"Мед для медведей" - читать интересную книгу автора (Бёрджес Энтони)

Глава 6

Пол не мог справиться с жестким бутербродом, поскольку его протез снова угрожающе качался (кусочек спички, который он использовал, чтобы закрепить его, либо выпал, либо был съеден), а десна сильно болела. Поэтому он отвел душу» уничтожая аппетитные ломтики копченого лосося, кружки мягкой вареной колбасы и глотая стакан за стаканом крепкий теплый чай.

Зверьков глядел на оголодавшего капиталиста снисходительно, а Карамзин, казалось, был возмущен его ненасытностью. Все трое сидели за массивным, старомодным столом в маленькой уютной комнатушке. Тарелки с едой потеснили на самый край стола календарь, открытый на странице «июль», почему-то снабженной рождественскими иллюстрациями.

Стол принадлежал Зверькову. Все здесь свидетельствовало о строгости и аккуратности хозяина. Под стеклом лежали отпечатанные на машинке приказы, список сотрудников с указанием зарплаты каждого, поздравительная открытка. Стулья были весьма удобными. Стену украшали несколько картин с изображением советских тюрем, а также большая фотография футбольной команды с молодым Зверьковым на переднем плане.

– Должен признаться, – сказал Пол, – вы спасли мне жизнь. – Он поставил пустой стакан и с довольным вздохом откинулся на спинку стула. Зверьков улыбнулся и ответил:

– Вы все там на Западе неисправимые оптимисты. И уверенно смотрите в будущее.

– Вовсе нет, – заявил Пол, – во всяком случае, не в будущее. По крайней мере, не в Европе. Америка, конечно, отличается от нас. Но Америка – это несколько видоизмененная Россия. Вы даже не представляете, как приятно не иметь будущего. Это все равно что располагать абсолютно надежными средствами контрацепции.

– Или быть импотентом, – добавил Зверьков. Пол вспыхнул. – Что ж, теперь, надеюсь, вы сыты и готовы к беседе.

– Сигарету можно? – попросил Пол. – Только, пожалуйста, не папиросу, если не возражаете.

Карамзин как-то по-собачьи заворчал и вытащил из кармана сразу несколько полупустых пачек сигарет. Выбрав наименее измятую, он с комичной грацией протянул ее Полу. На пачке был изображен жокей, а сигареты назывались «Дерби». Пол благодарно кивнул, прикурил от предусмотрительно зажженной Зверьковым спички и закашлялся.

– Вы нездоровы? – поинтересовался Зверьков. – Неважно выглядите.

– Может быть, – согласился Пол, – только мое пребывание в Ленинграде тут ни при чем. Мне здесь очень нравится. Должен признаться, я здесь приобрел бесценный опыт.

Карамзин скептически хмыкнул.

– Мы не сомневаемся, что вы – умный человек, – сказал Зверьков, затачивая в маленькой машинке карандаш. – Вы отлично знаете, чего мы хотим. И нет смысла терять время. Скажите то, что нам нужно знать, и мы забудем о ваших маленьких прегрешениях.

– А я ничего не знаю, – радостно сообщил Пол и выставил вперед руки, желая продемонстрировать, что в них ничего нет. – Мы все знаем только то, что пишут в газетах. А это, без сомнения, известно и вам. Вы знаете столько же, сколько мы. У вас тоже продается «Daily Worker», в этой газете все написано. Читайте на здоровье.

– Только не надо притворяться, – вздохнул Зверьков, – что вы не понимаете, о чем я говорю. Шпионаж, НАТО, подводные лодки в Холи-Лох – все это нам известно. Но наш отдел этим не занимается. Наши вопросы социальные, а не военные. Вы прибыли в Советский Союз с намерением продать двадцать дюжин платьев из синтетического волокна. Начнем с этого момента.

– Надо же, вам даже точно известна цифра, – улыбнулся Пол, – за это вам следует благодарить, насколько я понимаю, милягу Алекса. Этот парень вам часто помогает?

– Прутков – человек ненадежный, – отмахнулся Зверьков, – он появляется редко и приносит жалкие крохи информации. Ну и получает за это несколько рублей. Но ему известно немногое. Итак, вернемся к нашим баранам. Вы привезли платья, чтобы продать. Это уже делали ранее, будут делать и потом. Но за этим стоит некая весьма серьезная организация. А вы – всего лишь крошечный винтик. Пешка, если перейти к шахматной терминологии. Уверяю вас, эту партию мы выиграем, – многозначительно пообещал Зверьков. – Так что не ошибитесь, делая ваши ставки. В шахматы мы всегда выигрываем. Но прежде чем выиграть партию, ее необходимо сыграть. Всегда имеются лазейки, уловки, жертвы… Знаете, у вас в Англии, в Гастингсе, регулярно проводятся шахматные турниры. Один год чемпионом был мой брат.

