"Обретение чуда" - читать интересную книгу автора (Эддингс Дэвид)Глава 2Безмятежное спокойствие детства Гариона было вновь прервано появлением у ворот фермы Фолдора странствующего сказочника, оборванного старика, не имевшего, казалось, даже имени. На коленях штанов красовались заплаты, носки у башмаков отсутствовали. Шерстяная туника с длинными рукавами подвязывалась на поясе обрывком верёвки – подобные одеяния не носили в этой части Сендарии, но, по мнению Гариона, оно очень подходило к свободно свисающему капюшону, закрывавшему плечи, а пятна, напоминавшие о былых трапезах, ничуть не портили общую картину. Только широкий плащ казался довольно новым. Черты лица были мужественные, чуть угловатые, но ничто не выдавало происхождения странника Старик совсем не походил ни на аренда, ни на чирека, Олгара или драснийца, райвена, толнедрийца.. и скорее всего был отпрыском какой-то давно забытой расы. Глаза, синие, глубоко посаженные, сверкающие весельем, оставались вечно молодыми, наполненными озорством. Сказочника, время от времени появлявшегося на ферме Фолдора, всегда радушно встречали. По правде говоря, он был бездомным бродягой, зарабатывающим на жизнь рассказами историй, волшебных, весёлых и грустных. Не всегда они оказывались новыми, но было некое завораживающее очарование в манере его рассказа. Голос старика мог подниматься до громовых раскатов или звучать нежно, подобно летнему ветерку. Старик мог подражать разным людям, свистеть как птичка, так что даже эти крохотные создания слетались на этот щебет, а когда выл по-волчьи, мурашки пробегали по коже слушателей, а в сердцах воцарялся гнетущий холод, как будто наступила ледяная драснийская зима. Он мог имитировать стук дождевых капель и шум ветра и даже – о чудо из чудес! – шорох падающих снежинок. Истории его были полны звуков, оживляющих монотонность пересказа, и получалось так, будто слова обретают плоть, запах, – странное ощущение охватывало слушателей: они как бы присутствовали в том времени и месте, о которых шла речь. И всё это великолепие сказочник не скупясь отдавал в обмен на ужин, несколько кружек эля и тёплую постель на сеновале. Он бродил по миру свободный, словно ветер или птицы, которых он изображал. И всегда между сказочником и тётей Пол будто пробегал огонёк узнавания, хотя она встречала его приход с мрачным смирением, явно подозревая, что, пока этот бродяга шатается здесь, сокровища её кухни не могут быть в безопасности. Как только появлялся старик, караваи хлеба и пироги начинали необъяснимо исчезать, а острый нож, который тот всегда держал при себе, мог в мгновение ока лишить хорошо поджаренного гуся обеих ножек и в придачу грудки, стоило только поварихе отвернуться. Тётка дала ему прозвище Старый Волк, и появление сказочника у ворот фермы вновь знаменовало начало тянущегося годами соперничества. Сказочник немилосердно льстил ей, даже когда готовился что-нибудь утащить. Когда старику предлагали печенье или свежеиспечённый хлеб, он вежливо отказывался, но успевал стянуть чуть не полтарелки, прежде чем её отодвигали, а пивной и винный погреба, казалось, тут же переходили в его владение, и хотя тётя Пол старалась не спускать глаз с воришки, всё кончалось ничем – тот был поистине неистощим на уловки. И, к величайшему прискорбию, среди наиболее ревностных учеников старика был Гарион. Иногда, доведённая до истерики необходимостью наблюдать сразу как за старым мошенником, так и за подрастающим, тётя Пол вооружалась метлой и выгоняла обоих из кухни, не жалея ни ударов, ни едких слов. А старый болтун, смеясь, удирал вместе с мальчиком в укромное место, где они наслаждались плодами своих набегов, и сказочник, поминутно прикладываясь к фляжке с украденным вином или пивом, рассказывал прилежному слушателю истории из далёкого прошлого. Самые лучшие сказки, однако, он оставлял для обеденного зала. После ужина, когда посуда была уже убрана, старик обычно поднимался со своего места и уносил слушателей в мир волшебного очарования. – Расскажи нам о начале всего, старый мой друг, – попросил однажды благочестивый Фолдор, – и о богах тоже. – О начале и о богах? – задумался сказочник. – Достойный предмет для беседы, Фолдор, да только очень уж сухой и скучный. – Я заметила, что ты всегда находишь подобные темы сухими и скучными, Старый Волк, – усмехнулась тётя Пол, подходя к бочонку, чтобы нацедить для старика кружку пенистого пива. Тот с торжественным поклоном