Дуглас Брайан Смерть на черных крыльях

Кордава, этот большой портовый город, всегда нравилась Конану. Река Черная, которая здесь впадает в море, широка и спокойна. Ее воды катятся величаво, неспешно, и Конану, когда он стоял на левом ее берегу, у высоких белых стен, всегда чудилось, будто Черная приносит в зингарские земли запах Пиктских пустошей. Там, в этих нехоженых краях, где обитают дикие племена пиктов, берет свое начало Черная. Темные, страшные верования низкорослых, заросших темным волосом человечков, невероятно сильных, злобных и беспощадных, напитывают эти воды. Река, благодетельница человеческого жилья, таит в себе и опасность для цивилизованного зингарского люда, ибо ядовитые тайны проникают в Кордаву вместе с неспешным, ровным течением реки.

Так думал Конан, наслаждаясь еле слышным ароматом тревоги, который улавливал на берегу Чёрной он один. Может быть, дело тут просто в разыгравшемся варварском воображении… Но Конан привык доверять своим инстинктам. А эти инстинкты безошибочно подсказывали ему: красивая, благополучная Кордава исстари хранит в своих стенах страшную, разъедающую гниль, и эта гниль проникает вместе с водами Черной в кувшины для питья и умывания, в колодцы, в пищу и вино, которое здесь разбавляют водой, чтобы не опьянеть во время деловых переговорах. Она плещется о причальные стенки и омывает борта кораблей.

Тайна. В ней и сладость, и беда.

И очень немногие догадываются о ее существовании.

В один прекрасный, жаркий летний день Конан оказался в кордавском порту. И там, недалеко от красивого черного корабля с нарисованной на борту рыбой, кипела драка. Конан увидел ее в раскрытые двери маленького кабачка, где киммериец беспечно потягивал вино и размышлял о своих планах на будущее. Планы эти были, ввиду полного безденежья, весьма неопределенными, однако унывать не приходилось: такой молодец, как Конан, всегда найдет себе дело по душе. Не перевелись еще хилые богачи, которым требуется охрана. По-прежнему многочисленны красотки, попавшие в беду. Что до дураков, которые не умеют уследить за собственным карманом, собственным сундуком и собственной женой, — то нет им числа. И все они, так или иначе, принадлежат Конану.

Драка понравилась киммерийцу. Моряки мутузили друг друга не всерьез, без намерения убить, — скорее, от избытка жизненных сил. То, что они не поделили, сидело рядом на камнях, обляпанных илом, и задумчиво, отрешенно моргало. Это была молоденькая девушка с глуповатым лицом, очень смуглая, большеглазая, растрепанная и едва одетая. В прорехи ее платья можно было свободно разглядеть тощее, почти детское тельце. Видимо, малышка решила подзаработать, но неумело обошлась с клиентами, следствием чего и стала драка.

Конан допил вино и покинул кабачок. При виде рослого северянина девушка вытянула губы трубочкой, как будто собиралась свистнуть. Конан подмигнул ей, и она робко моргнула в ответ. Она не вполне понимала, чего хочет. То ли удрать поскорее, то ли дождаться результата драки. Вмешательство киммерийца усложнило ситуацию еще больше. Неразвитой ум портовой девчонки не в состоянии был справиться с задачей, где действует столько переменных величии.

Конан вошел в драку, как пловец входит в воду. Несколькими умелыми ударами он разметал моряков, выбил из пальцев одного нож, расквасил нос другому и привел в чувство третьего ощутимым ударом по голове. Пока все трое тяжело дышали, сидя на песке, киммериец высился посреди них несокрушимой башней и усмехался. Даже если бы они стояли, Конан смотрел бы на них сверху вниз. А они лежали, точно разбросанные по столу карты.

— Что? — гаркнул внезапно Конан. Моряки зашевелились и начали подниматься

на ноги.

— Ну ты, — запальчиво начал один, — это наша девчонка.

— Моя! — возразил второй и опять полез за ножом.

— Хватит! — сказал Конан. — Чтобы вы не ссорились, я заберу с собой этого воробья. Найдите себе по настоящей женщине. Вы, ребята, совсем ополоумели.

Да уж, не вмешивался бы ты, — сказал третий, утирая кровь с разбитого лица. — Знал бы ты, какое нам предстоит плавание…

— Идем на смерть, — подтвердил первый.

— Знаете что, — предложил Конан, — давайте выпьем всей компанией и поговорим.

— А девчонка? — спросил второй.

Конан мельком оглянулся на девочку. Она все так же таращилась на мужчин, которые передрались из-за нее, и двигала губами: то пыталась улыбнуться, то вдруг кусала нижнюю губу, а то выпячивала ее, словно собиралась заплакать.

— Тебя как зовут? — строго спросил Конан. Девочка подумала немного и ответила:

— Азелла.

— Идем с нами, Азелла, — приказал Конан. — Не отходи от меня ни на шаг. Тебе ясно?

Она с облечением кивнула головой.

Компания вернулась в кабачок, и там сразу же стало многолюдно. Хозяин весело встретил киммерийца, который привел с собой столько клиентов, принес почти неразбавленного вина и от себя добавил пресных лепешек. Конан много путешествовал по свету и привык есть, что дают, но ничего менее вкусного, чем эти пресные зингарские лепешки, без которых не обходится ни одна трапеза в Кордаве, он не едал.

Однако его новые приятели сразу оценили любезность хозяина и отдали должное угощению. Денег они выложили немного, сколько нашлось, зато посидели сердечно и с пользой.

Им предстояло плыть из Кордавы на Лабиен, один из Барахских островов. Это был обыкновенный торговый рейс. Корабли ходят по этому пути очень давно. В такое время года море обычно спокойно, и неприятностей, вроде бы, ждать неоткуда. Но моряки почему-то были убеждены в том, что рейс «нехороший». Они не находили слов, чтобы разумно объяснить свое предчувствие. Сны, видения, чья-то любовница-ведьма видела кровь в магическом кристалле… Капитан не верит в предсказания, а владелец корабля, господин Меноэс, даже и слышать ничего не хочет. Он обязался доставить на Лабиен тканые ковры, которые закупил южнее, в Дарфаре, и непременно выполнит обязательство. Ничто еще не заставляло Меноэса нарушать слово. И менее всего — чьи-то там видения в сомнительном магическом кристалле. Конечно, гадалка из портового квартала — не авторитет для почтенного торговца, гражданина Кордавы, владельца кораблей и красивого особняка. А вот для моряка она — лучшая советчица.

— Непонятно, что делать, — заключил моряк с разбитым носом.

— Откажись от плавания, — посоветовал Конан. Он тоже серьезно относился к предсказаниям.

— Господин Меноэс не отпускает.

— Что значит — не отпускает? Вы что, его рабы? Глупости! Даже раб может сбежать. Уж поверьте мне, — заключил Конан убедительно.

— Мы его должники, — объяснил тот моряк, что все время тянулся к ножу. — Он продаст наши семьи, если мы не отработаем его деньги.

Конан скорчил гримасу. Он всегда считал, что близкие только обременяют человеку жизнь. Впрочем, будь у него семья, он, вероятно, рассуждал бы иначе. Но свою семью Конан потерял очень давно, еще в детстве, и с тех пор ему случалось обзаводиться приятелями и подругами, но семьей — никогда. И пока он не станет королем, никакой семьи у него не появится. Уж королевской-то семье не будет угрожать опасность пострадать от нашествия врагов или попасть в рабство за долги.

Девочка Азелла очень быстро напилась и заснула, уронив голову на стол.