Прозрачные намеки Зверькова Пол понял без особого труда.

– У англичан не шахматный склад ума, – прорычал Карамзин.

– Я вполне могу раскрыть все карты, – сказал Зверьков. – Дело вовсе не в нескольких дюжинах синтетических платьев для наших глупых теток. Все намного серьезнее. Приведу пример.

Он выдвинул ящик стола и принялся в нем рыться. А Карамзин явно начал терять терпение. Он не сводил с Пола голодных глаз, словно всей душой стремился перейти от слов к делу, то бишь к пыткам.

– Вот, нашел, – сказал Зверьков и протянул Полу тоненькую брошюрку в невзрачной, мягкой обложке, на которой даже название отсутствовало. – Откройте ее, – приказал Зверьков, – и полистайте.

Пол так и сделал. Брошюра содержала около двадцати страниц откровенной порнографии. Это были различные вариации на тему Лаокоона, но только значительно более аморальные и без удава. У каждого мужчины на этих картинках была своя собственная «змея». В состоянии суперэрекции.

– Ну, – требовательно вопросил Зверьков, – что вы об этом думаете?

– Слишком схематично, слишком много скульптуры, – задумчиво ответил Пол, перелистывая страницы, – хорошая порнография должна отличаться глубиной – полумрак, расплывающиеся тени и всякое такое… Кстати, в моем магазине есть несколько отличных образцов этого искусства. Я имею в виду эротические картины, встречающиеся в старинных книгах.

Карамзин живо вскочил на ноги и навис над Полом.

– Значит, вы признаете, что тайно ввозили в нашу страну эти книги?

Полу надоел этот идиот, и он проигнорировал его высказывание.

– Еще и ярлыки на этих фигурах – монах, священник, служка… думаю, вы вполне можете использовать эту книжонку в антирелигиозной пропаганде. – Пол захлопнул брошюру и вернул ее хозяину.

Зверьков забарабанил пальцами по столу и мрачно взглянул на Пола.

– Нас пытаются морально разложить, – заявил он, – думаю, я правильно подобрал слова.

Поэтому ваши синтетические платья сами по себе не значат ровным счетом ничего. Но они являются маленькой частью большого заговора против нашей страны, поэтому мы не можем пройти мимо. Ведь из маленьких песчинок складывается морской берег. Не забывайте, что есть еще и наркотики. Кокаин, опиум, морфин.

– Сюда везут опиум? – искренне удивился Пол. – Советским людям?

– Еще как везут! – проревел Карамзин. – Зашивают в одежду.

– В дрилоновых платьях ничего ие было, – засмеялся Пол, – там некуда зашить. Это их самое большое удобство. Чтобы укоротить такое платье, достаточно взять ножницы и обрезать подол. И никаких подрубочных швов. – Он снова обернулся к Зверькову и решил продолжить разговор на заинтересовавшую его тему. – Я ие понял насчет морального разложения. Мне казалось, что это возможно только в обществе, подобном нашему.

Зверьков издал крик боли, словно раненое животное, и стукнул кулаком по столу. Стаканчик с ручками и карандашами, стоящий на столе, подпрыгнул и загремел содержимым.

– Значит, вы ничего не знаете о человеческой природе, – завопил он, потом взял себя в руки и, уже спокойнее, продолжил: – Это своего рода… – Он даже всплеснул руками, не в силах подобрать нужное слово.

– Первородный грех? – предположил Пол.

– Возможно… возможно… Вероятно, вы правы, – согласился он и перевел последние слова недоумевающему Карамзину.

Карамзин удовлетворенно закивал, и впервые за все время в его взгляде, обращенном на Пола, мелькнуло уважение. Правда, он быстро справился со своей слабостью.

– В конечном счете противоположности компенсируют друг друга, – мечтательно проговорил Пол, – по сути, и вы и мы движемся к одной и той же цели – созданию нового, безгрешного человека. Только разными путями. В обществе, где господствует свободное предпринимательство, рано или поздно начинается подсчет денег. Мы чувствуем, что неправильно, если пятнадцатилетний исполнитель популярных песенок за неделю зарабатывает больше, чем большинство из нас за год. Но в этом сущность свободной экономики. Поэтому рабочие и бастуют, ведь теперь тяжелой работой не прокормишь семью.

