"Уж замуж невтерпеж" - читать интересную книгу автора (Тутова Надежда)

Глава 3

Стены Мальбурга надменно возвышались над путниками, жаждущими пройти, проехать, протолкаться в город. Доблестная стража взимала плату по три медяника с носу ходячего, по семь с едущего на четырех ногах лошади или осла (высота ног не имела никакого значения), а если имелись колеса, то все десять. Мне повезло, что в город пришла будним днем: в выходные да ярмарочные ставки поднимались вдвое, а иногда и втрое. Причем Квазька-копийщик все норовил стребовать дополнительный пяток монет за обслуживание, мол, мы вас пропускаем, ворота открываем, так что платите. А Шинир — рябой мужик с секирой привередничал и старые медяники не принимал. Все эти подробности, как и многое другое, я узнала из разговоров таких же стоящих в очереди в ожидании своего часа для прохода в город. Стражники работали без огонька, а потому вереница пеших, всадников и на телегах уменьшалась медленно. Нет, я не буду нервничать по этому поводу. И так есть над чем помучиться. Непонятно? Ну, во-первых, мой внешний вид: люди, конечно, всякие бывают, может и не обратят внимания на мой наряд, но до бесконечности так продолжаться не может. Поэтому необходимо поскорей нагрянуть в лавку портного. Во-вторых, причем это более важно — надо что-то делать с золотом, а то из-за соли на языке я просто извелась. Да и не стоит носить с собой такое богатство. Монеты можно оставить, а вот самородки подлежат обязательному обмену: в оплату их не предъявишь, лишний вес создают, а уж соблазн их украсть слишком велик. В-третьих, нужно в срочном порядке послать весточку родителям, даже не письмо, а маленькую записку: «Жива, здорова, еду домой» — все прочее будет лишним и только напугает их. Хотя куда дальше их пугать не представляю: почти два месяца я в «гостях», а новостей от меня… В-четвертых, пятых и так далее сводится к одному — дороге домой. Столько важных вопросов надо решить по этому поводу, а уж мелочей…

Пока размышляла над своими проблемами, хвала Всевышнему, подошла моя очередь. Как и с остальных, с меня взяли положенные три медяника (интересно, на что они тратятся?), ровным счетом ничего не сказав про внешний вид и не поинтересовавшись целью путешествия. Но тут мне действительно повезло — впереди чинно шествовала колоритная парочка: она — высокая, как колокольня, пышная, словно сдобное тесто, с зычным голосом, будто труба в Последний День; он — маленький, как воробушек, худенький, словно год ничего серьезней маковой росинки не ел, но с такой любовью и обожанием в глазах к своей женушке, что многие женщины в очереди тихо, а кто и громко позавидовали новобрачной. Стражники отвлеклись на молодоженов, и пока они смеялись над шуточкой Квазьки-копийщика явно скабрезного содержания, мне удалось прошмыгнуть в ворота. Здравствуй, славный город Мальбург.

Однако город не очаровывал красотой. Или это только на входе такой разгром и мусор? Ладно, не буду вредничать, а отправлюсь на поиски не слишком любопытного менялы или ростовщика, хотя найти такого очень сложно — должность обязывает все знать.

Прошагав въездную площадь, я не попала в рай земной. По моему скромному мнению, Мальбург был обычным городом, что и сотни других в Фелитии, такой же как Патир, только размерами побольше. И все куда-то спешат, снуют, словно мыши в кладовке — столь же деловито и бесполезно. И как тут спросить дорогу? Не ловить же за руку пробегающего мимо и требовать разъяснений о месте нахождения лавки менялы? Эх, придется опять прибегать к дару: понадобиться очередная вариация на тему призывания. Но как тут сосредоточиться и услышать голос именно того золота, что у менялы в лавке?! Ведь весь город наполнен золотом: где-то заныканный на черный день злотник (что ж за день такой, если может понадобиться целая золотая монета?), где-то купеческие раздолы с ежедневной оплатой товаров звонкой монетой, а где-то и фамильные драгоценности, как то — цепочки, колечки, медальоны. Город живет! И этим все сказано. Придется изощряться, правда, пока не знаю как.

Спрятавшись от праздношатающихся зевак и иных любопытных глаз в проулке, прислонилась к стене какого-то дома, попыталась сосредоточиться. Так… Ну, где же ты? Где шумящий говор бруйсьский золотых, неспешная речь фелитийских злотников, ехидная усмешка листигских золотариев? В ответ сразу в несколько голосов, этаким недружным хором, заголосили вопрошаемые монеты. Если я не ошибаюсь, что вообще-то вполне возможно, то в Мальбурге несколько лавок менял. Впрочем, это и не удивительно: все-таки город находится на перекрестье двух трактов — Кернского и Валинского (об этом тоже узнала в очереди), посему торговцы здесь частые гости, а иной раз и хозяева. Ближайшей ко мне лавкой по рассказам бруйсьских золотых — одни из самых болтливых монет, болтливее их только аломские — было заведение некоего Хамсина. Что ж, туда и направлю стопы, искать иное нет желания.

Почему так легко иду к меняле, когда всем и каждому известен злокозненный характер и хитрющий ум представителей этой профессии? Ну и что? Мне бояться нечего: что-что, а достоинства монет, их обмен, хождение, а также качественность, ценность золотых самородков я знаю. Маман и папа едва ли не с колыбели — ведь уже тогда проявились способности пиктоли — вбивали в меня эти знания. Зачастую в доме принимались родственники, так сказать «седьмая вода на киселе», только из-за новостей о чеканке монет, обменном курсе и прочем. Как бы не хотелось отрешиться от всего этого, но золотой дар обязывает.