— Что это за лягушка? — спросил Конан у своих собутыльников. — Где вы нашли ее?

— Да она и есть та самая гадалка, — объяснили мужчины. — Подружка Эклана.

Эклан, моряк с ножом, мрачно кивнул.

— Мы с ней больше болтаем, — сказала он, считая нужным объяснить Конану природу своих отношений с Азеллой. — А еще я ее щекочу.

— Что? — Конан поперхнулся вином. О таком он слышал впервые.

— Ну да, — еще более мрачно повторил Эклан, — щекочу. Ты бы слышал, как она верещит. Говорит, что от этого у нее все внутренности перетряхиваются. А я с ней вроде как отдыхаю от всяких бед и неприятностей. Вообще-то она глупая, но умеет провидеть будущее. Точнее, это мать у нее была колдунья. А Азелла — та просто иногда видит разные вещи. Растолковать их, конечно, не умеет. Дурочка потому что.

Конан посмотрел на спящую девушку задумчиво.

— Давайте-ка возьмем ее с собой, — предложил он.

Моряки вытаращились на киммерийца.

— Куда мы ее возьмем?

— А в море, — пояснил Конан, стараясь говорить беспечно.

— Жалко! — решительно сказал Эклан. — Сгинет она там вместе с нами.

— Кто говорит, что мы там сгинем? — возмутился Конан.

— Почему ты все время употребляешь слово «мы»? — вмешался моряк с разбитым носом. Его звали Сонтий.

— Потому что я, вероятно, пойду в море с вами. Покажите-ка мне дом этого вашего Меноэса.

Знатный, должно быть, кровопийца. Я постараюсь наняться к нему на корабль. А если он мне откажет, я его обворую. Так или иначе, эта история с долгами и кровью в магическом кристалле закончится.

Они устроили Азеллу спать прямо в кабачке, под стойкой, где у хозяина хранились тряпки, щетки и посуда, и Сонтий вместе с Конаном вышел на улицу.

Дом Меноэса стоял недалеко от порта. Можно сказать, он знаменовал собой границу между кварталами, где селилось простонародье, в основном портовый люд, и районами, где обитали богачи и знать. Это был трехэтажный особняк, выбеленный, как снег, с крупной, немного аляповатой лепниной, украшающей фасад. Забраться в такой дом, прикинул Конан, привыкший лазать по отвесным скалам своей горной родины, не составит никакого труда. Впрочем, до этого, может быть, еще и не дойдет.

Широкий, богатый дом глядел на улицу, словно толстая женщина с полуоткрытым ртом.

— Вот здесь он и живет, — сказал Сонтий и потянулся к дверному молотку.

Им открыл не слуга, а сам хозяин, господин Меноэс. Это был смуглый, полноватый человек с острыми чертами лица. Его черные глаза смущенно бегали, уходя от взгляда собеседника. Многочисленные морщины свидетельствовали о привычке постоянно гримасничать. Завидев своего матроса, Меноэс расплылся в улыбке, но посмотрел не на стоящих на пороге людей, а куда-то вбок.

— Здравствуйте, господин Меноэс, — поклонился Сонтий. — Я вот к вам человека одного привел. Говорит, хотел бы пойти с нами в море. Если вы не против.

— А вы проходите, проходите оба, — сказал Меноэс и, украдкой, воровски, скользнув глазами по Конану, торопливо воззрился в другой угол. — Я велю угостить вас фруктами. Мне нужны люди, — добавил он с напористой откровенностью.

Все это не понравилось Конану и в то же время задело его, возбудило его любопытство. Он шагнул за порог и оказался в полутемном помещении, где угадывались многочисленные вазы и статуи. Все это поблескивало полированными гранями. Статуи были из черного дерева — вывезенные из Дарфара и Куша. Видимо, у зингарского купца часто случались дела в этих странах и он успел полюбить странное искусство черных народов. Ничего особенного, впрочем, Конан в этом не видел. Он тоже любил Черные Королевства. Там у него остались друзья. И горячие женщины с блестящими, угольно-черными лицами и сверкающими белками огромных глаз, с нежными розоватыми ладошками и подвижными пухлыми бедрами.

Конан махнул головой, отгоняя неуместные воспоминания. Перед его мысленным взором мелькнула тощая Азелла. Мелькнула — и пропала. Господин Меноэс, несомненно, заслуживал более пристального внимания. То ли он что-то скрывает, то ли напуган до полусмерти,

Хозяин проводил своих гостей в маленькую приемную. Здесь было светло. Солнце пыталось ворваться в комнату, но лучи его наталкивались на решетки, которыми было забрано окно, и дробились, оставляя на полу и стене странные узоры, похожие на буквы неведомого алфавита.

Конан и его новый приятель устроились на коврах. Хозяин сел на небольшом возвышении в углу комнаты. Молчаливый черный слуга, очень сморщенный, в ярком платке на голове и таком же ярком платке вокруг тощих бедер, принес огромный поднос с фруктами, который занял почти все свободное пространство на полу между гостями и хозяином дома.

Конан тотчас схватил половинку дыни и принялся уминать ее с громким чавканьем. В Черных Королевствах такое поведение считается верхом любезности. Цивилизованных людей это может шокировать, но киммериец решил попробовать Меноэса на прочность.

Меноэс и бровью не повел. Да, он действительно не раз и не два побывал в Дарфаре и Куше. Конана это вполне устраивало.

— Господин, — заговорил Сонтий, — вот этот человек, его зовут Конан, хотел бы найти себе работу на вашем корабле. На «Летучей Рыбе».

— Ты моряк? — спросил Меноэс.

— И моряк тоже, — ответил Конан с набитым ртом. Он вытер сладкий сок, который стекал у него по подбородку, и добавил: — Кроме того, я недурно обращаюсь с оружием.

— Для чего тебе отправляться в море на «Летучей Рыбе»? — задал прямой вопрос Меноэс. — Неужели нет другой работы для человека твоих достоинств?

— Для меня всегда найдется дело, — сказал Конан с той же похвальной прямотой, — но ваши моряки меня заинтересовали. Они боятся идти в море. Что-то ожидает их между Кордавой и Барахскими островами.

Меноэс болезненно сморщился.

— Глупости! Опять эта болтовня о крови в кристалле, о тайне, о смерти?

— Я привык более серьезно относиться к подобной болтовне, — сказал Конан. — Не раз и не два такие предупреждения спасали мне жизнь.

— Ты намерен пугать моих людей, чтобы набить себе цену? — Меноэс чуть приподнялся и уставил на Конан пронзительный взгляд. Конан в ответ дерзко посмотрел в глаза зингарца… и увидел на самом их дне глубоко спрятанный ужас.

Этот человек был невероятно напуган. Чем? Что привело сто в такое состояние? Почему он лжет? Почему не обратится за помощью к воинам, к магам? Что случилось?

— Господин Меноэс, — заговорил киммериец спокойно, — у меня есть основания предполагать, что это плавание будет не вполне обычным. Я хочу тридцать золотых за то, что буду находиться на «Летучей Рыбе» до самого конца. Я обязуюсь не покидать корабля ни при каких обстоятельствах.

— И ты доведешь «Рыбу» до гавани? — уточнил Меноэс.

— Ее поставят на якорь ваши моряки, но я буду находиться на борту, когда это произойдет, — обещал Конан.

— Согласен! — вскрикнул Меноэс. Конан поднял руку.

— У меня есть встречное условие.

Меноэс воззрился на потолок и высоко задрал брови на подвижном своем лице.

— Я тебя слушаю, варвар.

— Вы будете находиться на том же корабле.

— Нет! — закричал Меноэс. — Нет, нет, нет! Это исключено!

