"Летние грозы" - читать интересную книгу автора (Мэллори Кэтрин)

Глава 6

То, что произошло потом, сохранилось в памяти Николь как бы в тумане, хотя некоторые детали запомнились с ужасающей ясностью. Например, издевки Шейлы, потрясавшей в воздухе ее лифчиком, как неприятельским флагом. И то, как Джеймс выхватил лифчик и глухо бросил Николь: «Оденься!»

Николь не помнила, как они все добрались на другой конец острова. Запомнилось лишь смешанное чувство отчаяния, унижения, затем облегчения. И еще запомнилось, как Шейла повисла на руке Джеймса с видом собственницы.

Костер догорел, осталась лишь куча тлеющих углей. Компания распалась. Джеймс исчез вместе с Шейлой на ее гигантской яхте, предоставив Николь разыскивать владельца «Молнии», вместе с которым они и поставили лодку на причал у яхт-клуба.

Следующий день Николь провела одна на своем «Вельботе», в то время как «священная шестерка» занималась обычными тренировками. Ожидая под горячими лучами солнца, пока они закончат тренировочные гонки, Николь пыталась разобраться в хаосе собственных мыслей и чувств.

Факт номер один: она безнадежно влюблена в Джеймса. Это реальность, которую больше невозможно ни отрицать, ни игнорировать.

Влюблена в Джеймса… Николь снова и снова повторяла про себя эти слова с какой-то холодной отстраненностью, как будто это было вещественное доказательство существования некой далекой древней цивилизации; Раньше ей казалось, что любовь — это приятное и спокойное чувство, даруемое человеку лишь раз в жизни. Джеймс разрушил это идеалистическое представление до основания. Теперь она обнаружила, что любовь — это взрыв, переворачивающий все человеческие ощущения, эмоции и даже разум.

Любовь к Джеймсу оказалась самым глубоким, самым сильным из всего, что ей довелось испытать в жизни. И вместе с тем эта любовь принесла ей лишь боль и унижения. И это тоже факт. А он? Что же он? Просто беспечный человек или искусный притворщик? Прошлой ночью его поведение казалось таким неподдельно страстным, что дух захватывало. Николь с готовностью поверила, что его чувство к ней так же искренне, как и ее собственное.

А может быть, женщины интересуют его не больше, чем случайная перемена ветра? Попалась очередная на пути — он ее не упускает. Щеки Николь вспыхнули при воспоминании о том, с какой легкостью, с какой небрежностью он покинул ее ради Шейлы. Ну что ж, если она обладает тем самым «опытом», который ему нужен, пусть забирает его себе.

Солнце палило нещадно. Николь опустилась на дно лодки, прикрыла глаза бейсбольной кепочкой. Мысли вернулись к тому же.

Джеймс — безжалостный, циничный игрок. Это второй факт. Он сам сказал ей об этом. Если наметил себе цель, не остановится, пока не достигнет ее. Абстрактный идеал победы — вот единственное, что имеет для него значение. Нет никакой надежды на то, что когда-нибудь он сможет полюбить ее так, как это нужно ей. Уважение, способность считаться с другим человеком, поступаться своими эгоистичными потребностями — все это не для него. Эти человеческие качества не в его характере. Так она решила, в конце концов, после долгих размышлений.

И все же… и все же… Она не могла избавиться от ощущения, что есть в этом человеке нечто более глубокое. Есть какие-то более сложные потребности. Возможно, требуя столь многого и от себя, и от других, он стремится к какой-то высшей цели, недостижимой для простых смертных? Не следует ли ей отбросить свои опасения, свои мелкие страхи и довериться этому поразительному человеку?…

Нет! Николь с гневом отмела эту мысль. Это все пустые иллюзии. Потребности его чисто животные. Как все крупные хищники в джунглях, он живет за счет своих жертв. Ищет легкую добычу. Вчерашний вечер явился тому ярчайшим подтверждением.

