"Огонь с юга" - читать интересную книгу автора (Маккенна Джульет)

Глава 11

Кейда пошевелился. Затем отчетливо ощутил, что за ним наблюдают. Открыв глаза, он обнаружил, что перевернулся во сне, несомненно, чтобы не мешал вездесущий дневной свет. Все, что он отсюда видел — это листы ореховой пальмы, которые он собрал, чтобы соорудить нехитрое укрытие вечером накануне.

Не стоило и беспокоиться. Да и когда они еще пойдут, эти дожди? Нынче по ночам не прохладней, чем днем. Нет ли в этой стороне некоего зла, вызванного колдовством с юга, прогнавшим прочь бурные ветра? А это еще что за шум? Кто-то явно есть сзади. Кто бы это мог быть? Ты спрятался — лучше не придумаешь.

В порядочном отдалении от любых охотничьих троп, не говоря о дороге, бегущей к какой-то неблизкой деревне, он нашел ложбину, густо устланную мятым камышом. Он не разводил огня, чтобы не привлечь паче чаяния неуместного внимания, хотя лодыжки у него ныли от укусов окрестных кровососов, и раздавленные листья душистого дерева мало помогали.

Вдобавок тебе нечего стряпать. Дэйш Рейк не слишком обрадовался бы, увидь он, как ты пытаешься позаботиться о себе в лесу. Какое бы оправдание ты ему привел — что голоден, хочешь пить и устал? Чего ты ждешь — когда Телуйет принесет тебе завтрак?

Кейда медленно перевернулся, изо всех сил стараясь выглядеть по-прежнему спящим. Сухие ветви лиллы, из которых он сделал себе постель, негромко затрещали под ним. Он медленно открыл глаза, ровно настолько, чтобы поглядеть сквозь ресницы. Да, за ним и впрямь наблюдали. Лоал настороженно взирал на сооруженный Кейдой из пальмовых листьев наклонный навес, навострив широкие уши, похожие на кошачьи. Зверь сидел, небрежно свив длинный пушистый хвост сбоку от себя, зажав в неприятно похожих на руки человека лапах палку, чтобы рыться в опавшей листве. Если он встанет на задние лапы, тоже больше похожие на руки, чем на ноги, то окажется по грудь человеку. И уж без труда сможет помериться с человеком силой — его поросшие густой шерстью конечности крепостью ничуть не уступят рукам и ногам Кейды. А в лице ничего сколько-нибудь человеческого: черная морда принюхивается и фыркает, розовый язычок вдруг выскакивает, слизывая последние кусочки какой-нибудь незадачливой ящерки с длинных белых зубов. Любой пес гордился бы такими клыками. Зверь медленно заморгал. Глаза — совершенно круглые, такие же темные, как плотный, почти дочерна бурый мех. Заключив, что Кейда то ли не угроза ему, то ли не стоит любопытства, зверь вернулся к рытью, ссутулив плечи и показав широкую белую полосу на шкуре.

Из-за нее-то тебя и называют «лоал в капюшоне». Хотя я понятия не имел, что вы вырастаете такими большими. Полосатые лоалы владения Дэйш вдвое меньше тебя.

Что-то в грязи привлекло внимание животного, и оно схватило извивающуюся тысяченожку, впихнуло ее себе в пасть и стало жевать с хрустом, доносящимся через поляну. Кейда осторожно приподнялся на локте и обнаружил, что его желудок властно требует добавить чего-нибудь к сморщенным сердцевинкам нескольких сочных стеблей тарита, единственному, что он смог найти, прежде чем пала темнота. Кейда позволил себе ухмыльнуться.

Поэты рассказывали о детях, застигнутых в лесу ночью, которым лоалы предлагали спелые плоды или вкусные орехи… А у тебя есть что-то, чем ты готов поделиться?

В ореховых пальмах и густых зарослях красного камыша Кейда слышал голоса птиц, взлетающие в торжественной песне. Когда солнце поднялось, чтобы залить ложбину светом, за этими трелями стало угадываться более глубокое и богатое эхо. Подняв глаза, Кейда увидел новых лоалов, более мелких, пестрых, вроде тех, которых встречал во время охотничьих походов с Дэйшем Рейком. Усевшись прямо, они повернули морды к солнцу и урчали от удовольствия, подняв передние лапы и блаженно греясь.

