"Дети Грозы" - читать интересную книгу автора (Атрейдес Тиа)Глава 5. Око УраганаЦветы паданицы крестоцветной, листья сиримны и волчьей фиалки, корень змеиной сыти… Столько редких трав не растет больше нигде — в устье ущелья сохранился крохотный кусочек древнего эльфийского леса, такого древнего, что сами эльфы не помнят, когда лес превратился в степи. Говорят, при везении в здесь можно найти даже мандрагору. Рассветные лучи играли разноцветными бликами на последних каплях росы, из-за Гиламских гор уже показался край солнца. Черноволосая девочка лет двенадцати, одетая в потертые штаны и свободную темную рубаху, тихо напевала незамысловатую мелодию. Она вглядывалась в буйное сплетение стеблей и листьев, выискивая одной ей ведомые побеги и время от времени опускаясь на колени прямо в мокрую траву. Корзинка была полна почти доверху, но девочка и не думала поворачивать назад. Ещё совсем немного — может быть, все же мандрагора найдется? Не зря же она затемно сбежала из-под бдительного ока Фрая? Успеть бы добраться до опушки, пока не сошла роса. До леса она так и не дошла — заприметила на вершине скалы цветущий белый шиполист. И тут же полезла, торопясь нарвать непросохших лепестков. Держа корзинку в зубах и цепляясь за острые камни, вскарабкалась наверх. Еле отдышавшись — склон оказался гораздо выше и круче, чем казалось снизу — она принялась безжалостно обрывать терпко пахнущие лепестки, морщась и шипя от боли в расцарапанных руках. Шиполист сопротивлялся как мог, разодрав и кожу, и рукава, но разве это могло остановить дорвавшуюся до сокровища девчонку? Последние, самые дальние от мародерки цветки спаслись только тем, что места в корзинке не хватило. Довольно оглядев добычу, девочка, наконец, обратила внимание на окружающую красоту. Вдали сияли снежные пики, молочные перья облаков плыли меж ними, зеленый бархат испятнал склоны — отсюда не понять, что за деревья там растут. Поближе, у подножия, разлились и смешались кармин, желток и киноварь весенних цветов, а над равниной, совсем близко, неслись по кругу и бурлили сизые тучи, пронизанные разрядами молний — маленький, словно игрушечный, циклон. Снизу, из-за скалы, раздался странный звук, не то скрип, не то бряцанье. Шу насторожилась: подозрительный циклон, еще более подозрительный звук… и мурашки по всему телу — может, вовсе не от холодной росы? Она забралась на гребень скалы, не обращая внимания на впившиеся в тело шипы. Осторожно заглянула на другую сторону и тут же спряталась, унимая бешено колотящееся сердце. Не может быть! Здесь уже лет десять не появлялись эти твари! Прихватив корзинку — не дай Светлая, заметят следы! — она скатилась вниз, обдираясь о камни, и побежала во всех ног к форту. Только бы успеть — предупредить, подготовиться к обороне! Долой все прочие мысли… Не надо думать о том, что постоянный гарнизон всего четыре дюжины человек, и с генералом столько же, а их… кто ж их сосчитает?! Она бежала, как не бегала никогда раньше. Она боялась, как никогда раньше. И надеялась… непонятно, на что. На милость Светлой Райны? На чудо? — Ваше Высочество, наконец! Генерал вас ищет… — солдат на воротах осекся, встретив полубезумный взгляд и разглядев расцарапанные руки и порванную одежду. — Что случилось? Ваше Высочество? — О… Орки! Где генерал? Там… их много… — она пыталась донести объяснить, но, увидев откровенное непонимание, махнула рукой. — Где генерал? Быстрее! Где?! Ошарашенный солдат кивнул на восточную стену, и Шу понеслась дальше. Не отвечая на вопросы, не обращая внимания на удивленные взгляды, она искала Флома. — Где генерал? — еле дыша, она дернула за рукав сержанта на стене. — Да вот он. Сержант не успел спросить, почему Её Высочество в таком виде — принцесса уже налетела на генерала, мирно обсуждавшего с комендантом форта хозяйственные дела. — Фрай! Там орки! — Где ты была, Шуалейда? Почему… — Орки! Ты слышишь меня? Орки! — Шуалейда, успокойся. Подумаешь, пара орков забрела… с каких это пор… — Орда, Фрай! — она сердито прервала генерала. — Только мужчины, в раскраске! У самого ущелья! Тут генерал обратил внимание на растрепанный и совершенно невменяемый вид девочки. — Сколько их было, Шу? — Орда! По лесу, колонной. Они идут сюда, Фрай! — Ясно. Иди, возьми, что успеешь, из еды, на лошадь и быстро отсюда! До Катабруски восемь лиг. Раньше, чем послезавтра, орки туда не дойдут. Не вздумай задерживаться в городе, уезжай сразу в Суард! Я дам тебе троих в сопровождение и письмо к начальнику гарнизона. Давай, бегом. Спускаясь со стены, Шу слышала, как генерал отдает распоряжения. Спокойно, уверенно, будто не орда пошла из степей впервые за демоны знают сколько лет, а начались очередные учения. У неё даже не было сил радоваться