А из этого следует факт номер три: для нее самой существует лишь один способ выжить в этих джунглях эмоций — держаться как можно дальше от хищника. Не важно, чего ей это будет стоить. И слава Богу, что сегодняшний вечер она сможет провести со Стивом.

Отдаленный рокочущий звук прервал ее мысли. Николь приподнялась, посмотрела вдаль. На юге собирались грозовые тучи. Она взяла свисток, свистнула три раза. Это был сигнал для команды возвращаться на берег.

Они вернулись в гавань за несколько минут до начала грозы. Небо моментально потемнело, хлынул проливной дождь.

Ливень не закончился и к вечеру. Николь стояла на крыльце в ожидании Стива. В этот вечер она надела джинсы и клетчатую фланелевую рубашку, поверх накинула желтое пончо, а на ноги вместо обычных сандалет — кроссовки. Стив обещал повести ее в такое заведение, где готовят лучшие бургеры в Массачусетсе, — так он сказал. Желудок ее уже потихоньку урчал в предвкушении вкусной еды.

На дорожке, ведущей к дому, показались огни фар. Не дожидаясь, пока он подъедет, Николь сбежала с крыльца. Перепрыгивая через лужи, поспешила к машине, открыла дверцу и забралась на сиденье. В одну минуту она вся вымокла.

— У-у-х, — проговорила она, задыхаясь от смеха. — Не могла же я допустить, чтобы ты вышел из машины. Видишь, что творится.

— Какое внима-а-ние! — промурлыкал глубокий мужской голос.

Джеймс! Она резко обернулась и увидела знакомое выражение насмешливого интереса на его лице. Оглядевшись, узнала и хорошо знакомый «Мерседес».

— Ну нет! На сегодняшний вечер у меня другие планы.

Она потянулась к ручке дверцы. Но Джеймс уже включил стартер и подал назад по дорожке.

— Эй, останови, слышишь! Выпусти меня!

— В свое время.

Надо было что-то делать. Машина уже развернулась и выехала на дорогу. Николь распахнула дверцу. Потоки воды хлынули внутрь.

— Закрой дверь, черт побери! Ты что, хочешь разбиться?

— Я хочу, чтобы ты остановил машину и выпустил меня.

Вместо ответа он лишь нажал на акселератор. Мокрая мостовая летела навстречу с бешеной скоростью. Слышалось громкое шипение шин. Нет, выпрыгнуть невозможно — расшибешься. Николь захлопнула дверь.

— А что, собственно, происходит? У меня на сегодня назначено свидание, и оно состоится. Дела подождут до завтра. Мой рабочий день закончился.

Она постаралась произнести это как можно тверже и решительнее, однако дрожь в голосе скрыть не удалось.

— Если ты возьмешь себя в руки, я все объясню. Свидание на сегодня отменяется.

— Это не в вашей власти!

— А я тут и ни при чем, моя дорогая. Сегодня во второй половине дня наш «перевозчик» совсем сломался, и Стив сейчас его чинит. Наверное, ему придется задержаться допоздна. Я в это время оказался в яхт-клубе и предложил передать тебе его извинения.

— Для этого вполне достаточно телефонного звонка. Совсем не обязательно было меня похищать.

— Какое похищение? Ты же собиралась на свидание, вот я и решил тебя куда-нибудь повезти, раз у тебя свободный вечер. И, пожалуйста, не говори, что ты занята.

— И что же вы задумали? Ужин на двоих в Комнате ужасов?

Он с видимым усилием проигнорировал ее сарказм.

— Мне сегодня на заводе подарили двух омаров. Их надо съесть, пока они свежие. От Питера я знаю, что ты их очень любишь.

Черт бы побрал его самонадеянность! Николь вся кипела. Ну что ж, может быть, это и к лучшему. Столкновения все равно не избежать, так что чем скорее, тем лучше.

В ледяном молчании они выехали из города. Поехали куда-то к северу. Николь ни разу не взглянула на Джеймса. Ее душила ярость. Уж лучше ужинать с самим дьяволом! Тот, по крайней мере, соблюдает правила приличия.