«Есть много причин презирать северных варваров, мой сын, и не меньшая из них та, что в солнце и лунах они видят богов — чем они тогда лучше поющих лоалов?» Хотел бы я знать, эти захватчики с юга тоже почитают каких-то своих ложных богов, отец мой?

Вопрос настолько поразил Кейду, что он резко сел. Болботанье на ореховой пальме заставило Кейду и большого лоала поднять глаза. Там сидел зверь поменьше, самочка, прижимавшая к груди хрупкого малыша. И голос ее звучал негодующе.

Как я понимаю, это твоя супруга, и она не слишком довольна, что ты ей ничего не принес к завтраку.

Внезапно самка прекратила кричать и устремила взгляд выше по склону. Хвост ее резко завернулся вверх, длинная бахрома шерсти упала через плечо. Она что-то рявкнула самцу, который бросил палку и полез на ореховую пальму, лупя по стволу длинным хвостом. С поразительной скоростью оба животных перемахнули через пустое пространство на высокое железное дерево, толчок их крепких пружинящих ног оказался для этого достаточным, а крепкие руки ловко и вовремя ухватили новый ствол. В следующий миг они исчезли, затерявшись в густом зеленом пологе листвы. Пестрые зверьки тоже бежали, и звонкое молчание стало рассказывать свою повесть. Иссиня-черный горбоклюв в мятом камыше выше по склону хрипло закричал в тревоге и тут же краткое эхо донесло не что иное, как людской кашель.

Кейда потянулся за мечом Телуйета и сунул его за пояс, прежде чем ползти к скудному укрытию запыленных кустов карнелилки. Он бдительно осматривал землю впереди, не желая наткнуться ладонью на какую-нибудь тысяченожку или скорпиона, всполошенных рывшимся неподалеку лоалом. Кашель раздался снова и оборвался. Слабый, но умышлено изданный. Тут же Кейда услышал треск сухих прутиков и шелест стоящих почти вплотную стеблей красного камыша. Какие-то охотники крадучись пробирались в ложбину.

Даже если они охотятся не на тебя, тебе ни к чему давать объяснения любому, кто мог бы отправить весть о тебе в Деразуллу — особенно теперь, когда ты так близок к берегу, после того, как пересек весь этот проклятый остров.

Жалея, что он не может шевелить ушами, как лоал, Кейда непрерывно ища в лесу какое-нибудь колыханье зелени или щебет потревоженных пташек, медленно подался в обход, чтобы ягодные кусты оказались между ним и звуками. Шум приближения людей внезапно стал громче. Кейда приготовился скользнуть вниз в ложок со всей возможной скоростью, твердо решив оставаться ниже уровня глаз любого преследователя.

Раздался крик. Затем другой, выше по ложку. Кейда выпрямился и побежал. Добежал до ручья, точнее, цепи луж среди камней в зеленых пятнах. Черная вязкая земля зачавкала у него под ногами. Он завяз в ней по щиколотки, потерял равновесие, потянулся к молодому побегу, но тот, увы, еще так неглубоко пустил корни, что Кейда мигом вырвал его из пахнущей болотом почвы.

— Помощь нужна? — охотник, широко ухмыляясь, возник рядом. Сеть была переброшена через плечо, в руке увесистое копье, которое тут же нацелилось на Кейду.

— Идите, посмотрите, что я поймал! — крикнул охотник другим. Кейда осматривал вязкую грязь вокруг, пока не увидел твердое местечко, где представилась возможность ухватиться за деревцо и выбраться. К этому времени его окружили шестеро. Кейда старался не менять выражения лица и опустил глаза.

Двое из них на другом берегу ручья и вооружены только кинжалами, это в твою пользу. В первый миг против тебя только четверо, но у двоих из них копья, так что важно правильно выбрать мгновение. Что сказал бы Телуйет? «Не начинай бой, если не можешь навязать своих условий».

— Тебе есть что нам сказать? — Помахивая тяжелым, расширяющимся к концу лезвием топорика, предводитель охотников медленно спустился по склону и встал лицом к лицу с Кейдой.

— Мне нечего сказать, — резко ответил Кейда. — Я просто путник.

Кулак охотника тяжело заехал в живот Кейде под самой грудиной.

— Отвечай нам повежливей, нищий бродяга.