тому, что генерал поверил. Страх не отпускал, заставляя дрожать и ежиться. Уже в своей комнатушке, сменив рубашку и кидая книги в седельную сумку, она остановилась и прислушалась к себе: уезжать из форта было страшно — лучше бы остаться. Шу потрясла головой, отгоняя глупое желание. Остаться на верную смерть? Но чувство, которое ещё ни разу не подводило, упрямо твердило — уезжать никак нельзя! Эта смерть ещё вернее. Страх смерти превращался в странное ощущение: она словно вылетела из тела, выросла, превратилась в туман и ветер. Она видела форт, ущелье — не глазами, но просто знала, где и что делает каждый солдат и каждый орк… Она чувствовала чужой страх, и чужой азарт, и предвкушение боя, и дрожь шаманской волшбы, питающей орду силой… Да! Несколько отрядов идут не через ущелье, а поверху, скрытые наведенным туманом. По узкому карнизу медленно ползут орки — не меньше сотни. Уже совсем близко, над самой крепостью! Через полчаса весь отряд окажется по другую сторону форта. А там стены, перегородившие ущелье, много ниже, ведь с дороги на Катабруску никогда и никто не нападал! И бежать поздно — первые орки уже перекрыли дорогу. Бросив сумки, Шу помчалась снова искать генерала. Но по дороге остановилась, застигнутая врасплох идеей — сумасшедшей, невероятной: циклон! Совсем близко тяжелые, полные воды и молний тучи. Завитый спиралями ветер, готовый стать ураганом. Призрачные крылатые волки, воющие для орды песнь крови и разрушения, рвущиеся со сворок шаманской волшбы. Лишь дотянуться, смешать силы, выпустить на свободу ярость стихий… вряд ли она удержит их в повиновении — но форт и так обречен. Так пусть погибнет и орда! В то утро все могло бы случиться иначе. Если бы принцесса не увязалась с генералом Фломом в инспекцию пограничного форта именно тогда, когда орки впервые за одиннадцать лет двинулись на восток. Если бы её не понесло на ту скалу за шиполистом. Если бы ветер не поманил ее… Если бы боги не пошутили, позволив ей совершить невозможное — и если бы она была хоть чуть постарше и поопытнее, чтобы понимать: не по силам двенадцатилетней девочке обуздать ураган… Не обуздать — самой стать ураганом. Шу застыла посреди бурлящей крепости, во внутреннем дворе, у лестницы на внутреннюю стену. На нее натыкались бегущие солдаты, отскакивали от упругой невидимой полусферы, в удивлении и страхе обходили. Позвали генерала: Фрай кричал и махал руками, что-то сердито доказывал, но его слова тонули в гуле ветра — там, над долиной Уджир-клыз. Шу лишь на миг глянула на себя, убедилась, что ветра надежно защитили ее от ретивых друзей, и не стала ничего объяснять. Некогда! Да и ни к чему: она уже клубилась и трещала молниями, втягиваясь облачным телом в ущелье. Свобода! Упоительная свобода и бездумная радость свернувшейся тугими кольцами силы — она летела с воем и свистом, сминая деревья кончиками воздушных крыльев, задевая стены и грохоча камнями. Она отрывала от скал крохотные фигурки и сбрасывала вниз, к таким же ничтожным мурашам. Замирала на мгновенье, прислушиваясь к тонким крикам, и отвечала счастливым смехом: забавные существа брызгали вкусным, терпким соком и щекотно искрили. Она обрушивалась потоками ливня, омывала крутые склоны, выглаживала узкое русло — и впитывала вспышки терпкой и сладкой, пряной и соленой энергии. С наслаждением выедала темные, горькие сгустки магии. Вонзалась молниями в скопления мелких существ, рычала громом: страх! Боль! Смерть! Яростное счастье мощи и свободы — в бескрайнем небе, наперегонки с орлами — распирало и рвалось песней дождя и шквала. Но в буйную мелодию урагана вплетались два голоса — две нити, крепостью не уступающие цепям. Они звали и манили, угрожали и взывали… Влекли ее, каждый к себе, грозясь порвать напополам, словно перетянутую тетиву. — Долг! Любовь! Счастье! — звонким, прекрасным до слез был первый голос. — Власть! Сила! Свобода! — густым, сладким до истомы был второй. — Помни, кто ты есть! — звал первый. — Пойми, что ты такое! — манил второй. Она вспомнила: Шуалейда! Я — Шуалейда Суардис… И остановилась, не долетев до кучки камней, облепленных муравьями — вкусными, сочными человечками… друзьями… Она поняла: Темная! Я — Темная колдунья, упившаяся болью и смертью, чуть не погубившая людей — потому что человеческая боль так же пьянит, как орочья… Она замерла, отступила прочь, проглотила готовые обрущиться разряды молний. Преодолевая боль непролитых слез — застывших над обрывом водопадов — развернулась. Рванулась обратно, прочь из ущелья, пока помнит… С высоким, оглушительным звоном тетива лопнула, распуская свитки ветров и освобождая небесные озера. Для Шуалейды наступила тьма. Без звуков, без образов, без памяти — блаженная тьма забытья. Во