Так в княжестве Бруйсь, соседствующим с Фелитией на северо-западе, государственными являются монеты трех достоинств: золотой, серебряный и медный. Почему государственными? В деревнях и селах, да иной раз и в городах расплачиваются мехами да распиленными монетами. За один золотой дают пятьдесят серебряных или двести медных, а за один серебряный — двадцать медных. В родной Фелитии: злотник, серебряник да медяник. Пятьдесят медяников или десять серебряников можно обменять на один злотник, а двадцать медяников на один серебряник. В самом большом королевстве — Листиге — обретаются золотарий, серебрий и медяний. Один золотарий это десять серебриев или сто медяниев. Десять же медяниев потянут на один серебрий. На Родосских островах в ходу жемчужины, золотые и серебряные самородки. Точного обменного курса у них нет — все зависит от качества жемчуга и размера самородков. Но примерно за десять жемчужин без изъяна размером с ноготь большого пальца можно получить один золотой самородок среднего размера или три-четыре серебряных. По моему мнению, понятие «самородок» весьма расплывчато, мало ли какие они бывают. Однако ж до сих пор как-то жители островов и их гости разбираются. Медь на островах не имеет хождения. Может потому что на кораблях ее много? Не знаю, тут я не специалист.

Королевства да княжества не живут сами по себе, поэтому монеты постоянно путешествуют по свету. А значит и как на что меняется в этом случае мне тоже надо знать. На самом деле не все так сложно. Самой ценной, соответственно и самой дорогой монетой считается листигский золотарий, от него все расчеты да подсчеты и ведутся. За один золотарий дают два злотника или пять золотых. Двадцать серебряников спокойно можно обменять на один золотарий, а вот в подобной ситуации бруйсьских серебряных монет понадобится аж двести пятьдесят. Серебряные деньги между собой меняются с таким же успехом, что и золотые, то есть фелитийские и листигские дороже бруйсьских: два серебрия на три серебряника или семьдесят серебряных. Медные на медные не обменивают: их сперва «переводят» в серебряные или золотые, а потом можно и речи вести.

Почему такой разброд в ценности монет? Если по-научному, как объясняют это казначеи, то «в соответствии с развитием социально-экономических и государственных условий королевств, княжеств и содружеств, а также концентрацией в денежных единицах благородных металлов». Проще же говоря, зависит все от богатства жителей и казны этих самых королевств, княжеств и содружеств, да количества золота, серебра и меди в монетах. Все просто, понятно и очень похоже.

Однако княжество Алом выделяется из остальных: нынешний правитель князь Алмодик ввел новые деньги (хорошо, хоть монеты, а то грозился бумажками все заменить). Самая мелкая монета медная — файпари, точнее это деревянный круг, в который вставлен медный кругляш. Несмотря на то, что княжеские казначейские палаты старались изо всех сил и наштамповали их несметное, ну или почти несметное количество, любви народной файпари не сыскали. Следом идет медная монета в виде круга с дыркой в середине — багель. Начищенные песком багели ярко блестят, потому и видеть их можно чаще в украшениях у незамужних девушек, нежели в кошельке. Чуть выше и ценнее обычные медные монеты с незамысловатым названием — медное. С чего именно «медное» не знает никто, даже князь Алмодик — большой оригинал и выдумщик. Далее серебряная монета эзюст и золотая — эмейль. Личным указом князь установил, за сто медное давать один эзюст, за сто эзюстов один эмейль. Но на деле иначе: на один эзюст можно поменять тридцать-сорок медное. Зато с эмейлями все гораздо хуже: золота в Аломе мало, как говорится, кот наплакал, соответственно и монет золотых совсем немного. И если у человека появляется золотой, то аломийцы говорят, что у него не жизнь, а рай. Поэтому-то монеты, вместо эмейлей стали называть эмелями: эмель — рай по аломским поверьям. Во всяком случае, так говорил папа.

Мда, на тему золота и денег могу говорить часами. Да только кому это интересно? Верно, никому… О! А я уже пришла. Серая пустынная улица виляла, будто при ее строительстве дул ураганный ветер, было выпито десять бочек неочищенного самогона, да и в проекте вместо четких линий карандаш выводил сплошные зигзаги. Нужный мне дом оказался небольшой полутора этажной постройкой — наверное, подвалы большие, вроде нижних этажей, с неброской вывеской, на которой красовалось загадочное изображение — то ли рыба, то ли пушной зверек какой, и серой дверью — крашеное дерево. Не слишком респектабельно, но это все может оказаться видимостью, чтобы не привлекать лишнего внимания к делам хозяина. Нечего стоять на улице, до заката мне еще столько надо успеть!

Кольцо на двери было не только ручкой, а еще и неким подобием молотка: постучи, может и откроют. Стучать пришлось минут десять — то ли хозяин никого не ждал, то ли занят был. Дверь с неохотой приоткрылась, и на меня уставились прищуренные серо-зеленые глаза.

— Чего тебе? Милостыню не подаю! Прочь! — выдал на одном дыхании их обладатель.

— По делу я, милостыню не прошу, поэтому не уйду, — у меня получилось не хуже.

— Что ж за дело может быть у такой… — меняла не договорил, но бросил на мою особу весьма выразительный взгляд.

— Есть пара вещиц, на них посмотреть надо, да поменять на что помельче, — стараюсь изобразить на лице загадочно-намекающее выражение.

Получается, видимо, не очень, поскольку меняла нахмурился еще больше:

— И что за вещицы, и на сколько «помельче»? Учти, с краденым не связываюсь!

Вот зануда!

— Я ничего не крала! — говорю как можно тверже. — А вещицы желтого цвета, с блеском хорошим…

Меняла пожевал губу, похмурил брови, потом скрылся за дверью, но благо только чтобы ее открыть.

— Проходи быстрей, нечего маячить перед домом, — проворчал мужчина.

А кто меня под дверью держал? Пф! Зануда! И вредина!

