"Киевская Русь" - читать интересную книгу автора (Греков Борис Дмитриевич)

8. ОБРАЗОВАНИЕ КИЕВСКОГО ГОСУДАРСТВА И ЕГО ИСТОРИЯ в X в.

Как мы уже могли убедиться, составитель летописного свода, использовавший более старые летописи новгородские и киевские, мало интересовался местной жизнью общества и северного и южного. Его интересует прежде всего история династии Рюриковичей. До призвания Рюрика он повествует, так сказать, скачками, сообщает нам лишь отдельные, вырванные из общего хода исторического процесса, факты. Совершенно не объяснив нам, откуда взялись варяги, как они завладели славянами (новгородскими), кривичами, чудью и мерею, лишь мельком коснувшись вопроса о подчинении хазарами полян, северян и вятичей, киевский летописец спешит использовать запись новгородского летописца о призвании Рюрика, но, как мы легко можем убедиться, приспособляет новгородское сказание к своим собственным целям.

В Новгородской гетописи после рассказа о том, как новгородцы, кривичи, меря и чудь, вынужденные одно время платить варягам дань, их прогнали и "начаша владети сами собе и городы ставити", как у них начались внутренние войны между собой, — сообщается о призвании новгородцами трех братьев: Рюрика, Синеуса и Трувора.[443]

Киевский составитель свода пропустил место о насилиях варягов, но все же указал на их изгнание, на появление "усобиц", сделавших призвание князей, по его мнению, целесообразным и даже необходимым.

Прибытие трех братьев перенесено из Новгородской летописи в Киевский свод. Ранняя смерть Синеуса и Трувора делает Рюрика единым представителем власти в Новгороде. Киевский летописец не упомянул о неудачном восстании против Рюрика новгородцев во главе с Вадимом, не упомянул он также и о том, что согласно Никоновской летописи, использовавшей, несомненно, более старые источники, движение против Рюрика в Новгороде длилось довольно долго: под 867 годом мы здесь имеем характерную заметку: "Того же лета избежаша от Рюрика из Новгорода в Киев много новгородских мужей". Эта новгородская традиция шла в разрез с тенденцией киевского сводчика. Ее мы можем признавать баснословной, но не следует игнорировать при этом отношения к ней автора Киевской летописи.

О Рюрике мы имеем немного сведений в наших летописях. В западноевропейских источниках мы видели Рорика Датского. Но отождествлять его с летописным Рюриком не решаемся, пока не будут произведены по этому предмету дополнительные разыскания. Рюрикова преемника (если верить летописи) Олега знают и византийские [444] и хазарские источники.[445]

Есть большое основание сомневаться в точности предания о Рюрике, о котором так настойчиво и быть может не без основания говорят наши летописи. Но, с другой стороны, едва ли необходимо отвергать целиком его призвание. В факте "призвания", во всяком случае, нет ничего невероятного (это не исключает постоянных столкновений с варягами и их военных предприятий против славянских и финских народов). Оно очень похоже на те призвания, которые мы знаем при Владимире и Ярославе. При Владимире призванные варяги чуть-чуть было не повторили той же программы, которую, по-видимому, удалось выполнить Рюрику. Приглашенные Владимиром варяги, если верить летописному рассказу, помогли ему занять Киев, но они же и заявили Владимиру: "се град наш, мы прияхом и…". Только ловкость Владимира спасла положение, и приглашенные проследовали дальше на Царьград, покинув Киев. А ведь они могли и остаться в Киеве. Повторилось бы буквально то же, что, по летописному преданию, было при Рюрике.

Изображение летописцем целей и обстоятельств призвания имеет свое объяснение в общей тенденции летописца, о чем уже приходилось говорить выше (стр. 13).

Если быть очень осторожным и не доверять деталям, сообщаемым летописью, то все же можно сделать из известных нам фактов вывод о том, что варяжские викинги, — допустим, даже и призванные на помощь одной из борющихся сторон, — из приглашенных превратились в хозяев и частью истребили местных князей и местную знать, частью слились с местной знатью в один господствующий класс. Но сколачивание аляповатого по форме и огромного по территории Киевского государства началось с момента объединения земель вокруг Киева и, в частности, с включения Новгорода под власть князя, сделавшего Киев центром своих владений.