дворе крепости упала тряпичной куклой бледная до синевы девочка. Над ущельем взвыл последний раз ураган, взметнулся мутной волной, поднял на гребне сломанные кусты и тела — и отступил, считанные сажени не докатившись до стен крепости. Повисла тишина. Разом стих безумный ветер, опали клубы туч. Сквозь прорехи тающих облаков проглянуло солнце. Люди опускали оружие, вертели головами, не в силах поверить, что живы, что смерть слизнула жадным языком лишь врагов — несчитанную орду врагов! — и пощадила жалкие шесть дюжин защитников крепости. Северная столовая сегодня оправдывала название — словно дыхание Закрайней Ночи витало среди ароматов традиционных валантских блюд, среди лиловых ирисов, расставленных среди блеска серебра и тончайшего фарфора, и свежих фруктов, горками выложенных на золотые блюда. Несмотря на теплый, напоенный ароматами цветов апрельский ветерок, Ристане казалось, что вино сейчас зазвенит о хрусталь сосульками — замороженное идеальной вежливостью и идеальными дипломатическими улыбками, сияющими, как ледяные торосы в полуденном солнце. Особенно остро сиял виконт Вандаарен, сухощавый, рыбоглазый и бесцветный северянин, под придворной любезностью прячущий торжество победителя. — Ваше Величество не возражает сегодня же обсудить условия брачного контракта Их Высочеств? — осведомился он после третьей перемены блюд. — Мы рассмотрим любезное предложение Его Высочества сегодня вечером. А пока отведайте фоль-дибар, милейший виконт. Полосатые осьминоги в этом году особенно нежны, — лучезарно улыбнулся король. Отец выглядел плохо. Конечно, он не позволил себе ни опустить гордо расправленные плечи, ни показать усталость и разочарование — нет, Мардук Суардис даже в дни неудач оставался настоящим королем. Но Ристана слишком хорошо знала отца, чтобы обмануться видимостью силы. По знаку короля слуга поднес северянину исходящее ароматным паром блюдо, откинул крышку. — Благодарю, Ваше Величество! — отозвался Вандаарен, наблюдая, как слуга наполняет тарелку. — Если не ошибаюсь, с Фаллийского побережья? — Вы совершенно правы, виконт, — вместо занятого ломтиками фоль-дибар короля продолжил светскую беседу Ниль Адан. Ристана кинула короткий взгляд на супруга: герцог Адан держался не хуже сюзерена. Изысканно вежливый, уверенный в каждом слове и жесте, некогда любимый супруг великолепно делал хорошую мину при плохой игре. Странно, если б было иначе — он практиковался ежедневно на протяжении последних десяти лет. Ристана точно знала, что мрачноватый красавец с посеребренными висками вовсе не так хладнокровен, как кажется. Она слишком хорошо помнила, как одиннадцать лет тому назад Ниль Адан вился вокруг нее, окружал теплом, любовью и заботой. А она принимала это как должное, увлеченная лишь восстановлением справедливости. В девятнадцать лет казалось, что достаточно изредка снисходить к супругу, чтобы он — тряпка этакая! — вечно продолжал ее боготворить. Ведь она самая прекрасная, умная, изысканная женщина королевства, к тому же — оказала ему высочайшую честь, осчастливила браком. А его дело — во всем поддерживать ее, исполнять капризы и послушно ревновать к восторженным поклонникам. Пропуская мимо ушей намеки супруга о детях, она думала: потом! Вот сначала она отделается от мачехи и убедит отца снова назначить наследницей ее, и тогда… только тогда не наступило. Не успело. Кто бы мог подумать, что безумно влюбленный слабак Ниль посмеет не прыгать от счастья, когда она вернется в супружескую постель? Что он посмеет упрекнуть ее не в измене, а в гибели каких-то слуг! Как будто Ристана виновата, что придурочный светлый прозевал под самым носом колдунью? Был бы умнее, не позволил бы хиссову отродью себя убить. И вообще не лез бы помогать королеве при родах — зря что ли Ристана пустила его к себе в постель? Проклятые светлые. Все у них совесть, мораль и прочая чушь — а по сути такие же предатели, как и темные. И ведь она переломила себя, дала Нилю шанс одуматься. Даже пообещала подумать о ребенке. Но вместо благодарности получила ультиматум: оставь в покое брата и сестру. А ребенка так и не случилось… даже в тот раз, когда она, напоив мужа, залезла к нему в кровать. Пьяный, он так нежно шептал: Тайна, любимая… А наутро сделал вид, что не ничего не помнит — и назвал ее Высочеством… Как давно это было: нежность и страсть, горе и ярость… Она до сих пор иногда пыталась поймать на гордом лице отблеск былых чувств. Любых — она бы согласилась и на гнев, и на ненависть. Но Ниль замкнулся в непроницаемом равнодушии, и даже на любовников супруги смотрел как на пустое место: Ристана давно перестала надеяться высечь из мерзлого базальта искру ревности. И тщательно скрывала собственную — вокруг первого