– У нас, – ответственно заявил Зверьков, – такое невозможно.

– Отнюдь, – сказал Пол, – обе системы в конце концов приходят к необходимости считать деньги.

Карамзину явно надоели непонятные разговоры, и он решил вмешаться.

– Хватит, – рявкнул он и с размаху опустил свой внушительный кулак на стол. Ручки в стакане снова жалобно брякнули. – Эта болтовня ни к чему не приведет. Он здесь сидит не для того, чтобы попусту трепаться, он должен нам сказать, кто стоит за всеми этими развратными книжонками, наркотиками и контрабандой.

– Мой товарищ прав, – вздохнул Зверьков, – мы просим вас сказать, кто послал вас, а еще раньше вашего друга развращать наших людей. Кто отвечает за все? Больше нам от вас ничего не нужно.

Пол грустно усмехнулся и покачал головой.

– Я очень хочу вам помочь, – сказал он, – и признаю, что прибыл сюда с намерением продать дрилоновые платья вашим гражданам… гражданкам. Я не видел в этом ничего дурного. Если у меня есть товар, а у людей имеются деньги, чтобы его купить… Значит, все в порядке?

– Вы готовы, – быстро спросил Зверьков, – подписать протокол, в котором это будет указано?

– О том, что я собирался это сделать? – удивился Пол. – Конечно нет. Нереализованные намерения – дело Господа нашего, а вовсе не людей. Вы – безбожники, не так ли? Вы предпочитаете верить, что существует некто всемогущий, ответственный за множество враждебных актов, направленных против вашей страны? Всемогущий, всезнающий, вездесущий. В свободном обществе на Бога не хватает времени. Мы оставляем Бога для Святой Руси. Один ваш Ленин…

В дверь постучали. Карамзин проревел: «Да!» В его голосе слышалась непоколебимая уверенность в собственной значимости и правоте, словно сам Господь Бог дал разрешение войти в комнату. На пороге возник прыщеватый молодой человек в высоких сапогах, судя по всему сделанных из картона. В руке он держал чемодан Пола, оставленный на хранение в метро.

– Итак, – многозначительно протянул Зверьков.

– Вы там не найдете ничего противозаконного, – пожал плечами Пол, – только мои личные вещи.

Карамзин приказал юнцу забрать грязную посуду и принести еще чаю. Тот подхватил поднос и исчез. Карамзин хищно оглядел чемодан Пола, достал оттуда пиджак и, порывшись по карманам, извлек паспорт и открыл его.

– Посмотрим, – сказал он, перелистывая страницы, – Италия, Франция, Западная Германия… И вы хотите, чтобы мы поверили, что туда вы тоже ездили только как турист? Посмотреть достопримечательности?

– Конечно, – улыбнулся Пол, – посудите сами, зачем пытаться развратить тех, кто уже давно развращен?

– А это что такое? – спросил Зверьков, с интересом рассматривая вложенный в паспорт листок плотной бумаги. Пол нахмурился, но так и не смог вспомнить, что он туда положил. – «Англорусс. Ужин в отеле «Европа». Приглашение на имя полковника Д.И. Ефимова». – Пол сразу же вспомнил бесполого доктора и старину Мэдокса. – А что, позвольте вас спросить, вы делали с приглашением, в котором полковника Ефимова сердечно приглашают прибыть на званый ужин?

– Это долгая история, – вздохнул Пол, – но, уверяю вас, вполне безобидная.

– Я бы не стал это утверждать, – заявил бдительный Зверьков, – поскольку вы назвались именем полковника Ефимова. Теперь я все понял. Вы угостили нас прощальным ужином, сообщили, что покидаете Россию, а сами отправились в город под именем полковника Ефимова.

– Взгляните на меня! – воскликнул Пол. – Неужели меня можно принять за полковника Ефимова! Кстати, вы можете сказать, кто это такой?

– Полковник Ефимов, – сказал Карамзин и ткнул пальцем в Пола, – полковник Ефимов, – сдавленно повторил он.

Его живот начал содрогаться, как не желающий запускаться двигатель. Через некоторое время затряслась вся верхняя половина его немаленького туловища, затем к этому добавились тонкие всхлипывающие звуки. Карамзин зашелся в приступе истерического хохота.