Если верить летописной традиции, то именно северные князья заняли Киев, который с этого времени и делается "матерью городов русских", центром Киевского государства. Это событие, согласно летописным данным, произошло в 882 г. (конечно, датировка весьма относительная), когда новгородский князь Олег собрал большое войско из варягов, чуди, мери, веси, кривичей и новгородских славян, хитростью захватил Киев, предварительно заняв Смоленск и Любеч. Этому летописному рассказу некоторые из наших ученых противоставляют свои соображения о малой вероятности похода из Новгорода в Киев и считают более обоснованным поход из Киева и подчинение ему Новгорода (М. С. Грушевский, В. А. Пархоменко). Нельзя не сознаться, что в этом летописном рассказе есть много оснований для сомнений. Не вдаваясь в разбор этого предания, я хочу лишь подчеркнуть, что независимо от того, когда и как произошло объединение двух центров по великому водному пути "из варяг в греки", самое объединение — факт несомненный и по своим результатам чрезвычайно важный.

Перед Новгородом Киев, несомненно, имел ряд преимуществ. Он был ближе к Византии, интерес к которой, качественно меняясь, увеличивался по мере хозяйственных и политических успехов Киевской Руси. Из простой приманки для русских ненасытных вооруженных искателей добычи Царьград заметно превращался в пункт торговых и культурных связей двух государств — одного дряхлеющего носителя мировой культуры, другого варварского, энергично растущего, неизменно в течение веков влекомого к Царьграду. Путь к Византии с берегов Днепра был проложен еще антами. Киев был близок и к другим странам, расположенным по побережьям Черного и Азовского морей (Дунайская Болгария, Крым, Хазарское царство). Наконец, Киев был удобным центром, откуда можно было держать в своих руках и далекий Новгород.

Олег проявляет энергичную завоевательную деятельность. Прежде всего он старается укрепиться в новой своей столице и огораживается сетью крепостей. Он устанавливает определенные дани с ильменских славян, кривичей и мери, на Новгород налагает ежегодную денежную дань, и после этого начинает покорять соседние славянские племена — древлян, северян и радимичей.

Древляне, жившие по правую сторону Днепра, до сих пор не знали чужой власти. У них были свои собственные князья, выросшие из родовых старшин и вождей. Это племя долго и упорно защищало свою независимость. Несмотря на это, Олег их все-таки "примучил" и заставил платить себе дань. Древляне, однако, ждали случая скинуть с себя эту власть и скинули ее сейчас же после смерти Олега.

Северяне и радимичи давно уже были под властью хазар, и Олег здесь столкнулся из-за них именно с хазарами, отвоевал у хазар северян и наложил на этих последних дань. Свое оружие Олег направил дальше на племена, жившие между Днестром и Дунаем. Часть их долго сопротивлялась и сдалась только преемнику Олега Игорю.

Согласно летописным данным, олеговы дружины ходили на Царь-град. Летописец рассказывает, что Олег собрал для этого похода огромные полчища из ильменских славян, кривичей, древлян, радимичей, полян, северян, хорват, дулебов, тиверцев, чуди и мерян, т. е. из племен, подчиненных Олегу, и примкнувших к нему союзников (напр., хорваты и дулебы). Поход, по летописным данным, был одновременно морской и сухопутный. Греки, по-видимому, не сумели защититься и вынуждены были пойти на невыгодный для себя мир, после чего был заключен письменный договор, определяющий отношения между Киевским государством и Византией.

В нашей науке нет сомнений в том, что договор с греками был заключен Олегом, нет сомнений и в том, что договор этот был выгоден для Руси. Казалось бы всего проще объяснять эти выгоды следствием удачного похода Олега на Царьград. Но некоторые из наших историков сомневаются в том, был ли этот поход на самом деле. С. В. Бахрушин, например, называет его "фантастическим".[446] М. С. Грушевский считает и дату (907.г.) и детали легендарными, но в то же время допускает, что "были какие-то походы Руси на византийские земли в начале X в., и может быть не один… походы счастливые, выгодные ("здобичш"), которые дали повод к разрисовке их народной фантазией, а Византию принудили к платежу контрибуции и заключению новых очень выгодных для Руси договоров".[447] А. А. Шахматов и А. Е. Пресняков факта похода не отрицают, но высказывают очень понятные сомнения в его летописной датировке и других деталях, сообщаемых летописью. Для того, чтобы распутать этот вопрос у нас есть:1) датированный договор с греками от 2 сентября 911 года, 2) содержание договора, несомненно говорящее о достигнутых Русью военных успехах, 3) договор 945 года, внесший изменения в предыдущий договор, изменения в сторону уменьшения преимуществ Руси по сравнению с договором 911 года, что связывается с не совсем удачными походами на Византию Игоря.