королевского советника постоянно вились дамы не самых строгих нравов, а он не считал нужным скрывать, что время от времени позволяет одной из них согреть холодную супружескую постель. Вместе с отцом и Нилем Ристана развлекала посланника Его Императорского Высочества Лермы и в сотый раз молила Светлую о чуде. Но, увы, чуда не случалось. Посланник оказался слишком крепким орешком. Его не смутил ни возраст невесты, ни странности ее магии, ни крайне скудное приданое, ни портрет Шуалейды, на котором та походила на несвежую нежить… На все отговорки он заявлял: — Его Высочество считает Ее Высочество Шуалейду лучшей невестой Империи. Если бы Ристана могла, своими руками подлила бы яду самодовольному негодяю Вандаарену и полюбовалась, как он зеленеет и задыхается. Но вынуждена была улыбаться и выказывать счастье великой честью, оказанной Императором дому Суардисов. Проигрыш. Поражение. О, как она ненавидела эти слова! И даже сейчас, понимая, что помешать браку кронпринца и Шуалейды сможет разве что война или смерть одного из будущих супругов, Ристана обдумывала самые невероятные возможности. Например, нанять десяток Свободных Охотников — проще говоря, пиратов — для нападения на крепость Сойки. Вот только время, время… как успеть до отъезда Шуалейды в столицу? — …а как считает Ваше Высочество? — отвлек от размышлений хрипловатый голос северянина. — Я предпочитаю букет лорнейского двадцать седьмого… Ее прервала открывшаяся в столовую дверь. Не как обычно, тихо и незаметно, когда слуги приносят новые блюда, а чуть ли не с треском, порвавшим перетянутую струну любезности. Слуги замерли в испуге, все четверо обедающих повернулись к возникшей на пороге черно-алой фигуре Придворного мага. Ристана боялась поверить, что Рональд принес то самое чудо — возможность не отдавать Шуалейду за императорского сына. Но в еле заметной морщинке между бровей мага читалась не радость, а опасение и злость. — Прошу прощения, Ваше Величество. — Магистр Бастерхази с достоинством поклонился. — Срочная депеша Вашему Величеству от Его Светлости Васманду шер Парьена. Король кивнул и принял из рук Рональда свиток тончайшей рисовой бумаги, перевязанный шелковым семицветным шнуром: письмо весом в голубиное перышко и стоимостью в десяток породистых скакунов, доставленное телепортом из Фьонадири. — Срочная депеша виконту Вандаарену от Его Светлости Васманду шер Парьена, — на тон тише сообщил маг, вопросительно поглядев на сюзерена. Король снова кивнул. Маг отдал такой же свиток северянину и покинул столовую. Неужели? Два свитка Рахмана? Конвент серьезно потратился — на пересылку одного такого письма маг высшей категории тратит чуть не весь запас энергии, а тут целых два! Ристана смотрела, затаив дыхание, как король и его гость одинаковыми движениями срывают одинаковые шнуры; как свитки выпускают одинаковые облачка пахнущего бергамотом тумана; как две пары глаз — черных и водянисто-голубых — пробегают строчки… тоже одинаковые? Как хозяин и гость встречаются взглядами, и словно игровая доска между ними переворачивается наоборот: северянин отступает, а притворная уверенность короля сменяется истинной. Через несколько мгновений молчания Вандаарен словно очнулся: — Ваше Величество, позвольте поздравить со славной победой! — Это победа Империи, виконт! — враз вернувшим глубину и властность голосом ответил король. — Господа! — обратился он к дочери и первому советнику. — Вчера утром в Уджирском ущелье войска под командованием генерала Флома остановили, разбили и обратили в бегство орду. Погибло около семи тысяч воинов и восемнадцать шаманов. Слова отца словно вязли в вате: Ристана не могла понять смысла. Какие войска? Флом должен был привести в форт четыре дюжины пополнения и провести короткий разведывательный рейд — он не мог с такой горсткой людей остановить орду! А если там было еще и восемнадцать шаманов… нет, что-то в этом письме не то! И как это связано со сватовством Его Высочества? Теперь уже Ристана вглядывалась в отца. Уверенность, радость победы — но в то же время беспокойство и грусть, вряд ли заметные посторонним. Но она слишком хорошо знала отца, и сама была слишком сильно на него похожа, чтобы не понять: победа Флома грозит обернуться очень серьезными неприятностями. И неприятностями лично для нее, Ристаны… — …мы удивлены вердиктом Конвента, и будем требовать освидетельствования Ее Высочества Шуалейды, как только ей исполнится шестнадцать. В роду Суардисов не может быть Темных… Конвент? Шуалейда? Помилуй Светлая, но причем тут девчонка?.. И почему отец говорит о ней так, словно она больше, чем пешка в игре? Словно не он отослал младшую дочь прочь, в захолустье. Ристане казалось, что мгновенье назад ясный и понятный мир