Через полчаса Джеймс свернул на дорогу, принадлежащую частным владениям. После нескольких поворотов они выехали к огромной зеленой лужайке. Ярость Николь постепенно сменилась любопытством.

Справа она разглядела конюшни и амбар. Потом они проехали мимо цветочных грядок, отлично ухоженных. Вообще все, что Николь могла разглядеть, выглядело безупречно.

— Куда мы приехали?

— Я здесь живу, — просто ответил Джеймс.

Николь изо всех сил старалась не показать, какое впечатление произвело на нее все увиденное. Дорога сделала еще несколько крутых поворотов и вывела к большому особняку в стиле Тюдор, Двухэтажный белый фасад был великолепен. Однако все здание выглядело скорее впечатляющим, чем уютным.

Джеймс поставил машину под навес, и они вошли в дом. Он взял ее пончо, повесил в стенной шкаф в холле, включил свет и повел ее в гостиную.

Николь невольно задержала дыхание. Какая огромная комната! В дальнем конце почти во всю стену — гигантский камин. У противоположной стены большое окно-фонарь с видом на лужайку. Множество ковров, мягкие кресла и диваны. По стенам — со вкусом подобранные картины современных художников.

Да, комната прекрасная, спору нет. И в то же время какая-то безликая: слишком уж она совершенна, слишком стерильна. Как будто нежилая, из воскресного иллюстрированного журнала. Наверное, над ней потрудился специально нанятый декоратор.

Джеймс указал ей на диван, а сам прошел к искусно скрытому в стене бару.

— Выпьешь чего-нибудь? Сначала Николь решила отказаться, но потом передумала. Не стоит упрямиться из-за таких мелочей.

— Если есть «Дюбонне»…

Он налил ей вина, себе — виски.

— А теперь, если не возражаешь, я пойду переоденусь.

— Да ради Бога.

«Можешь переодеваться хоть целый час, — подумала она про себя. — Чем дольше, тем лучше».

Если ее пренебрежительный тон и задел его, он этого никак не показал. Кивнул на другой шкафчик.

— Если хочешь, поставь какую-нибудь запись.

С этими словами он взял стакан с виски и вышел.

Николь вздохнула с облегчением. Поставила стакан на столик. Напряжение чуть-чуть отпустило. Может быть, немного музыки поможет ей окончательно расслабиться.

Интересно, какие у него записи? Скорее всего, классика и какие-нибудь новые композиторы с их мрачной музыкой.

С удивлением она обнаружила богатую коллекцию джазовой музыки и рок-групп. Причем все очень даже современные — «Б-52», Рокси, Роберт Фрипп. Никто из ее институтских друзей не мог похвастать такими записями.

Николь выбрала джазового певца Аль Джарро. Поставила пластинку и вернулась на диван. Убаюканная мягкой, негромкой музыкой, откинула голову, прикрыла глаза.

— Ты так и не притронулась к вину.

Она вздрогнула, открыла глаза. Джеймс переоделся в джинсы и белый свитер, какие носят ирландские рыбаки. Стоял перед ней с полным стаканом виски в руках. Как это он умудрился вновь наполнить его так, что она не слышала?

— Не хочешь взять это с собой на кухню? Составишь мне компанию, пока я буду готовить ужин.

И снова первым ее побуждением было отказаться. И снова она передумала. После этой гостиной захотелось увидеть и остальную часть дома.

Большая, отлично оборудованная кухня, по-видимому, предназначалась для подготовки к большим приемам. В центре стоял стол для разделки мяса, на полках — множество кастрюль, сковородок и прочей кухонной утвари.

Джеймс немедля взялся за дело. Налил воды в большую кастрюлю, поставил на огонь. Положил на разделочный стол коричневый бумажный пакет, достал оттуда двух больших омаров. Они оказались еще живы и тут же пустились наутек, но он ловко схватил их и кинул в раковину. Вынул из холодильника зелень для салата и большой кусок масла, положил его на сковородку и тоже поставил ее на огонь.