Отсюда ясно, что поход не фантастичен, спутана только его дата летописцем, не видевшим договоров в подлиннике, и не совсем удачно исправлена другим летописцем, имевшим возможность использовать договор.[448]

Стало быть, мы имеем полное основание сделать вывод, что договор 911 года есть следствие успешного для Руси похода на Византию. В этом нас убеждает и следующее место у Константина Багрянородного: "Когда царь Ромейский (Византийский император. — Б. Г.) живет в мире с печенегами, то ни Русь, ни турки не могут совершать враждебных нападений на Ромейскую державу Византию. — Б. Г.); не могут они требовать от ромеев чрезвычайно больших денег и вещей в уплату за мир, боясь силы, которую царь при помощи этого народа может противопоставить им в случае их похода на ромеев. А печенеги, связанные дружбой с императором и побуждаемые им посредством посланий и даров, легко могут нападать на землю руссов и турков, брать в рабство их женщин и детей и опустошать их земли".[449] Это картина с натуры. Тут имеется в виду не какой-нибудь один поход Руси на Византию, а целая система русско-византийско-печенежских отношений.

На основании соглашения с греками 911 года Русь могла приезжать в Царьград и торговать беспошлинно. Русские послы и купцы в течение б месяцев получают в Царьграде хлеб" вино, мясо, рыбу и овощи; имеют право мыться в греческих банях "елико хотят", получают на обратный путь провизию, якоря, веревки, паруса и все, что им нужно. Но в то же время Византия выговаривает условия, гарантирующие ей безопасность от приезжающей Руси: русские купцы должны останавливаться в предместье города, там их переписывали поименно греческие чиновники и затем уже впускали в город без оружия в одни ворота партиями по 50 человек.[450]

На этом договоре поклялись обе стороны; Русь присягала по своему обряду (клялась славянскими богами Перуном и Волосом) греки по своему христианскому.[451]

В год смерти Олега [452] Киевское государство охватывало уже значительную территорию.

В каких отношениях к Киеву стояли покоренные племена и народы, точно определить трудно. Мы знаем, однако, что зависимые от Киева земли вынуждены были признавать над собой власть киевского князя, т. е. платить дань и помогать ему в его военных предприятиях. Далекий Новгород был связан с Киевом в основном такими же узами. На Востоке киевский князь имел своего представителя в области мери, где давно уже был город Ростов, построенный, по-видимому, новгородцами. Крайними южными племенами, с которыми еще велась война, были тиверцы и уличи.

Связи между этими землями поддерживались главным образом силой оружия, при несомненной, однако, заинтересованности тех общественных элементов, которые видели преимущества сильного и обороноспособного государства. Мы знаем, как высоко автор "Слова о полку Игореве" ценил период расцвета этого государства. Покоренные племена обязывались платить Киеву дань и давать киевскому князю военную силу. Эта дань в руках князей и дружинников превращалась в товар и шла главным образом за границу, и прежде всего в Византию, часть ее тратилась на укрепление границ государства, на вооружение дружины и "воев" и другие нужды примитивного, но в то же время быстро растущего государства.

Связь отдельных земель лоскутного государства не могла быть очень прочной.

Как только не стало Олега, древляне поднялись против Киева, и преемник Олега Игорь снова идет покорять их, снова их побеждает, налагает на них дань еще большую, чем Олег, и сажает здесь своего мужа Свенельда, недавнего победителя уличей. У Свенельда, таким образом, оказалась в руках большая территория — уличей и древлян. Сам находясь под рукою киевского князя, он представлял собой тип богатейшего из бояр. У него свои владения, своя прекрасно вооруженная и снабженная всем необходимым многочисленная дружина. Даже дружинники самого князя Игоря указывали своему князю на свенельдову дружину, говоря: "отроци Свенельжи изоделися суть оружием и порты, а мы нази". Этими словами они якобы подбивали своего князя в поход.

Шахматов высказывает догадку о том, что Игорь столкнулся со своим боярином Свенельдом из-за древлянской дани и был в этом столкновении убит. Летописец рассказывает о смерти Игоря так: Игорь отправился собирать дань с древлян, тех самых, которых он отдал Свенельду. На обратном пути из земли древлян он якобы сказал своей дружине: "идите с данью домови, а я возвращуся" похожу и еще". Древляне со своим князем Малом обсудили положение и решили, что волка надо убить: "аще ся ввадить волк в овце, то выносит все стадо, аще не убьють его; так и се, аще не убьем его, то вся ны погубит". Игорь был убит древлянами около древлянского города Искоростеня (945 г.). Ольга, его жена, жестоко расправилась с древлянами. Положение их стало еще тяжелее.

