"Малохольный экстрасенс" - читать интересную книгу автора (Дроздов Анатолий Федорович)

10.

Появлению этого посетителя в "кабинете" Панова предшествовали шум и крики в коридоре, какая-то возня, потом дверь распахнулась и расхристанный и растрепанный человек, ворвавшись в нее, бухнулся перед Пановым на колени. Он невольно вздрогнул и попятился. А расхристанный железной хваткой вцепился в его ноги и завыл, мотая головой:

– Родной… Только ты… Сынок единственный помирает. Только ты…

Панов недоуменно взглянул на Мишу, появившегося следом и такого же расхристанного и разлохмаченного, – тот только смущенно развел руками. Вдвоем они кое-как подняли незнакомца с колен (тот упирался и выл), усадили на кушетку. Миша сбегал за водой. Пока гость пил, стуча зубами о край чашки, Панов рассмотрел его получше.

Незнакомец был одет в форму полковника авиации, только сейчас его форменная рубашка с погонами была расстегнута почти до пупа, а один погон висел полу оторванным – Миша, по всему видать, стоял в коридоре насмерть. Кадык на загорелой шее полковника двигался судорожно; подождав, пока он покончит с водой, Панов решительно забрал кружку.

– Ну? – спросил властно.

– Сынок… Пятнадцать лет… Все отказались, все… Только ты… – полковник заплакал.

– Дмитрий Иванович, говорил я ему, – с досадой заметил Миша. – Только зря время терять…

– Родной…

Полковник сполз с кушетки и вознамерился было снова встать на колени, но Панов с Мишей упредили.

– Машина хоть у вас есть? – спросил Панов, поняв, что армия просто так не отвяжется.

– Такси. У подъезда, – полковник сглотнул.

– Останешься за меня, – повернулся Панов к Мише и виновато развел руками в ответ на его укоризненный взгляд…

Его провели в комнату, маленькую, но светлую. По прозрачному исхудавшему лицу мальчика на койке в углу, его почти невесомым рукам, лежавшим поверх одеяла, Панов сразу понял, что Миша был прав. Но отступать было уже некуда.

Он провел рукой над головой больного и невольно сморщился – в ладонь полыхнуло так, что закололо в пальцах. Дальше можно было уже не обследовать, но добросовестно довершил начатое. Злое пламя билось только под теменем мальчика, но и этого было достаточно. Он уже привычно окутал этот огонь холодом, истекавшим из его рук, даже сделал это старательней обычного. Но усыплять больного не стал.

Тот, в свою очередь, внимательно следил за его движениями. В глазах его сиял такой свет, что Панову стало как-то неловко. Ему уже не раз за эти недели доводилось встречаться с обреченными людьми; всегда это было неприятно и тягостно. В этот раз было иначе: он уже мог уходить, но почему-то не хотел этого. И он присел на стул рядом с койкой.

– Ну что? – спросил больной. Голос у него был тихий, но звучный.

Панов виновато развел руками.

– Безнадежно?

Он молча кивнул. Почему-то сейчас он чувствовал себя неспособным на обычную успокаивающую ложь.

– Говорил я ему! – с легкой досадой сказал мальчик, и Панов понял, что это он об отце. – Знаете, сколько тут до вас побывало всяких… – он замялся.

– Шарлатанов? – подсказал Панов.

Мальчик в знак согласия закрыл и снова открыл глаза.

– И я такой же?

– Нет… Вы – нет, – медленно выговорил больной. – Я ощущал, как от ваших рук исходило… И боль совсем пропала. Знаете, хуже всего – это боль. Просто невозможно. У родителей все деньги ушли на обезболивающие. Отец и машину продал…

– Больше не будет болеть, – заверил Панов.

– Совсем?

Он кивнул.

– Хорошо. Жаль только, что вы так поздно. А то у них, наверное, даже на похороны не осталось…

Панов сглотнул. Мальчик проговорил это спокойно и деловито – словно речь шла о ком-то другом.

– Тебя как зовут? – спросил он больного.

– Игорь. А вас?

– Дмитрий Иванович.

– Приятно было с вами познакомиться.

– Мне тоже, – невольно отозвался он и вдруг спросил: – Тебе не страшно?

– Нет, – спокойно ответил Игорь. – Было немного в самом начале. Потом прошло. Плохо только, что это так долго. И родителей жалко: мама плачет, отец бегает, экстрасенсов всяких ищет…

– Теперь уже недолго, – неожиданно для себя заверил Панов.