Кейда рухнул на колени, с усилиями пытаясь восстановить дыхание, не в состоянии помешать охотнику, склонившемуся и потянувшему меч Телуйета. Охотник тут же вырвал меч из-за пояса Кейды и провел концом ножен по его нагим ребрам.

— Нищий или вор? Ничто не говорит об имени, но есть жалкое подобие одежды и меч на поясе. Честный путник имел бы, во что закутаться ночью, какие-нибудь товары на продажу или орудия своего ремесла, — охотник свистнул с одобрением, метнув свой топорик спутнику, чтобы лучше изучить меч. — Сброду вроде тебя не должно носить такие клинки.

Кейде удалось опять встать на ноги. В боку у него горело, в животе ныло. Он постарался говорить умиротворяюще.

— Это мой меч, я могу дать слово.

— Меч твоего господина, раб, — одернул его глава охотников, подняв оружие, чтобы взглянуть внимательней. — Вдобавок на рукояти золото, серебро и сапфиры. — Он чуть-чуть вынул меч из ножен. — И клинок из закаленной стали. Никто не носит ничего такого, кроме тех, что сопровождают вождей. И в шелках не разгуливает.

Все охотники были одеты в грубый хлопок, некогда окрашенный в зеленый цвет, но вылинявший после бесчисленных стирок и помеченный следами бесчисленных охот.

— Шелк не годится для путешествия, которое ты совершаешь. — Кто-то из них прыснул, воззрившись на дыры и грязь, украшавшие штаны Кейды.

Чистая правда. Так почему же ты не нашел чего-нибудь более подходящего, дурень? Можно подумать, ты видел недостаточно одежды, которую повесили сушиться на душистых кустах вокруг этих затерянных среди холмов селений. Теперь ты согласен платить за свою неуместную щепетильность, за все беспокойство о ком-нибудь невинном, на которого падет подозрение, и о дружбе, надолго отныне омраченной?

— Мы весь вчерашний день шли по твоему следу, — раздраженный молчанием Кейды, предводитель пихнул его в плечо, чтобы привлечь внимание. — С тех пор, как ты перевалил через хребет. Потеряли тебя ненадолго, но нынче утром опять отыскали твой след.

Кейда невольно бросил взгляд вверх, на иззубренные вершины, еще затерянные в утреннем тумане.

— Тогда вы должны знать, что я никому не нанес ущерба и не взял ничего, кроме того, что предлагает лес.

— И все же ты беглый раб, — фыркнул один из них, опершись о копье.

— Раб Дэйшей, как я теперь вижу, — их предводитель кивнул на кривой кинжал Кейды.

Кейда не смог сдержаться. Его спина напряглась, плечи с вызовом расправились.

— Гляди, подпрыгнул, как вспугнутая птица, — заметил еще один охотник с удовлетворением.

— Кинжал прекрасной работы, — вожак взмахнул Телуйетовым мечом. — Это расскажет нам, из какого дома ты бежал, как только мы покажем кому-то, кто знает. Затем, думаю, мы хорошо заработаем, когда приведем тебя обратно, верно, парни?

И как только это дойдет до ушей Уллы Сафара, он пошлет войско по всему острову, чтобы живым или мертвым доставили ему человека, у которого отнят кинжал Дэйша Кейды.

— Я не беглец, — спокойно ответил Кейда.

— Говорят, Дэйш Кейда мертв, утонул или вроде того. — Предводитель подался вперед, дыхание тухлое, волосы и борода длинные и грязные. — Ты этим воспользовался, не так ли, чтобы убраться подальше, пока не провозгласят нового вождя?

Кейда покачал головой, но сердце у него упало.

Конечно, Улла Сафар постарается раззвонить о случившемся как можно шире, упиваясь тем, как все и каждый пытаются извлечь для себя какие-то преимущества из междувластия у Дэйшей, неустанно покачивая при этом головой в огорчении. И рабов всегда недосчитываются, если умирает вождь, порой целыми оравами. У Сиркета пока по закону нет звания и прав, он еще должен объявить себя правителем и отдать приказ о проверке всего имущества владения, которое он принимает. Улла Сафар будет более чем счастлив, если за этот период Дэйши потеряют горы имущества. Ты не подумал о такой возможности, когда пересекал горы и восхищался красотами?

— Нечего сказать? — поддел его старший охотник, все еще помахивая мечом Телуйета. — Вся ложь иссякла?