– Полк-вник Еф… – все булькал Карамзин и продолжал указывать толстым пальцем в сторону Пола, – полковник Еф… – полностью выговорить фамилию он уже не мог.

Зверьков тоже заулыбался. Постепенно его улыбка становилась все шире и шире, и через несколько секунд его громкое «ха-ха-ха» добавилось к оглушительному «хе-хе-хе» его коллеги. Оказывается, тайная полиция может издавать ужасные звуки, если смеется.

– Кто такой этот Ефимов? – хмуро поинтересовался Пол.

В этот момент снова раздался стук в дверь. Карамзин и Зверьков не обратили на него никакого внимания. Стук повторился.

– Да заткнитесь вы оба! – закричал Пол.

– Ефи… – выдавил из себя Карамзин, ткнув пальцем в сторону Пола.

Больше он не сумел произнести ни слова. Способность к членораздельной речи окончательно покинула бедолагу. Дверь приоткрылась, и в комнату нерешительно заглянул тот же юнец в картонных сапогах. В руках он держал поднос. Почему-то это оказалось последней каплей для изнемогавшего от смеха Карамзина. У несчастного угрожающе вздулись вены на шее, которая, так же как и физиономия, стала багрово-красной, он кашлял, задыхался, из глаз ручьями лились слезы, но успокоиться не мог. В отличие от окончательно потерявшего над собой контроль коллеги Зверьков был более сдержан, но все равно смеялся очень громко.

Юноша с подносом направился к столу. Карамзин, продолжая корчиться в истерике, очевидно, неожиданно даже для самого себя, нанес резкий удар ногой по краю подноса. Как только носок его начищенного до блеска ботинка пришел в соприкосновение с поверхностью подноса, наполненные чаем стаканы дружно поехали по наклонной плоскости. Стоящие с краю полетели на пол. Юный полицейский явно растерялся. Он остановился, тщетно пытаясь вернуть подносу равновесие и удержать на нем оставшиеся стаканы. Но Пол, сидевший ближе всех к месту аварии, оказался с ног до головы облит теплым чаем.

Он вскочил и попытался стряхнуть еще не успевшую впитаться влагу на Карамзина.

– Вы что тут, все с ума посходили? – завопил он. – Это же не детский сад! Вроде бы серьезное учреждение!

Испуганный юноша попятился к двери, пряча за спину поднос с оставшимися стаканами.

Зверьков громко смеялся, но тем не менее ситуацию контролировал.

– Принеси швабру, – скомандовал он молодому человеку.

На полу чай растекся лужицами, но стол почти не пострадал. Юноша кивнул и исчез за дверью.

– Хорошо, – сказал Зверьков, моментально став серьезным, – давайте забудем об этой маленькой неприятности. – Он сказал несколько резких слов по-русски Карамзину. Тот изо всех сил старался выполнить приказ старшего товарища: ожесточенно тряс головой, кусал губы, вытирал слезы грязным носовым платком, но успокоиться все-таки не мог.

– Вы не ответили на мой вопрос, – подал голос Пол. – Кто такой этот Ефимов?

– Начальник нашего отдела, – пояснил Зверьков и снова заулыбался. – Конечно, нам не стоило смеяться, это не совсем прилично, но у нас, русских, смех всегда в большом почете. Понимаете, полковник Ефимов – очень большой человек. И очень мужчина.

– А я, по-вашему, нет? Вы это хотите сказать?

– Нет, – поморщился Зверьков, теперь только его глаза продолжали улыбаться. – Я имел в виду, что полковник Ефимов – очень большой и сильный. Он может кулаком убить человека. В нем росту больше шести футов. Это настоящий русский мужик. Прошу заметить, – поспешно добавил он, – я ничего не говорю лично о вас. Возможно, вы очень умный и храбрый человек. И уж наверняка исключительно дерзкий и наглый, раз посмели выдать себя за полковника Ефимова.

– Я ни за кого себя не выдавал, – вздохнул Пол, почувствовав невероятную усталость. – Тот парень, Мэдокс, с которым мы вместе плыли на теплоходе, случайно встретил меня уже здесь, в Ленинграде, и вручил это приглашение. Впрочем, не понимаю, зачем я вам все это говорю. Вы же все равно не верите ни одному моему слову.

– Мэдокс? – удивленно переспросил Зверьков.

Карамзин, успевший к тому времени справиться с истерикой, пожал плечами. Они не знали, кто это такой.

