Глава 6. Таверна в Асмунде

239 год от основания Империи. Асмунд, конец весны.

Асмунд, ближайший к столице крупный город, встретил Хилла неприветливо. Высокие розовато-серые стены вздымались над цветущими садами предместий, солнечные блики радостно прыгали по начищенным до ослепительного блеска шлемам и кирасам, через ворота оживленно сновали туда-сюда деловитые люди. Так же, как и в столице, жизнь в Асмунде кипела и бурлила. Но вот только, в отличие от Суарда, не было в нем ощущения мира и спокойствия. Больше, чем обычно, торопились торговцы, внимательнее, чем всегда, приглядывались к въезжающим и выезжающим из города повозкам и всадникам стражники, больше нищих бродило по улицам. И на бродячих артистов горожане смотрели не с радостью и предвкушением, а с настороженностью и подозрительностью.

Явно бывавшие в Асмунде не раз циркачи прямиком направились в маленькую дешевую таверну ближе к западной окраине. Неопрятный хозяин приветствовал четверку жонглеров по именам и сам подсел к ним за стол. Хилл, как человек в компании новый, особо в разговор не встревал, если его напрямую о чем-либо не спрашивали, в основном прислушивался и запоминал.

Брейгус, как циркачи назвали трактирщика, выглядел весьма понурым и озабоченным. Судя по его жалобам, для города настали тяжелые времена. Цены на провизию подскочили почти втрое, торговля с Империей теперь шла не через Асмунд и Луаз, как в мирное время, а окольными путями. Горожане припрятали кубышки на черный день, приезжего торгового люда не стало, и вместо прибыли таверна стала приносить одни убытки. Зато голодных оборванцев, покинувших насиженные места и имеющих ничего, кроме собственных рук и пустых животов, в городе скопилось неимоверное количество — а толку от них, кроме вреда?

По мнению Брейгуса, менее удачного времени для менестрелей и циркачей трудно было и придумать. Городские власти гнали из Асмунда всех бродяг, невзирая на пол и возраст, но каждый день приходили толпы новых. Даже Лига Нищих присоединилась в этом деле к городской страже — при такой конкуренции им самим скоро есть станет нечего. Трактирщик настоятельно посоветовал артистам обходить десятой дорогой стражников, чтобы не быть ненароком изгнанными из города, а заодно и ограбленными.

То, что Хилл услышал в таверне, как и то, что он видел в городе, заставляло торопиться, но, в то же время, действовать как можно осторожнее. Несколько угрюмого вида мужчин, занявших стол в дальнем углу, почти не стесняясь посторонних ушей, всерьёз обсуждали, как им присоединиться к Армии Справедливости. В их речах не было ни слова о вере или той самой справедливости. Для них самозваный Пророк был лишь главарем самой большой и удачливой банды разбойников, с которыми вместе и они смогут вволю пограбить. Из их разговора Хилл понял одну немаловажную вещь. А именно, что Пророк в скором времени может подойти к стенам Хурригсы, небольшого города севернее Асмунда, и без особых проблем взять его. И что среди шайки Пророка много мелких лидеров, приведших свои ватаги, или выделившихся по ходу мятежа, но нет ни одного, близкого по влиянию. То есть, вся Армия Справедливости подчиняется Пророку, и только ему. Даже так называемые священники, выполняющие функции адъютантов и внутренней охраны, без Пророка — пустое место. Вот это Хилла весьма обрадовало.

Постепенно у Лунного Стрижа начал вырисовываться некий план. Пока довольно расплывчатый, но, по крайней мере, определяющий направление действий. Вот только не передумают ли жонглеры идти в Луаз? Стоит попасться в лапы бандитов, и их приключения закончатся весьма печально.

Будь Хилл один, он бы, не задумываясь, заявился хоть в само логово банды, притворившись очередным облапошенным придурком. Но втравливать в это дело ни в чем не повинных артистов… да ещё и девушек… да ещё и ту, с которой он уже неделю проводит ночи… уговорить их, что ли, топать назад? Хотя, если рассуждать, отбросив сантименты, под прикрытием бродячего цирка подобраться к Пророку, не вызывая подозрений, будет проще. И Хилл решил пока посмотреть, что надумают сами артисты. Только не долго — на исполнение заказа оставалось всего две с половиной недели.