— Мы отведем его обратно в Деразуллу? — спросил охотник, который держал топорик.

— Туда тяжело добираться сушей, — с сомнением сказал кто-то еще. — Восемь, девять дней самое лучшее.

— Телохранитель, меченосец, кто бы он ни был, он стоит столько, сколько весит, шелком или сандаловым деревом, — укорил их предводитель. — Но кто честнее отнесется к нам, Улла Сафар или Улла Орхан? — И он оглядел их, ожидая мнений.

Если они думают, что отвести меня назад проще простого, то они явно понятия не имеют, как хорошо обучен биться любой телохранитель. Равно и о том, как сына вождя наставляют избегать убийц.

Кулак Кейды взлетел и со всей силы ударил предводителя охотников точно в горло. Тот споткнулся, попятившись, а Кейда между тем бросился наземь и вырвал меч Телуйета из онемевших рук. Он обнажил клинок неуловимым движением, сверкающая стальная дуга заставила в страхе отпрянуть второго охотника. Ловкий шаг в сторону увел Кейду с дороги парня, неуклюже взмахнувшего топориком, а стопа, с разгону угодившая в живот предводителю, вынудила его, едва ли не задохнувшегося, свалиться на второго охотника. Оба тяжело упали, треснула кость, человек, что был сзади, завопил от внезапной боли.

Ближайший из молодчиков с копьями бросил в сторону Кейды свою сеть, грузики по ее краю просвистели в воздухе. Кейда шагнул вперед, чтобы поймать бечевки, обмотавшие его под ребрами и грозившие нарушить его дыхание. Сеть задела свежий шрам на ребрах, но, не обращая внимания на боль, он всей тяжестью своего тела вынудил охотника с сетью подтянуться к острию меча Телуйета и нарваться на него плечом. Он выбил у охотника копье ножнами, которые держал в другой руке, прежде чем повести кулак вперед, уравновесив его теми самыми ножнами, чтобы превратить нос охотника в кровавое месиво.

Когда тот упал на колени, прижав ладонь к лицу, Кейда развернулся и вовремя поймал острый наконечник второго копья, зажав его между рукоятью меча и ножнами, а затем подал свое оружие назад и лишил равновесия не ожидавшего того охотника. Когда копейщик пришел в себя, Кейда с угрозой поднял меч Телуйета.

— Я просто путник, и вам незачем меня задерживать, — он бросил недобрый взгляд на двоих за ручьем. Оба разинули рты, один держал руку на кинжале у пояса, но по лицу его было ясно, что он и не мечтает испытать себя в схватке с таким умелым бойцом. Другой уже поднял обе руки, сдаваясь.

— Отлично, теперь я продолжу свой путь, — Кейда держал меч Телуйета наготове, пока рвал обволокшую его сеть. Никто не сделал ни движения в его сторону. Глава охотников все еще лежал, распростертый на земле, и судорожно пытался восстановить дыхание, вцепившись руками в раненое горло. Второй съежился подле него с лицом, искаженным болью и страхом, и держал обеими руками стопу, вывернутую под невероятным углом.

— Ступай, и да будет проклято твое путешествие, — рявкнул второй копейщик, стоявший на коленях рядом с товарищем. Он грязной тряпкой лихорадочно перевязывал тому раненое плечо, кровь уже пропитала тряпку, скользившую под пальцами. Раненый поскуливал, слезы и что-то липкое бежали сквозь его пальцы, которыми он обхватил сломанный нос.

— Пойдете за мной снова — перебью, — сказал Кейда со всей угрозой, на какую был способен. — Всех.

И попятился от них через заросли тонких стеблей карнелилки, изредка поглядывая через плечо, чтобы примечать дорогу. Наконец его остановила густая стена красного камыша. Он прислушался к звонко разносившимся по лесу возгласам охотников, одни спорили, другие сетовали. И ни одного звука, явно указывающего на погоню. Повернувшись, Кейда побежал, петляя меж сеянцев ореховых пальм, опутанных лианами. Первой его задачей было оказаться на как можно большем расстоянии от охотников.