В княжение Игоря вооруженные варяжские и славянские киевские дружины побывали два раза на Кавказе, и, если верить летописи, два раза в Византии. В 913 г. мы видим их грабящими берега Каспийского моря. Войдя предварительно в соглашение с хазарами и обещая им половину ожидаемой добычи, русские дружины прошли через землю хазарскую, обрушились на плохо защищенные берега Каспия и дошли до Баку. Добыча была огромна. Половину ее они действительно отдали хазарскому кагану, но свою половину им не пришлось довезти до дому, так как они были ограблены и в значительной степени перебиты по пути через северный Кавказ. В 943 г. мы видим русских снова проникающими на Кавказ сухим путем и грабящими город Бердаа. На этот раз им удалось довезти добычу домой.

Дважды (по летописи), в 941 и 944 гг., Игорь ходил на Царь-град. Первый раз очень неудачно. Его ладьи были сожжены: "греческим огнем". Спаслись немногие. Они потом рассказывали, что "греческий огонь" словно молния спускался на их суда и зажигал их. По всем признакам греки применили взрывчатые вещества, тогда уже известные. Взятые в плен воины Игоря были казнены в Константинополе. Второй поход был несколько удачнее. До боя дело не дошло, так как греки, как утверждает летописец, предложили выкуп, после чего, в 945 году был заключен между греками и Русью договор "на все лета, пока солнце сияет и весь мир стоит".[453]

Этот новый договор Руси с греками отразил в себе новое соотношение сил между договаривающимися сторонами. Русь вынуждена была отказаться от прежних своих преимуществ, между прочим, должна была платить торговые пошлины и взять на себя ряд обязательств по отношению к грекам. Игорь обязался защищать Византию от других врагов и, в частности, не пускать в Крым, где были византийские владения, болгар (намек на наличие русских владений в Крыму), вынужден был обещать и сам не нападать на эти византийские владения (Корсунская страна). После смерти Игоря его жена Ольга в 957 г. сама с большой свитой ездила в Константинополь (см. стр. 77). Мы не знаем точно, какие именно цели в данном случае руководили Ольгой. Но нам известно, что она ездила в Константинополь с большим числом купцов, и что она обещала Византийскому императору Константину прислать "вой в помощь",[454] т. е. мы можем догадаться, что Ольга ездила тоже договариваться с Византией, и что условия ее договора заключали, по крайней мере, главнейшие пункты договора ее мужа.

Отношения Киевского государства к Византии не были ровными, раз навсегда установленными. Даже в княжение Ольги эти отношения менялись. В 959 г., например, Ольга обращается не к Византии, а к могущественному тогда на Западе государю Оттону I Германскому по вопросу об организации в Киевском государстве христианской церкви. Оттон прислал в Киев своего епископа с запозданием, именно в 961 г., тогда, когда между Византией и Русью снова наладились более тесные отношения. Преемник Константина Роман II просил у Ольги военной помощи для участия в предпринятом им походе на Крит. В 961 г. русское войско действительно было отправлено в Византию.

Особенной силы достигло Киевское государство при Святославе умер в 973 г.) и его сыне Владимире (978-1015).

Растущая киевская держава стремится распространить свои владения возможно шире и в этом отношении достигает значительных успехов.

Политика кн. Святослава Игоревича в этом направлении ничем не отличается от политики его отца. Святослав только вел ее с еще большей настойчивостью и неутомимостью. Он со своими дружинами передвигался быстро и в своих военных предприятиях не знал неудач. Он ходил на Оку и Волгу, к вятичам, к болгарам (камским и дунайским), на хазар, в Царьград и на Кавказ.

Сообщив под 964 г., что Святослав вырос и начал "вой совокуплять многи и храбры", летописец тут же рисует перед нами главнейшие свойства этого князя. Это с ног до головы человек военный, своего рода рыцарь без страха и упрека. Он необычайно вынослив в походах, неприхотлив в быту: он может спать под открытым небом, подложив под голову седло, он невзыскателен в пище, быстр и решителен в своих движениях, нападает на врага не из-за угла, а предупреждает его "хочу на вы итти" и всегда остается победителем.

Эта характеристика очень похожа на устойчиво сложившееся предание, на песню в честь Святослава, вышедшую из дружинной среды. Вопрос лишь о том, насколько эти песенные черты Святослава соответствовали действительности.

Сведения о Святославе мы имеем не только в русской летописи, но и у византийского историка Льва Диакона и в трудах византийских историков Кедрена и Скилиция (кон. XI, нач. XII в.). Лев Диакон, современник Святослава, описывает очень подробно войну Святослава с греками и рассказывает о Святославе гораздо больше, чем наш летописец. Восточные источники тоже знают Святослава. Следовательно, мы можем сообщения нашего летописца подвергнуть проверке по всем пунктам.