раскололся и перемешался, как в калейдоскопе. Единственный логичный вывод был — признать, что Шуалейда, эта мышка, сумела не только вопреки всем распоряжениям короля покинуть Сойку и оказаться в нужном месте и в нужное время, но и проявить себя невероятно сильной Темной. Но в роду Суардисов не может быть Темных! Значит, она не Суардис?.. но Придворный маг не мог пропустить ребенка чужой крови. Потом. Обдумаем все потом — а пока надо поддержать отца и доиграть партию. — Позвольте, Ваше Величество, — вступила Ристана. — Но Конвент не может ошибаться в таком важном деле. В воле богов наделить нашу дорогую сестру магией любой принадлежности, а нам остается только смириться. — О да. Воля богов превыше даже Императорской воли, — король сделал подобающе строгое и смиренное лицо. — Мы сожалеем, что наша младшая дочь не оправдала надежд Его Высочества Лермы, и вынуждены, подчиняясь Закону, отказаться от высокой чести породниться с домом Кристисов. — Его Высочество, несомненно, будет весьма благодарен божественному вмешательству, не позволившему свершиться ошибке, — с благочестивой миной согласился с поражением виконт, но тут же обозначил дальнейшие позиции. — От имени Его Высочества выражаю надежду на скорейшее проведение разбирательства касательно принадлежности магического дара Ее Высочества Шуалейды. А также заверяю Ваше Величество, что Его Высочество приложит все силы к тому, чтобы сие произошло без промедления. В уповании на милость Светлой. Виконт осенил лоб малым окружьем, вслед за ним повторили остальные. — Все в воле богов, — промедлив мгновенье, ответила Ристана. — Мы будем счастливы видеть вас в Суарде, виконт. И да не оставит Светлая Его Высочество своей милостью. Теперь уже Ристана с благочестивым видом осенила лоб малым окружьем. Окончания обеда все четверо дождались с трудом. Его Величество даже отказался от десерта, сославшись на неотложные дела: необходимо срочно созвать Совет и оповестить народ о славной победе. Вместе с ним покинул столовую Ниль: как всегда, мгновенно погрузившись в государственные дела с головой. Временами Ристане казалось, что супруг родился королевским советником — для него никогда не было ничего важнее благополучия и процветания Валанты. Распрощавшись с виконтом и вознеся краткую молитву Светлой Райне — больше никогда с ним не встречаться — Ристана поспешила к себе. В ее покоях наверняка переполох: она представила, как магистр по привычке расхаживает взад-вперед, черный плащ взметывается алыми всполохами подкладки, словно окутывая мага пламенем. А где-нибудь в самом неудобном месте застыл его краснокожий слуга-нежить, пугая фрейлин пустыми змеиными глазами. Так и оказалось. — Все вон! — распорядилась она, едва переступив порог. Фрейлины с явной радостью и облегчением убежали, чуть не путаясь в юбках и едва не забыв положенные реверансы. — А теперь давайте-ка поговорим, дорогой мой. Не вы ли утверждали, что Шуалейда — заурядная ведьмочка, а ваш предшественник погиб, потому что сам что-то напутал? — Не волнуйтесь так, Ваше Высочество, — приблизившись к ней, Рональд успокоительно улыбнулся. — Слухи о силе вашей сестры сильно преувеличены. Я пока не знаю в деталях, что и как произошло в Уджирском ущелье, надо съездить провести исследования на месте. Но согласитесь, пока все складывается наилучшим образом… Ристана слушала мага и постепенно успокаивалась. Действительно, отчего она так разволновалась? Шуалейда всего лишь двенадцатилетняя девчонка, сама не понимающая, что сотворила. Ей не встать на пути Ристаны. А если посмеет — пусть пеняет на себя. Все оказалось еще хуже, чем предупреждал Фрай. С самого начала — с городских ворот. На нее, колдунью и победительницу орков, смотрели как на диковинного зверя в клетке: с любопытством и опаской. И с жалостью. Всю дорогу до Риль Суардиса ее преследовало одно слово: Темная! Простые горожане и благородные шеры шептались и кололи ее своим страхом и неприязнью, а Шу не понимала, за что? Почему люди, ради которых она сотворила невозможное, считают ее едва ли не худшей напастью, чем орки? Я не Темная! — хотелось крикнуть им всем в лицо. — Посмотрите, я не беру ваш страх! Не трогаю вас… Хотелось плакать от досады и голода: она так и не сумела восстановиться после общения со стихией. Вся полученная от орков сила выплеснулась, опустошив ее до донышка. И так просто было бы восстановиться… теперь-то она умела получить сколько угодно энергии, стоило лишь как следует напугать десяток человек и съесть их страх. Боль тоже годилась — она могла бы питаться страданиями раненых. Но — не могла. Я не Темная! — твердила Шу, в полубреду отталкивая сладкие потоки энергии. — Не буду! — и больше недели не могла встать на ноги, истощенная