Нет, теперь не ложбинами и овражками, если они опять попытаются тебя выследить, охваченные жаждой мести, это первое, куда они заглянут. Что ты тогда сделаешь? Действительно убьешь их всех? Вероятно, ты уже убил их предводителя, повредив ему горло. Рана в плече, весьма похоже, нагноится, а она нанесена слишком высоко, чтобы спасти бедолагу, отняв ему руку, если туда попадет черная гниль. Чем они такое заслужили? Лишь тем, что стремились исполнить долг перед своим господином и Дэйшем Сиркетом, вернув беглого раба?

Желчь поднялась из пустого желудка, точно едкий упрек. Кейда прорывался через самые доступные места подлеска, пытаясь не спускаться с холмов. Он раздраженно рубил усики ползучих огоньков у хрупких побегов тандры окровавленным мечом Телуйета. И, наконец, прорвался к узкой, изрядно заросшей тропе. Пот жег бесчисленные царапины, полученные во время бегства. Он остановился, сердце его колотилось. Поскольку все птицы и звери бежали от шума, который он производил, или молча затаились в укрытиях, в лесу воцарилась тягостная тишина. Кейда сосчитал десять умышленно-неторопливых вдохов. Нет, никаких признаков погони.

А ведь тебя было легче легкого преследовать, ты шумел, как разбушевавшееся пламя. Или зря Дэйш Рейк учил тебя пробираться по лесу украдкой и многому другому? А теперь — возьми себя в руки. Где ты по отношению к берегу? К тому торговому пляжу, куда держал путь? Убраться из этого владения теперь более важно, чем когда-либо, предпочтительно успеть, прежде чем половит охотников всех деревень выйдет, чтобы приколотить к дереву твою шкуру.

Кейда медленно тронулся по извилистой тропе, неустанно себя укоряя. Лес протянулся впереди и повсюду вокруг, неизменный, всегда тот же самый. Утро иссякало под стопами Кейды. Но вот жажда, наконец, положила конец его самообвинениям, ее хватка вокруг его горла мало-помалу крепла. С запозданием вспомнив один из уроков Дэйша Рейка, он покинул тропу и стал искать щетинистую лиану, обвивающую железное дерево. Помня, как смеялся Агас, когда он в юности по-глупому ошибся, Кейда сделал первый надрез как можно выше, затем отсек на длину руки бурую лиану вторым ударом клинка Телуйета. Ревностно скопленная растением влага щедро хлынула и плеснула ему в лицо, в то время как он ловил все, что удастся, разинутым ртом.

И я не отдал бы это питье за обещание десятка фляг прекраснейшего золотого вина.

Он отбросил в сторону обрубок лианы, и праздные мысли испарились, когда он невзначай увидел ярко-желтый четырехугольник сухих листьев пальмы сквозь потускневшую зелень живых деревьев чуть ниже по склону. Осторожно, как можно тише двинувшись вперед, Кейда убедился, что это действительно крыша хижины, запущенной, нуждающейся в значительной починке, если только люди, которые в ней ночуют, не хотят, чтобы скорые дожди залили их, пока они спят. Однако участку вокруг нее, судя по всему, уделялось больше заботы, его недавно окопали, и черная земля высокими валами тянулась вдоль рвов, нетерпеливо ждущих, когда удастся захватить всю драгоценную воду, которую принесут запоздавшие нынче дожди. Кейда покинул тропу и обогнул пыльное открытое пространство, откуда подлесок с давних пор брали на топливо.

С давних пор, но не в последнее время. Эти кусты карнелилки растут здесь вот уже несколько лет. Птичника также не видно, ни уток, ни гусей, готовых поднять шум, если кто чужой подойдет слишком близко — обычная защита в деревнях.

За убогим укрытием увядшего душистого куста он присел на корточки, чтобы заглянуть в ветхие расколотые ставни, криво повисшие на прогнувшихся петлях. С того места, где он сидел, он ясно видел груду одеял, брошенную как попало на узкую кровать. Одежда в таком же беспорядке валялась на полу вместе с единственным накрытым крышкой горшком, а также полуразмотанным отрезом грубого хлопка, в какой любой островитянин Дэйш собирает нехитрые пожитки для недолгого путешествия.

Кто здесь останавливается? Кто-нибудь, не желающий жить в такой уединенной хижине в настоящее время, но все еще пользующийся плодородным садовым участком, пока его не отнял лес. Но где же сейчас этот усердный труженик? Собирает что-нибудь или занят каким-нибудь тайным делом?