Уже один тот факт, что Святославом интересуется весь тогдашний мир, что его хорошо знают и на Западе и на Востоке говорит о серьезной роли Руси в тогдашних международных отношениях.[455]

В отличие от первых князей — Олега и Игоря — Святослав более заметно и глубоко включился в международные отношения Европы и Азии. Он является одним из участников крупнейших международных событий, причем часто действует не по собственной инициативе, а по соглашению с другими государствами, участвуя таким образом в разрешении задач европейской, а отчасти и азиатской политики.

Если мы посмотрим на карту его походов, то увидим, что это походы грандиозного размаха. У нас есть основания думать, что Святослав воевал на северо-востоке от Киева, доходил, по-видимому, до Волги. Здесь он встретился с народами, подчиненными хазарскому каганату, почему ему и пришлось воевать с хазарами.

Современник Святослава, арабский географ (писал в 70-х годах X в.) Ибн-Хаукаль в этом отношении очень хорошо дополняет нашу летопись. Он говорит, что Русь разрушила Булгар и опустошила буртасов. "Теперь не осталось и следа ни от Булгара, ни от буртасов, ни от хазар, — пишет Ибн-Хаукаль, — потому что Русь уничтожила всех их, отобрала от них и присоединила к себе их край: а те, кто спасся от рук (Руси) разбежались по окрестным местам в надежде договориться с Русью и стать под ее власть".

Война окончилась, как мы видели, полным разгромом хазарского царства. Тот же Ибн-Хаукаль сообщает о взятии и разрушении русскими хазарской крепости Саркела, Итиля и Семендера. Хазарская держава прекратила свое существование. Остатки ее на Нижней Волге известны Под именем саксинов и уже не играют сколько-нибудь заметной роли; какую-то хазарскую колонию летопись вспоминает в XI в. у Тмуторокани. (В Ипатьевской летописи под 1083 г. читаем: "Приде Олег из грек Тмутараканю и я Давида и Володаря Ростиславич и иде Тмутаракани и исече козары…". Под 1079 г. тут же тоже называются хазары).

Наш летописец очень кратко рассказывает, как Святослав разорил хазар, разрушил их столицу, пошел дальше в их владения на северный Кавказ и там завоевал ясов и косогов, т. е. осетин и черкесов.

Наш крупнейший специалист по истории Средней Азии, акад. Бартольд в своем курсе и в отдельной статье отводит значительное место походу Святослава на Восток.

Он пользуется восточными источниками и на основании их приходит к заключению, что удар, нанесенный хазарам, был настолько силен, что отразился на известной части всего мусульманского мира. Во время наступления Святослава жители Северного Кавказа бежали и вернулись обратно на свои места по окончании войны. Они возвращаются с твердой уверенностью, что Хазарское царство больше не воскреснет, что власть Святослава настолько крепка, что остается только ее признать, подчиниться ей и возвратиться к своему мирному труду. Святослав всем своим поведением поддерживал эту уверенность населения и принимал меры к тому, чтобы создать условия для нормального экономического развития вновь завоеванного края. Такие выводы делает акад. Бартольд из источников восточных.

Хазарская проблема, возникшая вместе с Киевским государством, поскольку борьба за обладание славянскими племенами, вынужденными платить хазарам дань, началась очень давно и во всяком случае известна нам со времени Олега, была окончательно разрешена Святославом.

Эта восточная политика Святослава была прервана, так как серьезные соображения отвлекли его на Запад. Он принял большое участие в делах Византии, переживавшей тогда тяжелые времена.

На западе Византийской империи возникло в то время сильное государство Болгарское, в основном славянское, но с примесью верхушечного слоя тюрков. Византия называла эту страну Мизией. В IX–X вв. Болгария усилилась, стала организованным и сильным в военном отношении государством. Византия страдала от этого соседства.

Особенно возвысилась Болгария при царе Симеоне Борисовиче (885–927). Свое детство и юность он провел при византийском императорском дворе, воспитывался вместе с сыновьями императора Михаила. Симеон был единственным наследником болгарского престола, и греки уговорили его принять монашество в надежде после смерти Бориса включить Болгарию в состав своих владений. Но как только умер Борис, Симеон сбросил рясу и бежал в Болгарию, унося с собой непримиримую вражду к грекам.

Болгария достигла при нем высшей степени своего могущества. Она едва не овладела даже Константинополем. Императоры Лев и Роман Лакапен платили Болгарии дань. Болгария отняла у Византии большую территорию: у греков в Европе оставался один лишь Константинополь, со всех сторон окруженный болгарскими владениями.

Напрасно константинопольский патриарх Николай Мистик отправлял к Симеону унизительные послания, написанные "не чернилами, а слезами". Напрасно патриарх пытался запугать Симеона союзом Византии с Русью, печенегами, алломанами и венграми, — болгарские войска продолжали подходить к столице Византии.