– «Англорусс…», «Англорусс…» – вполголоса повторил Зверьков. – Это организация, которая занимается установлением дружеских отношений между Великобританией и Советским Союзом. У нас нет ничего против нее. Это как-то связано с пожилой женщиной в инвалидной коляске, о которой вы рассказывали?

– Возможно, это был пожилой мужчина, – уточнил Пол.

– Да-да… – Зверьков не стал спорить. – Что ж, давайте подведем итоги. Мы потеряли очень много времени, но не узнали ничего нового. Конечно, нельзя исключать, что вы говорите нам правду. Но мы уже слышали от вас такое количество вранья – о цели вашей поездки в Ленинград, о вашем предполагаемом отъезде, о полковнике Ефимове… Даже не знаю, что теперь делать, – задумчиво протянул Зверьков и вопросительно глянул на своего коллегу.

Карамзин произнес длинную фразу по-русски.

– Возможно, так мы и поступим, – по-английски ответил Зверьков.

– Как? – решил уточнить Пол, который не понял ни слова из сказанного Карамзиным.

– Мне необходимо на некоторое время вас покинуть, – заявил Зверьков и вытащил из ящика какие-то бумаги. – С вами побудет мой коллега. Я оставляю вас в хороших руках.

– Он будет меня бить? – уточнил Пол.

Зверьков всем своим видом выразил свое возмущение подобным нелепым предположением.

– Мы не используем такие примитивные и варварские методы, – фыркнул он, – мы – цивилизованные люди и используем цивилизованные приемы ведения допросов.

Пол почувствовал жалость к себе, несчастному.

– Боже мой, – прошептал он, – что со мной будет? – Его тонкие губы задрожали, на глаза навернулись слезы. – У меня совсем нет денег! Я хотел получить всего несколько рублей, устроиться в гостиницу, поесть и как следует выспаться. А теперь у меня вообще ничего не осталось! Только обратные билеты для меня и моей бедной жены. А она в больнице, лежит одна-одинешень-ка. Я даже не могу ее навестить.

Зверьков сочувственно похлопал чуть не плачущего Пола по плечу. Он мягко проговорил:

– Не волнуйтесь, друг мой. Все будет хорошо. С нами происходит только то, что нам на роду написано. С судьбой сражаться бесполезно. – После чего он многозначительно взглянул на Карамзина и сказал: – Я вернусь через двадцать минут. Не исключено, что мы сразу сможем покончить с нашими делами. – Последнее относилось уже к Полу.

Зверьков ушел. Карамзин, который уже успел вновь обрести свой обычный свирепый вид, окинул Пола долгим недобрым взглядом.

– Ну и что мы будем делать? – спросил Пол.

– Прежде всего встань, – угрожающе проговорил Карамзин. Пол повиновался. – Ты помнишь, – поинтересовался Карамзин, – как в ночь твоего прибытия в отель ты ударил по лицу женщину, существо слишком слабое и беззащитное, чтобы дать тебе сдачи. Советскую рабочую женщину, которая выполняла свой долг. Помнишь?

– О да. Помню.

– Отлично, – проговорил Карамзин, медленно встал и подошел вплотную к Полу. Он был дюйма на три ниже, но значительно шире. Некоторое время он молча, снизу вверх разглядывал Пола, потом процедил сквозь зубы: – Это ты тоже запомнишь, гнида, – и со всего размаху нанес сокрушительный удар правой в ухо своего собеседника. Причем бил не кулаком, а ладонью.

В ухе что-то щелкнуло, вслед за чем голову Пола пронзила такая резкая боль, что он едва удержался, чтобы не заорать. И еще было очень обидно, совсем как в детстве, когда его наказывали ни за что.

– Ты можешь добавить в свой список еще два случая совершенного мною насилия над советской женщиной, – гордо заявил Пол, – сначала она получила по морде, поскольку совершенно вывела меня из состояния равновесия, а затем я влепил ей пощечину в процессе сексуальных домогательств. Не забудь отомстить заодно и за эту стерву, ты, недоносок.

Карамзин демонстративно сжал руку в кулак. Пол заметил, что у него на безымянном пальце надето дешевое, но очень массивное кольцо.

– Ты – трусливый и грязный ублюдок, – с ненавистью повторил он и тут же получил хук в челюсть, за которым незамедлительно последовал удар в живот. – О нет, только не это, – простонал Пол и начал медленно складываться пополам.

Карамзин злобно прошипел:

– Уж теперь-то ты заговоришь. Иначе схлопочешь еще раз.