Войдя в дверь, я оказалась… нет, не в доме, а во дворе, практически повторяющем вид улицы — такой же кривой, да еще и плохо освещенный. Меняла вел меня куда-то в глубь, лабиринт прям какой-то. А с улицы и не заметишь… Конечной целью путешествия оказалась маленькая комнатка без окон. Она могла находиться как в конце двора, так и в его середине — ходы настолько запутаны, что сразу и не поймешь. Отсутствие природного света вполне компенсировалось десятью масляными лампами, развешенными по стенам. Могу, конечно, и ошибаться, но простое масло давно выгорело бы, да и чадило б так, что потолок почернел до цвета смолы. Еще одна лампа стояла на небольшом столе у противоположной от двери стены. Меняла зажег ее, чем-то поскрипев, развернулся и стал пристально рассматривать меня. Я в долгу не осталась.

Что ж, именно такими менялы всем и видятся: невысокого роста, не то ссутулившийся, не то сгорбившийся, в просторном бархатном одеянии, ничуть не стесняющим движения, тонкие пальцы все время мельтешат, глаза бегают, брови постоянно хмурятся. На голове менялы был традиционный для горожан светлый шаперон. Помнится, по рассказам папа, этот головной убор состоит из одного или двух кусков ткани, каждый по-своему укладывает их на голове в виде тюрбана со спускающимися концами. Причем, чем длиннее концы, тем более уважаем обладатель шаперона. У Хамсина, если я правильно запомнила имя менялы со «слов» золотых, концы достигали плеч, что говорило о его серьезном положении среди других менял и ростовщиков.

— И? Где те самые вещицы? Учти, у меня не так много времени. Так что давай поживее!

Какая же я умница, что еще по дороге в город вытащила несколько самородков из пояса. Нечего ему знать о моих настоящих запасах. Чуть покопавшись в кармане потрепанной куртки (я ее все-таки надела, потому как в какой-то момент на небо наползли тучи, предвещая скорый дождь), вытащила четыре самых больших самородка и протянула их на раскрытой ладони меняле.

Хамсина сразу преобразился, заскакав вокруг меня бодреньким козликом. Естественно, что все восторги предназначались не мне, а лежащему на ладони золоту.

— Десять серебряников и пять серебриев! Больше никто не даст, — вынес он предложение.

Размечтался. Так я и согласилась.

— Тридцать серебриев, пятьдесят серебряников и пяток злотников, — на сей раз, мой голос был действительно тверд.

— Что? Ополоумела, девчонка?! — зашумел меняла. — Я — старый и больной, уважаемый соседями и коллегами, похож на дурака?..

В том же духе и стиле он разглагольствовал не меньше получаса. Вполне ожидаемо, могу сказать. Удивительно то, что он не интересовался, откуда у меня вообще такие самородки.

— И я еще не спрашиваю, где ты взяла золото, — вставил меняла.

А я размечталась… ну-ну…

— И не спрашивайте, только дайте тридцать серебриев, пятьдесят серебряников и пяток злотников, — я согласно кивнула.

— Что? Да ты… — опять понеслось.

Ничего, я особо не спешу, могу и подождать, пока он накричится, навозмущается, нажалуется на судьбу. Может, все-таки стоило не полениться и пойти к другому меняле? Я ведь на самом деле не знаю чего ждать от Хамсина, с него станется и на жизнь мою покуситься. На столе лежит нож с деревянной рукоятью, сплошь инкрустированной золотом — вот и поинтересуюсь на счет других ростовщиков. Ага, оказывается, в городе их аж десять человек, два гнома и один эльф — не мало. Сложнее всего дела вести с эльфом — к нему не пойду, гномы часто слишком подозрительны сверх меры — тоже отпадают, а из людей наиболее уважаемы Камель — по слухам советник и тайный осведомитель градоправителя, Синоль — предпочитает работать с драгоценностями, да Фекл — старейший меняла, довольно принципиальный дедок. Связываться с Камелем опасно — внимание властей мне ни к чему, ссылаться на папа совсем не хочется, да и вряд ли мне поверят. К Синолю идти с пустыми руками без толку, из драгоценностей только обручальное кольцо, но оно не золотое, да и на драгоценность мало похоже, разве что фамильную. Остается Фекл. Смущает его принципиальность, потому как не знаю, что под этим подразумевается. В любом случае мне еще надо поменять несколько самородков и золотых монет, так что разбираться с принципиальностью все равно придется.

— Это мое последнее слово: двадцать серебриев, тридцать серебряников и три злотника! — закончил свое выступление Хамсина.

— Тридцать серебриев, пятьдесят серебряников и пяток злотников, — вновь повторила я.

А нечего меня за дурочку считать, на самом деле за те самородки можно выручить до пятидесяти серебриев, семь-восемь злотников, о серебряниках молчу — при большом торге и до ста можно выменять.

Меняла посверлил меня взглядом, поцокал языком, покачал головой и полез в стол доставать требуемую сумму. Когда стал отсчитывать, руки так тряслись, что монеты едва на пол не соскочили. Эх, зачем же жадным таким быть?! Даже тут Хамсина с выгодой для себя менял: монеты сплошь старые да потертые выискивал, будто специально для этого случая держал. Ха, да мне это только на руку!

Выложив нужную сумму, меняла уставился на меня, как пропойца на последнюю бутылку, всё решая — то ли разбить, то ли распить. И чего он от меня хочет? А-а, золото, ну, конечно. Хм, забылась я.

Отдав самородки, принялась сгребать монеты со стола, да прятать в карманы. «Прятать» — не совсем верно, поскольку куртка в таком состоянии… Эх, глупо получилось, надо было хоть платок какой достать, ту же косынку, Аггеей врученную. Так нет, я ее стянула при первой возможности, затолкав в юбку-суму.

— О, как интересно?! — неожиданно выдал Хамсина, отвлекаясь от созерцания самородков и процесса сгребания монет.

Что интересного он заметил? В моей одежде? Хм, тряпье, как тряпье. В моей внешности? Так там и смотреть не на что!