Молчание становилось мучительным. Николь решила разрядить обстановку:

— Неужели ты один содержишь этот дом и поместье?

Джеймс с готовностью подхватил эту нейтральную тему.

— Нет, конечно. Несколько раз в неделю приходит служанка. И еще я держу работника. Он живет в квартире над конюшнями.

Закатав рукава до локтей, он крошил ножом яйца, сваренные вкрутую. Внезапно это показалось ей странным.

— А кухарки разве у тебя нет?

— Нет. В тех случаях, когда я ем дома, сам готовлю себе что-нибудь попроще. А когда приходится принимать гостей, приглашаю поваров.

Он жестом указал на разнообразные предметы утвари.

Интересно, ее ему тоже сейчас «приходится» принимать? Вопрос этот вертелся у Николь на языке, но она его не задала. Джеймс продолжал свои приготовления с ловкостью человека, привычного к такой работе. Двумя точными движениями разрезал лимон на четыре части.

Против воли Николь стало не по себе от того, что он все делает сам, а она лить стоит и смотрит. Теперь, когда шок от неожиданного поворота событий прошел, она начала сожалеть о своей недавней неуступчивости. С ним сопротивление вообще бесполезно — он все равно одержит верх.

— Накрыть на стол? — предложила она.

— Да, это было бы очень кстати. Посуда вот здесь. А стол вон там. — Он указал на раздвижные стеклянные двери и добавил: — Осторожнее, смотри под ноги.

Николь достала тарелки, серебряные приборы, подошла к дверям, раздвинула их, вошла в соседнюю комнату… и остановилась, пораженная. Она оказалась в патио со стеклянными стенами. Хотя нет… это, пожалуй, больше похоже на оранжерею. Повсюду росли высокие тропические растения, с изогнутых металлических каркасов свисали лозы цветущего винограда. Капли дождя приятным речитативом стучали по стеклу.

Осторожно ступая в полутьме, Николь подошла к круглому мраморному столу с шестью плетеными стульями вокруг. Над столом висела лампа с широким абажуром. Николь включила свет, и в центре оранжереи образовался приятный теплый оазис. За несколько минут она накрыла стол на двоих. Осмотрела его, подумала и передвинула приборы подальше друг от друга. Пусть между ними будет нейтральная зона, решила она.

Вошел Джеймс, неся на подносе салатницу, соусник, вазочку с лимоном и чашу с растопленным маслом.

— Очень хорошо, — бесстрастно произнес он, взглянув на накрытый стол.

Николь села. Через минуту он вернулся с дымящимися омарами на блюде и откупоренной бутылкой вина. Сел на предназначенное для него место. Николь украдкой взглянула на бутылку, пытаясь разглядеть наклейку. Название незнакомое… Скорее всего, это французское вино. Она никогда о таком даже не слышала. Ему, наверное, и вина нравятся экзотические, как и женщины.

Джеймс налил в бокалы золотистую жидкость. С серьезным видом поднял свой бокал.

— За омаров.

— О да! На вид они большие и плотные, но внутри не так уж много мяса, — выпалила Николь.

Он не обратил внимания на ее слова. Спокойно начал разделывать своего омара.

Николь пригубила вино. Оно оказалось удивительно айгким и приятным на вкус. Неожиданно она почувствовала, что страшно голодна. Она ведь так ничего и не ела сегодня. Николь накинулась на омара, оторвала хвост и ловко вынула большой кусок мяса.

— Я вижу, у тебя неплохая практика, — заметил Джеймс.

— Да, есть немного, — коротко ответила она.

В данную минуту ее больше интересовала еда, чем словесные баталии. Она порезала мясо кусочками, полила соком лимона и растопленным маслом. Отправила первый кусочек рот, наслаждаясь вкусом и ароматом.

Джеймс от нее не отставал. Наконец, утолив первый голод, он остановился, отпил вина. Осторожно спросил, как продвигаются дела у «священной шестерки».