— Почему? — спросил Конан в упор.

— Потому что… потому что… — Меноэс надолго замолчал. Он жевал губами, грыз палец, нервно обглодал кисть винограда. Все это время никто не проронил ни звука. Наконец Меноэс опять решился встретиться с Конаном глазами. — Потому что я боюсь.

— Ваши люди тоже испытывают страх, — заметил Конан. — Вы хотите признать, что этот страх имеет под собой реальное основание?

— Может быть.

— Стало быть, глупая предсказательница не ошибалась, когда говорила о какой-то крови, которая разольется по морским водам между Кордавой и Барахскими островами?

— Нет! Она ошибается! Она дура! — завопил

Меноэс и затопал ногами. Он опрокинул блюдо и раздавил несколько мягких груш.

На шум пришел чернокожий слуга. Он невозмутимо прибрал беспорядок и удалился, унося с собой поднос.

Конан встал.

— Я стою целой армии, — произнес он веско. — Это не хвастовство. И вам, господин Меноэс, лучше бы согласиться на мое предложение. Иначе я наведу справки в порту и выясню, сколько кораблей вы уже потеряли в тех водах.

— Там пираты, — задыхаясь, сказал Меноэс. — Поверь мне. Там пираты.

— Там отродясь не было никаких пиратов, — возразил Конан. — Итак, сколько кораблей?

— Два… Два наилучших моих корабля. «Летучая Рыба» — последний, — сдался Меноэс. — Еще одно крушение — и я разорен. О боги, что же мне делать!

— Я сказал вам, господин Меноэс, что вам делать. Заплатить мне тридцать золотых и завтра вместе со всеми подняться на борт. Ваше присутствие придаст морякам уверенности в себе. Если вы потеряете «Рыбу», то разоритесь — я правильно понял?

— Да, да!

— В таком случае, вам ничего не грозит. После разорения человеку вроде вас не стоит и жить. Уж поверьте. Лучше погибнуть в бою с неведомой опасностью, чем влачить дни в нищете после богатой и сытной жизни, — вы ведь не умеете ни работать, ни бедствовать, не так ли? Покончить с собой — занятие неприятное и хлопотное. Можно остаться калекой.

Рассуждение Конана, при всей его дикости, странным образом успокоило Мепоэса. Он вдруг вскочил и стиснул огромную лапу варвара своими маленькими жесткими ручками.

— Спасибо! — сипло воскликнул он. — Я согласен! Спасибо! Ты согласен? Да? Я тоже согласен! Спасибо!

Оказавшись на улице, Сонтий, все это время молчавший, сказал потрясенно:

— Наш наниматель потерял рассудок. В него вселился какой-то странный демон!

— Нет, — задумчиво отозвался Конан. — Просто он до смерти чем-то напуган.

Они вышли в море на закате. Солнце, постепенно наливаясь багрянцем, опускалось все ниже к горизонту. По небу размазались ослепительно-яркие полосы фиолетового, желтого, красного. Маленькое облачко, незаметное и скромное ранним вечером, внезапно налилось жирной позолотой, а вокруг него источали нежность все оттенки розового и лилового. Вода сверкала.

Свежий ветер надувал паруса. «Летучая Рыба» весело бежала, разрезая волны острым черным носом. Конан стоял у борта и разглядывал пенистые гребни волн. Его мало трогала дивная красота заката. Рядом с варваром переступала с ноги на ногу Азелла. Девушка оделась получше, поскольку ей сказали, что на корабле будет сам господин Меноэс, но все равно выглядела чахлой замарашкой. Она не слишком удивилась, когда Конан приказал ей отправляться с ним в море. Просто молча собрала вещи, взяла магический кристалл и одеяло, а обувь оставила.

— В море сандалии ни к чему, — пробормотала она. — Там ведь они промокнут. А если я утону в море и не вернусь домой, то они кому-нибудь потом пригодятся.

— Ты дьявольски права, малышка, — ободряюще сказал Конан, обнял ее за плечи и увел. Девушка не задала ни одного вопроса. Она собиралась жить прямо на палубе, судя по тому, что свое одеяло и узелок с сухарями и кристаллом она положила возле мачты.

Господин Меноэс расположился со всеми удобствами в капитанской каюте. Капитану пришлось перебираться к матросам, о чем он, впрочем, ни слишком жалел.

Конан познакомился с капитаном «Летучей Рыбы» в последний момент, уже после того, как все поднялись на борт. Его звали Карсеол. Это был человек лет пятидесяти, кряжистый, хмурый, с черной бородой, в которой ярко выделялись красные губы. Он родился и вырос в Кордаве и с детских лет ходил в море на самых разных кораблях, от простеньких рыбацких плоскодонок до больших торговых кораблей, которые на веслах и под парусами развивали значительную скорость. Карсеол умел командовать людьми и добиться повиновения. несколько раз ему удавалось подавлять бунты. Моряки уважали его и старались не вызывать капитанского гнева. Но в этом рейсе все обстояло иначе. На корабле находился сам хозяин, и капитан как бы отодвигался на вторые роли. А тут еще этот охранник, этот киммериец… Сонтий с компанией втайне жалел о том, что познакомил Конана с Меноэсом и пригласил принять участие в плавании. Лучше бы уж все оставалось как было. А все эти видения Азеллы… И слухи о пропавших кораблях… Может быть, все это глупости, обыкновенные морские суеверия, каких много бродит но портовым городам.

Конан также остался ночевать на палубе. Здешние ветра были закаленному северянину нипочем. Он привык ночевать в снегу, под дождем, под ледяным градом — что ему бриз, проносящийся над водами южных морей!

Поэтому когда стемнело, Конан немного полюбовался на луну, убедился в том, что все пока спокойно, и завалился спать прямо на голых досках. Азелла прикорнула рядом, забравшись к нему под бок, и всю ночь тихо сопела варвару под мышку. Под утро ей стали сниться страшные сны. Она принялась ворочаться, толкать Конана острыми локтями, пинать его колючими коленками, а затем тонко, пронзительно застонала прямо ему в ухо.

Конан проснулся и схватил ее своими ручищами поперек туловища, как котенка.

— Ты что? — рявкнул он.

Девушка, не открывая глаз, содрогнулась, изогнулась всем телом и, широко раскрыв рот, закричала.

Конан потряс ее, случайно ударив затылком о палубу.

— Азелла! Проснись! Азелла! Что с тобой? Что ты видишь?

Девушка распахнула черные глаза. В них плескался страх. Сновидение не сразу покинуло ее. Наконец она поняла, что видит перед собой этого огромного, надежного мужчину, который так понравился ей в порту Кордавы, и девушка немного успокоилась.

Конан выпустил ее.

— Я принесу тебе питья, — сказал он. — Хочешь воды?

— Вина, — шепнула она, обхватывая себя за плечи тонкими смуглыми руками и вздрагивая.

— Ладно. — Конан снял с пояса флягу. — Вино у меня всегда при себе.

— Дай! — Она вытянула руку и схватила флягу. Конан с легкой насмешкой наблюдал, как девушка присасывается к запасам крепкого, неразбавленного зингарского вина. Ее горло вздрагивало, как у лягушки. Вообще Азелла напоминала Конану кого угодно, только не человека. Даже повадки у нее были звериными.

Напившись и окончательно придя в себя, она зевнула.

— Что тебе снилось? — спросил Конан, отбирая у нее опустевшую флягу.

— Смерть на черных крыльях, — сказала девушка тихо. — Вот что. Раньше я видела только лишь кровь… кровь на воде… А теперь — черные крылья.

— Сколько их?