до предела. Ее выхаживал сам Фрай, потому что солдаты, хоть и благодарные за спасение, боялись приближаться. Слишком хорошо помнили, как летели со скал орки и как гроза чуть не смела крепость. За полчаса, проведенные на улицах Суарда, Шу успела раз сто пожалеть, что отказалась от кареты, и что Фрай не запихал ее под защиту занавесей и гербов силой. Но даже он, бесстрашный генерал Медный Лоб, качавший ее на руках вместо собственных детей — которых у Фрая не было — опасается колдуньи и не решается, как раньше, на нее рыкнуть. Хотя любил по прежнему и не верил в этот отвратительный слух: Темная. Родной дом встретил ее еще хуже, чем город. Там хоть к страху примешивалась радость от неслучившейся орды, и в никому не нужную девчонку время от времени попадали цветы, что бросали горожанки перевязанным, потрепанным, но гордым солдатам-победителям и великолепному усталому генералу. А тут… о, как хотелось сбежать от этой брезгливости и высокомерия! Распоследняя прислуга и та мстила ей за собственный страх презрительными мыслишками: пугало, а не принцесса! Уродливая девчонка, одетая хуже горничных, мелкая и тощая — а мы ее боялись! На мнение прислуги Шу могла бы наплевать, но вот отец и сестра… и еще придворный маг… Первым, что услышала Шу от сестры после чинных приветствий, было: — Дорогая, вам надо немедленно помыться!.. Все остальное можно было не слушать: ничего, кроме упреков. Отец разочарован, сестра разочарована, и вообще лучше бы Шу не рождаться на свет, чтобы не позорить светлое имя Суардисов. «Только не злись, только не злись…» — как заклинание, повторяла про себя Шу, идя вслед за разряженным мажордомом по залитым солнцем, роскошно убранным галереям и залам. От блеска и яркости красок слезились глаза, но она гордо задирала подбородок и пропускала мимо ушей нравоучения Ристаны. Так хотелось ответить ей… да хоть просто позволить тому страху, что сидел внутри сестры, расцвести и вырасти — и забрать его себе. Почувствовать снова то упоение силой, взлететь… — …к обеду. А шиеру Ильму следует уволить и сослать! Резкий голос сестры едва не порвал тонкую оболочку самообладания. — Благодарю Вас. — Шу склонила голову, чтобы не смотреть Ристане в глаза — слишком велико было искушение. — Через час за Вашим Высочеством зайдут, — бросила старшая принцесса и величественно удалилась. Дальнейшее превратилось для Шу в кошмар. Мытье, одевание, причесывание… голод, сосущая пустота внутри — и изобилие терпких и сладких, острых и соленых, маслянистых и прохладных эмоций. Даже не надо тянуться, только возьми! Борьба с хищными инстинктами настолько занимала Шу, что она не обращала внимания на то, что с ней делают. Так что зрелище бледного пугала в роскошном платье персикового цвета оказалось неожиданностью: она не смотрела в зеркало последние две недели, не до того было. Но… ширхаб! Такого она бы и сама испугалась. Красные глаза с синим кругами, запавшие щеки с пятнами искусственного румянца, тощая как у сдохшего от голода цыпленка шея — как есть зомби из трактата по некромантии. Ну и пусть. Все равно отец на нее смотрит, как на позор семьи, так что нет смысла пытаться казаться лучше, чем есть. В таком настроении Шу пообедала прямо в покоях — не замечая вкуса — и позволила мажордому проводить себя в отцовский кабинет, где уже собралась изрядная толпа: отец, сестра, первый советник, генерал Флом и придворный маг. Черно-ало-лиловую мощь она почувствовала, не дойдя до отцовского кабинета двух десятков шагов. Там, за дверью, ждал хищник страшнее всех шаманов вместе взятых: его аура обжигала, отталкивала и манила, заставляя замедлять шаг и шарить взглядом по сторонам в поисках путей для бегства. Злые боги… И это ее боятся горожане? Да они просто слепые… этот Темный один сожрет весь Суард, не подавившись. Куда ей, слабенькой самоучке, против такого буйства стихий? Не стоит и трепыхаться. Похоже, магистр Бастерхази считал так же и не скрывал презрения и удивления. В жестких, острых всполохах его магии читалось: ты, девочка, просто недоразумение, не стоящее и взгляда. Тебе повезло, но не рассчитывай, что повезет еще раз. Шу и не рассчитывала. Единственное, чего ей хотелось, это вернуться в Сойку и снова почувствовать себя человеком, а не мелкой голодной нежитью. Но пока приходилось отвечать на вопросы отца и мага — десятки вопросов. Она не понимала, зачем им нужно все это знать. Но послушно отвечала, опасаясь неосторожным жестом или взглядом дать понять Темному, что может представлять для него какой-то интерес. Шу рассказывала, как увидела орду, что думала, когда бежала прочь от орков, и как уговорила Фрая взять ее с собой в инспекцию. Сам генерал, казалось, тоже не понимал, как посмел нарушить королевский