— Замечательная работа… Кольцо верности… Не часто в наши дни молодые люди скрепляют свои чувства такой нерушимой клятвой, — с показательно скорбным видом покачал головой меняла.

Кольцо верности? Это он о… Так вот что нам в Дубовом Граде надели!

— Это? — с максимально равнодушным видом продемонстрировала кольцо меняле.

Сейчас самое главное не показать, как важно мне знать правду! Ведь не спроста кольцо не снимается!

— Да… Действительно, кольцо верности… — согласно кивнул Хамсина. — Желаете что узнать еще?

Ну, надо же, какая вежливость! А то «Ополоумела, девчонка»! Нетушки, выдавать интерес не буду, а то еще деньгу стребует за сведения.

— А что тут узнавать, кольцо — мое… — небрежно пожимаю плечами, а внутри все трясется.

— Имя мастера, ценность его, ну и прочее, — хитро прищурив глаз, будто бы прикидывая сколько с меня содрать за это можно, выдал меняла.

— А то я не знаю. Бросьте, ненужные хлопоты это, — пришлось отмахнуться, как от мухи летающей поблизости: вроде не мешает, но раздражает.

— А на днях у меня клиент был… с таким же кольцом!

Сердце аж замерло. Фларимон…

— Такой высокий, с белыми, как снег, волосами и темно-карими глазами? — с надеждой во взоре уставилась я на менялу — и откуда только силы взялись.

— Да, да, краси-и-ивый!

— Жаль. Не мой!

Коротко кивнув, я направилась на выход: уверенности, что обратную дорогу найду, не было, но и оставаться нельзя — так удачно закончить разговор у меня еще никогда не получалось. Мда, какое у менялы было лицо!.. А глаза!.. Еще бы, какой облом! Сзади послышалось кряхтение Хамсина — быстро же он оправился, или решил еще одну байку сочинить? Хм, молчит… Слишком подозрительно!

На одном из поворотов пришлось пропустить его вперед — я же говорила, что сама дорогу назад не найду. Ну, разве что поплутав дня два по этому лабиринту. Уже на выходе, открывая дверь, Хамсина устремил на меня цепкий взгляд, будто портрет рисовать по памяти собрался.

— Таки не желаете ничего больше узнать?

— Нет, не желаю, — небрежно хмыкнув, прошла вперед.

Прости, Всевышний, за эту ложь! Мне очень стыдно, правда, но Ты знаешь, иначе поступить я не могла.

Цепкий взгляд менялы провожал меня до самого выхода из улочки, аж дрожь пробрала! Ладно, пусть посмотрит, все равно я в городе не задержусь, да и наряд сменю, только до лавки портного дойду.


Поменяв золото на монеты, первым делом отправилась не к портному, а на вестовую станцию — давно пора отправить домой послание. Немногим больше века назад некий маг, чье имя было известно только посвященным, изобрел способ магической пересылки писем, грамот и маленьких посылок. Изобрел-то он для личных нужд, но тогдашний король Листига вытянул это дело на всеобщее обозрение и поставил на службу общества: из казны выделили большие деньги на строительство и содержание вестовых станций — в народ таки просочились слухи, что мага звали Вестий, по его имени и стали величать диковинку, и плату вестовым работникам. После Листига новинку переняла Фелития, за ней, как ни странно, Родосские острова, потом и остальные подтянулись. Ныне даже в крупных селах и деревнях есть вестовая станция. За пару медяников можно отправить послание в соседний город, за один серебряник — в любую точку Фелитии, а за десять — в другое государство.

Вестовая станция Мальбурга располагалась в старой кривоватой башне, требующей ремонта. На входе толпилась ватага мальчишек, явно в ожидании кого-то. Периодически один просовывал голову в дверь, что-то там высматривал, потом подавал условный сигнал остальным. От толпящихся отделялся еще один мальчишка и бежал куда-то за угол. Вскоре он возвращался, важно кивал и все опять чего-то ждали. Пока я пробиралась ко входу сия операция повторялась раза три. Может, мне туда не стоит идти? Только желание успокоить маман и папа заставляло меня двигаться вперед.

Как ни странно, внутри ничего подозрительного не было. Оплатив в маленькой комнатке худенькому пареньку положенный серебряник, я стала подниматься по лестнице вверх: согласно указаниям кассира на самом верху обретается маг, который и должен передать мое сообщение. Ежели я хочу отправить послание как можно быстрее, то придется самой топать к магу, а то кассиру некогда. И правда, некогда: как же можно отвлечься от городской грамоты с последними сплетнями! Ладно, с меня не убудет, хотя ноги ощутимо ноют, намекая, что в ближайшее время объявят забастовку и уйдут в трудовой отпуск.

В каморке под крышей было холодно. А как иначе, если щелей в черепице сверх всякой меры, да окна открыты настежь? За странной конструкцией в центре комнаты — видимо тем самым магическим аппаратом для передачи посланий — сидел на колченогом табурете парень в объемном серо-синем балахоне и что-то увлеченно черкал на бумаге, от усердия высунув язык.

— Кхм, кхм! Послания здесь отправляют?

Повторять пришлось дважды, чтобы привлечь внимание к своей скромной особе.

— А? — парень удивленно воззрился на меня. — А где Самил?

— Какой Самил?

— Ну, тот, который деньги берет.

— Ему некогда, он меня, собственно, сюда и отправил.

— А-а… Ну, давайте, чего там передать надобно…

Если он ожидал узреть свиток или еще что, то вынуждена его разочаровать: на клочке бумаги, за исключением адреса и имени получателя, было написано всего лишь: «Жива, здорова, еду домой». Да-да, именно это. Писать больше опасно, поскольку маман может переполошиться сама, поднять на ноги всех окружающих, в том числе и папа, а уж тот… Поэтому так коротко и неопределенно. Парень для верности обсмотрел клочок раза четыре с обоих сторон, потом пожал плечами и уткнулся в аппарат.

— От кого писать? В смысле отправителем кого ставить?