— Кого?

— Крыльев! — рявкнул Конан. — Сколько крыльев у смерти?

— Не знаю… Много. Восемь. Десять. Я не умею считать так хорошо…

Конан тряхнул нечесаной гривой своих густых черных волос.

— У смерти восемь или десять крыльев. Так? Девушка кивнула.

— Черных, — добавила она.

— А саму смерть ты не видела?

Азелла задрожала всем телом и прижалась к Конану. Он ощущал ее содрогания. Она терлась о его бок лицом, и одежда Конана постепенно промокала от обильных слез, которые проливала девушка.

— Не знаю, не знаю! — всхлипывала она. — Мне было страшно!

— А теперь?

— Теперь не страшно. Теперь я с тобой.

— Так что же ты плачешь? — спрашивал Конан, пытаясь оторвать от себя цепкие влажные пальцы зингарки.

— Не знаю…

— Сонтий! — позвал Конан, отчаявшись привести Азеллу в чувство.

Но теперь он знал, что опасность реальна. И эта опасность приближалась. Гадалка увидела ее во сне. Способности Азеллы были очень ограничены, но по мере приближения к таинственной «смерти», она видела ее все более отчетливо.

Что бы это могло быть? Конан задумчиво вынул из ножен свой огромный двуручный меч и принялся полировать его чистой тряпицей. Оружие может понадобиться в любую минуту.

— Корабль на горизонте! — донесся крик часового с мачты.

Конан отвлекся от своего занятия и поднял голову. Острый взор киммерийца тоже приметил чужое судно. Оно медленно дрейфовало в волнах. Волны подталкивали его в борта, словно телята матку, требуя еще молока. Мачта наклонялась то влево, то вправо.

— Странный корабль, — заметил капитан Карсеол. — Такое впечатление, будто там все пьяны.

— Или мертвы, — прошептала Азелла, которая жалась к Конану и таращила на чужой корабль огромные, выпученные глаза.

— Надо подойти ближе, — сказал варвар громко.

Карсеол посмотрел на него, не скрывая своей досады.

— Пока что на «Летучей Рыбе» командую я, Конан, — напомнил капитан.

— Я отвечаю за безопасность судна, — возразил Конан невозмутимо. — Я обещал, что буду на борту, когда «Летучая Рыба» бросит якорь в гавани Лабиена. Мы должны прийти на Барахские острова. А для этого нам следует приблизиться к незнакомому кораблю и выяснить, почему он ведет себя так странно.

— Может быть, там пираты? — предположил господин Меноэс, который тоже выбрался из своей каюты и всматривался в морскую даль, изо всех сил щуря глаза и морща лицо больше обыкновенного. Он выглядел серым и невыспавшимся, и Конан предположил, что торговца всю ночь мучили страхи и морская болезнь.

— Откуда в этих водах пираты? — возразил Карсеол. — Отродясь их тут не было!

— Они могли появиться, — сказал Конан. — Какие-нибудь заблудшие души родом из Черных Королевств, которые, скажем, бежали со стигийских галер, а после решили заняться морским разбоем…

Он замолчал.

Капитан Карсеол бросил на киммерийца подозрительный взгляд, который яснее всяких слов говорил: «Полагаю, сейчас, голубчик, ты рассказал нам часть своей жизненной истории. Так, так. Я и подозревал, что ты слишком хорошо осведомлен о нравах и обычаях пиратов. Чересчур хорошо для того, чтобы не оказаться одним из них…»

— Я не пират, — сказал Конан, разрушая напряженную тишину. — Точнее, сейчас я не пират. Хотя мне доводилось заниматься разбоем, о чем вы все, естественно, уже догадались.

Господин Меноэс зашипел и втянул голову в плечи. Конан равнодушно махнул рукой.

— Чем лучше охранник знает обыкновение предполагаемого врага, тем лучше.

— Может, ты их сообщник? — свистящим шепотом осведомился Карсеол.

— Клянусь Кромом, нет. Я вообще сомневаюсь, что пираты имеют к этому делу какое-либо отношение, — ответил Конан, сохраняя полную невозмутимость.

Он знал, что при случае в состоянии перебить половину команды «Рыбы», устрашить оставшихся в живых и захватить корабль. Просто сейчас ему хотелось разгадать тайну. Киммериец вовсе не был так кровожаден, как предполагают люди, мало имевшие дел с северянами-варварами. Во всех своих поступках он обычно исходил из соображений целесообразности.

— Меняем курс! — крикнул капитан Карсеол после недолгого раздумья.

Спустя полчаса они приблизились к дрейфующему кораблю. Здесь их ждало несколько открытий, и первое сделал господин Меноэс.

— Это «Плавучая Дама»! — закричал он. — Боги! Вот что с нею стало!

«Плавучая Дама» принадлежала Меноэсу и бесследно пропала в безопасных водах между Зингарой и Черным островом несколько месяцев назад. С тех пор о ней не было ни слуху ни духу. Она вышла не из Кордавы, а из Мессантии, куда ходила за грузом пряностей, поэтому кордавские моряки о ней ничего не знали.

— Скорей! — лихорадочно суетился Меноэс. — Я хочу подняться на борт! Мои пряности! Мой груз! Моя команда! Я должен знать, что с ними случилось!

Он так волновался, что готов был прыгнуть за борт и добираться до «Дамы» вплавь. Конан в последнее мгновение успел схватить его за полу одежды.

— Погодите, господин Меноэс. Не следует спешить. Мы спустим на воду шлюпку и возьмем с собой несколько человек. Никто не знает, что творится сейчас на этом корабле. Возможно, подниматься туда в одиночку опасно.

Он сделал знак Азелле, Меноэсу, Сонтию и Эклану. Впятером они уселись в шлюпку и отправились навстречу таинственному кораблю. Азелла вела себя довольно спокойно. Конан почти все время наблюдал за ней. Он слышал, что некоторые рудознатцы берут с собой в пещеры птичку в клетке. Эти чувствительные создания первыми улавливают запах вредного для всего живого газа и начинают беспокоиться, а то и умирают. Если следить за поведением птичек, то можно успеть и выбраться из пещеры прежде, чем подземный газ тебя убьет. Приблизительно ту же роль Копан отводил Азелле. Пока она вела себя спокойно, варвар тоже не тревожился.

Однако исследовать корабль все же было необходимо.

Они поднялись на борт. Видно было, что здесь давно хозяйничают ветер и волны. Штурвал болтался как попало, паруса обвисли. То и дело в них забредал ветер, тогда полотно, встрепенувшись, натягивалось, словно слышало некий зов и поворачивалось туда, а затем безвольно опускалось и громко, разочарованно хлопало.

Меноэс сразу полез в трюмы. Конан едва успел за ним, держа меч наготове.

Однако и там их ждала полная пустота. Слабый огонек лампы, которую держал кордавский купец, освещал пустые переборки. Ни людей, ни груза на корабле не оказалось.

— Странно, — пробормотал Конан, вороша одеяла, которыми были застелены гамаки. — Очень странно, — повторил он.

Все пожитки моряков оказались на месте. Сундучки с барахлом, миски, кружки, даже фляги, в которых осталось вино. По полу перекатывались игральные кости. В кают-компании остался грязный котел с присохшей ко дну кашей.

И ни следа присутствия людей. Но что самое странное — если здесь, предположим, произошла трагедия — то где же следы крови?

Может быть, их смыло волнами? Однако кровь должна была остаться внизу. Не все моряки выскочили навстречу опасности. В любой команде всегда найдутся такие, кто предпочтет забиться под койку. И там останется либо труп, либо кровавое пятно, а то и живой человек — насмерть перепуганный, обезумевший, дрожащий, истощавший… но живой.