приказ и позволить принцессе покинуть Сойку. Он краснел и бледнел, слушая объяснения Шу — а она честно призналась, что попросту спряталась в обозе и вышла только на следующий день. Почему? Зачем? А потому что в ущелье растет мандрагора, необходимая для… Тут Шу замялась: не говорить же, что ей приспичило выманить из затопленных пещер под крепостью рыдающую по ночам русалку — или кто там поселился зимой и пугал рыбаков. Упаси Светлая, маг заинтересуется, как Шу ее обнаружила и где нашла нужные заклятия. Потому она, преодолевая дрожь, упрямо задрала нос и выдала: — Чтобы регенерировать сержанту Ублаю ногу. В еле заметной гримасе мага читалось: глупая, самонадеянная девчонка! Любому ученику лекаря известно, что весенняя мандрагора не годится. Но что взять с дурочки? Шу была согласна — только дурочка возьмется за приготовление восстановительного зелья из незрелой мандрагоры. Ну и хорошо, лучше прослыть дурочкой и никчемной колдуньей, чем… при мысли о том, что с ней будет, если Темный вдруг сочтет ее опасной или хоть неудобной, Шу покрылась холодным потом. — Магистр, мы думаем, что Ее Высочество рассказала все необходимое, — неожиданно вмешался король. — Вы уже составили мнение — мы слушаем. Благодарная Шу взглянула на отца чуть внимательнее, отрешившись от заполняющих кабинет эманаций Темного. На груди отца сиял серебром гербовый единорог, окутывающий короля мягкими бликами охранной магии. А сам король, к ее радости и удивлению, вовсе не был разочарован, напротив, от него шла к дочери теплая волна гордости и — любви? Так хотелось поверить… но еще больше — спрятаться. Потому что даже король не защитит ее от Темного. — Ваше Величество совершенно правы. — Маг поклонился королю. — Ее Высочество Шуалейда обладает даром весьма редкой природы. Сумрак. Вероятно, в скором времени возобладает одна из сторон. — Хорошо. — Мардук кивнул. — Нас интересует, как повлияло на нашу дочь происшествие на границе. И что возможно сделать, чтобы возобладала Светлая сторона дара. — К сожалению, Ваше Величество, происшествие на границе серьезно усилило Темную составляющую. Как я уже докладывал Вашему Величеству, выброс магии третьего дня сего месяца имел совершенно определенный Темный окрас. Запрет на брак с особами королевской крови для Ее Высочества имеет под собой неоспоримые основания. Но, насколько сейчас возможно судить… — Маг на миг обернулся к Шу и обжег оценивающим взглядом: она съежилась и постаралась стать как можно безобиднее и незаметнее. — Основной поток создала магия шаманов, попавшая в резонанс с естественным стихийным образованием. Как известно, циклоны вблизи Дремлинских гор проявляют дискретно-магические свойства, флюктуация которых находится предположительно в зависимости от эманаций терроферрической субстанции… — Да-да, Рональд, мы поняли, — остановил король увлекшегося мага. Из-под маски невозмутимой вежливости и достойного смирения перед сюзереном полыхнуло ослепительно алым гневом: на такой краткий миг, что Шу усомнилась — не почудилось ли? — Шер Бастерхази, — воспользовалась паузой Ристана. — Вы гарантируете, что дар Ее Высочества пробудет в неопределенном состоянии в течение года? — Простите, Ваше Высочество, но в данном случае ничего гарантировать невозможно. Природа Сумрачного дара недостаточно изучена, чтобы делать прогнозы на столь длительный срок. Если Ваше Величество позволит… — Рональд вопросительно посмотрел на короля, и, дождавшись кивка, продолжил. — Я бы рекомендовал Ее Высочеству не покидать Риль Суардис, чтобы я мог непосредственно наблюдать процесс и при необходимости его корректировать. — Корректировать? — переспросила Ристана. — Боюсь, природа вашего собственного дара такова, что мы вынуждены усомниться в целесообразности подобной коррекции… Шу смотрела, как сестра в волнении сжимает подлокотники кресла, как хмурится отец, как герцог Адан задумчиво переводит взгляд с супруги на мага, как генерал Флом сжимает челюсти и раздувает ноздри, и не могла пошевелиться. Все происходящее казалось дурным сном. Словно она невольница на рынке: решают ее судьбу, обсуждают ее брак — и никому в голову не приходит поинтересоваться ее мнением. — Ее Высочество должна стать Светлой, магистр, — отрезала старшая принцесса. — А посему оптимальным решением будет направить нашу возлюбленную сестру в обитель Светлой. Там Ее Высочество сможет продолжить подобающее принцессе образование, а нежелательные влияния будут исключены. — Позвольте, дорогая, — уверенно парировал советник Адан. — Но вы не можете гарантировать, что подобные меры не приведут к противоположным результатам. Так же не стоит упускать из виду возможные последствия усиление позиций Пресветлой Сестры. А Ее Высочеству кроме подобающего