Окончив жевать, Николь ввела его в курс дела. Постепенно разговор перешел на более общие темы из области парусного спорта. А потом снова наступила пауза.

— Расскажи о Ближнем Востоке, — попросила Николь.

Джеймс начал описывать недавнее путешествие. Он оказался на удивление наблюдательным во всем, что касалось национальной культуры и обычаев. Николь незаметно для себя увлеклась его красочными описаниями переполненных базаров Туниса и официальных церемоний Каира, лишь изредка прерывая его вопросами. Когда он заканчивал особенно смешное повествование об одном безутешном египетском полковнике, у которого пропала любимая бесценная кобра, Николь уже справилась со своим омаром и допивала третий стакан вина.

— Так вот, — рассказывал Джеймс, — жена посла сказала на это: «Дорогой полковник Халал, ваша кобра стоит гораздо больше. Она только что проглотила мой рубин».

Николь залилась смехом.

— Ну и как, она получила обратно свой рубин?

— Да. Но боюсь, что бедняжка кобра отправилась к Аллаху. А расстроенный полковник поклялся, что отныне будет держать собаку. Ну как, ты созрела для десерта?

— Ой нет, ты что, шутишь? Я уже больше ничего не смогу съесть.

— Ну у меня есть нечто такое, от чего ты не сможешь отказаться, — с загадочным видом произнес он. — Ну-ка помоги мне отнести посуду.

На кухне Николь тщательно перемыла посуду. Джеймс в это время взбивал веничком крем в медной чаше.

От сытного ужина Николь клонило ко сну, и она позволила воображению завести себя бог знает куда. Под влиянием простых и обычных дел, которыми они сейчас вместе занимались, ей стало тепло и уютно. Раньше она никогда не мечтала о замужестве. Спокойная, безмятежная жизнь в браке ее не привлекала. Но теперь ей пришло в голову, что брак с Джеймсом не сулил бы ни спокойствия, ни тем более скуки. Вот, например, сегодня, какой приятный сюрприз — горячий ужин с омарами и вином в дождливый вечер.

Стоп, остановила она себя. Замужество, брак? О чем это она размечталась!

Восхитительный запах свежесваренного кофе вернул ее к действительности. Вот! Как раз то, что нужно, а то вино совсем затуманило ей мозги.

Она понесла поднос с кофейными принадлежностями в гостиную, поставила на низенький столик и подошла к стереосистеме. Теперь немного быстрой музыки, чтобы окончательно проснуться. Она поискала на полке пластинку с рок-н-роллом, поставила, приглушила звук, вернулась на диван, налила себе кофе. Однако запись оказалась совсем не той, что она ожидала. Вместо «тяжелого» рока полились обволакивающие звуки медленной электронной музыки. Очень приятной, но чересчур расслабляющей. Николь хотела было встать и поменять пластинку, но в этот момент в гостиную вошел Джеймс с двумя высокими десертными стаканами и длинными десертными ложечками. Поставил перед ней стакан.

— Ма… малина! — Николь даже поперхнулась.

— Да, свежесобранная. Там, во дворе за домом, у меня целый малинник.

Джеймс понятия не имел о том, какие неприятные ассоциации связаны у нее с малиной. Николь грустно рассматривала ярко-красные ягоды с шапкой густого, пышного крема. В любое другое время Николь с жадностью накинулась бы на такое лакомство. Но теперь оно лишь напомнило ей об их самой первой бурной и несчастливой встрече. Аппетит совершенно пропал. Она поиграла ложечкой в своем стакане и поставила его обратно на столик.

Джеймс уселся на диван подальше от нее, налил себе кофе.

— Мой десерт тебя не привлекает?

Николь смотрела в пол.

— Почему ты привез меня сюда?

Этот вопрос, по всей видимости, застал его врасплох. Николь ожидала, что он, по обыкновению, отшутится, однако он ответил неожиданно серьезно:

— По-моему, это ясно. Чтобы закончить то, на чем мы остановились вчера. Николь вскрикнула и начала подниматься с дивана.