Размышления Призывающего Тень прервали угрюмые личности из дальнего угла. Они обратили, наконец, внимание на появившихся в таверне девушек, и восприняли это, как приглашение повеселиться. Шестеро здоровых мужиков не посчитали двух циркачей и одного хрупкого юношу заслуживающей внимания преградой, трактирщик же предпочел смотреть мимо.

Бородатый, воняющий чесноком и перегаром тип вразвалочку, с полным сознанием собственного превосходства и безнаказанности, подвалил к артистам и бесцеремонно ухватил Лусу за плечо.

— Иди к нам, красотуля! С этими хлюпиками небось позабыла, что такое настоящий мужик? Я тебе напомню, детка, — остальные пятеро поддержали его хохотом и неприличными жестами.

— И двух подружек прихвати! Мне та белобрысенькая по вкусу!

Предводитель шайки сально ухмыльнулся. Как и многие до него, он обманулся гладкой кожей, длинными ресницами и бархатно синими очами убийцы.

— Давайте, двигайте сюда, девочки!

Ещё двое не торопясь поднялись со своих мест, видя, что девочки не горят желанием упасть к ним в объятия.

Луса попыталась стряхнуть с плеча настырную лапу, но разбойник держал крепко. Бледная и дрожащая, она сжалась, как затравленный зверек. Рядом Горик и Ишран замерли в сомнении. Ввязываться в драку — безнадежно. Отвернуться и отдать девушек на растерзание — совесть не позволяет.

Осторожное движение Павены, приготовившей ножи, не укрылось от взгляда Хилла. До этого момента он ещё выжидал и высматривал, не удастся ли по-тихому смотаться, но теперь оставался только один вариант. И, пожалуй, самый приятный. Ну не любил Лунный Стриж пошлых намеков в свой адрес, и, тем паче, гнусных предложений. Наслушался уже, хватит.

«Развлечься желаете, господа бандиты? Развлечемся» — хмыкнул про себя Хилл, выпуская сущность Тени наружу.

Быстрый взгляд на расположение противника. С кошачьей мягкостью прыжок с лавки — на стол.

Шелест метательных ножей из рукавов. Короткий вскрик и тяжелый шмяк двух тел — на полпути к девочкам. Удар в кадык носком сапога — самому ретивому. Вскинув руки к раздробленной гортани, тип валится на пол.

С руки срывается третье лезвие, с тихим чмоком впивается в плоть встающего душегуба.

Одновременно из-за спины — свист пары ножей и удивленный вскрик Павены. Бандит не успевает упасть, его настигает второй нож. Он хватается за рассеченную артерию и падает. Второй ранен в плечо, гневно орет и отшатывается.

Главарь рычит яростно, вскакивает с лавки. Выхватывает здоровенный тесак. Раненый хватается за длинный нож, не обращая внимания на хлещущую кровь. Оба пытаются выбраться из-за стола, но слишком медленно.

В ответ из горла рвется голодный рык, сладкий запах крови будоражит ноздри.

«Скорее, ещё скорее! Жертва, вкусно!»

Два длинных прыжка, удар в висок — в полсилы, этот ещё нужен живым! — почти замерший на месте предводитель падает без сознания. Роняет тесак — поймать его на лету и сразу в дело.

Перехватить занесенную для удара руку с ножом. Поднырнуть. Тесак вожака — под ребро последнему.

Вопль ярости сменяется хрипом агонии. Неспешное падение шестого тела.

Отскочить, развернуться. Последняя пара ножей готова сорваться в полет. Жажда гонит вперед, на запах страха, к алой пульсации жизни.

Остановиться. Больше врагов нет. Жертвы кончились.

Разочарованный рык из глубины Тени: «Ещё!» — не слушать! Остановиться!

Убрать ножи. Стряхнуть с рукава кровь.