Ничего этого на «Плавучей Даме» не обнаружилось. Только пустой корабль. Ни одного повреждения. Мачты, паруса, доски палубы — все цело.

— По-моему, этот корабль проклят, — убежденно проговорил Эклан. — Стоит пустить его ко дну и забыть о его существовании.

— Тебя ведь об этом не спрашивали, — заметил Меноэс. — Если бы это был твой корабль, ты рассуждал бы иначе.

— Жизнь дороже, — упрямо повторил моряк. — Вот мое мнение, хоть о нем никто и не спрашивает.

— Жизнь далеко не всегда дороже, — проговорил Конан, явно думая о чем-то другом.

Сонтий хмыкнул.

А девушка неожиданно сказала:

— На этом корабле больше нет зла. Его нужно взять с собой. Корабль ни в чем не виноват. Смерть ушла с него.

Конан быстро повернулся к ней.

— Здесь была смерть? Та самая, на черных крыльях?

Азелла резко кивнула.

— Теперь понятно… — пробормотал Конан. — Понятно, почему нет крови. Она унесла их на крыльях. Хорошо бы еще знать, что это за смерть… Ты не можешь увидеть, как именно она выглядит?

Азелла покачала головой, сильно размахивая волосами.

— Ладно, ладно… — продолжал бормотать Конан, а затем громко и отчетливо распорядился: — Поступим так. Часть команды следует перевести на этот корабль. Мы поведем на Барахские острова два корабля вместо одного. Собственность господина Меноэса следует спасти.

— Люди будут против, — угрюмо сказал Эклан.

— Кто их спросит! — ответил Меноэс. — Я прикажу и все тут.

— Может подняться бунт, — стоял на своем Эклан.

— Уж не ты ли надумал бунтовать? — надвинулся на него Меноэс.

Но моряк не испугался:

— Я просто предупредил.

— Чтобы на кораблях не возникло никаких бунтов, — вмешался Конан, — существую я. У меня есть большой, страшный меч. А еще у меня есть очень злобный нрав. И я люблю кровь.

Эклан недоверчиво покосился на варвара, однако замолчал и больше не произносил ни слова.

Экипаж «Летучей Рыбы» встретил новость без особого восторга, но и сильного недовольства не выразил. Четверых перевели на брошенный корабль. Меноэс обещал им по пять золотых сверх обычного вознаграждения — после того, как оба корабля благополучно войдут в порт Лабиена.

Несколько часов ушло на то, чтобы «уговорить» найденный корабль слушаться: долгое плавание без команды оставило свои следы, и корабль получил несколько повреждений, которые пришлось спешно устранять. Наконец все было сделано, и оба судна двинулись дальше по водной глади.

— Мы немного отклонились от курса, — сказал Меноэсу капитан Карсеол. — Придется наверстывать. Острова покажутся на горизонте завтра к рассвету.

— Хорошо бы, — Меноэс нервно озирался и тискал руки. Конан заметил, что судовладелец как будто что-то высматривает по сторонам.

Азелла нашла где-то бутыль с вином и выпила почти половину. Она плохо соображала. Сидела на палубе, свесив голову между колен и уронив на лицо длинные распущенные волосы, что-то бормотала, то и дело принимаясь напевать. Сонтий подсел к ней и попробовал было ее пощекотать, но она завизжала, задергала в воздухе ногами и случайно попала ему по переносице. Заливаясь кровью и изрыгая проклятья, Сонтий отскочил от девушки подальше и долго потом ходил, задрав голову и прижимая к лицу платок.

Конан расхаживал по палубе, то и дело всматриваясь в морскую даль. Он понимал, что моряки наблюдают за ним, и держался очень уверенно. На самом деле никакой уверенности он не чувствовал. Опасность, о которой говорила полубезумная Азелла, существует на самом деле, — в реальности ее Конан не сомневался. Но где затаилась беда и когда невидимый враг попытается нанести удар?

Он старался не думать о том, куда на самом деле подевалась команда с «Плавучей Дамы». Слишком много вопросов. Следует разрешать их постепенно: сперва выследить «беду», опередить ее хотя бы на один шаг, затем — остаться в живых, а уж после разгадывать все прочие сложные загадки.

Постепенно приближался закат: небо светлело и розовело на западе. Начал подниматься туман. Корабли зажгли фонари на корме и носу и убрали почти все паруса. Медленно, тихо скользили они по воде. Только изредка легкая волна деликатно плескала о борт.

Из розоватого тумана внезапно выступил корабельный остов. Это было так неожиданно, что «Летучая Рыба», которая шла впереди, едва не налетела на него.

— Обломки корабля прямо по курсу! — запоздало закричал матрос с мачты.

— Убрать паруса! — крикнул капитан Карсеол. Эти корабельные трупы начинали действовать ему на нервы, и он прилагал все усилия к тому, чтобы не показывать подчиненным беспокойства,

На воду спустили две шлюпки: в одной сидели капитан и трое гребцов, в другой — Меноэс, Конан и два матроса. Корабль, который некогда носил гордое название «Краса Мсссантии», потерпел крушение несколько седмиц назад. Обе его мачты были сломаны, обломки рей ползали по палубе, волоча за собой лохмотья парусов. Изорванный в клочья треугольный парус на носу висел, как паутина, которую забыла прибрать хозяйка.

— «Краса Мессантии», — громко сказал Меноэс и встал в шлюпке.

Шлюпка качнулась, Меноэс потерял равновесие и едва не упал — в последнее мгновение Конан поймал его за локоть.

— Это второй из ваших пропавших кораблей, не так ли? — спросил киммериец.

Меноэс кивнул и горестно завыл. Конану доводилось слышать скорбные вопли дикарей, рыдания растрепанных плакальщиц — но никогда прежде он не слышал, чтобы так по-варварски завывал цивилизованный человек, судовладелец, уважаемый торговец из большого города. Меноэсу мог позавидовать голодный шакал, потерявший подругу и логово.

На моряков эти звуки производили удручающее впечатление.

— Замолчите! — прошипел Конан своему нанимателю. — Вы же до смерти перепугаете своих людей!

Меноэс издал еще несколько сдавленных стонов и замолчал.

— Так-то лучше, — одобрил киммериец. — Итак, вы потеряли в этих безопасных водах два корабля и груз.

— Да, — шепнул Меноэс.

Капитан Карсеол тем временем достиг корабля, но подниматься на палубу не стал.

— Здесь никого нет! — крикнул он. — Корабль скоро затонет. Думаю, с ним случилось то же, что и с «Дамой», но затем «Красе» повезло меньше: она попала в шторм.

— «Краса» потерялась раньше, — кивнул Меноэс. — Ее изрядно потрепало.

— Спасать нечего, — подвел неутешительный итог капитан. — Нам остается лишь бросить ее на произвол судьбы.

Они вернулись на «Летучую Рыбу» и провели довольно беспокойную ночь. Туман становился все гуще. Идти стало невозможно. Капитан было настаивал на том, чтобы продолжать путь, но Меноэс категорически запретил:

— Мы можем налететь на рифы.

— В этих водах нет рифов, господин Меноэс, — возражал Карсеол. Он был немного задет тем, что его компетенцию ставят под сомнение. — Я опытный моряк. Я плавал от Кордавы до Барахских островов сотни раз. Впервые я проделал этот путь, когда был мальчишкой. Мы возили контрабанду на кораблике, который переворачивался от малейшего дуновения ветра. Никому и в голову не приходило обыскивать его — просто потому, что на подобных лодках плавают в безопасных лужах на мелководье.