— Спокойно, — сказал Джеймс, — я не собираюсь на тебя нападать. По-моему, весь сегодняшний вечер я вел себя со сверхчеловеческой сдержанностью. Я просто хочу закончить вчерашний разговор, и намерен выяснить, что нас опять оттолкнуло друг от друга. А этого силой никак не узнаешь.

С обреченным видом Николь уселась на прежнее место, Неужели он надеется исправить то зло, которое причинил ей вчера?

— Хорошо, говори, — с горечью произнесла она. Джеймс взорвался:

— Ну, знаешь, ты самая невозможная женщина из всех, кого я знал. Только, кажется, мне удалось убедить тебя сложить оружие и выйти из своей неприступной крепости, как в следующую минуту ты оказываешься еще дальше от меня, еще неприступнее, чем раньше. Ну скажи, что я такого сделал? Чем тебя оскорбил?

— Но как же ты не понимаешь? — Николь произнесла это почти умоляющим тоном. — Дело не в том, что ты сказал. Ты всегда все говоришь правильно. В этом-то и проблема. Все твои слова настолько убедительны… Но слова — это одно, а дела — совсем другое.

Голос ее замер. Она была не в состоянии выразить все, что чувствовала.

Джеймс долго смотрел на нее с бесстрастным лицом, как бы изучая. Наконец заговорил сдавленным голосом:

— По-видимому, ты нашла что-то недостойное в моем поведении. Но я не могу понять…

— Вчера вечером…

— Ах, вот оно что!

Он, казалось, немного расслабился. Откинулся на спинку дивана, раскинул руки, коротко рассмеялся, всем своим видом изображая облегчение, однако не очень убедительно. Николь сидела в своем углу, враждебно наблюдая за ним.

— Вчерашний вечер был одним из самых неудачных в моей жизни. Когда нарушили наше уединение, я пришел в такую ярость… даже передать не могу.

Николь это объяснение отнюдь не удовлетворило.

— Но ты же покинул меня ради этой…

— А что мне оставалось делать? Шейла позорно напилась, не мог же я спокойно позволить ей выставлять себя на посмешище. Единственное, что мне оставалось, — это увести ее. И можешь себе представить, с каким удовольствием я это сделал!

— Да, представляю. — Николь произнесла это почти автоматически. Лицо его потемнело.

— Ты не веришь, что у меня были самые невинные побуждения? А если я поклянусь, что всего лишь проводил ее домой? А потом вернулся туда, где оставил тебя. Я так надеялся, что ты ждешь меня.

Николь не ответила. Она не сомневалась в правдивости его слов. Но даже если он сейчас говорит правду, это, в общем, ничего не меняет. По большому счету, все дело в том, что она ждет от него гораздо большего, чем он в состоянии предложить.

Не дождавшись ответа, он резко поднялся с места, подошел к бару, налил себе бренди. Отпил большой глоток.

— Николь, я не знаю, что я должен сделать, чтобы оправдаться перед тобой. Ты говоришь, что не веришь словам, и это, наверное, правильно. Мы в своей жизни нередко нарушаем обещания. И поэтому с недоверием относимся друг к другу. Но если Слова тебя не убеждают, что еще я могу сделать? Я не раз пытался доказать тебе свои чувства, но каждый раз, как только я до тебя дотрагиваюсь, ты в страхе убегаешь.

В голосе его звучало неподдельное отчаяние, и это тронуло ее до глубины души. Она делала над собой усилие, чтобы не смотреть в его сторону.

— Скажи, что я должен сделать, Николь? — повторил он. — Вчера вечером ты сказала, что любишь меня…

На самом деле она этого не говорила, вспомнила Николь, но готова была сказать. Сейчас ей страшно захотелось утешить его, рассказать о своих истинных чувствах. Однако вчерашняя обида и разочарование еще слишком живы были в памяти.