Остановиться. Вдох.

Оглядеться.

Выдох.

Поиграли? Хватит.

Вдох.

Тень отступает, но недалеко. Ждет.

Медленный выдох.

Но продолжения не будет. Вдох, ещё медленней. Выдох.

Возвращение.

Вынырнув в привычную реальность, Лунный Стриж внимательно осмотрелся.

Брейгус в своем углу, выдает себя легким позвякиванием посуды. Неожиданная храбрость Павены испарилась. Полный ужаса взгляд прикипел к первым двум убитым — лезвие в горле, лезвие в глазнице. Горик с Ишраном на месте, ошарашенные. Глядят то на шесть тел, то на него.

Держа живых в поле зрения, Хилл аккуратно вынул из трупов ножи. Тщательно вытер об одежду разбойников, свои сунул обратно в рукава, остальные два положил на стол перед Павеной.

Циркачи, за время схватки только и успевшие, что вскочить и достать оружие, попятились в страхе. Луса продолжала дрожать, ничего не видя перед собой. Одна Павена решилась поднять на него несчастный и растеряный взгляд.

Лунный Стриж, загнав сыто ворочающееся божество как можно глубже, ободряюще улыбнулся ей.

Ему не надо было гадать, как он выглядел последние тридцать секунд. Что ж, не повезло циркачам, плохо спать будут. Нападая на разбойников, он даже забыл сменить выражение лица, так и остался в образе наивного растяпы… только обычная синева глаз сменилась ледяной чернотой Тени.

Кроме них, в таверне больше не было посетителей, а трактирщик… что ж, нет в Империи такого трактирщика, что не признает тайного знака Гильдии.

— Бие Брейгус.

Голова хозяина заведения робко показалась из-за стойки.

— Тут у вас что-то на полу валяется…

Хилл поманил его, складывая пальцы особым образом. Бие Брейгус побледнел ещё больше, хотя, казалось, его вытянутая физиономия на это уже не способна, и мелкими шажками подошел.

— Э… да… что-то валяется…

— Так приберитесь! У вас приличное заведение, я надеюсь?

— Не извольте сомневаться, Ваша Ми…

Со страху трактирщик начал заговариваться. Но Лунный Стриж ожег его таким взглядом, что тот подавился, не успев ляпнуть глупость.

— Э… бие менестрель…

— Нам нужна комната, прямо сейчас. С этими разберитесь сами.

Хилл небрежно кивнул на пять трупов.

Циркачи потихоньку приходили в себя, с опаской поглядывая то на Хилла, то на дверь. На их лицах читалась отнюдь не благодарность. Легенда Хилла отправилась к зеленым гоблинам, как и надежда без проблем подобраться к Пророку с бродячими артистами.

— Эй, не разбегаться, — Хилл обратился к бывшим приятелям спокойно и твердо, как к маленьким детям. — Вам ничего не будет. Все хорошо, сидите тихо.

— Ты… ты не… — первой попробовала заговорить Павена.

— Нет, конечно. Зачем? Пожалуйста, идите все в комнату, хорошо? Брейгус вас проводит.

Трактирщик успел уже предусмотрительно запереть двери, чтобы случайные посетители, или, упаси Светлая, городская стража, не увидели, что у него в таверне творится. И, подобострастно кивая, проводил артистов по лестнице за стойкой на второй этаж.

— Брейгус, кто он такой?! Ты его знаешь!

В ответ на шепот Ишрана трактирщик только съёжился и приложил палец к губам.

Ожидая, что главарь шайки вот-вот очухается, Хилл взял его за плечи, подтянул и прислонил к стене. И заодно связал руки пленника его же кожаным поясом. На поясе вожака шайки обнаружился ещё один нож, покороче тесака, и потертый кошель, правда, довольно тощий. Но Хилл всё равно запихнул его в карман. Пригодился и чудом уцелевший на столе кувшин с вином — Лунный Стриж выплеснул местную кислятину в лицо душегубу, чтобы тот быстрее пришел в себя.

