"Малохольный экстрасенс" - читать интересную книгу автора (Дроздов Анатолий Федорович)9.Как и предсказал Панову странный ночной гость, родственники без вести пропавших людей скоро нашли его. Ничего путного из этого не вышло: он водил ладонями над фотографиями пропавших, держал в руках принадлежавшие им вещи – ничего. Наконец, все это Панову надоело, и он приказал Мише к нему с таким больше не пускать. Но все же один посетитель с фотографией к нему просочился. Именно просочился, ибо пришел (видимо, не случайно) именно в тот момент, когда Миша отлучился со своего поста по неотложному делу. Посетитель был немолод, седой, с морщинистым обветренным лицом. Поклонившись, он положил на стол перед Пановым большой нечеткий снимок парня со странным выражением лица. – Сын, – пояснил посетитель, громко шмыгнув носом, – понимаете, он олигофрен. (Панов понял, что было странным в лице парня.) Бог наказал нас с женой. Двадцать четыре года мы его, как маленького. Его ж на минуту одного оставить было нельзя. А тут на даче… Опомнились через пять минут, а его уже нигде… Я вокруг каждую веточку поднял, в каждую ямочку заглянул! Отпуск кончился, но я все равно каждый выходной туда езжу. Два месяца уже. Пойми, пожалуйста, человек хороший, – посетитель всхлипнул, – раз я уж сына сохранить не сумел, то хотя похоронить его должен по-человечески… – Вы думаете, я не хочу вам помочь? – почему-то обиделся Панов. – Пробовал уже – не получается с этими вашими фотографиями. – А ты еще попробуй. Попробуй, сынок! Ну! – он схватил Панова за руку и тому показалось: что-то мелькнуло перед взором. Он невольно закрыл глаза и инстинктивно накрыл сжимавшую его кисть руку старика свободной ладонью. И вновь что-то разорванно-туманное мелькнуло перед его взором – наплывало и исчезало, потом вдруг показалось солнце на ослепительно-голубом небе – оно нещадно палило; затем солнце исчезло, и перед глазами плеснула вода, мутная, темная. Неясно, как сквозь туман он увидел дерево, одинокое, разлапистое, потом темная вода медленно залило все, и он почувствовал, что задыхается… Он открыл глаза. Старик смотрел на него в упор с немым вопросом во взоре. – Вода… Надо искать его в воде, – неуверенно сказал Панов. – В какой воде? – старик сжал его руку. – Мутная она такая, грязная. Там еще дерево на берегу. Большое такое, разлапистое, похоже – дуб. Веревка! – вдруг неожиданно для себя выговорил он. – Там на суку веревка, а к ней палка привязана. Знаете, берут такую двумя руками, раскачиваются и прыгают в воду… – Пруд, – старик отпустил его руку. Взгляд его потух. – Пруд нашего дачного товарищества. Но там искали, – он говорил, как бы сам себе, – да и тело бы выплыло. Тело всегда всплывает… – он вопросительно посмотрел на Панова. Тот в ответ только пожал плечами. – Боже мой! Камни! – старик вдруг хлопнул себя по лбу. – Как я мог забыть?! – Какие камни? – удивился Панов. – Да он всегда камни в карманы собирал, гайки всякие, – раздосадовано махнул рукой старик, – дите. Как наберет… Мы тогда выбросили у него из карманов, но он мог по пути набрать: их вдоль дороги – море. Как же я это забыл?! Надо было сразу весь пруд баграми пройти… Он заспешил к двери. И вдруг остановился, повернулся к нему и полез в карман пиджака. – Оставьте! – махнул рукой Панов. – Если все действительно так, вам будут нужнее. – Спасибо, сынок! – еще раз всхлипнул старик и скрылся за дверью… Эта история невольно потащила за собой следующую. Спустя несколько дней, вечером, когда Панов, лежа на диване, читал газеты, в дверь позвонили. Открывать пошла жена и вернулась с гостем. Это был здоровенный мужик, лысый, в кожаной куртке и цветастых спортивных штанах. Из штанов выглядывали здоровенные ступни, обтянутые белыми носками не первой свежести. Едва поздоровавшись, мужик зашарил глазами по комнате и, заметив на стойке в углу телевизор со встроенным видеомагнитофоном, купленный совсем недавно, обрадованно затопал туда. – Вам что нужно? – Панов сел. – Вот! – мужик показал ему видеокассету. – Здесь все. – Что, все? – Запись. Сынок мой, – деловито пояснил гость. – Две недели уже, как пропал. Понимаешь, – мужик оглянулся и заговорил шепотом – будто его здесь мог подслушать кто-то посторонний: – Когда пропал, я поначалу подумал – на выкуп взяли. У меня это… Бизнес. Два дня звонка ждал. И ничего… – Я не ищу пропавших без вести! – сердито сказал Панов – гость ему не понравился. – Да ладно! – мужик отмахнулся от него, как от мухи. – Знаю. Петровичу из моего подъезда ведь нашел, а? Вчера из пруда достали… Да