– Я знаю, – мальчик еле заметно улыбнулся. – Я это сегодня понял. Знаете, мне сон приснился: свет вокруг, такой яркий-яркий, и кто-то в белом меня зовет. Было хорошо и совсем не страшно. Мне даже стыдно стало, что я когда-то боялся. Человек не должен этого бояться…

– Это еще апостол Павел говорил, – подтвердил Панов.

– Вы – верующий? – спросил Игорь.

– Не знаю, – пожал он плечами. – Крещеный. В детстве бабушка учила меня молиться, но потом я все забыл. И только раз, мне тогда было двадцать пять, вспомнил те молитвы.

– Почему?

– У меня был аппендицит и меня везли на операцию. Было очень страшно.

– Все прошло нормально?

– Не совсем. Хотя мне потом говорили, что случай был самый банальный. Но… Оперировал какой-то практикант, который все время пытался мне что-то не то отрезать. Хорошо рядом опытный врач стоял…

Мальчик улыбнулся:

– Наверное, вы это чувствовали, поэтому и молились, – подытожил он. – Знаете, я тоже раньше читал Библию и не понимал. И сейчас не все понимаю. Чувствую только, что за этим стоит нечто очень большое, даже великое. Человеку это тяжело постичь, поэтому, наверное, все и верят по-разному.

– А родители твои?

– Раньше не верили, но как я заболел… – Игорь повернул голову, и Панов увидел в углу комнаты несколько икон. – Это хорошо – так им будет легче все перенести. Только вот отец мучается, считает, что это его Бог наказал.

– Почему?

– Это давно было. Я только родился, отец с друзьями выпили с радости, и самолет к вылету он плохо подготовил. Тот и разбился – людей много погибло. Следствие вины отца не установило, а сам он не признался – боялся мать одну с маленьким оставить. Он мне сам все рассказал, стоял тут на коленях и плакал…

– А ты как считаешь?

– Я думаю, что он ошибается, – Игорь вздохнул. – Я считаю, что это было бы слишком просто. Как в американских фильмах: провинился – получи наказание. Мне кажется: Бог наказывает по-другому. Вы ему скажите, чтоб не мучился, – внезапно попросил он, – вам он поверит.

Панов кивнул.

– Сам я долго думал, – продолжил Игорь, глядя на него своими сияющими глазами, – почему мне такое? Почему сейчас, так рано? И долго не находил ответа. А потом вдруг подумал: хотел бы я прожить такую жизнь, как мой отец? И понял, что нет. Так может Бог просто спас меня, и это не наказание, а милость?

Знаете, даже странно как-то: в Библии ясно написано, что человек не умирает совсем – просто переходит в другую жизнь. А люди почему-то боятся. Плачут, по врачам бегают, целителям; готовы все отдать, чтобы промучаться здесь, на земле, еще немного. Странно, да?

– Они, наверное, не верят в то, что здесь все не кончается.

– И я так думаю, – согласился мальчик. – А вы вот верите?

Панов снова кивнул.

– Вот видите! Это же так просто – понять. Ведь если там ничего нет, то жизнь здесь теряет всякий смысл: зачем учиться, строить дома, покупать вещи… Ведь тебя скоро не станет, и все – зря! Для чего тогда? Как это люди этого не поймут?

Мальчик устало прикрыл глаза.

– Хочешь уснуть?

– Да, наверное. Устал. Хорошо, что мы с вами встретились и поговорили. Ведь так?

Панов кивнул в очередной раз и положил руку на его лоб. Мальчик медленно закрыл глаза и задышал тихо и ровно. Легкая улыбка застыла на его губах.

Панов встал и осторожно вышел. Полковник ждал его в коридоре. Глянул вопрошающе. Панов покачал головой. Полковник опустил взгляд.

– Не мучьте его больше, – Панов положил ему руку на плечо. – И не водите никаких экстрасенсов – не поможет. И лекарств больше не надо – он одной ногой уже там.

Полковник задавленно всхлипнул.

– И сами не мучайтесь – это не ваша вина. Тот самолет разбился совсем по другой причине. (Полковник поднял глаза – они у него стали огромными.) Держите, – Панов сунул ему в руку комок купюр, оставленных бугаем с видеокассетой, – они кстати оказались в кармане. – Вам скоро понадобятся…

– За что? – полковник смотрел на него, потрясенный.

– За сына, – коротко ответил Панов…