— Напишите — Эредет…

Маг кивнул, поправил балахон и потянулся к центру конструкции.

Что-то грюкнуло, хлюпнуло, зашипело, словно пар вырвался из-под крышки, по комнате заметались блики, а потом… все успокоилось.

— Эх, гоблин ушастый! — обиженным тоном выдал парень, стряхивая с балахона не то пыль, не то пепел.

— Э… а что с посланием моим?

Уж не знаю, что такого он услышал в моем голосе — там вроде как кроме острожного интереса и испуга ничего не было, но парень принялся меня увещевать:

— Да вы не переживайте, послание отправилось, все хорошо. Просто техника у нас старая, давно не ремонтировалась, городские власти деньги давать на это не спешат, мол из столичной казны пусть присылают. А все из-за этих… конкуренты, блин…

— К-конкуренты? — проблеяла я, не понимая толком, с чего это маг так тарахтит.

— Ну да, конкуренты. В прошлом году Магический совет разрешил открывать вестовые станции любому магу, купившему специальное разрешение. Так в Мальбурге лавочек понаоткрывали без малого сто штук. И каждая в мошну градоправителю отсыпает, вот он их и защищает, нам же нечего давать — на королевском содержании как никак.

— А… понятно, — протянула я.

И правда, теперь все стало на свои места: и ветхость здания, и юный возраст работников, и состояние пересылающего аппарата. Все, за исключением ватаги мальчишек на входе. Поинтересоваться что ли у мага об этом? А вдруг пошлет, в смысле заклинание какое кинет? Но с чего кидаться, я же просто спрошу.

— Э… скажите, а чего там мальчишки на входе крутятся? — как можно тише и осторожнее вопрошаю спину мага, поскольку парень принялся ковыряться в аппарате, видимо восстанавливая его.

— Что?! Они все еще там? — он мигом обернулся ко мне.

— Вроде как, — кивнула я. — Во всяком случае, когда входила, были внизу.

— Ну, Самил, я тебе устрою! — заметался парень по комнате.

— Случилось что?..


Паренька звали запутано, что-то вроде Ашта… Ыны… Марм… Сыж… Мур… В общем и не выговоришь с разбегу, а уж запомнить и подавно не получится. Видимо, не у одной меня произношение имени было трудным делом, поскольку маг сразу же после официального представления предложил укороченный вариант:

— Можно просто Заян.

Мы сидели на холодном полу и рассуждали о вечном, точнее рассуждал Заян, а я его слушала. Сама виновата: нечего было спрашивать за мальчишек, ведь именно с того все и понеслось. Мой нежданный собеседник был не слишком удачливым магом, поскольку после окончания университета по распределению попал в Мальбург на вестовую станцию. Помимо прочего, у парня имелась теория, которая и заставляла мальчишек вертеться у станции. На самом деле не мальчишек, а окрестных горожанок, а мальцы, так сказать, зарабатывали на этом деле. Суть теории сводилась к тому, что при гадании, не важно на чем, человек вытаскивает карту, руну и прочее с тем значением, о котором думает. Заян решил доказать теорию на рунах, а народ решил, что он просто гадает, вот и достают его теперь. Впору смеяться, но у парня был такой обиженный и насупленный вид, что пришлось прятать рвущийся наружу смех.

— Представляешь, я тут стараюсь на благо общества, а это самое общество никак не хочет понять простейших слов!

О да, на благо общества!.. Это вообще у магов стоит особым пунктиком в голове: найти что-то и поставить на службу обществу. Вроде бы хорошо, да только не всегда это что-то обществу нужно. А уж исследуемым объектам и подавно… До сих пор неизвестно, каким образом магам удалось заполучить для изучения настоящего пиктоли, да еще с золотым даром. Нет, знать о нас всегда знали, иногда даже в лицо, но чтобы исследовать и ставить на службу обществу? Таких психов не находилось. Кроме магов, естественно. Хорошо, что не всю правду узнали, а только ту байку о свадьбt, где золотой дар приданым обозначается.

А Заян все сердится:

— Я ж не гадалка какая-нибудь, у меня серьезные исследования, как раз доказывающие всю тщетность гаданий и предсказаний! Вот хочешь, сама попробуй!

— Может не надо? — попыталась отказаться я, отползая в сторону.

— Да это не долго, сама убедишься! — продолжал маг, попутно выуживая из необъятного балахона — это оказывается униформа всех штатных магов вестовой станции, только на Заяна подходящего размера не нашлось; его предшественник имел весьма упитанные формы, обладая хорошим аппетитом не только по части еды: обещанием больших денег его переманила одна из конкурирующих лавочек, — мешочек с рунами.

Мда, отвертеться не получится… Пришлось лезть в мешочек и доставать что-то наугад.

— Ага… руна РАЙДО, — глянув на деревяшку, выдал Заян и вытащил опять-таки из балахона затертую то ли книгу, то ли тетрадь в кожаном переплете.

Оказалось последнее. Тетрадь была исписана лишь наполовину, но таким мелким и заковыристым почерком, что разобрать написанное было сложно. Однако Заян как-то разбирал свои каракули, пусть и не быстро, поскольку пошебуршав страницами он победным тоном заявил:

— Руна РАЙДО означает деловую поездку, путешествие с определенной целью. Вот видишь!

— Что вижу?.. — на всякий случай стоит уточнить, а то мало ли…

— Ну, ты же вроде как домой собираешься, — парень слегка засомневался.

— Да, домой… собираюсь…

— Вот! А дом же не в Мальбурге?

— Нет.

— Значит это и есть то самое путешествие с определенной целью, что предсказала руна! — Заян аж засветился.

Мда, как мало некоторым для счастья надо.

— А давай еще? Ну, пожалуйста, только один раз…

Тяжело вздохнув (мне еще ж к портному надо, да ночлегом обзавестись), опять полезла в мешочек.