принцессе образования, требуются наставления в магии и сопутствующих дисциплинах. Спор прервало легкое покашливание короля. Все мгновенно умолкли и повернулись к нему. — Мы выслушали вас. И решили: Ее Высочество вернется в крепость Сойки. Лейтенант Ахшеддин достаточно компетентен, чтобы наблюдать за развитием дара нашей возлюбленной дочери, а тирис Бродерик продолжит уроки естественных наук и теории магии. На ближайшие годы этого достаточно. Что же касается Конвента, шер Бастерхази, можете сообщить им, что мы даем согласие на консилиум после пятнадцатилетия принцессы. А до тех пор не рассматриваем брачных предложений. Только когда король высказался, Шу заметила, что сдерживает дыхание и вообще притворяется мебелью. От глубокого облегченного вздоха закружилась голова, и снова голодом свело внутренности. — Дорогая, что с вами? — В патоке сестринской заботы всплывали колючки раздражения и опасения. — Все в порядке, Ваше Высочество, благодарю. Шу склонила голову: кто знает, что Ристана прочитает в ее глазах? Обратно Шуалейду провожал Флом. Так странно и непривычно было видеть несгибаемого генерала смущенным, подавленным и растерянным! Но Шу терпеливо ждала, пока он сам не расскажет, в чем дело. Терпеливо… Шу сама не верила, что это скромное, тихое существо, норовящее забиться в темный угол — она, собственной персоной. Уже открыв перед Шу двери гостевых покоев, генерал замялся. Ей показалось, что он сейчас передумает и уйдет… — Фрай? — она дотронулась до его руки. — Ты же не откажешься выпить со мной чаю? Флом удивленно посмотрел на нее. Медленно кивнул. И словно опомнился: в его жесты и осанку вернулась прежняя уверенность и властность, нахмуренные брови разгладились. Фрай снова готов был вести в бой армию… или же посмотреть в глаза Шу. — Ну так что ты хотел мне сказать, Фрай? — все же не выдержала принцесса после третьей чашки. Генерал замер и опустил взгляд. Тонкая чашка в его лапище треснула, остаток чая пролился на скатерть. — О, ширхаб! — Он осторожно опустил осколки на блюдце. — Прости. — Да ладно, какая ерунда… — Не за чашку, — прервал ее Фрай. — Я… мне… — Он снова опустил виноватые глаза и скривился, словно укусил неспелый лимон. — Мне придется принять этот клятый орден, Шу. Его Величество прав. Нельзя сейчас спорить с Парьеном, доказывая, что ты не Темная. Ты же понимаешь, да? Лучше эти слухи, чем брак с принцем Лермой… Фрай сбивался, замолкал и кусал ус, объясняя Шу, почему он должен, и почему нельзя, и почему надо… но в каждом слове слышалось: прости! — Фрай, ну что ты со мной, как с маленькой, в самом-то деле, — чуть разобравшись в сумбурных оправданиях, попробовала его утешить Шу. — Я же все понимаю. Думаешь, я не вижу, как на меня смотрит Ристана? А наш Придворный маг… Фрай, да мне ничего не надо, только бы он вообще забыл о моем существовании. Я боюсь, Фрай. Я не хочу стать Темной… и не хочу стать мертвой. — Но, Шу… — вскинулся генерал. — Без но, — перебила его Шу. — Если для того, чтобы унести отсюда ноги, надо сказать, что шаманы сошли с ума и сами на себя вызвали грозу, я так и скажу. Да что угодно скажу! И ты скажешь. — Ненавижу политику, — рыкнул генерал, успокаиваясь. — Никогда я не приписывал себе чужих побед. И, Шу… все равно солдаты знают, кто их спас. И люди тоже узнают! — Не надо. Не говори никому, пожалуйста! Если ты прав, и Его Высочество заинтересовался мной только ради магии наследников, пусть лучше он думает, что это все случайность. Тогда, быть может, я окажусь ему не нужна… он же не захочет жениться на никчемной девчонке, правда? — Правда, Шу. Правда, — солгал Фрай и улыбнулся одними губами. И за эту ложь, за эту заботу и желание защитить Шу благодарила Светлую. За то, что она не одна. За то, что есть кто-то, кому она нужна не как пешка в игре и не как политический товар. Все оставшееся до отъезда в Сойку время Шу провела в своих покоях. Никакая роскошь, никакие диковины позабытого за шесть лет дома не смогли бы ее заставить переступить порог: где-то там, неподалеку, был магистр Бастерхази. Шу кожей чувствовала опасность и радовалась, что не успела восстановить запасы энергии по дороге домой. Шу смеялась бы над собой: с какой радости ей, принцессе, притворяться дохлым жуком? Но инстинкт подсказывал, что лучше притвориться, чем оказаться съеденной. К счастью, отец посчитал ее присутствие на торжественном приеме в честь генерала Флома, победителя орков, излишним. Она был рада, что про нее забыли, и с удовольствием весь следующий день читала принесенные отцовским секретарем книги. А на третий день, чуть рассвело, вместе с Фломом отправилась обратно на побережье. В захолустье, в ссылку, в изгнание… в единственно безопасное место — крепость Сойки. |
|
|