Кейда подкрался ближе, по коже меж лопаток пробежали мурашки: а вдруг неведомый садовник сейчас вернется? С внезапной решимостью он убрал в ножны меч Телуйета, рукоять при этом щелкнула. Подтянувшись на низком подоконнике, Кейда схватил верхнее одеяло и кожаный ремень, завитком лежавший на полу. Увидев запятнанную потом рубаху, Кейда немедля натянул ее через голову, брезгливо морщась, меж тем как его руки упорно искали рукава. Ее шили на более высокого и полного человека, но она хотя бы поможет скрыть от небрежного взгляда его драные штаны.

Если явиться на торговый берег с голой грудью, это привлечет слишком много внимания, а, думается, нынче утром его нам хватило с избытком. Так, что тут есть еще, чтобы придать путнику более убедительный вид? Ты не можешь позволить себе привередничать, не теперь.

Кейда встал на колени и быстро свернул в трубку одеяло, затем туго стянул ремнем. В желудке урчало ужасающе громко в тихом полумраке заброшенного жилища. Кейда снял крышку с горшка. Внутри оказалась холодная и липкая похлебка из соллера, зерно которого смешали с раздавленными семенами тандры, стручками перца и солью, чтобы дольше не портилось. Сверху были набросаны корочки плодов лиллы. После недолгого колебания Кейда выудил корочки и соскреб со дна горшка все остатки, холодные и склизкие, выплюнув куски мякоти лиллы и подавившись этой скромной пищей после нескольких первых жадных глотков.

Вот до чего дошло, ты ешь то, чем живет один из низших островитян. Это сделано с разумным намерением или в безумии? Не знаю. Все, что я знаю сейчас, это что в пище для меня больше толку, чем в гордости.

Затем он увидел нож, которым резали плоды. Не ахти какой нож, короткая полоса неумело заточенной стали, запятнанная соком и тронутая ржавчиной. Деревянная ручка треснула, видать, отсырела когда-то, а потом ее положили сушиться, не смазав. Кейда переместился на пятки, держа руку на рукояти меча Телуйета, а другую на своем кинжале. Оба клинка выдают его как человека из некоего большого дома. Этот нож отметит своего владельца как нижайшего из низших. Все и каждый презирают человека, который достиг возраста благоразумия и не зовет своим порядочный кинжал, полученный от отца, которому так и не удалось достаточно наторговать, заработать ремеслом или усердно послужить, чтобы наделить своего сына таким подарком.

Лучше казаться нижайшим из низших, чем беглым рабом, сейчас-то уж точно.

Кейда вскочил на кровать. И оказался достаточно высоко, чтобы достать до грубо вырубленных стропил. Он бережно засунул меч Телуйета в плотно связанные пальмовые листья, повертев его из стороны в сторону, пока тот не лег ровно, спрятанный в крыше. Пристроив там же и кинжал, Кейда спрыгнул на пол, подхватил одеяло, пихнул самодельный ножик в ножны на поясе и выбежал через открытую дверь.

Пусть испытанием моего благоразумия послужит, удастся ли спокойно уйти, не обвиненным в этой краже. Это может стать знамением, которое укажет мне, на верном ли я пути.

Напряженный от ожидания разъяренных криков сзади в любой момент, Кейда поспешил дальше по петляющей тропе. Заброшенная хижина вскоре осталась далеко позади, а с ней и опасность разоблачения. Чуть далее он натолкнулся на более широкую стежку и, двинувшись по ней, обнаружил, что она вывела его к вершине долгого хребта из низких разрушенных скал, в подножие которого бьются темные волны. Не имея иного выбора, кроме как идти вперед, он обогнул, наконец, угол и встал на плоской вершине кручи. У него ушло одно мгновение, чтобы осознать, что он смотрит отсюда на истоптанную полосу песка, к которой стремился с тех самых пор, когда увидел ее с высокого горного перевала.

Любое удовлетворение при таком повороте событий продлилось бы недолго. Кейда нахмурился. Всего четыре галеры на якоре в укромном проливе между пляжем и расползшимся коралловым рифом, увенчанным пальмами. Лишь два парусных судна поменьше, отведенных на отмели. Несколько ярких навесов трепещут на берегу, скрывая товары, которые кто-то под ними предлагает. Но никто не шел мимо по песку, чтобы поглазеть или поторговаться. Кейда прошел чуть дальше, чтобы осмотреть широкое пространство меж двух гостеприимных зарослей иглоплода. Всего два костра. Спутники вождя, совершающего большой поход, могли бы разбить здесь лагерь, никого существенно не потеснив.