Если бы не внезапная смерть Симеона, может быть, вызванная греками же, то на Византию мог обрушиться решительный удар.

При преемнике Симеона, "Кротком" Петре, Болгария стала терять свое могущество и распалась на две части. Император Никифор Фока продолжал вести борьбу с болгарами и втянул в эту борьбу Святослава.

Византийское правительство обратилось к Святославу с предложением организовать поход на Болгарию, для чего предлагало поддержку золотом.

Византия в это время вела войну в Сирии. К Святославу был послан "человек смелый и хитрый" Калокир, которому, по словам Льва Диакона, было поручено передать Святославу 1500 фунтов золота и обольстить его надеждой завоевания Болгарии для себя.

"Горячий, смелый, стремительный и деятельный" Святослав (характеристика Льва Диакона) не требовал особых поощрений. Он оценил все выгоды, вытекающие из завоевания Болгарии, и на предложение согласился.

Расчет Византии был, по-видимому, довольно прост: она думала, что Святослав, начав войну с Болгарией, нанесет материальный ущерб и себе и Болгарии, и два сильных соседа Византии ослабят друг друга во взаимной борьбе, а Византия воспользуется этим и восстановит свои прежние границы.

Но византийское правительство сильно ошиблось. Первый же поход Святослава в Болгарию рассеял надежды Византии. Святослав быстрым ударом забрал много болгарских городов (по данным летописи 80), проник в центр страны и в самом южном пункте Дуная, s городе Переяславце, решил остаться навсегда, мотивируя свое решение тем, что сюда "вся благая сходятся: от Грек злато, паволоки, вина и овощеве разноличные, из Чех же, из Угорь сребро и комони, из Руси же скора и воск, мед и челядь".

Византийское правительство увидело, что оно просчиталось. Пришлось принимать новые меры. Византия натравила на Киев печенегов, кочевавших в причерноморских, отделявших Русь от Византии, степях. Печенеги были очень хорошо известны Византии. Византийский император Константин Багрянородный (род. в 905 г., ум. в 959 г.) счел даже необходимым написать для своего сына целый трактат о том, как следует жить с этим народом и пользоваться им с выгодой для себя в сложных международных отношениях. Он полагал возможным использовать печенегов в интересах Византии — в противовес Руси.

Святослав вынужден был покинуть Болгарию и итти в Киев прогонять печенегов. Он быстро выполнил эту задачу и решил возвратиться обратно в Переяславец.

И вторая война с Болгарией началась для Святослава очень удачно. Он взял Филиппополь и прошел Балканы. Новый византийский император Иоанн Цимисхий, по соглашению с императрицей Феофанией убивший императора Никифора Фоку и вместе с рукой Феофании получивший престол, в виду сирийской войны, которую он тогда вел, сначала хотел покончить со Святославом мирным соглашением, но Святослав не шел на невыгодные для него предложения. На угрозы Цимисхия Святослав ответил угрозой же взять Царьград. Так повествует об этих событиях Лев Диакон. Русское войско опустошило Фракию и действительно приблизилось к столице Византии. Цимисхий послал против Руси войско под начальством Варды Склира, который, однако, не мог справиться со своей задачей. Цимисхий послал ему на помощь новые войска, но восстание Варды Фоки в Малой Азии заставило Цимисхия отозвать эти войска назад. Святослав занял Македонию.

Только в начале 971 г., разбив Фоку, Цимисхий вступил в борьбу со Святославом. Соединенные силы болгар и греков заставили Святослава отказаться от его замыслов в отношении Болгарии.

В боях русские проявили, по словам Льва Диакона, удивительную стойкость. Греки среди убитых русских находили и женщин, павших геройской смертью в бою. Сам Святослав был ранен.

Греческий историк Лев Диакон специально посвятил значительную часть своего труда описанию борьбы Византии с русским князем Святославом. Несмотря на то, что Лев Диакон писал о враге своего государства, он отдал должное как самому Святославу, так и его войску. Вот как он описывает эти события:

"Святослав, надменный одержанными победами над мисянами (болгарами. — Б. Г.), — пишет Лев Диакон, — исполненный варварской своей гордости, ибо он совершенно уже овладел их страною, устрашивший и изумивший их врожденной своей свирепостью… дал послам Римским (византийским. — Б. Г.) следующий гордый ответ: "он-де не оставит сей области, если не дадут (греки. — Б. Г.) ему великой суммы денег. Ежели римляне (византийцы. — Б. Г.), — говорил он, не захотят мне столько заплатить, то пусть они переселятся из Европы, им не принадлежащей, в Азию, и пусть не мечтают, что тавро-скифы (русские. — Б. Г.) без этого с ними примирятся".