— Вчера вечером я сказала, что ты больше всего любишь выигрывать, — тихо заговорила она. — Ты объяснил мне, откуда это идет. Но никакие объяснения не могут тебя изменить. Жизнь для тебя — всего лишь игра. А я — просто очередной приз, который тебе понадобилось завоевать.

Он вскочил.

— Господи, Николь, как ты можешь так говорить!

— Неужели ты не понимаешь, какое ты сокровище? Ты редкость. Тебя мне не завоевать, сколько бы я ни пытался. Ни разу ты не приняла от меня пустого комплимента в свой адрес. Ты для этого слишком умна. И никогда ни с одной женщиной не говорил я так искренне. Знаешь, бывают минуты, когда мое сердце просто разрывается от нежности к тебе.

Ей понадобилась вся сила воли, чтобы не кинуться к нему в объятия.

— Красивые слова. Но все равно это только слова. Неужели ты не понимаешь… мне нужно большее.

— Даже слишком хороша понимаю. Но ты почему-то не позволяешь мне дать тебе то, чего ты так жаждешь.

— Да нет же, ты меня не понял! Я говорю не о сексе. Это я могла бы получить с кем угодно.

— Только попробуй! Я за себя не ручаюсь. Я с ума сойду.

— И поделом тебе. Но, думаю, в этом случае пострадает лишь твое тщеславие. Очень скоро ты найдешь себе другую, которую захочешь завоевать.

На лицо его снова набежала тень.

— Да, я живой человек, и у меня есть физические потребности и желания. Как у всех мужчин. Не стану этого отрицать. И я никогда не испытывал недостатка в женщинах, готовых эти желания удовлетворить. Так я жил раньше, но это не означает, что я не вижу для себя другого будущего. — Он сделал большой глоток бренди. — Послушай меня внимательно, Николь, потому что я, кажется, начинаю терять терпение. Не принимай меня за дурака. Я точно так же могу отличить любовь от физического влечения, как и ты. Я-то понимаю свое сердце. Сейчас оно говорит мне, что я, наконец, встретил человека, которым могу дорожить, которого хочу оберегать и защищать. На всю жизнь. А вот ты не хочешь слушать свое сердце.

— Нет, это не так.

Николь знала, что он прав, однако какое-то непобедимое упрямство мешало ей признать это.

— Черт побери!

В следующее мгновение он оказался рядом. Взял ее голову в свои руки, поднял, заставил посмотреть себе в глаза.

— Когда-то я уже говорил тебе, что лучше взглянуть своим страхам в лицо. Лучше их перебороть. Если тебя можно заставить лишь таким образом…

Он поцеловал ее со страстной настойчивостью, отчего вся ее воля к сопротивлению растаяла в один момент. Ее собственная страсть смела все преграды, и она ответила на поцелуй.

Она не знала, сколько времени прошло. Поток нахлынувшего чувства смыл все представления о времени. Наконец она оторвалась от него. Глаза ее блестели от слез.

— Да, — задыхаясь, прошептала она, — я люблю тебя.

Его губы снова потянулись к ней. На этот раз он поцеловал ее мягко и нежно. От него едва уловимо пахло бренди. Постепенно поцелуй становился все более страстным. Руки гладили ее кожу. Она вся затрепетала. Он поднял ее на руки. Понес.

— Постой… подожди… Куда ты… — слабо пыталась протестовать Николь.

— Ждать? Еще ждать?! Ну нет, завтра наступит конец света. Мы не можем больше ждать — ни ты, ни я.

Голос его вибрировал где-то в грудной клетке, и Николь поняла — время ожидания действительно прошло. Обхватила его руками за шею, закрыла глаза. Отдалась ритму его шагов.

Через несколько секунд этот ритм изменился, они начали подниматься по лестнице. Потом ее положили на мягкую постель. Николь приоткрыла глаза — она лежала на кровати под роскошным темным балдахином. Успела разглядеть часть спальни, какой-то очень мужской.

