"Книга убийств" - читать интересную книгу автора (Келлерман Джонатан)ГЛАВА 4Я довольно давно не разговаривал со своим лучшим другом, и это меня вполне устраивало. После того как я дал показания окружному прокурору по делу об убийстве Лорен Тиг, я решил, что с меня хватит преступной системы правосудия, и был счастлив держаться от нее подальше, пока не подойдет время суда. Богатый ответчик и целая армия дорогих адвокатов, которые развалят дело и постараются максимально его затянуть, гарантировали мне, что до тех пор пройдут даже не месяцы, а скорее всего годы. Майло занимался деталями дела, и у меня появился вполне достойный повод с ним не встречаться: нужно дать человеку возможность спокойно выполнять свою работу. Ему и без меня забот хватает. На самом же деле мне просто не хотелось с ним разговаривать. Да и вообще ни с кем не хотелось. На протяжении многих лет я проповедовал достоинства общения, но с самого детства предпочитал одиночество. Привычка родилась давным-давно, в те страшные черные ночи, когда я сидел, скорчившись в подвале, прижав к ушам руки, чтобы не слышать, как бушует наверху отец. Когда становилось совсем плохо, я, точно моллюск, забирался в серую раковину своего одиночества. Сейчас же передо мной на обеденном столе лежало сорок три снимка, изображавших трупы. Смерть — работа Майло. Я позвонил в отдел расследований западного Лос-Анджелеса. — Стеджис. — Делавэр. — Алекс, что случилось? — У меня тут кое-что есть. Думаю, тебе следует посмотреть. Альбом с фотографиями, снятыми на месте преступления. — Фотографии трупов? — Именно. — Сколько? — Сорок три. — Ты их сосчитал, — заметил он. — Все с одного места преступления? — Сорок три разных дела. В хронологическом порядке. — А откуда они у тебя? — Получил по почте Соединенных Штатов, первый класс, из центра города. — Есть какие-нибудь мысли, кто мог отправить тебе такой подарочек? — Наверное, у меня появился тайный поклонник. — Снимки, сделанные на месте преступления, — проговорил он. — Или у кого-нибудь такое мерзкое хобби, и он решил завести альбом. — Раздался сигнал второй линии. Как правило, я на него не обращаю внимания, однако тут подумал, что, возможно, это Робин из Портленда. — Подожди секунду. Щелчок. — Здравствуйте, сэр, — услышал я радостный женский голос. — Это вы оплачиваете телефонные счета в доме? — Нет, я всего лишь приспособление для секса, — ответил я и попытался связаться с Майло. Короткие гудки. Наверное, срочный звонок. Я набрал его рабочий номер, мне ответила секретарша, но я не стал оставлять никакого сообщения. В дверь позвонили через двадцать минут. Я не успел переодеться после пробежки, выпить кофе и посмотреть, что у меня есть в холодильнике — первое место, куда направляется Майло. Созерцание картин насильственной смерти лишает большинство людей аппетита, но он уже так давно работает в полиции, что еда приносит ему утешение на совершенно ином уровне восприятия. Я открыл дверь и сказал: — А ты быстрый. — Все равно уже время ленча. Майло прошел мимо меня к столу, на котором лежала голубая папка, но не стал брать ее в руки, просто стоял, засунув руки за пояс, а круглый живот ходил ходуном после пробежки вверх по террасе. Зеленые глаза смотрели то на меня, то на альбом. — Ты заболел? Я покачал головой. — Тогда что это такое? Новый образ? Толстый, как сарделька, палец указал на мое заросшее щетиной лицо. — У меня новый режим бритья, более свободный, — ответил я. Он фыркнул, осмотрел комнату. — А за мной никто не следит. Робин со Спайком на заднем дворе? — Нет. — Но она здесь? — спросил он. — Я видел перед домом ее фургон. — Слушай, а ты не детектив, случайно? — поинтересовался я. — К несчастью, вокруг полно ложных следов. — Я кивнул в сторону альбома. — Посмотри, а я проверю, что у меня в кладовке. Если удастся найти что-нибудь съестное, еще не успевшее окаменеть, сделаю тебе бутерброд. — Спасибо, не хочу. — А выпить? — Ничего. По-видимому, он решил не сдаваться. — А что случилось? — поинтересовался я. — Как бы сказать поделикатнее, — начал он. — Ладно. Выглядишь ты дерьмово, в доме пахнет так, будто здесь давно никто не живет, фургон Робин стоит перед входом, но ее самой нет. А когда я о ней заговорил, ты принялся разглядывать пол совсем как подозреваемый. Что, черт подери, происходит, Алекс? — Я выгляжу дерьмово? — Мягко сказано. — Ну что ж, — заявил я, — тогда придется отменить съемки для журнала «Стиль». Кстати, о фотографиях… Я протянул Майло альбом. — Решил сменить предмет, — констатировал он и прищурился на меня с высоты своих шести футов и трех дюймов. — Как это называют преподаватели в школе психологии? — Сменить тему. Майло покачал головой и, сохраняя умиротворенное выражение лица, сложил на груди руки. Если бы не напряжение в глазах и поджатые губы, можно было бы подумать, что он совершенно спокоен. Бледное угреватое лицо, более изможденное, чем обычно, а пивное брюшко, хоть и сохранилось, стало заметно меньше. Диета? Бросил пить? Непривычное сочетание цветов в одежде: дешевый, но чистый голубой блейзер, хлопковые брюки, белая рубашка со слегка потрепанным воротником, голубой галстук и новенькие бежевые