Осторожные шаги трактирщика на миг отвлекли его. От Брейгуса исходили физически ощутимые волны страха, нездорового любопытства и надежды, заставившие Хилла поморщиться в отвращении.

— Бие Брейгус, вам интересно? — тихо и угрожающе осведомился Лунный Стриж.

— Нет-нет, ни в коем случае! — Брейгус попятился. — Может, вам что-нибудь нужно?

— Не беспокойте меня полчаса. И проследите, чтобы никто не беспокоил. — Для убедительности он на миг выпустил тварей Хиссовой бездны. — Из дома не выходить!

— Слушаюсь, бие… как прикажете…

Вздрагивая и утирая лоб, трактирщик быстренько взбежал наверх и уселся на стуле перед дверью комнаты, в которую отвел артистов.

Трусливые и подобострастные глазки Брейгуса совершенно не внушали доверия. Напротив, полную уверенность в том, что, стоит отойти от таверны на сажень, и трактирщик тут же побежит докладывать о происшествии всем заинтересованным лицам, начиная от городской стражи и заканчивая прихвостнями проповедника.

Судьба Брейгуса была уже решена, как и судьба последнего душегуба, который как раз начал подавать признаки жизни.

С трудом продрав будто засыпанные песком и залепленные какой-то гадостью глаза, предводитель шайки увидел перед собой давешнего смазливого актеришку, с непринужденным видом грызущего орешки и швыряющего скорлупки на пол. Попытался приподняться, и, непристойно выругавшись, плюхнулся обратно — сукин сын связал его более чем надежно.

Сквозь липкий, гудящий болью туман в голове всплыло последнее, что он видел — эта же гладенькая девичья физиономия с легкой неуверенной улыбкой и полыхающей бездной Тьмы в глазах. Улыбочка никуда не делась, только стала наглой и снисходительной, Тьма же исчезла бесследно.

После того, как этот безобиднейший с виду мальчишка походя расправился с пятью матерыми бандитами, вопросов, кто он такой, не возникало. О Призывающих Тень ходило множество слухов, жутких и неправдоподобных. Многие вовсе сомневались в их существовании. Но не он. После общения с Пророком он верил и в Призывающих Тень, и в самого Темного Хисса, активно вмешивающегося в дела людские.

Наверное, он бы не дал так уж просто себя одолеть, если бы не глаза мальчишки. Точь-в-точь как у Пророка в экстазе. Ледяная бездна Тьмы и страха, и будь прокляты те безмозглые тролли, что верят сказкам о Несущем Свет, Провозвестнике Чистоты и грядущем блаженстве. Всех легковерных дураков ждет Хиссова бездна. И он сам дурак, не распознал спьяну кошмарную тварь.

А теперь тварь, прикидывающаяся хрупким менестрелем, смотрит на него, как на мертвеца. Нет, как на старый кладбищенский прах под ногами. И единственное, на что можно надеяться, так это на быструю смерть, если удастся правильно ответить на вопросы.

— Ну?

Равнодушный, негромкий голос убийцы оторвал его от судорожных размышлений. Отсутствие в руках твари хотя бы ножа и полное спокойствие, даже какая-то доброжелательность показались гораздо опаснее, чем яростные угрозы и размахивание перед носом орудиями пыток.

— Меня зовут Ревайн, по прозванию Ревун. Последние пять лет у меня своя шайка… была… — невольно Ревун скосил глаза вправо, где всего в сажени лежал в луже крови его помощник. Волна животного ужаса вновь накрыла его, на пару секунд лишив речи.

— Угу. С проповедником знаком? — Ещё пара орешков захрустела на крепких зубах.

— Знаком. По его приказу вербую смелых и сильных мужчин в Армию Справедливости, вот как этих… — Ревун слегка кивнул на трупы. — Я с Пророком почти с самого начала, три месяца скоро. Но в доверенные лица не попал, нет у него доверенных лиц. Всё только сам решает. Никто не знает, что ему завтра в голову взбредет. Ничьих советов не слушает, если заподозрит измену, отдает на растерзание толпе. Вокруг него одни фанатики! Верят каждому слову, смотрят ему в рот… — Ревуном овладело желание говорить, говорить… как можно дольше. И не смотреть на существо, с комфортом расположившееся напротив.

