седоусым. Это что-нибудь значит или простое совпадение?»

Я укладываю, поудобнее левую руку и загибаю мизинец. Улица Царя Калояна — раз. Легкое знакомство — два. Седоусый — три. Есть между всем этим какая-нибудь связь? Оттопыренные пальцы — большой и указательный — упираются в одеяло, напоминая мне, что не все вопросы исчерпаны. Их не пять и даже не двадцать пять, но пока я ограничиваюсь тремя. Каждый из них, взятый в отдельности, не стоит ничего, но в сумме они наталкивают меня на вывод. Он вырисовывается достаточно четко — замкнутый круг, безнадежно правильный и унылый.

Значит, так: Искра и седоусый появились одновременно, и оба — каждый по своей причине — задержались возле лежащего Слави. В маленькой толпе, сгрудившейся на тротуаре, я заметил наружника, топавшего за мной от самой гостиницы. Не могло, бы случиться, что он и Искра поменялись ролями? То есть наружник перенял у нее седоусого, а взамен передал меня? Или нет?

Пальцы правой руки служат мне для подсчета возражений. Один, два, три... Тоже три. Школьная арифметика.

Во-первых, Искра, вместо того чтобы издалека наблюдать за Слави, с места в карьер набилась на знакомство и в известном смысле расшифровала себя. Во-вторых, при чем тут появление Петкова в сладкарнице? И, наконец, мой «хвост» был приставлен отделением В, тогда как Искра работает на Гешева. При такой расстановке сил замена объектов невозможна.

И все-таки, как ни горько признать, но сдается мне, что Искра шла за седоусым. Они оказались возле упавшего Слави одновременно, и это больше, чем простое совпадение. Кому она передала седоусого? Очевидно, кому-то из людей Гешева, не замеченному мной в толпе... Из этого следует, что делом Багрянова занят не один Петков. Гешев — до поры нейтральный — сидит себе в кабинете у Львова моста, выжидая того благословенного часа, когда соседи сделают всю черную работу. При этом вполне понятно, что Искра не торопится сообщать конкуренту о пароле.

Холод врывается под одеяло и окатывает меня с ног до головы. Что же получается? Полный провал? Засвечен не только я, но и седоусый и, вполне возможно, те, кем он послан на связь?

Круг, замкнут, и выхода нет. Мысль моя мечется в нем, натыкаясь на черную черту, и, отброшенная, возвращается к исходному раз, два, три — школьной арифметике и повторению пройденного.

Ладно, давай еще раз. И спокойнее, пожалуйста. Искра, седоусый, Петков. Опять три? Везет же тебе на тройку... А если все-таки исключить седоусого и замкнуть все на себе? Могло же быть и так: оба отделения — каждое само по себе — вышли на Багрянова, но Петков перехватил инициативу и обставил Гешева. В таком случае объяснимым становится, почему Петков клюнул на модный магазин и не прибрал к рукам седоусого.

Так... Три плюс три и минус три. Что в итоге? Все та же злополучная тройка, но на сей раз в иной комбинации единиц: делом Багрянова заняты оба отделения; седоусый вне подозрений контрразведки; пора наконец вспомнить о чемоданчике.

Тепло понемногу возвращается ко мне, убаюкивает, провоцируя Слави предаться идиллическим грезам. Сейчас, когда все. как будто бы стало на места, можно и помечтать. О чем? Ну, скажем, о такой утопической возможности, как причастность Искры к подполью. Почему бы и нет? Разве Сопротивление не могло внедрить товарищей в ДС? В этом случае финал злоключений Слави должен выглядеть донельзя оптимистичным. Ну, скажем, таким: на заре дверь камеры распахивается и Искра с дымящимся пистолетом в руке бросается мне на шею. «Ты свободен!» — кричит она, и глаза ее сияют. «А Петков?» — «Смотри!» Ба, что это? Заместитель начальника отделения В стоит на коленях и молит о пощаде...

Я с трудом размыкаю веки, и сон, едва начавшись, рассеивается как розовый дым. Ну и чушь! Искра и подполье... Искра и Гешев — вот что есть наяву. Или нет? Почему бы не допустить, что Сопротивление, внедрившее Искру в ДС, поручило ей подстраховать явку на улице Царя Калояна?

Три версии. Опять три. Похоже, что мне вовек не избавиться от набившей оскомину тройки. Сущее наваждение!

Я лежу один в полной темноте и думаю о всякой всячине.

Память работает безотказно, и нет больше ни ям, ни провалов. Я всегда считал ее чем-то вроде моего личного перпетуум-мобиле и был, признаться, удивлен, когда она внезапно забастовала. К счастью, простой был краткий, и теперь я, восполняя убытки, то и дело запускаю руку в хранилище и черпаю оттуда щедрыми пригоршнями. Петков, вопрошающий об Искре и записке... Телефон Лулчева... Сценка на Плевенском вокзале... А это кто? Худое, энергичное лицо с чуть прищуренными глазами. Антон Иванов. Таким я увидел его впервые — на афише Дирекции полиции. «Разыскивается... Приметы... 50000 левов награды тому, кто...» Антон Иванов — человек из героической легенды, партизанский командир. Его бригада отбивается от карателей в Родопах. Рабочая Болгария боготворит его, и портрет, вырезанный из афиши, при обысках находят рядом с иконами.

Война... Она, а не страсть к вояжам привела меня сюда. И она же заставляет хитрить, ловчить, притворяться — делать все то, что, казалось бы, противно человеческому естеству.

...Утро приходит ко мне с ослепительным электрическим светом и голосом Петкова:

— Багрянов!

Я приподнимаю голову и тут же, не сдержав стона, роняю ее на тюфячок. Боль, поутихшая было за ночь, возвращается удесятеренной и не дает мне встать.

— Лежите, — говорит Петков и пальцем оттягивает ворот свитера. — Цыпленок, дай-ка нам кофе. Будете пить?

— Нет, — говорю я.

— Все равно две чашки, Цыпленок.

— Знаете, — говорю я хрипло, с трудом подбирая слова. — Забавные у вас методы, Петков. Сначала — дубинка, потом — кофе.

— Первое не исключает второго. Поставь его чашку на стол, Цыпленок. Захочет — возьмет.

— Не захочу.

— Ну как знаете...

Петков отпивает глоток и, наклонившись, водружает чашку возле моего лица. Вытирает платком губы. Платочек бел и свеж, и крепкий кофе оставляет на нем кровянистого цвета пятна.

— Багрянов, — говорит Петков и, сложив по сгибам платок, прячет его в нагрудный карманчик, — окончим дискуссию. В последний раз: вы ничего не напутали? Время от десяти пятнадцати до десяти тридцати и «Зора» в левом кармане? Так?

— Так.

— Тогда — до новой встречи. Цыпленок! Марко! Побудьте с ним и дайте поесть, если попросит. Туалет внизу, Багрянов. В случае чего вас проводят.

Дверь захлопывается, а я отодвигаю голову от края тюфячка. Горячий пар бьет в лицо, дразнит ароматом. Похоже, настоящий колумбийский. Или бразильский? Для господ из ДС нет ни войны, ни затруднительных таможенных режимов.

Через полчаса-час подменный Петкова отправится на рандеву. Знал бы заместитель начальника отделения В, какую услугу он оказывает Багрянову! Не найди он человека на мое место, пришлось бы вывозить в модный магазин меня, самого. После этого трудно было бы объяснить, что помешало Багрянову встретиться с интересующим Петкова лицом. А так — я надеюсь! — неудачу удастся свалить на агента: не там стоял или не так держал перчатки...