— Руна БЕРКАНА… Хм… сейчас посмотрим…

Опять зашебуршали страницы, но только вместо радостного, выражение лица парня стало озадаченным.

— Что там? — пришлось его окликнуть, а то еще уйдет в себя, вернувшись нескоро.

— Эта руна означает… рождение ребенка…

Ик… ик… какой ребенок? Они что, с Аггеей общались? Так, успокойся, Эредет, не все так плохо, как кажется. Все еще хуже… Аггея видела кольцо, поэтому и спросила. Заян кольца не видел. Во всяком случае, на руку не обращал внимания, да и я ее «прятала».

— Возможно, это ошибка, может, еще раз вытянешь? — попытался уговорить меня на новый подвиг маг.

— Нет, ошибка, возможно, закралась в твои рассуждения. Вот и проверяй! — выпалила я на одном дыхании и, пока парень уткнулся в свои записи (не ожидала такого подчинения…), поспешила покинуть мага, комнату под крышей, да и вестовую станцию тоже.

На улице, не мудрствуя лукаво, спросила у очередного дозорного мальчишки дорогу к лавке ближайшего портного и споро отбыла в указанном направлении — солнце клонилось к закату, а я все еще шастала по городу, не выполнив и трети намеченного.


Оказалось, в Мальбурге портные селятся рядом друг с другом, целый квартал получился. Выбрав лавку с не слишком помпезной вывеской, но и не сплошь замшелой, осторожно толкнула дверь — не хватало только еще на одного экспериментатора налететь. Помещение встретило звоном колокольчика на входе и запахами тканей, выделанной кожи, да соленым привкусом — все правильно, тесьма с золотыми нитями должна быть в запасе у портного, чьи работы пользуются успехом. Из глубины мне навстречу выплыл мужичок средних лет с заметным брюшком. Концы лилового шаперона спускались ниже плеч — знатный мастер значит.

— Что желаете? — с видимым пренебрежением поинтересовались у меня.

Вместо ответа я продемонстрировала злотник и парочку серебряников. Портной сразу же изменил свою позицию. Прямо-таки залебезил перед моей скромной персоной. Подхватив под руку, мастер куда-то потащил меня. Оказалось, всего лишь к шкафу с одеждой.

— Есть прекрасные блио из винного и зеленого бархата, гематии, вышитые золотом и серебром, батистовые камизы, даже парчовые котты…

А мне оно надо? Ничего подобного! Подобрать бы штаны подходящие, куртку или котарди (вообще-то та же куртка, только короткая, да рукава к низу расширяются, но удобна ли она в дороге будет?), пару рубашек из хорошо выделанного льна. Вроде бы и все.

— Только у меня можно найти замечательные босы — они специальными крючками прикрепляются к лифу платья, а значит, не упадут в самый неподходящий момент, — доверительным тоном сообщил портной, демонстрируя небольшую простеганную подушку с крючками по предположительно верхнему краю. — Это мое изобретение, пройдут года, но все будут помнить мастера Лафтена, первым и единственным догадавшимся пришивать крючки на босы!

Мда, похоже, у этого мастера Лафтена мания величия в самом разгаре. Занесло меня… Заметив выражение моего лица, портной посчитал, что я сомневаюсь, и принялся доказывать на деле, в смысле показывать на первом попавшемся платье. Оп, оказывается эти подушечки, то есть босы накладываются поверх платья на живот. А я то по наивности решила, что в городе бум рождаемости ожидается…

— Нет, нет, послушайте, мне не нужны платья! Надобна куртка, да штаны…

Своими словами, похоже, я обидела Лафтена до глубины души. Насупив брови, мастер позвал помощника, приказал помочь покупательнице, то бишь мне, и удалился прочь. Помощник, точнее помощница оказалась смышленой девицей, сразу же поинтересовалась моим мнением. Выяснив, что нужна походная одежда, вытащила из нагрудного кармана обширного фартука, напомнившего мне чем-то балахон Заяна, длинную тесьму с узелками и принялась измерять мою скромную особу.

Процесс замера был недолгим, но девица Штила была на редкость… гм, разговорчива, потому мне успели выдать почем нынче фельшнепские ткани, листигский бархат и шелк, местный батист и прочее. А еще — цены на рынке торгаши взвинчивают сверх всякой меры, из-за чего в гильдии огородников опять скандал, в трактире, что на Главной площади разбавляют водой не только пиво, но и щи, а комнату снимать лучше у Тванери на улице толмачей. Последнее особо ценно.

Штила, не медля, притащила темно-зеленые штаны то ли из бархата, то ли из сукна. По ее словам ткань не растягивается и в осенние холода, которые вот-вот нагрянут, согреет. По ее же совету взяла черную куртку со шнуровкой на рукавах — на мои вопли «Их же завязывать замучаешься!», она возражала «Один раз, потом только подтягивать. Зато удобно — в жару распустил, и прохладно!» Что ж, мне это предстоит проверить, ведь сколько уйдет времени на дорогу не знаю. Штила уговорила взять и парочку батистовых камиз, помимо уже отложенных двух льняных рубах — мда, приличная покупка получается не только по деньгам, но и по количеству.

Девушка поглядывала частенько на мое кольцо, но ничего не говорила. Только на прощание, уложив все покупки в настоящую суму, а не то, что у меня было, когда советовала за обувью сходить к Макре-сапожнику, как бы невзначай бросила:

— От или за?

Я покачала головой.

— Домой…

Штила недоверчиво хмыкнула, похоже, для себя она решила, что я спешу за возлюбленным. Угу, не надейтесь, домой я еду, домой!


Не задержавшись у Макры — без лишних споров купила черные высокие сапоги на шнуровке (что-то меня потянуло на нее), поспешила на улицу толмачей в заведение Тванери. На город опустился вечер, причудливо расцветивший улицы, дома. В воздухе витали запахи жареной картошки да темного пива (эх, папа его предпочитал всем другим сортам, но по какой причине знать не знаю). В ответ в животе громко заурчало, даже не намекая, а прямо говоря, мол, пора бы и честь знать, в смысле поесть. Да, в суме имеется мясо и хлеб, но не садиться же посреди улицы?!