сапоги на розовой резиновой подошве, которые скрипели всякий раз, когда Майло менял положение, разглядывая меня. Он явно на днях подстригся. Хотя не стал изменять себе — коротко по бокам и сзади, наверху длинные пряди, торчащие в разные стороны, чубчик на лбу. Волосы от висков и до слишком длинных, на мой взгляд, бачков снежно-белого цвета резко контрастируют с черными на темечке — мистер Скунс, так Майло сам себя называл. — Одет с иголочки и только что из парикмахерской, — прокомментировал я. — Ты что, решил начать новую жизнь? Может, мне попытаться тебя накормить? В любом случае возьми этот проклятый альбом. — Робин… — Позже. Я протянул Майло альбом. Он стоял, по-прежнему сложив руки на груди. — Положи на стол. Вытащив пару хирургических перчаток, Майло надел их, изучил голубую обложку, открыл альбом, прочитал заголовок и перевернул страницу, где была приклеена первая фотография. — Старая, — пробормотал он. — Цвет и одежда. Может, твой альбомчик из чьей-нибудь коллекции ужастиков, которая раньше хранилась на чердаке? — Полицейские снимки? — Возможно. — Коллекция, собранная из материалов дел? — Ну, ты же знаешь, дела закрываются, их отправляют в архив, и ничто не помешает какому-нибудь типу, у которого чешутся руки, стащить, например, один снимок. — Полицейский? — Полицейский или нет, но определенно любитель ужасов. Доступ к материалам имеют многие. Некоторым нравится их работа из-за моря крови. — «Книга убийств», — проговорил я. — Такие названия пишут на официальных материалах того или иного дела. — И цвет такой же. Тот, кто прислал тебе это, знает правила. — Кстати, о правилах… почему он прислал альбом мне? Майло ничего не ответил. — Здесь не все фотографии старые, — сказал я. — Посмотри дальше. Он изучил еще несколько снимков, потом вернулся к первому и снова стал смотреть с того места, где остановился. Начал листать страницы быстрее, пропуская отвратительные картинки, совсем как я некоторое время назад. И вдруг замер, вглядываясь в фотографию почти в самом конце. Он с такой силой вцепился в альбом, что костяшки пальцев проступили сквозь перчатки. — Когда ты это получил? Точно? — С сегодняшней почтой. Майло потянулся к оберточной бумаге, изучил адрес, проверил почтовый штемпель и снова занялся альбомом. — В чем дело? — спросил я. Майло положил альбом на стол и открыл на странице, которая его заинтересовала. Он сидел, положив руки по обе стороны альбома, и молчал. Потом сжал зубы и расхохотался. Этот смех мог бы парализовать даже самого свирепого хищника. Фотография номер 40. Тело в канаве, в грязной воде. Рыжая кровь на светло-коричневом фоне. Справа заросли сухого тростника. Стрелки, нанесенные белыми чернилами, указывают на объект, который и без них не заметить невозможно. Девушка, возможно, подросток — плоский живот, хрупкие плечи, такая худая, что видны ребра, тощие руки и ноги. Резаные и колотые раны на животе и шее. И еще какие-то странные круглые пятна. Груди нет, вместо нее алые овальные круги. Худое лицо снято в профиль и повернуто направо. Над бровями, там, где были волосы, расплылось рубиновое облако. Красные следы на запястьях и щиколотках. И снова черные пятна на ногах — словно знаки препинания в розовом ореоле. Ожоги от сигарет. Длинные белые ноги раздвинуты — пародия на приглашение получить сексуальное удовольствие. Этот снимок я пропустил. — «Н.Р.» — это значит «не раскрыто»? — спросил я. — Кроме альбома и оберточной бумаги, больше ничего не было? — поинтересовался Майло. — Ничего. Он снова проверил голубую бумагу, потом розовую, которая была внутри, вернулся к снимку убитой девушки. Долго над ним сидел, снял одну перчатку и потер лицо, словно пытался вымыть его без воды. Старая привычка. Майло всегда так делает, когда нервничает. Иногда она помогает мне понять, какое у него настроение, а порой я просто не обращаю на нее внимания. Он снова провел рукой по лицу. Сжал нос пальцами. Опять принялся тереть щеки рукой. Скривил губы и уставился на снимок. — Вот это да, — пробормотал он и через несколько минут добавил: — Да, думаю, это значит «не раскрыто». — Такого значка нет у других фотографий, — заметил я. Никакого ответа. — Иными словами, мы должны обратить внимание именно на это убийство? Никакого ответа. — Кто она? — спросил я. Майло перестал кривиться, посмотрел на меня и оскалился. Это не было улыбкой, даже отдаленно ее не напоминало. Такое выражение, вероятно, появляется на морде медведя, когда он видит добычу, которую может заполучить без особых усилий. Он взял голубой альбом, и я заметил, что у него дрожат руки. До сих пор мне не приходилось видеть ничего подобного. Еще раз устрашающе фыркнув, Майло положил альбом на стол, расправил углы. Потом встал и отправился в гостиную. Стоя лицом к камину, взял кочергу и принялся тихонько постукивать. Я внимательнее присмотрелся к изуродованной девушке. Майло спросил: — Зачем тебе забивать этим голову? — А как насчет твоей головы? — Моя уже забита всякой дрянью. — Кто она, Майло? Он положил кочергу на место и принялся бесцельно расхаживать по комнате. — Кем она была? — повторил он. — Человеком, который превратился в ничто. |
||
|