— Вы были контрабандистом? — удивился Меноэс. — Вот уж не знал!

— Да знали вы! — отмахнулся Карсеол. — Я рассказывал вам эту историю раз десять. И вы всегда о ней забываете.

Меноэс удивился.

— Возможно, — признал он наконец. — Вероятно, это одна из тех историй, о которых работодатель предпочитает не знать. В конце концов, признайтесь: я никогда не пользовался вашей откровенностью против вас.

— При всем желании вы не смогли бы ею воспользоваться! — засмеялся капитан. — Все это случилось давным-давно, и никого из действующих лиц уже нет в живых. Ни заказчиков, ни перекупщиков, ни тех лихих моряков, что приучали меня к морю.

— Занятно, — молвил и Конан. — Контрабандисты — отменные моряки. Мы вполне доверяем вашему опыту и знаниям. Но сейчас ситуация иная. Ни опыт, ни знания нам не помогут. Скажите, капитан Карсеол, вы можете припомнить, чтобы в этих краях был такой густой туман?

— Нет, — сознался капитан. — Впервые вижу.

— Мне не нравится его цвет, — вмешался Сонтий. — Посмотрите внимательнее. Он какой-то розоватый.

— Скорее, фиолетовый, — добавил Эклан. — Действительно, странный туман.

— Неестественный, — подытожил Конан. — Почему-то мне кажется, что его появление было кем-то подстроено.

— Но как можно «подстроить» непогоду? — фыркнул Карсеол.

— Возможно, тут поработала магия, — предположил Конан. — Нам стоило внимательнее слушать, что бормочет Азелла. Она сильно обеспокоена.

— Я бы сказал, она перепугана до смерти, — поправил Соитий, оборачиваясь к девушке.

Туман уже заполз на палубу и почти скрывал от глаз собеседников маленькую фигурку, скорчившуюся у мачты. И все же Конан видел, что Азелла раскачивается из стороны в сторону и тянет себя за волосы.

А затем…

С «Плавучей Дамы» донесся пронзительный вопль.

— Фонари! — крикнул Конан. — Зажгите побольше фонарей! Попробуем разогнать туман!

Он подбежал к борту и закричал во всю мощь своих легких:

— Эй, на «Даме»! Что там у вас?

В тот же миг из густого тумана прямо на Конана вылетела огромная крылатая тварь. Она была похожа на сгусток тьмы, и тем не менее Конан отчетливо разглядел широко распростертые кожистые крылья с острыми когтями.

— Прячьтесь! — заорал он, оборачиваясь к своим товарищам и одновременно с тем обнажая меч. — Уведите Азеллу!

Девушка вскочила на ноги. Выпрямившись во весь рост, она смотрела, как тварь несется прямо к ней. Уже видна была морда с оскаленной пастью. Горящие адским желтым пламенем круглые глаза-плошки слепо, с ненавистью смотрели на девушку. Пена клочьями слетала с клыков и исчезала в тумане. Короткие мощные задние лапы уже нацелились вперед, готовые схватить добычу острыми и длинными, как кинжалы, когтями. Передние лапы твари были маленькими, безвольными. Они висели на лохматой груди, словно две ненужные тряпочки.

Азелла протянула руки, будто собираясь принять отвратительное существо в свои объятия. Порыв ветра взметнул ее волосы. Глаза девушки были широко раскрыты. В них не было ужаса — лишь узнавание и ожидание. Конану вдруг показалось, что она даже не понимает: происходящее — реально, это не видение.

С громким воплем киммериец подскочил к твари и вонзил меч ей в спину.

Ему показалось, что он протыкает туго сплетенную из лозы корзину. Плоть почти не подавалась, она визжала под сталью, а когда меч вошел в тело существа, то вытащить его оказалось еще труднее — клинок завяз.

Тварь рванулась в сторону и вырвала меч из руки Конана. С отвратительным тонким писком она заметалась над кораблем, и густой туман разлетался рваными грязными клочьями под уларами сильных крыльев. Азелла все тянула к ней руки, и с кончиков ее пальцев вдруг сорвалось несколько слабых голубых искорок. Искорки коснулись тумана и погасли.

И вместе с ними, казалось, угасла и девушка. Застонав, она опустилась на колени, а затем распростерлась на досках палубы и потеряла сознание. У нее не получилось. Она не была колдуньей, как ее мать, и все попытки спасти корабль и команду с помощью магии не удались.

Теперь надежда оставалась только на Конана. Оттолкнувшись от палубы, киммериец высоко подпрыгнул и схватил летучую тварь за шею. Она уже падала в морс, и Конан едва не выпал за борт вместе с ней. Тварь дергала крыльями, пытаясь зацепить человека когтями, затем несколько раз судорожно шевельнула нижней челюстью И затихла.

Конан уперся коленом в ее спину и с усилием вытащил меч, а затем пинком отправил существо в морскую пучину.

— Отличная работа! — пискнул Меноэс, который все это время прятался за большой бухтой каната. — Ты отработал свою плату, киммериец!

— Еще нет, — возразил Конан. — Помните, что говорила Азелла?

— Да мало ли что болтала эта полоумная девчонка!

— Может быть, она и полоумная, но кое в чем не ошибалась. «Смерть на черных крыльях». Летучие твари перетаскали весь экипаж «Дамы» и «Красы Мессантии». А некто, кто управляет ими, забрал себе груз.

— Ты полагаешь, что за этими существами таится некий злонамеренный человек? — удивился Меноэс.

— Уверен. Сами по себе столь противоестественные существа на свет не появляются. Их кто-то вызвал из небытия, можешь мне поверить. Самое время задать вам, господин Меноэс, очень важный вопрос: есть ли у вас враги?

Меноэс задумчиво почесал затылок.

— А пока господин Меноэс размышляет над своими отношениями с другими людьми, предлагаю вспомнить, что говорила Азелла о крыльях, — продолжал Конан.

— Да мало ли что она болтала! — фыркнул Сонтий. — Она ведь выпила.

— У смерти восемь или десять крыльев, — продолжал Конан невозмутимо. — А это значит, что тварей не одна и даже не две. Нам следует вооружиться и ждать новых нападений.

И словно подтверждая его слова закричал моряк, сидевший на мачте и вглядывавшийся в туман. С палубы было видно, что он пытается отбиваться от неясной, размытой тени, которая раз за разом налегает на него и наносит ему сильные удары крыльями и лапами. Наконец, отчаянно крича и молотя по воздуху руками и ногами, моряк полетел с палубы в море. По воде расплылось кровавое пятно — тварь разбила ему голову.

— Луки! — крикнул Конан.

Один из моряков прицелился в тварь из лука. Две стрелы пролетели мимо, но третья вонзилась в шею отвратительного существа за секунду до того, как крылатая бестия добралась до человека. Она еще успела схватить зубами его руку, но затем силы ее иссякли.

— Они умирают! — воскликнул Конан. — Смотрите, их довольно просто убить! Не бойтесь! Отвечайте ударом на удар!

С «Дамы» доносились звуки борьбы — моряки взялись за кинжалы и отбивали атаки сразу двух существ.

— Почему же прежде никто не пытался сопротивляться им? — удивился Меноэс.

— Вероятно, моряки не ожидали нападения, — сказал Карсеол.

— А может, ими не командовал бывший контрабандист, — добавил Конан и обменялся с Карсеолом дружеским полупоклоном.

Капитан уложил третью тварь голыми руками — он свернул ей шею, но был сильно ранен когтями и вынужден был уйти к себе, чтобы перевязать руку.