Джеймс опустился рядом. Взял в ладони ее лицо, кончиками пальцев откинул ей волосы со лба. Провел пальцами по линии щеки, по губам. Накрыл их своими губами. И снова Николь забыла обо всем, утопая в блаженстве. Не отрываясь от ее губ, он лег рядом. Руки, не останавливаясь, ласкали ее тело. Расстегнули блузку. Открылась грудь без бюстгальтера, беззащитная перед его ласками. Он проводил бесконечные круги по ее груди, и вся кожа ее трепетала под его пальцами.

— Боже, — тихонько простонал он. — Николь… останови меня.

— Не могу, — едва слышно выдохнула она.

Она и не хотела больше возвращаться к прежнему: к осторожным поцелуям, к ожиданиям, которые так и не сбываются. Ничего запретного больше не существовало. Она теснее прижала его к себе.

Наконец он оторвался от нее. С тихим стоном приподнялся на постели. Николь издала слабый протестующий звук, однако силы оставили ее. Не сопротивляясь, она позволила снять со своих ног кроссовки, и они с мягким стуком упали на пол где-то в другом конце комнаты. Блузка каким-то чудом исчезла с ее плеч, и теперь Джеймс расстегивал пояс на ее джинсах. Еще секунда — и она лежала перед ним обнаженная. Услышала, как он задохнулся, увидела огонь в его глазах, скользивших по ее телу. Неосознанным движением потянулась к нему, и в следующий момент он снова лежал рядом. Прикосновение обнаженной кожи к грубой ткани его одежды показалось ей восхитительным. Руки ее скользнули к нему под свитер, гладили мускулистую спину.

Искусными руками и губами он начал возбуждать ее, доводя почти до безумия. Он ласкал ее с невероятной нежностью и в то же время с восхитительной требовательностью. Возбуждение становилось невыносимым. Она достигла той стадии, когда ощущается лишь собственная влажная кожа, прикосновения его кожи, щекочущие касания его волос, непривычная и сладкая тяжесть его тела. Он медленно и терпеливо вел ее по дороге страсти, и Николь с готовностью следовала за ним, познавая неведомое доселе наслаждение — с радостью отдаваться любимому человеку, когда неожиданно раскрываются бесчисленные тайны собственного тела, когда к самым интимным местам в первый раз в жизни с любовью прикасается другой человек. Она не могла больше ждать.

Где-то внизу хлопнула дверь, как холодная сталь ножа по обнаженной коже. Николь замерла. Окаменела. Джеймс резко поднял голову. Прислушался.

С минуту в доме стояла мертвая тишина. Николь уже решила, что ей просто померещилось, как снизу раздался женский голос:

— Джеймс, ты здесь?

У Николь сдавило горло, так что невозможно было вдохнуть. Джеймс выругался вполголоса. Скатился с постели.

— Оставайся здесь. Не двигайся, — коротко приказал он.

Быстро натянул свитер и вышел из комнаты, бесшумно прикрыв за собой дверь. Николь осталась одна.

В следующую секунду она поняла, что должна выяснить, кто пришел. Чего бы ей это ни стоило. Соскочила с теплой постели, стала собирать разбросанную одежду. Уж если быть обманутой дурой, то хотя бы знать об этом.

После отчаянных поисков она нашла отброшенные далеко в сторону кроссовки. Оделась. Тихонько подошла к двери, бесшумно открыла ее.

Снизу доносились голоса. Николь подошла к верхней ступеньке лестницы, взглянула вниз.

Джеймс стоял спиной к ней с большим коричневым пакетом в одной руке и несколькими листками в другой.

Рядом с ним, по-хозяйски положив ладонь на его руку, стояла женщина в ярко-красном вечернем платье — облегающем, с разрезом до середины бедра. Лицо ее показалось Николь знакомым, однако она не сразу вспомнила, кто это. Когда же припомнилось имя женщины, в памяти сразу всплыла их унизительная встреча. Это была секретарша, Джекки Фолкнер.