— А ты, значит, не фанатик?

— Я нормальный человек! Свободный! Не для того я с рудников бежал, чтобы в кабалу к Тёмному соваться. Я человек простой, мне с сильным вожаком ссориться не в масть, а под ним жить можно, только подальше…

— В кабалу, говоришь… с этого места поподробнее.

— Да что там… стоит Пророку рот разинуть и бред свой начать вещать, все вокруг с ума сходят! Скажет: прыгай! — все прыгают, скажет: умри! — лягут и умрут. Я сам видел, как он королевское войско встречать вышел. Оделся во все белое, на холмик у дороги забрался… один совсем, остальным велел из лесу не показываться, и без оружия… весь такой благостный, святость так и прет, аж противно! И как начал чушь свою нести! А голос-то, голос! У людей такого не бывает. В задних рядах все слышно было. Солдаты чуть не с первых слов разум потеряли, на колени попадали, слезами залились. А тех, кто устоял и «Слава Пророку» не завопил, голыми руками разорвали в клочья. И все это с такими просветленными лицами… — Ревун передернулся. — И так везде. Много, один из ста в экстазе не забьется, услышав его голос. Какую бы чушь Пророк не приказал, все бегут и спотыкаются, выполнять побыстрее.

— Угу… а как тебе удалось не попасться? Или Пророку всё равно, верят ему или нет?

— А я притворялся таким же чокнутым, как все. И на колени падал, и предателей топтал… зато деньжат поднакопил… эх!

— А скажи-ка, приятель, ты магию распознаешь? Маг этот Пророк, или как?

— Не знаю я насчет магии, а вот… — Ревун замялся, не зная, что теперь хуже, смолчать или правду сказать.

— Ну? — убийца равнодушно закинул в рот ещё горсть орешков, и слегка улыбнулся, добренько так.

— Глаза у него… как у тебя! — Если бы Призывающий вытащил тесак или прикрикнул, Ревун бы ещё посомневался. Но после этой улыбки… сам бы зарезался, да ножа нету.

— Поточнее.

— Тьма у него в глазах! Как только проповедовать начнет, так сразу… будто не человек вовсе. Демонские глаза! Ужас, лёд и смерть! Говорит красиво, и всё про свет, про чистоту, вроде как о стране и народе заботится, а от самого Тёмным Хиссом так и несет, и в глаза если заглянешь, провалишься в бездну.

— Кто-нибудь ещё рядом с Пророком это видит?

— Не знаю. Были, но язык за зубами не удержали. Там только слово скажи против, да просто пукни без разрешения, и ты покойник! Может, кто и притаился, но я не знаю! Правда, не знаю! — на последних словах Ревун сорвался почти на крик. Ужас перегорел, и им овладела злость — на Пророка, на тупых дружков, сцепившихся с Темной тварью, на весь мир, полный несправедливости.

— Не ори ты так, — убийца поморщился брезгливо. — Что этот самозванец проповедует, подробнее.

— Да что… говорит, засилье Тьмы в Валанте, демоны наступают. Иссякла вера в сердцах людских, отвернулся народ от Света, погряз в заблуждениях. Что сам король Мардук под властью Тьмы, и надо его вразумить да глаза ему открыть. Что вторая королева то ли сама не человек, а демон, то ли детей королю от демонов Ургаша принесла, и настоящая наследница с королевской кровью в Валанте только одна, Ристана. А все другие дети короля — приспешники тьмы, и сами тьма, и их надо скорее убить, чтобы очистить нашу землю от скверны… что если допустить, чтобы принц-демон сел на трон, будет мор, глад, засуха и землетрясение, потому как земля не потерпит надругательства. И что все, кто не признает его Пророком, попадут в пылающую бездну после смерти, а кто уверует и поможет земле очиститься, вознесутся в Страну Звенящих Ручьев, к вечному блаженству. Ругал священников Райны, мол, тоже Тьме продались, распутничают и чистоту не блюдут. Помешался он на чистоте! Говорит, поля родить не будут, пока не рассеется тьма в королевстве, и жены, говорит, нечистые нарожают нечистых детей, потому как неверные все… бред, одним словом. В его Армии даже маркитанток нет, всех встречных женщин, начиная с девчонок неразумных, объявляет нечистыми и фанатикам отдает. Смотреть противно! — перед глазами Ревуна как живая встала попавшаяся с неделю назад в лапы Пророка девочка. Тогда-то он и сбежал от Пророка подальше, вроде как за пополнением. — Сам на женщин и не глядит, чистотой и воздержанием кичится… а только вот видел я, как мертвых мальчиков из его шатра вытаскивали по ночам. Ненавижу! Зачем только подался к нему!