принял дар. – Одна из неприятных сторон моей профессии, мистрис Пол, – пояснил он, поднося к губам кружку. Сделав несколько глотков, сказочник на минуту задумался, повесив голову, потом взглянул, как показалось Гариону, прямо ему в душу. И затем старик сделал нечто странное, чего никогда не совершал прежде, рассказывая истории в обеденном зале Фолдора. Закутавшись в плащ, он величественно выпрямился. – Знайте, – начал он звучным глубоким голосом, – что в начале дней создали боги землю, моря, а также сушу. И разбросали они по ночному небу звёзды и поместили туда Солнце и его жену, Месяц, чтобы в мир пришёл свет. И боги заставили землю родить животных, и населили воды рыбой, а воздух расцвёл цветами птиц. И создали боги людей и разделили их на народы. Богов было семеро, все равные между собой, а звали их Белар, Чолдан, Недра, Исса, Мара, Олдур и Торак. Гарион, как и все жители этой части Сендарии, конечно, знал всё, что произошло потом, потому что эта история вела своё происхождение от олорнов, а Олорнские королевства окружали Сендарию с трёх сторон. Воображение унесло мальчика далеко-далеко, туда, где боги в те давние туманные дни создавали вселенную, и озноб охватывал его при упоминании запретного имени Торак. Гарион внимательно слушал, как каждый из богов выбирал себе народ: Белар – олорнов, Исса – найсанцев, Чолдан – арендов, Недра – толнедрийцев, Мара – больше не существующих Марагов, а Торак – энгараков, только бог Олдур предпочёл жить в одиночестве, изучая звёзды, признав только нескольких людей своими учениками и последователями. Гарион обвёл взглядом заслушавшихся домочадцев. Глаза Дерника были широко раскрыты, руки старого Крэлто вцепились в стол, лицо Фолдора сильно побледнело, на щеках стыли слёзы. В глубине комнаты стояла тётя Пол. Хотя в очаге жарко горел огонь, она зябко куталась в накидку, но стояла выпрямившись, не сводя взгляда с рассказчика. – И однажды бог Олдур сотворил драгоценность в форме шара, в драгоценности этой переливалось сияние звёзд, рассыпанных по северному небу. И восхищённый народ назвал эту драгоценность Оком Олдура, потому что с её помощью мог Олдур видеть, что было, что есть и чему ещё только предстоит свершиться. Гарион только сейчас осознал, что сдерживает дыхание, потрясённый величием рассказа. Он слушал и слушал, как Торак украл Око, а другие бога пошли на него войной, как Око отплатило похитителю, испепелив левую сторону лица и лишив глаза и левой руки. Старик остановился передохнуть и потянулся к кружке. Тётя Пол, по-прежнему стягивая на груди накидку, принесла ему ещё одну; движения её были величественны, глаза горели. – Никогда ещё не слышал, чтобы так рассказывали, – тихо пробормотал Дерник. – Это «Книга олорнов». И рассказывают её только в присутствии королей, – также тихо ответил Крэлто. – Я знал когда-то человека, который слушал её при королевском дворе в Сендаре; он кое-что запомнил, но целиком я сам слышу впервые. Рассказ продолжался; старик вспоминал, как две тысячи лет назад чародей Белгарат повёл Чирека с тремя сыновьями вернуть Око, о том, что было дальше: укрепление западных границ против нашествия войск Торака, прощание с землёй богов, приказавших Райве охранять Око в своей крепости на Острове Ветров, создание огромного меча, в рукоятку которого и было вделано Око. Пока волшебная драгоценность оставалась на месте, а потомки Райве правили островом, Торак не мог победить Потом Белгарат послал любимую дочь к Райве, чтобы та стала матерью королей, а другая дочь осталась с ним, изучила искусство волхования, потому что была отмечена тайным знаком чародеев. Голос рассказчика понизился почти до шёпота: – И Белгарат вместе с дочерью, чародейкой Полгарой, творили заклинания, чтобы отпугнуть Торака. И некоторые люди говорят, что они и поныне оберегают земли от пришествия злого бога и так будет до конца дней, ведь древнее пророчество гласит, искалеченный Торак однажды поднимется против королевств Запада, чтобы потребовать обратно Око, доставшееся ему когда-то дорогой ценой, и начнётся поединок между Тораком и потомком Райве, и в битве этой решится судьба мира. Старик замолчал; плащ соскользнул с плеч, знаменуя окончание рассказа. Долгое время никто не осмеливался заговорить, слышались только слабое потрескивание дров в очаге да бесконечная песня кузнечиков и лягушек в тёплой летней ночи. Наконец Фолдор, откашлявшись, поднялся. – Вы оказали нам сегодня великую