На мое счастье искомая улица нашлась с третьей попытки, а трактир Тванери так вообще с первой. Ароматы южной кухни окутали с порога, поманив к ближайшему столу. За стойкой наблюдался грозный смуглый мужчина с пышными усами в красной рубахе, подпоясанной на диво белым фартуком. Возможно, сам владелец заведения.

Видимо, я слишком долго и внимательно разглядывала мужчину, поскольку, кивнув вертевшемуся рядом мальчугану, такому же смуглому и черноволосому, он направился к моему столику. Ик, что же будет теперь?

— Вечера доброго, — голос у мужчины был низким, густым, с едва заметным акцентом.

Южанин, определенно. Только в южных провинциях Фелитии разговор принято начинать с пожелания добра. Сама я, конечно, не видела, но папа описывал южан именно такими.

— И вам доброго, — как можно вежливее я кивнула в ответ: надо было переодеться у Лафтена, а то мой нынешний наряд не внушает доверия.

— Решили скоротать вечер или ищете чего? — спокойным, уверенным голосом продолжал мужчина.

— Не ищу, вернее… Комнату хочу снять на пару ночей.

— Комнату? Смотря какую…

— Небольшую, но… с замком хорошим и ванной!

Мужчина заливисто рассмеялся.

— Что, давно путешествуем? — отсмеявшись, все также спокойно поинтересовался он.

— Давно, — с тяжким вздохом согласилась я.

— Что ж, будет комната, но не с ванной, а с бадьей большой, — кивнул собеседник. — Только почему сюда обратиться решила?

— Посоветовали, — честно созналась. — Да и… пахнет вкусно.

Мой ответ вызвал новый взрыв смеха.

— Ох, ты ж дэвушка… Но правда твоя — вкусная здесь еда, и не только на запах. Слово Тванери! Заказывать что будешь?

Значит я права — это сам хозяин. Так, что там папа говорил о кухне южан? Вроде бы хвалил мясо жаренное — свинину и телятину вперемешку — на шпажках, кажется ражничи и яичница с чем-то… вроде бы гювеч с рисом. Быстренько, пока не забыла, я перечислила блюда, чем вызвала одобрение со стороны Тванери.

— Запивать возьми лучше компот с грушами и малиной. Хозяйка моя мастерица на них, — посоветовал Тванери и вернулся за стойку.

Что ж, большая часть планов выполнена. Осталось купить карту, определиться как быстрее и лучше добраться домой и… все.


Заказанная еда была выше всяческих похвал. Да, не домашняя, но все равно вкусно. Комнатой Тванери тоже не обидел: на втором этаже, окном во двор, а не на улицу, с нормальной постелью, а не соломенными тюфяками, и действительно большой бадьей, полной воды. Причем бадья имела хитрое устройство, ну прямо как у нас дома: в одну трубу вода наливалась, в другую, закрытую плотной пробкой, выливалась. Хорошо-то как! После стольких дней тряски и ночлегов в повозке, а последний раз так вообще на земле, кровать показалась раем. Странно, почему-то во время скитаний с Фларимоном лежанки не казались неудобными, я их вообще не очень замечала. Ну, что с меня взять, влюбленная…


Утро встретило нежными солнечными лучами: не жаркими — все-таки конец лета, но яркими, радостными, задорными. Жаль, что день таким не был. Едва большой городской колокол пробил девять раз (удобная, между прочим, традиция — всегда знаешь который час), как небо затянули тучи, и нет-нет да срывалась мелкая морось, прямо-таки по-осеннему холодная. Благо в полноценный дождь она так и не переросла. Побегать мне пришлось немало, но купленные намедни сапоги полностью оправдали свою цену: не натирали, не жали, ногам не было жарко, сплошная красота и удобство.

Переодевшись с утречка в новые наряды, для этого они вообще-то и покупались, спустилась в столовый зал, поманивший дивным ароматом свежеиспеченного хлеба. Уже стоявший на посту Тванери по достоинству оценил мое превращение из бродяжки обычной в путешественницу-новичка. С южным жаром он похвалил мой выбор, меня саму и моих родителей. Вот родители тут причем, я не поняла, но, наверное, так положено. Посему спорить не стала.

Собравшись с духом, я направилась к Феклу, хотя по идее узнать желаемое могла скорее у Синоля. Но что-то, сама не знаю толком что, заставило топать к принципиальному старику, как его охарактеризовали монеты в лавке у Хамсина. А это практически через весь город пройти надо. Ладно, я и больше ходила. Как оказалось в последствии, принципиальность Фекла заключалась в его твердом нежелании связываться с краденым, о чем меня с порога предупредил его помощник, да и специальные амулеты (у папа тоже где-то парочка таких имелась), начинавшие верещать как поросята, едва в устах пришедшего звучала ложь. Я призналась, что нашла золото в лесу, ведь в принципе так и было. Я не солгала, ни в коей мере, просто не сказала всей правды. Но не обмен был главной целью. Получив без всяких прений и словоизлияний положенные монеты, которые уложила в кошель, купленный у того же Лафтена (Штила постаралась, и на плотном кожаном мешочке красовались вышитые… фиалки), я прямо спросила о кольце верности. Старик-меняла и прежде бросал взгляды на мою руку, точнее на палец с дубовым венком, а тут уж со специальным стеклом стал рассматривать. После тщательного осмотра он согласился, что это действительно кольцо верности. Мда, от поведанного далее мне стало плохо… Как оказалось, эти кольца были переняты у эльфов. Когда молодые венчаются, то говорят одну примечательную фразу, стоящую в конце положенного обряда: «Клянусь любить, почитать и беречь тебя, во все дни жизни». На самом деле, фраза должна звучать несколько иначе: во все дни жизни твоей или моей. Но слова показались каким-то влюбленным неподходящими — если «твоей», то получается, умрешь, и клятве моей конец, поскольку жизнь твоя закончилась, если «моей», то свою особу ценю больше, поскольку мерку веду по себе, а не по любимому. Вот и придумали просто «во все дни жизни». А чтобы подтвердить клятву перед Всевышним и людьми, надевали кольца в виде дубового венка. Именно это было перенято у эльфов — у них символом вечности считается дуб, и из дубовых листьев плетут свадебные венки. Впрочем, это все мелочи, так — история давно минувших дней. Кольца эти просто так не снимешь (а то я не знаю!): оно пребудет с тобой до тех пор, пока твой спутник жизни не предаст, не изменит тебе или не умрет. Вот тогда-то оно и упадет, разлетится, словно листья по осени опадают. В противном случае носить, не сносить!