В дверь постучали. Карамзин издал звериный рык, который, должно быть, означал разрешение войти, и на пороге возник маленький, невзрачный человечек, державший швабру на манер винтовки. Открывшаяся его взору картина явно произвела впечатление. Молоденький полицейский в недоумении застыл, не решаясь ни войти, ни выйти. Пол увидел разлитый по полу чай и поневоле почувствовал облегчение. Значит, он никому не доставит особенных хлопот. Все равно здесь не обойтись без работы шваброй. Тем не менее он счел необходимым заранее извиниться перед юным полицейским.

– Извини, парень, – простонал Пол, – я не виноват.

С этими словами он опустился на колени, открыл рот и фонтаном изверг на пол содержимое своего желудка. Карамзин даже отпрыгнул от отвращения.

– Я же извинился, сукин ты сын, – проскрипел Пол и повторил то же самое еще раз.

Он заметил, что в рвотной массе встречаются ярко-алые пятна крови. Рвота и кровь. Чем не заголовок для новой эпической поэмы о русском насилии?

– Думаю, это все, – сказал он, обращаясь к застывшему со шваброй полицейскому. Добавилось ему работы, бедолаге. – Между прочим, – сказал он Карамзину, все еще стоя на коленях, – если бы ты не распускал руки, ничего бы не произошло. Так что это ты во всем виноват.

Правда, речь Пола была довольно невнятной. Губы сильно распухли, и слова, казалось, вылетали на волю через щель почтового ящика. Полицейский, морщась и затыкая нос, сгребал рвотную массу к двери, где у него стояло ведро с водой. Карамзин тоже не выглядел довольным жизнью. Он хищно возвышался над коленопреклоненным Полом в позе второсортного божка. А Пол, нагнувшись, откашливался и временами сплевывал окровавленную слюну. Стороннему наблюдателю могло показаться, что он бьет земные поклоны.

Карамзин рявкнул на слегка замешкавшегося уборщика, и тот заторопился вовсю. Вскоре Пол услышал звук льющейся воды – в туалете вылили воду из ведра, затем зашумел сливной бачок, звякнула ручка ведра, а вслед за этим и само ведро стукнулось о стенку. Пол еще немного постоял на четвереньках, а потом принялся размышлять, стоит ли ему отправиться в туалет, который, судя по звукам, находился в соседней комнате, ползком или попробовать встать. Боль разлилась по всему телу горячей волной, но ее центр находился где-то в области желудка.

В конце концов Пол решил, что она не должна одержать над ним победу, и, кряхтя, встал. Правда, выпрямиться он пока еще не мог. Так в согнутом положении он и добрался до ближайшего кресла, в которое и свалился с облегченным вздохом. Карамзин не препятствовал его перемещениям. Карамзин плакал. Увидев это, Пол решил, что его подводят глаза. Но все было на самом деле.

Карамзин плакал.

– Ты хорошо поработал, чего ж теперь стенать? – проговорил Пол, пытаясь снова подчинить себе непослушные губы и язык, справиться с неподдающимися звуками и сделать произносимые им слова хотя бы узнаваемыми. – Теперь я точно знаю, что современная Россия – мечта любого туриста.

– А-а-а… – рыдал Карамзин. Он уже успел рухнуть в кресло и теперь надрывно ревел, опустив буйную головушку на стол. Со стороны он напоминал безутешного пациента, только что услышавшего от доктора смертный приговор. – А-а-а… – мычал он, всем своим видом пытаясь показать, что он ничего плохого не хотел.

Пол поневоле подумал, что Карамзин так убивается, потому что нечаянно нанес ему, Полу, какое-нибудь страшное увечье, имеющее необратимые последствия. Он дрожащими пальцами ощупал лицо, но не обнаружил ничего, кроме распухших губ и нижней десны. Кроме того, он был неприятно удивлен, заметив, что во рту больше нет качающегося протеза. Видимо, он выпал во время экзекуции. Пол снова согнулся и принялся внимательно осматривать все закоулки, пытаясь разыскать столь необходимый ему предмет. Ему потребовалось совсем немного времени, чтобы понять: на полу нет ничего похожего. Не приходилось сомневаться, что протез постигла весьма незавидная участь. Уборщик не обратил внимания на маленький кусочек Пластмассы и отправил его сначала в ведро, а уж потом и в канализацию. Теперь четыре искусственных зуба совершают свой последний путь по канализационным трубам в сторону Балтийского моря.