Конан продолжал отбивать атаку за атакой. По его подсчетам, предстояло убить по меньшей мере еще трех тварей. Одной он пропорол перепонки, и она рухнула в море.

А затем все вдруг стихло. «Смерть на черных крыльях» исчезла. И почти сразу вслед за тем растворился и туман. Два корабля тихо покачивались на волнах, а над ними расстилалось ясное звездное небо. Серебряный свет луны дробился на воде. Он был таким ярким, что можно было разглядеть все происходящее на палубе. Двое моряков с «Дамы» были серьезно ранены; на «Плавучей Рыбе» оказалось трое убитых. Карсеол вернулся из каюты с окровавленной тряпкой на руке. Конан потер глубокую царапину на щеке — досадную, но безопасную. Если только когти тварей не ядовиты. В этом, впрочем, киммериец сомневался: будь в когтях яд, царапины уже начали бы воспаляться.

Азелла потихоньку приходила в себя. Теперь она разговаривала вполне связно. Хныча, девушка пожаловалась на холод и попросила кусок хлеба — она была очень голодна. Все это ей доставил Сонтий. Всхлипывая, она прижалась к моряку и с недоеденным куском за щекой заснула.

— У меня есть брат, — сказал вдруг Меноэс.

Все повернулись к нему.

Зингарец стоял на палубе один. Он казался немного растерянным.

— Что? — спросил наконец Конан. — О чем вы говорите?

— Вы спросили, есть ли у меня враги, — пояснил Меноэс. — Много лет назад у меня был брат. Родной брат-близнец. Он был старше меня на несколько минут — так, по крайней мере, утверждала наша мать. Поэтому брат всегда заносился передо мной. Почти с самого рождения между нами началось соперничество. Беда еще в том, что мы очень похожи, не только лицом и повадками, но и способностями. Оба мы хорошо играли на лютне, оба нравились женщинам.

Меноэс провел ладонью по лицу. Время и различные испытания, с которыми всегда сопряжена жизнь торговца, оставили на нем резкие отметины.

— Сейчас в это трудно поверить, — добавил зингарец, — но мы действительно нравились женщинам. Не знаю, каким стал сейчас мой брат, если он вообще жив, но я до сих пор иногда имею успех…

Азелла, на которую невольно глянул в этот миг Конан, продолжала безмятежно спать. Ее щека оттопыривалась, и время от времени она принималась во сне шевелить губами, как будто жевала, а после опять замирала. Других женщин на палубе не было.

Меноэс махнул рукой.

— Все это неважно. В один прекрасный день наши с братом пути разошлись. Я избрал отцовское поприще, связал судьбу с кораблями. Тогда у нас был только один корабль. Точнее, половина — мы владели им на паях с другим торговцем. Я начал с того, что выкупил корабль у партнера, а после открыл свое дело.

Мой брат предпочел другое занятие. Однажды, гуляя по улицам Кордавы, он встретил странного человека. Этот человек произвел на него неизгладимое впечатление, несколько седмиц брат только о нем и разговаривал. По его словам, они столкнулись возле таверны «Колесо», на углу улиц Медников и Бочаров. Там часто возникают драки. Ремесленники этих двух улиц традиционно враждуют между собой. Отбивают клиентов. У нас это называлось Великая Бочковая Война. Одни предпочитают деревянные бочки, другие — медные сосуды. И то, и другое хорошо по-своему, по мастера частенько уговаривают клиентов купить именно свой товар и, случается, перебивают покупателя.

— Ближе к делу, — велел Карсеол. — У нас не так много времени. Простите, что напоминаю, господин, — спохватился он.

Но зингарец даже не обратил внимания на властный тон капитана, который получал у него жалованье. Он весь погрузился в воспоминания.

— Там, возле таверны, мой брат и увидел, как несколько здоровенных детин напали на невысокого, хрупкого с виду человека. И как он, подняв посох, что-то прошептал на незнакомом языке. И как эти детины вдруг повалились на мостовую. Лица у них почернели, из ноздрей повалил дым, а глаза лопнули от жара. Незнакомец сжег их заживо, сжег изнутри. Он как будто запалил пламя у них в головах. Это поразило брата. Он упал к ногам незнакомца и стал умолять взять к себе в ученики.

И спустя несколько седмиц незнакомец, которого мой брат преследовал неустанно, согласился. С тех пор мы с ним не виделись…

Меноэс замолчал, но Конану показалось, что рассказал он отнюдь не все из случившегося в далекие годы. Наверняка имелось еще какое-то обстоятельство.

— А как же женщина? — почти против воли спросил варвар. — Разве не было еще и женщины?

Меноэс глянул на киммерийца с едва скрытым раздражением.

— Да, женщина была, — сказал он. — Как ты догадался?

— Ты с самого начала заговорил о том, что вы нравились женщинам, — объяснил Конан. — Но если бы все было так просто, не возникло бы такой лютой вражды. Я знаю, сколько неприятностей может причинить увлечение легкомысленной особой.

— Она вовсе не была легкомысленной! — вспыхнул Меноэс. — И предпочла меня. Тогда-то брат и начал подумывать о мести. Уходя из дома к незнакомцу, он обещал, что разорит меня. Не сразу, нет. Он подождет, пока я добьюсь успеха, пока мне будет что терять.

И первое, что он отнял у меня, была жена. Ее похитили много лет назад. Я разыскивал ее повсюду, но безуспешно. А потом она мне приснилась. Она сказала, чтобы я прекратил поиски.

Когда она поняла, в чьи руки попала, она нашла способ покончить с собой…

Меноэс опять замолчал, и Конан не стал его расспрашивать о дальнейшем. Остальное явно не имело отношение к делу.

Корабли вновь тронулись в путь, и на рассвете перед ними показались отвесные скалы первого из Барахских островов. Конан отозвал в сторону капитана Карсеола.

— Предлагаю обойти остров за островом вдоль береговой линии, — сказал киммериец. — Если эти твари гнездятся где-нибудь неподалеку, то, скорее всего, их логово именно здесь.

— Ты хочешь напасть на них сам? — удивился капитан.

— Пока мы не перебьем их всех, опасность не отступит, — сказал киммериец.

— Но мы потеряем время! — возразил капитан. — Для его обшаривать острова в поисках напасти, если эта напасть сама поджидает нас?

— Вот именно! — рассердился Конан. — С этим нужно покончить раз и навсегда. Уж не знаю, кто натравил на Меноэса этих пташек, его брат-близнец или тот незнакомец, который сжег бесполезных пьяниц просто из прихоти, — но их следует выжечь из этих скал каленым железом.

И Конан показал на свой меч.

— Эта добрая сталь немало злобных магов отправила к демонам, их породившим, — добавил киммериец.

— Я не поведу корабли прямо на скалы, — твердо заявил капитан.

— Этого и не требуется. Поверь мне, почтенный Карсеол, было время, когда и я водил корабли по морю. Это, правда, происходило южнее, но дела не меняет: я знаю, что такое прибрежные рифы и все такое, — заверил Карсеола Конан. — Мне потребуется лодка и два храбрых моряка. Конечно, я взял бы с собой и Меноэса, но он, боюсь, будет бесполезен. А кроме того, не в моих правилах губить нанимателя. Все-таки он платит мне деньги за то, чтобы я проследил за его безопасностью.

Карсеол кивнул в знак согласился.

Но Меноэс, против ожидания, согласился принять участие в вылазке.

— Я сам хочу покончить с этим делом, — сказал зингарский судовладелец. — Пусть я немолод и не похож на могучего воина, в глубине души я всегда оставался авантюристом. Если у меня не достанет храбрости сражаться, то по крайней мере я найду в себе силы посмотреть, как все произойдет.