честь, мой добрый друг, – сказал он прерывающимся от волнения голосом. – Эту историю рассказывают только королям, а не простым смертным, как мы. Старик ухмыльнулся, глаза весело заискрились. – Последнее время я что-то не встречаюсь с королями, дружище Фолдор. Они, видно, слишком заняты, чтобы слушать древние сказки, а историю нужно время от времени рассказывать, чтобы она не забылась, а кроме того, кто знает в наше время, где может скрываться король?! Все рассмеялись и начали расходиться – становилось поздно, а завтра многим нужно было вставать с первыми лучами солнца. – Не поможешь донести фонарь туда, где я обычно сплю? – спросил сказочник у Гариона. – С радостью, а ответил мальчик, вскакивая и спеша на кухню. Сняв с крюка квадратный стеклянный светильник, зажёг свечу, укреплённую внутри, и возвратился в зал. Фолдор о чём-то беседовал со стариком, а когда отвернулся, Гарион заметил странные взгляды, которыми обменялись сказочник и тётя Пол, всё ещё неподвижно стоявшая в глубине зала. – Ну что, готов, малыш? – спросил старик, завидев Гариона. – Как только скажете, – отозвался тот; оба направились к выходу. – Но ведь история не закончена? – спросил Гарион, сгорая от любопытства. – Почему ты остановился и не рассказал, чем кончилась встреча Торака и райвенского короля? – Это уже другая история, – пояснил старик. – Расскажешь когда-нибудь? – настаивал мальчик. Старик засмеялся. – Торак и райвенский король ещё не встретились, рассказывать пока не о чем, разве что… дождаться этого события. – Но ведь это всего-навсего сказка, не правда ли? – возразил Гарион. – Ты думаешь? Вынув бутылку вина из-под туники, старик жадно припал к горлышку. – Кто сказал, что это сказка, а не правда, скрытая в легенде? – Нет, всё это вымысел, – упрямо повторил Гарион, чувствуя себя таким же практичным и твердолобым, как любой коренной сендар. – Как это может быть правдой – ведь чародею Белгарату теперь уже… даже трудно сказать, сколько лет; люди же так долго не живут. – Семь тысяч лет, – вздохнул старик. – Что? – Чародею Белгарату семь тысяч лет. Может, немного больше. – Это невозможно, – решил Гарион. – Неужели? Сколько тебе лет? – Девять будет в следующем месяце. – И за девять лет ты понял и узнал, что возможно, а что нет? Ты необыкновенный мальчик, Гарион. Гарион залился краской. – Ну, – начал он, внезапно потеряв уверенность в себе, – самый старый человек, известный мне, – это Велдрик, работник на ферме Милдрина. Дерник говорит, ему уже девяносто и он старше всех в здешней местности. – И местность эта, конечно, очень велика, – серьёзно вставил старик. – А тебе сколько лет? – спросил Гарион, не желая сдаваться. – Довольно много, малыш, – ответил старик. – Всё равно это не правда, – заупрямился Гарион. – Многие хорошие и честные люди сказали бы то же самое, – кивнул сказочник, глядя на звёзды, – добрые люди, которые проживут жизнь, веря только тому, что видят сами; тому, до чего можно дотронуться рукой! Но ведь существует и мир за пределами нашего сознания, мир, живущий по своим собственным законам, и то, что нельзя видеть и ощущать в нашем обычном существовании, вполне возможно там; иногда границы между этими двумя мирами исчезают… Кто же может правдиво сказать, что возможно, а что нет? – Думаю, я бы предпочёл жить в обыкновенном мире, – покачал головой Гарион, – другой слишком сложен для меня. – Не всегда у нас есть возможность выбора, Гарион, – ответил сказочник. – Но не слишком удивляйся, если в этом другом мире когда-нибудь придётся именно тебе сделать то, что должно быть сделано, – совершить великое и благородное деяние. – Мне? – недоверчиво охнул Гарион. – Случались вещи и более необычные. А теперь иди в постель, малыш. Я ещё немного погляжу на звёзды. Это мои старые друзья. – Звёзды? – переспросил Гарион, невольно задирая голову. – Только не обижайся на меня, но ты очень странный старик. – Совершенно верно, – согласился рассказчик. – Самый странный из всех, встреченных тобой. – Но ты мне всё равно нравишься, – поспешно вставил Гарион, не желая его оскорбить. – Это для меня поистине утешение, малыш, – объявил старик. – А теперь спать! Твоя тётя Пол будет волноваться. Позже, ночью, Гариона снова мучили кошмары. Тёмная фигура изуродованного Торака маячила во тьме, чудовища преследовали мальчика на извилистых дорожках в лесу, где возможное и невозможное сливалось и сплеталось, а другой мир протягивал объятия, чтобы окутать его. |
||
|