Византийский император Иоанн Цимисхий послал к Святославу второе посольство с мирными предложениями. Он указывал на то. что между обеими странами давно уже установились мирные отношения, в которых "сам бог был посредником" (намек на клятвенное освящение договоров. — Б. Г.). Император советовал русским "как друзьям, немедленно и без. всяких отговорок выступить из земли, совсем им не принадлежащей". "Не послушав сего совета, — говорил император, — вы разорвете союз наш, а не мы. Далее Цимисхий напомнил Святославу о неудачном походе Игоря, "который, презревши клятву (опять намек, очевидно, на договор Олега, нарушенный Игорем. — Б. Г.), с великим ополчением на 10000 судов подступил к царствующему граду Византии и едва только успел с 10 лодьями убежать…". Напомнил он и о насильственной смерти Игоря, якобы "плененного на войне с германцами" (!) (явная ошибка Льва). В заключение Цимисхий прибавил: "не думаю, чтобы и ты мог возвратиться в свое отечество, если принудишь выступить против себя все римское войско". (Курсив мой. — Б. Г.)

Святослав на это ответил: "Не вижу никакой необходимости, побуждающей римского государя к нам итти: пусть он не трудится путешествовать в нашу землю: мы сами скоро поставим свои шатры перед византийскими воротами, обнесем город крепким валом, и если он (Цимисхий. — Б. Г.) решится вступить в бой, мы храбро его встретим, покажем ему на деле, что мы не бедные ремесленники, живущие одними трудами,[456] но храбрые воины, побеждающие врагов оружием, хотя по невежеству своему, он считает русских слабыми женщинами и хочет устрашить их своими угрозами, как пугают грудных детей разными чучелами".

Военные действия стали неизбежны.

"Войска сошлись, — пишет Лев Диакон о сражении при Доростоле, — и началась сильная битва, которая долго с обеих сторон была в равновесии. Россы, приобревшие славу победителей у соседственных народов, почитая ужасным бедствием лишиться оной и быть побежденными, сражались отчаянно…" Оказавшись в очень трудном положении, Святослав не терял мужества. Когда часть его мужей заговорила о необходимости отступления, Святослав, — как пишет Лев Диакон, — "вздохнув от глубины сердца, сказал: "погибнет слава, спутница оружия россов, без труда побеждавшего соседние народы и без пролития крови покорявшего целые страны, если мы теперь постыдно уступим римлянам. Итак, с храбростью предков наших и с той мыслию, что русская сила была до сего времени непобедима, сразимся мужественно за жизнь нашу. У нас нет обычая бегством спасаться в отечество, но или жить победителями или, совершивши знаменитые подвиги, умереть со славою".[457]

Дальше Лев Диакон пишет: "говорят, что побежденные тавро-скифы никогда живые не сдаются неприятелям… что сей народ отважен до безумия, храбр, силен, что нападает на все соседние народы, что многие свидетельствуют и даже божественный Иезекииль о сем упоминает в следующих словах: "се аз навожу на тя Гога и Магога, князя Росс".

Однако превосходство сил неприятеля, голод и отрезанность от родины заставили Святослава пойти на уступки. Лев Диакон говорит, что из 60 000 приведенных в Болгарию русских осталось только 22 000, но и из этого числа едва ли более половины было способных к бою.

Цимисхий хотел мира не менее Святослава. Лев Диакон пишет об этой "победе", как одержанной сверх всякого "чаяния".

При заключении договора Святослав попросил о личном свидании с императором и получил согласие. Они встретились на берегу Дуная. Цимисхий явился в позлащенном оружии на коне; за ним следовала свита в блестящих доспехах. А Святослав подъехал к берегу в лодье. Греки с любопытством рассматривали наружность русского князя.

"Видом он был таков: среднего роста, ни слишком высок, ни слишком мал, с густыми бровями, с голубыми глазами, с плоским носом, с бритою бородою и с густыми длинными висящими на верхней губе волосами. Голова у него была совсем голая, но только на одной ее стороне висел локон волос, означающий знатность рода; шея толстая, плечи широкие и весь стан довольно стройный. Он казался мрачным и суровым. В одном ухе висела у него золотая серьга, украшенная двумя жемчужинами с рубином, посреди их вставленным. Одежда на нем была белая, ничем, кроме чистоты, от других не отличная"."…Поговорив немного с императором о мире, сидя в лодье на лавке, он переправился назад" [458] (курсив мой. — Б. Г.).

Святослав отступил с твердым намерением возобновить войну ("пойду в Русь и приведу боле дружины" — передает летописец слова Святослава). Греки это знали и постарались воспрепятствовать планам Святослава.