— Не поздновато раскаялся, Ревун? Я не священник, грехи тебе отпускать.

— Да уж…

— Что там с армией?

— Сброд, а не армия. Толковых военачальников у Пророка не водится, да и не стал бы он их слушать. Народу много, одних королевских солдат осталось не меньше тысячи, лихих людей сотен пять, да крестьян тыщи три набежало. Дисциплины никакой, грабят все, что по дороге попадется, оружия один меч на троих, да вилы с косами, да топоры. По окрестным селам уже всё подъели, скоро голодать начнут, оттого и собирается Пророк на Хурригсу напасть. Полководец он никакой, но понимает, что голодный сброд никакими божественными откровениями не удержать. И, сдается мне, скоро и на столицу пойдет. Хотя… странно он ведет войско. Ни один нормальный военачальник по провинции так петлять не будет.

— Неплохо ты в военных делах разбираешься для лихого человека.

— Так я ж в армии служил четыре года, пока на рудники не угодил…

— И в порядке охраны разобрался?

— А то. Да там и порядка-то нет. Каждый вечер и каждое утро тычет наугад, в какой отряд попал, тот и охрана. Только к нему подобраться непросто. Он к себе самых чокнутых фанатиков приблизил, назвал Новыми Священниками и Блюстителями Чистоты… человек пятьдесят, наверное… и они вокруг него толпой вечно крутятся. Они ему и еду носят, и мальчиков приводят, они же и закапывают.

— Ну а спит он один?

— В шатре один, а вокруг шатра человек двадцать стоит.

— Что, всю ночь не спят?

— Не спят, сволочи! Что им, твердолобым, ночь не поспать? Лишь бы Пророк доволен!

— Нда… сам его пришить хотел, а, Ревун?

— Ну, хотел… да без толку. Его место не занять. Только зря подставляться. Тьфу! Мотать надо было от него…

— Что ж не умотал?

— Что… при нем, если с умом, столько нагрести можно было…

— Ну а кто к нему подойти может поближе? С народом-то он беседует, или как?

— Он не беседует, он с холмиков вещает. После королевской армии без сопровождения человек тридцати священников посрать не выходит, не то что с народом беседовать.

— А еду кто ему готовит?

— Тоже кто ни попадя. То у своих же солдат котел отберет, то сами священники кашеварят… но всегда пробуют, прежде чем Пророку подать.

— Что, и мальчиков пробуют?

— Да нет… мальчишек он чаще сам охмуряет. Много ли мальцам надо? Сами идут к нему, дурачки. Ну, изредка, если уж особо красавчик попадется, его и силком священники притащат, но сами — ни-ни! — Ревун с некоторым удивлением посмотрел на убийцу. Этому и не надо мудрить. Стоит кому из священников гладкие щечки увидать, всеми правдами и неправдами к Пророку в шатер поволокут, успевай только отбрыкиваться.

Убийца, словно прочитав его мысли, подмигнул. Догадливый, мол, да толку-то. Пораньше догадываться надо было, а не на девиц пялиться.