Шлюпку спустили на воду, и она медленно заскользила навстречу скалам. С кораблей смотрели, как она удаляется, постепенно превращаясь в черную точку.

Конан стоял на носу, всматриваясь в отвесные темные скалы. Волны яростно бросались на них, исходя пеной, но отступали, бессильные проглотить их. Твердые утесы нависали над водой. Оттуда свешивались лозы вьющихся растений. Солнце уже поднялось достаточно, и вода сверкала ослепительно, от нее болели глаза, и приходилось сильно щуриться.

Но Конан и не думал щурить глаза. Он привык смотреть на сияющие ледники своей родины. Их холодная синева как будто навеки застыла во взгляде киммерийца.

— Здесь! — крикнул он, поднимая руку. — Гребите к берегу!

Моряки и Меноэс ровным счетом ничего подозрительного не заметили, но Конан уверенно показывал на высокую черную скалу, всю испещренную расщелинами. Она напоминала профиль очень смуглого лица, изрезанного глубокими суровыми морщинами.

Кругом на мелководье кипела вода.

— Мы не сможем подойти близко! — сказал один из моряков. — Нас разобьет о рифы.

— Вон там есть маленькая песчаная бухточка, — показал Копан. — Высадите меня там и ждите. Господин Меноэс, вы пойдете со мной или предпочтете остаться с ними?

— Я… я пойду с тобой, — неожиданно решился Меноэс. — Ты был прав, когда говорил, что имеются вещи гораздо более важные, чем жизнь. И для меня это богатство и уверенность в будущем. Пусть я потерял жену и корабли, я хочу знать, что больше я ничего никогда не потеряю.

— Кроме жизни, — тихонько добавил Конан. Меноэс сжал руку киммерийца с неожиданной силой.

— Кроме жизни, — повторил он.

Они выбрались на берег и начали восхождение на скалы. Несколько раз зингарец, едва не срывался в пропасть, но Конан успевал подхватывать его и помогать взобраться на твердый уступ. Сам киммериец лазал по скалам, как кошка. Неловкий спутник мешал ему. Однако Конан достаточно уважал чужую волю, чтобы не отказывать Меноэсу в праве увидеть, как злокозненный брат-близнец его будет наказан по заслугам. А в том, что это произойдет именно так, Конан не сомневался.

Добрая сталь против черной магии. Человеческая воля против сил преисподней. Боги будут на стороне киммерийца. И он мысленно воззвал к Крому, которому нет дела до людских бед, но который не терпит грязи.

«Если это последний мой бой, прими меня в своих пиршественных чертогах», — подумал Конан, обращаясь к своему суровому северному божеству.

И больше он ни о чем не думал. Они оказались на вершине скалы. Меноэс упал на траву, хватая раскрытым ртом воздух.

— Я… я должен немного полежать, — с виноватым видом обратился он к киммерийцу. — Совсем недолго.

— Ты всегда был слабаком! — раздался голос за спиной у Конана.

Киммериец резко обернулся и выхватил меч. На вершине скалы стоял человек, одетый в черное. Ветер трепал полы его длинного шелкового плаща, рвал длинные седые волосы, как будто хотел сдернуть их с головы. Лицо этого человека выглядело странным, уродливым подобием лица Меноэса. Но если Меноэс был обыкновенным человеком, хитрым ловчилой, жадноватым торговцем, словом, обладал самыми обычными и, в принципе, простительными пороками, то этот выглядел как воплощение зла. Нос его торчал, как клюв хищной птицы, — когда-то он был перебит и слегка загибался на сторону. Узкий рот втянулся, подбородок выпятился. Морщины иссекли его кожу по всем направлениям, словно этого человека кромсали ножом.

Он поднял руку. С его пальцев сорвался голубоватый свет. Слабое подобие такого света пыталась вызвать Азелла.

— Кром! — взревел Конан и бросился на колдуна.

Молния ударила в то место, где только что находился киммериец.

— Меноэс! — гаркнул Конан. — Отходи! В сторону, в сторону!

Меноэс не мог подняться на дрожащие от усталости ноги, поэтому он просто покатился по траве.

Конан между тем был уже возле колдуна. Он отразил удар молнии так, как отразил бы выпад клинка, и нанес ответный удар.

Ему показалось, что меч коснулся кольчуги. Тело колдуна было окружено невидимой защитой. Однако Конан по опыту прошлых схваток с магами знал: у каждого заклятья, каким бы сильным оно ни выглядело, имеется слабая сторона. И эту сторону надлежит отыскать.

Противники закружили по траве. Меноэс смотрел, тяжело дыша и почти не моргая, как киммериец пытается убить его брата. Человека, который ненавидел его с момента их появления на свет. Соперника. Мага.

Меноэс не верил в победу Конана. Он просто смотрел, как с каждым новым обменом ударами приближается его смерть.

Одна из молний царапнула Конана по руке. Киммериец громко выругался. Кровь побежала по его локтю и тут же запеклась. Рана дымилась.

Меноэс закричал и в отчаянии разорвал на груди одежду. В то же самое мгновение маг пошатнулся, и Конан ловко нанес удар ему в грудь. Невидимая защита ослабла, и меч легко вошел в плоть колдуна. Он зашатался. Глаза его загорелись дьявольским желтым огнем.

Сухие губы зашевелились, готовясь произнести заклинание, но Копан выдернул меч и ударил по этим губам кулаком. Маг захрипел и повалился на землю. Конан поднял меч и отсек ему голову. Клацая зубами, голова покатилась прочь, в ту сторону, где корчился от ужаса Меноэс. Глаза братьев встретились в последний раз, а затем желтый огонек в зрачках колдуна угас навсегда. Меноэс поднялся, шатаясь, и изо всех сил ударил по отрубленной голове ногой. Она взлетела в воздух и сгинула в морской пене.

Безголовое тело корчилось на траве, скребло землю ногтями, било по ней ногами, но с каждым разом все слабее и слабее. И наконец затихло и оно.

Конан вытер меч о траву, избегая прикасаться к одежде мага.

— Вот и все, — проговорил киммериец, брезгливо кривя губы. — Проклятью конец, господин Меноэс. Понравилось ли вам представление?

— Конан! — Меноэс почти рыдал. — Что произошло? Как ты убил его? Он ведь казался неуязвимым!

— Вы помогли мне, — сказал киммериец. — Не знаю, почему, но связь между вами так и не разорвалась, хотя вы расстались много лет назад. Он знал о каждом вашем шаге. Ему легко было выследить вас. Он связал себя с вами тонкой магической нитью. Когда вы разорвали на себе одежду, что-то отозвалось в магии вашего брата… Кстати, как его имя?

— Даже не знаю, что ответить, — глухо отозвался Меноэс. — Когда-то его звали Менуас, почти так же, как меня, но уходя из дома он взял себе другое имя.

— Так или иначе, когда вы оказались стоящими рядом, эта связь, установленная между вами природой вашего рождения и многократно усиленная магией, стала для него болезненной.

Меноэс подумал немного и сказал:

— В таком случае, сам собою напрашивается неприятный для меня вывод. Ты мог бы расправиться с моим братом куда проще. Тебе нужно было просто отсечь голову мне.

— Я тоже об этом подумал, — проворчал Конан, потирая рану у себя на руке, — да только уже после того, как прикончил колдуна. Хорошие мысли почему-то всегда приходят на ум с опозданием.

Меноэс вздохнул и хлопнул его по здоровому плечу.

— От души надеюсь, что ты пошутил, Конан.