Итак, объединенным силам греков и болгар удалось достичь того, что Святослав вынужден был на время покинуть Болгарию. Правда, он не был разгромлен, он ушел домой с войском, но, во всяком случае, второй поход окончился не в его пользу. Восточная Болгария опять попала под власть Византии. Создавалось положение, при котором новый поход Святослава мог найти благоприятную почву.

Эти интересные события описаны и в двух византийских хрониках Кедрена и Зонары.

Договор, заключенный Святославом с Византией в 972 г.[459] (это последний из договоров Руси с греками, совсем иного типа, чем договоры Олега и Игоря), уже не говорит об обязательствах Византии по отношению к Руси, а лишь о ненападении Святослава на страну греческую, корсунскую и болгарскую и о помощи, которую Святослав обещает грекам в случае нападения неприятеля на Византию.

Содержание договора ясно говорит о крушении надежд Святослава, связанных с обладанием Болгарией.

Говоря о Святославе, следует указать еще один, очень интересный, хотя и не очень ясный документ, который был найден в 1819 г. византинистом Газе. Подлинник сейчас потерян, но он много раз был напечатан. Это дневник путешествия топарха, называемого то греческим, то готским. Он был небольшим владетельным князьком в Крыму и теснимый хазарами решил искать помощи у царствующего на Севере, гордого своими победами Святослава. Правда, имени Святослава он не называет, но по совпадению хронологии к по ряду других признаков не трудно догадаться, что речь идет именно о Святославе.

Святослав встретил крымского князька дружелюбно и охотно обещал ему помощь. Святославу легко было это сделать, так как он сам готовился в поход против хазар для нанесения им сокрушительного удара и ему важно было иметь в лице крымского топарха союзника. Святослав дал ему денег, обещал в дальнейшем свое покровительство и, самое для нас интересное, прибавил ему еще одну сатрапию, т. е. к владениям топарха прибавил еще новую территорию. Стало быть, в Крыму были тогда русские владения. О них, впрочем, очень прозрачно говорит и договор Игоря с греками 945 года.

Итак, Святослав — это крупный политический деятель, а не просто предводитель бродячих удальцов, ведущий походы с целью поживиться на чужой счет. Конечно, тогдашние войны в значительной степени преследовали и эту цель, но этим одним нельзя ограничиться, иначе мы неправильно поняли бы политическую роль Святослава и международное положение Руси. Его деятельность связана с восточными и западными странами, он включился в крупнейшие и сложнейшие вопросы тогдашней политики.

Заключив с Византией мир, Святослав отправил своего воеводу Свенельда с войском в Киев, а сам решил возвращаться порогами но Днепру. На порогах он был встречен печенегами, которые направлены были сюда, надо думать, греками, очевидно знавшими о намерении Святослава вернуться снова в Болгарию с новыми силами. Печенеги перебили небольшую дружину Святослава и убили его самого. Это произошло в 973 г. Святослав погиб в расцвете сил: ему было тогда около 35 лет.

После смерти Святослава встал вопрос о том, кому властвовать в Киеве. Отправляясь в 970 г. в поход на Болгарию, Святослав оставил своего старшего сына Ярополка в Киеве. Второй его сын Олег был поставлен правителем в древлянской земле, третий Владимир — в Новгороде. После смерти Святослава все три брата в течение нескольких лет сидели каждый на своем месте. В 977 г. Ярополк пошел против Олега. Олег был убит в бою, Владимир испугался за себя и бежал к варягам. Он собрал там дружину, вернулся в Новгород, отправился на юг и завладел Киевом. Ярополк был коварно убит.

В этих крупных политических событиях несомненно была своя логика, скрытая от нас в слишком лаконичной передаче летописца. Очевидно, Ярополк, сидевший в Киеве после смерти отца, имел основания быть недовольным братьями. Можно думать, что Олег неохотно подчинялся Ярополку и, может быть, предполагал от него отложиться. Древляне, вообще, не прочь были поднять оружие против Киева, чтобы освободиться от его власти. Возможно, что и князь Олег, вместе с представителями древлянского общества, решил отделиться от Киева. Однако это только наши предположения: точных фактов мы не имеем.

Наш летописец причину войны Ярополка и Олега видит в ссоре и убийстве Олегом сына воеводы Игорева Свенельда. На самом деле для этого столкновения были, несомненно, более серьезные причины. Это видно из того, как ведет себя Владимир. Узнав, что Ярополк убил Олега и чувствуя, очевидно, свою причастность к замыслам Олега, он испугался, хотя и находился далеко, в Новгороде.

В конце концов Владимиру удалось ликвидировать все осложнения и стать во главе всего государства.

Эти факты говорят о том, что Киев был еще достаточно силен, чтобы отстоять свое политическое положение "матери городов русских".