— Э… послушай… я могу тебя провести к Пророку, а? Ну вроде как менестреля… проще будет, а? И выбраться оттуда помогу, меня там каждая собака знает… — В нем всколыхнулась отчаянная надежда. Призывающий выглядел совсем мальчишкой… Ревун понимал, что милость Тёмного — вроде сухой воды, но ещё хоть немного времени… вдруг удастся? Удавалось же как-то морочить Пророка, чтоб ему провалиться.

— Куда провести-то? — заинтересованно спросил белобрысый.

— Ну… через первые отряды, что по селам шастают, пройти не проблема, а вот нарваться на основную банду, или на священников… никто не знает, что им в голову взбредет. Могут и менестреля пришибить со злобы, недоумки.

— А где сейчас банда, и куда движется?

— В Хурригсу, скорее всего. Или плутает поблизости. Я от них уходил шесть дней тому как, лиг двадцать пять до Хурригсы оставалось, от деревни Лысые Брожки. Так что Пророк может, и в городе уже. Но навряд ли, не привык он двигаться прямо и быстро. Все кругами, да петлями.

— И что ты священникам скажешь?

— А что для Пророка музыканта веду, мол, хочет балладу о его славных деяниях сложить. Мало ли чокнутых? Они сами такие, поверят. Если Пророком восхищаться до трясучки со слюнями, они всегда верят.

— Неплохая идея. Что, на крови поклянешься?

Серьезные глаза и деловой тон убийцы подкинули дров в топку. Он уже почти верил, что удастся выкрутиться и на этот раз, и обещал Светлой Райне и молебен, и пожертвования, и праведную жизнь — от чистого сердца.

— Да на чем хочешь поклянусь! Я жить хочу. А Пророк этот, чтоб его, пусть сдохнет, сволочь! — в этот момент Ревун был искренен, как никогда. И был уверен, что и проведет убийцу, куда надо, и выведет, и что угодно для него сделает, только бы жить.

— Лады. Руну сейчас нарисую, и клянись. — Призывающий достал из рукава нож и наклонился, глядя ему прямо в глаза. — Не бойся, не больно. — И аккуратно вонзил лезвие в сонную артерию. — Спи спокойно.

Последних слов Ревун уже не услышал.

Бледный до зелени трактирщик так с сидел у дверей, не решаясь лишний раз пошевелиться. Увидев Призывающего, стремительно взбежавшего по лестнице, он вздрогнул и непроизвольно вжал голову в плечи. Тяжелое предчувствие не оставляло его ни на секунду, но, встретив теплый и доброжелательный взгляд синих глаз, Брейгус немного расслабился. И даже постарался убедить себя, что не все так плохо, как кажется.

Юноша небрежно кивнул, намекая, что не худо бы убраться внизу. Трактирщик суетливо вскочил и засеменил к лестнице, пугливо прижимаясь к стене, когда мимо него легким неслышным шагом (по рассохшимся скрипучим половицам) пробежал убийца.

Лунный Стриж остановился перед дверью, прислушиваясь. Шикнул тихонько на замешкавшегося на ступеньках трактирщика, любопытного даже в преддверии собственного печального конца, отчего тот буквально скатился вниз, и тихо постучал.

— Что? Кто там? — отозвался Горик.

Послышались осторожные шаги. Лунный Стриж чувствовал напряженное ожидание с той стороны двери, и буквально видел всех четверых. Лусу и Горика, крепко держащихся за ножи, Ишрана с табуреткой над головой у самой двери, Павену, изготовившуюся метнуть все четыре лезвия сразу.

Лунный Стриж скептически хмыкнул и отступил немного в сторону, на всякий случай. Убивать циркачей не хотелось совершенно, и плевать, что там по поводу свидетелей говорит Мастер.

— Ножи спрячьте, и табуретку опусти, Ишран. Лады?

— Угу.

Хилл уловил звук очень осторожно опускаемой на пол табуретки и пару облегченных вздохов. Нацепив на лицо самую искреннюю дружелюбную улыбочку, открыл дверь и вошел неторопливо и спокойно, будто бывшие приятели не собирались только что его укокошить.

— Ну, привет.