ты не бойся! – мужик полез в карман и достал комок слипшихся купюр. – Я за работу всегда плачу хорошо, а за это – ничего не пожалею! Панов заметил, как жадно блеснули глаза жены. – Выйди! – сердито приказал. Она нехотя повиновалась. Гость включил телевизор, присел рядом. Зашумело, на экране замелькал снег, потом снег исчез, и они увидели мальчика: маленького, пухленького, лет семи. Мальчик был в белой рубашечке, черном галстуке-бабочке и таких черных брючках. Он стоял на цветастом ковре посреди комнаты и насуплено смотрел на них. – Пятого марта… года, – послышался с экрана голос, и Панов узнал его. Говорил гость. – Павлику исполнилось семь лет. Давай, Павлуша! Мальчик вздохнул и затараторил: – У Лукоморья дуб зеленый, златая цепь на дубе том… Несколько секунд Панов молча смотрел на него. Затем, вспомнив, взял обеими руками толстую лапу гостя. И все исчезло – только черный экран был перед ним. Он невольно отпустил рук гостя – и вновь розовощекий малыш тараторил про неведомые дорожки и следы невиданных зверей. Панов мотнул головой, отгоняя наваждение, и снова взял руку гостя. И опять черный экран встал перед ним. Тогда он понял… Он, наверное, изменился в лице. Сильные руки схватили его за плечи: – Ну! Что?! – Его нет, – сказал он чуть слышно. – Ты уверен! – лысый больно сжимал его плечи. Он кивнул. Лысый отпустил его, закрыл лицо ладонями и замычал, раскачиваясь. Но когда через несколько секунд он отнял руки, глаза у него были сухие. И бешеные. – Как это было? Кто? Скажешь? – Попробую. Он снова взял лапу гостя в свои ладони и закрыл глаза. И уже знакомое ему рвано-туманное замелькало перед взором, затем он увидел ноги. Ноги были большие, в ботинках и брюках, и видел он их как-то странно – снизу вверх. – Дядя, не надо! Дядя, мне больно! – Сынок!.. Он открыл глаза. Лысый смотрел на него, весь побелев. И Панов понял, что не услышал, а сказал эти страшные слова. И как их сказал… – Пожалуйста, еще! – лысый умоляюще смотрел на него. Он кивнул и снова закрыл глаза. И вновь сквозь туманные клочья он видел мутную картинку. Но в этот раз другую. – Машина, – услышал он откуда-то издалека голос и тут же понял, что это говорит он сам: – большая… – Какого цвета? – вопрос донесся откуда-то издалека. – Темно-синяя… Большой блестящий радиатор… На нем – кружок и внутри звездочка… – Мерседес… – застонали далеко. – Номер! Номер видишь? – Кусты… Ветки закрывают… Только первые цифры.. Двадцать два! Вдалеке застонали еще громче, а Панов вдруг увидел, как заскользили, смыкаясь над его головой, ветки, потом вдруг чьи-то страшно сильные и злые руки сдавили его горло. Он дернулся, захрипел, и инстинктивно схватился за эти руки, чтобы оторвать их от горла. И ладони его встретили пустоту… Он сидел на диване в своей квартире рядом с незнакомым лысым мужиком в кожаной куртке и сухими беспощадными глазами на сером лице. Он вытер пот со лба. – Брат, – глухо и страшно сказал лысый, не отводя остановившегося взгляда. – Я так и думал. Мальчик никогда не пошел бы с чужим – я его этому всегда учил. Поверить только не мог. Ну, сейчас!.. – он встал. – Я мог и ошибиться! – Панов тоже поднялся. – Нельзя же так сразу… – Ты? Ошибиться? – лысый ощерился какой-то жуткой улыбкой. – Ты меня в первый раз видишь, да и я тебя тоже. Ты что, знал, что у меня брат есть, что у брата темно-синий "мерс" и что он, сука, гомосек проклятый? – он скрипнул зубами. – Ты сказал даже больше, чем я ожидал… – И что сейчас? – тихо спросил Панов. – В милицию пойдете? – К этим тварям продажным?! Они его за сотню чистеньким объявят. Не-ет… Сначала он все расскажет. Скажет, никуда не денется. Потом покажет, где спрятал, – лысый скрипнул зубами. – А там я уже из него кровь по капле… Он подошел к телевизору, на экране которого уже бултыхалась белесая муть – запись кончилась, извлек кассету, сунул ее в карман куртки. – А ты помалкивай! – он смотрел на Панова бешеным взглядом. – Молчание – залог здоровья! Понятно? На! – он сунул ему зеленый бумажный комок. – Я свое слово держу… Когда за лысым захлопнулась дверь, Панов машинально поднял валявшиеся везде дивана газеты, которые читал перед тем, и вдруг со злостью швырнул их обратно. Затем выругался – громко и страшно. На шум прибежала жена – он обругал и ее. – Чтоб больше не водила мне таких! Поняла?! – крикнул он прямо в ее побелевшее лицо. – В гробу я видал всех этих родственников с их фотографиями и кассетами! Сволочи поганые… Оставшись один, он еще долго ходил по комнате, яростно ворча про себя, не в силах успокоиться… |
|
|