– Ты – свинья, – констатировал Пол, – и еще садист.

Он отметил, что его речь в целом становится более понятной, хотя и весьма своеобразной.

Карамзин встал со своего места и медленно направился к Полу. Тот недолго думая шлепнулся на четвереньки и резво, хотя и морщась от сильной боли, пополз подальше от своего ударившегося в сентиментальность мучителя. В комнате негде было спрятаться, но Пол не мог оставаться на месте и, подгоняемый болью, продолжал ползти, без всякой надежды высматривая на полу пропавший протез. Он слышал доносящиеся сверху всхлипывания и причитания Карамзина, который, как заведенный, повторял:

– Я не… Это не… Я не думал…

Пол прошамкал, обращаясь к свежевымытому полу:

– Заткнулся бы ты.

Он как раз достиг угла комнаты и, словно обретя, наконец, убежище от всех жизненных невзгод, скорчился в нем, придерживая обеими руками пылающий болью живот. Карамзин заревел:

– Бобринский! Бобринский! Бобринский! – Он выкрикивал эту фамилию до тех пор, пока на пороге не появился ее обладатель. Им оказался прыщавый полицейский, который совершенно не соответствовал своей аристократической фамилии. Карамзин что-то скомандовал по-русски. Пол разобрал основные слова. Но не все. Похоже, ему должны были принести коньяк. Но прежде чем юноша исполнил приказ, вернулся Зверьков. Карамзин съежился и присел, словно нашкодившая собака. Он даже попытался заслонить Пола от своего старшего коллеги, словно поверженный англичанин был кучей мусора, который неаккуратные рабочие бросили в углу. А Пол себя приблизительно так и чувствовал. Если бы его в тот момент засыпали опилками, погрузили на какое-нибудь транспортное средство и отправили в колхоз для использования в качестве удобрения, он вряд ли сумел бы что-то возразить. Зверьков был явно потрясен до глубины души. Он склонился над Полом и ласково сказал:

– Откройте рот.

Пол послушно разинул рот, насколько смог, конечно продемонстрировав воспаленную нижнюю десну без признаков передних зубов.

– Он их выбил, – вздохнул Зверьков, – на этот раз он зашел слишком далеко. Впрочем, он часто заходит далеко. Этот печальный инцидент целиком на нашей совести. Мы, русские люди, всегда признаем наши ошибки. Нам свойственно бросаться от одной крайности к другой. Таким образом, значительная часть нашей работы получается впустую.

Произнося этот вдохновенный монолог, Зверьков смотрел сверху вниз на Пола грустно и серьезно.

– Мерзкие русские ублюдки, – прошепелявил Пол, – заканчивайте свое грязное дело. Отправьте меня в вашу страшную Сибирь!

– В наше время никто уже не боится Сибири, – живо возразил Зверьков. – Туда давно пришла цивилизация. – Зверьков спохватился и добавил: – Кроме того, мы вас никуда не собираемся отправлять. Ну разве что вы уйдете отсюда, из этой комнаты. Полагаю, здесь вам больше нечего делать.

В это время Карамзин стоял рядом и, следует отметить, воспрянул духом.

– На меня, наверное, страшно смотреть, – прошамкал Пол, – здорово я небось выгляжу без зубов… Выбили… ни за что ни про что… Я обязательно предъявлю вам обвинение, ублюдки… Свиньи, – для верности добавил он.

Теперь он говорил достаточно внятно, только вместо всех шипящих и свистящих звуков у него получался один-единственный звук «ф».

– Товарищ Карамзин сожалеет о том, что зашел слишком далеко, – спокойно сказал Зверьков, – но только вы все равно ничего не. сможете доказать. Никто не сможет подтвердить, что вы вошли в это помещение в состоянии, отличном от того, в котором находитесь сейчас. – Все это было сказано без намека на иронию.

– Вы имеете в виду, что я пришел к вам в гости больной и отплевывающийся кровью? И без зубов? – Пол глухо застонал, застигнутый новым приступом боли. Он посильнее обхватил свой многострадальный живот и закачался из стороны в сторону, стараясь слиться со стеной. – Вот они, методы работы советской полиции, – заявил он. – Думаю, воскресные газеты не откажутся от такого материала.

– Что вы, – улыбнулся Зверьков, – мы ликвидируем все следы насилия. Мы вас побреем, пострижем, вымоем, оденем в хороший костюм. Вы у нас станете истинным английским джентльменом.