Узрев мое лицо, точнее готовность зареветь, словно завзятая плакальщица, Фекл поспешил рассказать еще кое-какие подробности. Кольцо можно снять, но только по обоюдному согласию, причем в том самом месте и в присутствии того самого, то есть венчавшего пастыря. В нашем случае это должен быть волхв Нэра… Мда, дело за малым: найти Фларимона, отправиться в Дубовый Град и убедить волхва отменить приговор, в смысле венчание. Сущие пустяки…

Уже прощаясь, я спохватилась и поинтересовалась у старца, откуда он знает такие подробности о столь оригинальных колечках. Вместо ответа Фекл протянул левую руку с похожим дубовым венком на безымянном, точнее женином пальце. Ну, дела…

В несколько подавленных, если не сказать больше, чувствах я покинула лавку Фекла. Но уйти далеко не смогла: мысли носились, как угорелые, ни в какую не желая остановиться хоть на минуточку. Испугавшись, что в таком состоянии могу влипнуть в очередные неприятности, буквально спряталась в каком-то глухом закоулке. Увы, меня и тут поджидал сюрприз. Едва ли не в двух шагах, за хлипким заборчиком парочка ретивых… гм, мужичков весьма специфической профессии — убить, припугнуть и прочее, по принципу от скуки на все руки, хотя в их случае не скука, а деньги главное — обсуждали мою персону. Точнее ту наглую и хитрую оборванку, что вчерась измудрилась облапошить самого Хамсина. Нечистый на руку меняла нанял сладкую парочку найти меня и потрясти на предмет кровью заработанных им, менялой денег, которые я так нагло выманила у него. То ли Хамсина чего-то напутал, то ли мужички не блистали разумностью, но искали они именно оборванку, пусть и справедливо полагая, что я могу пойти к другим менялам. Эх, если бы не кольцо, а точнее желание узнать правду об оригинальном подарке волхва, ничем меня не заманишь даже в гости к ростовщикам. Покумекав, мужички решили наведаться к Синолю, точнее побродить поблизости от его заведения, не сильно мозоля глаза любопытным стражникам менялы. Фух, пронесло… Удивительно, что с такой манерой вести дела, Хамсина не попытался меня убить при встрече. Напугала чем? Вроде бы вела себя прилично, вежливо…

А вот в лавке местного краеведа-любителя и по совместительству единственного в Мальбурге торговца картами мое везение закончилось. Правда, поняла я это уже в снятой комнате, когда удобно устроившись на кровати, принялась за изучение образчика картографического искусства. Мда, за один злотник можно было ожидать большего от сего клочка бумаги. Я, конечно, не большой специалист в географии и ориентировании на местности, но составитель карты видать знал еще меньше. Столица Фелитии располагалась где-то в районе границы с Листигом, Родосские острова напоминали кляксы, посаженные небрежным рисовальщиком, Старый Лес был отмечен неровным кругом, точнее темнеющим пятном где-то в центре Фелитии, Солонцы или хотя бы Патир на карте вообще не обозначались. Кошмар! И как тут сориентироваться?

В расстроенных чувствах спустилась в столовый зал, прямым ходом направившись к хозяину заведения. Глядя на мою покупку, Тванери хохотал до слез. Я бы тоже посмеялась, но дорога домой это… это… Побурчав что-то малопонятное, кажется, типа «молодо-зелено», он пошел в хозяйские покои. Вернулся Тванери с пожелтевшим свитком в руках. Вот это была настоящая карта… Даже Ориенрог значился на ней. Верно предполагала, что Фларимон отвез меня на север. Если я правильно поняла, то имя замка происходит от названий трех деревень — Оривицы, Енер и Рогань. Могу, конечно, и ошибаться, да только это уже не важно. За три серебрия карта была продана мне в постоянное владение. Теперь и в путешествие отправляться не страшно.

Уже по новой карте я смогла разобраться с дорогой домой. Выходило о-очень приличное расстояние. Пешком мне до самой зимы идти. Обозы никакие туда тоже не направляются. И как же быть? Уж не обзавестись ли мне собственным транспортным средством в виде лошади или на худой конец осла. А почему бы и нет? Если вспомнить, что последнее время животные на меня не очень-то и реагируют, взять хотя бы Лойрита. Нет, сравнение не слишком удачное, поскольку конь знал кто я — сама показалась, между прочим, да и Фларимона он слушался беспрекословно. В Ориенроге я к конюшням не подходила, а волы в обозе Головани были такими пофигистами, что неслись как ветер только однажды — после встречи с разбойниками. Собаки, кошки и прочая живность никогда на меня не лаяли или шипели, видимо принимали за свою, чувствуя то, что внутри меня. Мда… Ладно, говорят «попытка не пытка», вот и попытаюсь (хм, пытать себя, что ли, буду?). Вдруг опять повезет, и я смогу найти подходящую лошадку? Терпеливую, выносливую, непугливую и достаточно быструю. Помоги мне Всевышний в сем нелегком деле…