Так и есть, девушки у окна, Ишран справа, Горик слева. Обыкновенного бандита прищучили бы: стоят грамотно, позы вроде расслабленные, но в полной готовности к нападению или бегству, уж как получится. Старательный Брейгус выбрал комнату с крепкой решеткой на узком окне, без других дверей. Иначе были бы господа циркачи далеко за городскими воротами. Может, и к лучшему? Объясняться теперь, чушь очередную плести… надоело.

— Что, решили почтить память насильников минутой молчания? Так довольно уже. — Хилл уселся на кровать, всем своим видом показывая полное доверие. — Хотели меня о чем-то спросить? Ну?

— Да о чем тебя спрашивать. И так всё понятно. — Горик, в обычной жизни тихоня, в момент опасности взял на себя роль лидера. — Что с нами делать будешь?

— А что, обязательно надо?

— Кто ж знает, что там тебе надо?

— Ну и не знайте дальше. Шли бы вы, ребята, отсюда. Подальше да побыстрее. Только не на север и не в столицу. Вот Ирсида, например, благословенное место.

— Что, прям так и отпустишь? — с сомнением спросила Павена, явно не верившая в благоприятный исход.

— Нет, пинка сначала дам, для скорости. — Хилл начал раздражаться. — Ты думаешь, мне это всё нравится? Думаешь, мне хочется тебя…

Извини, Хилл. Просто…

— Просто ты не считаешь постель поводом для знакомства… не важно. Купите себе лошадей, и сваливайте быстрее. Вот, вам хватит. — Он высыпал в горсть несколько монет, отобрал из них четыре золотых и аккуратно положил на кровать рядом с собой. — Не надо кидать в меня острыми предметами, милая. Я тебе ничего не обещал, как и ты мне.

Павена смотрела на своего бывшего любовника сквозь слезы, не понимая толком, то ли она злится на гнусный обман, то ли радуется избавлению от казавшейся неизбежной смерти, то ли грустит о прекрасной несбывшейся мечте, обернувшейся внезапно кошмаром. Кто бы мог подумать, что этот нежный и трепетный юноша, шептавший ей ночами ласковые глупости и заставивший впервые за долгие два года что-то почувствовать, окажется профессиональным убийцей. Не бойцом, не солдатом — те не убивают так быстро, холодно и равнодушно, у них не бывает Тёмной бездны в глазах. Она не ожидала, что в его голосе прозвучит боль, и слово «милая» в его устах покажется холоднее и острее смертного приговора.

— Мы можем идти?

— Да. Только не через главный вход — найдите окно какое-нибудь. Надеюсь, вам больше ничего такого не приснится. Удачи.

Лунный Стриж встал и направился к двери. И в спину ему прозвучало:

— И тебе удачи, Хилл.

Тон Павены позволял надеяться, что она последует совету и уберется быстренько в Ирсиду. Или к троллям лысым, лишь бы подальше.

Расторопный Брейгус уже почти все убрал. Шесть трупов отправились в подвал, крови на полу практически не осталось. Трактирщик обернулся на звук шагов, подскочив на месте, как застигнутый врасплох заяц.

— А… э… ваши друзья…

— Ушли черным ходом.

— Но… э…

— На, лови.

Лунный Стриж подкинул на ладони серебряную монету и кинул её унылому типу. Тот привычно потянул марку ко рту, попробовать на зуб, и на мгновенье забыл бояться. Этого мгновенья убийце хватило, чтобы одним длинным броском достать его и свернуть потную шею. Снова пачкать пол кровью, а потом убираться… фи.

— Подавился, какая незадача, — хмыкнул Лунный Стриж, пряча ненужную больше трактирщику монету обратно в кошель.

Тело хозяина заведения отправилось вслед за остальными в погреб. Заодно из этого же погреба Хилл достал неплохой копченый окорок и бутылку приличного вина, хранимого трактирщиком то ли для особо важных гостей, то ли для себя.

Насвистывая пошлую песенку, Лунный Стриж закинул за спину гитару и несколько потяжелевший мешок. Вышел из таверны и, не оборачиваясь, направился на север, прочь из Асмунда.