– Без зубов.

– Ну… какое-то количество зубов у вас все-таки есть, – рассудительно произнес Зверьков, – а что касается остальных, то их у вас и не было. Вы приехали в нашу страну уже без зубов.

– А почему тогда ваш коллега прослезился?

– Он жалеет вас. И плачет о заблудшей душе, погрязшей в первородном грехе. Ему стало очень грустно при мысли об английском джентльмене, который прибыл сюда без передних зубов и собирался причинить вред нашей экономике. Правда, последнее, ввиду ряда обстоятельств, он сделать не сумел.

– Вы давно были в кино? – полюбопытствовал Пол.

– А, понял, – обрадовался Зверьков, саркастически улыбаясь, – сейчас мы сядем за стол, как старые добрые друзья, и обсудим проблемы нашего кинематографа? – Он обошел свой стол и сел. Карамзин остался стоять. Он уже не был похож на виноватую собаку. Скорее это был насторожившийся дикий зверь. Пол не двинулся с места. В углу он чувствовал себя как-то увереннее.

– Вовсе не как друзья, – заметил он. – Просто у вас показывают документальный фильм. Я сам видел его в кинотеатре «Баррикада». Это о возвращении делегации советских музыкантов из Англии. Мы плыли на одном судне. И на берег сходили вместе. Так вот, в этой кинохронике показали не только музыкантов, но и меня. Вероятно, ошибочно приняли за одного из членов делегации. Там есть один примечательный кадр: моя физиономия заняла весь экран, а радостная улыбка наглядно подтвердила, что в момент прибытия в вашу страну у меня все зубы были на месте. И в полном порядке. – Пол улыбнулся, чтобы наглядно продемонстрировать, как он улыбался в камеру «Ленфильма», или кто там снимал эту хронику, но сообразил, что выглядит ужасно, и решил повременить с улыбками до лучших времен. Зверьков и Карамзин слушали рассказ с напряженным вниманием. – Меня видели, – говорил Пол, – миллионы советских граждан. Возвращение из зарубежной поездки делегации советских музыкантов, должно быть, весьма значительное событие. Его будут помнить долго. Думаю, эти кадры увидит и ваша провинция. Не исключено, что как раз сейчас фильм смотрят в далекой Сибири. Он определенно останется в архивах киностудии, как подтверждение того, что я прибыл в вашу страну с полным комплектом зубов.

– Вранье, – ухмыльнулся Карамзин.

– А вот и нет. – Пол медленно и устало покачал головой. Более резкие телодвижения вызывали сильную боль. – Пойдите и проверьте, садисты… сволочи.

– Полагаю, что это правда, – сухо произнес Зверьков, – скорее всего, в этот раз он не врет. Англичанин, – пояснил он Карамзину, – не смог бы придумать такую историю. У него не хватило бы воображения. Англичане здорово отличаются от нас, во всяком случае сейчас. Они были похожи на русских во времена королевы Елизаветы I, когда подарили миру Шекспира, но с тех пор… – Зверьков несколько раз энергично кивнул, прижав подбородком кадык. – Не сомневайся, он говорит правду. Что ж, – его голос взлетел на неожиданно высокую ноту, – ничего страшного не произошло. Просто нам следует отправить вас как можно скорее в Англию. – Зверьков стремительно вздернул голову и энергично тряхнул ею, как молодая кокетка, откидывающая с лица непослушные локоны. – Мы погрузим вас на первое же подходящее судно.

Карамзин сел и, всем своим видом выражая крайнюю степень раздражения, принялся грызть ногти.

– Прежде всего, – твердо проговорил Пол, – вы должны забрать из больницы мою жену. Без нее я никуда не поеду.

– Мы уже не впервые слышим о вашей жене, – буркнул Зверьков, – но еще ни разу не имели удовольствия ее видеть. Может быть, это очередная ложь? Так где, вы говорите, она находится?

– В Павловской больнице.

– Ладно, ладно. Мы позвоним. Карамзин позвонит и все выяснит. Или это сделаю я. Не важно. Если вы сказали правду и ваша жена действительно в Ленинграде, значит, мы отправим в Англию двух человек. Да… – протянул он, рассматривая документы Пола, – действительно, здесь у вас два обратных билета с открытой датой. Посмотрим, не исключено, что мы зря о вас думали так плохо. Может быть, вы не все время лгали. – Зверьков выглядел усталым и расстроенным. – Кто знает? Разве можно заглянуть в человеческую душу?