Как тебя порадовало бы менее десяти дней назад, узнай ты, что самые прославленные торговые пляжи Уллы Сафара в равном пренебрежении у купцов и у людей из его владения. Какое удовольствие тебе доставило бы сочувствовать жирному Сафару, тщательно выбирая выражения, чтобы он заметил, как ты на самом деле рад.

«Любому разрешено испытывать удовольствие при неудачах врага, — всегда откровенно говаривал Дэйш Рейк о таких вещах. — Помните, глупо позволять, чтобы враг это увидел, если только вы не потопили его триремы и он их больше не увидит, а ваши меченосцы у ворот его последней твердыни».

Но теперь неудача Сафара стала и твоей. Что бы сказал о таком Дэйш Рейк? «Можно ждать, пока ветер переменится, а можно самому добиться для себя множества удач, используя каждую возможность, которая представляется».

Кейда наблюдал, как гребная лодка с одной из галер приближается к берегу. Гребцам мешали бочки для воды, уложенные меж них. Соскользнув по нанесенной на скалу земле, он умудрился достичь пляжа как раз в тот момент, когда лодка коснулась грубого песка.

— Я могу вам помочь? — Кейда вошел в ленивый прибой.

Главный из гребцов кинул ему канат.

— Подтяни.

Кейда поймал конец и потянул. Старший гребец перепрыгнул через борт и присоединился к нему. Лодка один раз недовольно колыхнулась, а затем прочно встала на песке.

— Надо почистить эти бочки и наполнить, и чтобы никто не видел то, что можно увидеть, пока дело не сделано. — Он насмешливо нахмурился, покосившись на своих людей.

— Не похоже, чтобы здесь было что увидеть, на этом-то берегу, — подал голос один из гребцов, когда те начали поднимать пустые бочки над бортом.

— А ну-ка дайте мне, — несколько сдавленно предложил Кейда. — И за весло я могу взяться вместе с другими, когда вы отбудете.

— За весло? — Старшина, изумившись, потянулся, чтобы взять его руку, повернул ее ладонью вверх и проследил красную борозду, которую оставила веревка, мозолистым и твердым, как старая кожа, пальцем. — Мягкие руки, друг мой. Может, ты и готов на любую работу, но ты не гребец, а мы держим путь в северные пределы, и нам надо спешить. У нас на скамьях нет места для того, кто не может налегать на весло весь день и весь следующий.

Кейда вынудил себя наклонить голову, признавая его правоту.

— Конечно.

Последняя бочка вызвала плеск на отмели, когда гребец перебросил ее через борт. Старшина поколебался.

— Помоги нам наполнить бочки водой, и это принесет тебе немного хлеба.

Хороший вопрос для спора о нравственности важного господина с его собратьями-правителями, когда они, насытившись, ставят перед собой сласти и откидываются на шелковых подушках. Хуже быть вынужденным обокрасть островитянина, у которого нет ничего ценного, прежде всего, или принять милостыню от какого-нибудь добросердечного моряка, который сжалится над бродягой, не имеющим друзей и дошедшим до полной нужды?

Осознание, насколько он одинок, пробежало по его хребту, словно струйки холодной воды. Он глубоко вздохнул.

— Спасибо.

— Вот. — Кто-то бросил ему обрывок мешковины. — Их обильно трут песком, а не то нам придется через денек-другой пить зеленую слизь.

Кейда наклонился, чтобы дотянуться до днища одной из широких бочек, и ненароком стукнулся головами с еще одним гребцом.

— Прости.

— Скреби как можно сильнее. — Гребец крякнул от усилия, забрасывая горсть грубого песка в бочку. Кейда постарался работать так же, как он. Работа была невероятно тяжелой, приходилось, сложившись вдвое, двигать рукой на всю длину, а тут еще обод бочки впивается в подреберье. Дыхание его отражалось от деревянных стенок, а человек, работавший с ним, пах не слишком свежо.

Вероятно, он думает, что ты достаточно воняешь, чтобы распугать рыбу. И нигде не найдешь Телуйета наготове с горячей водой, ароматным мылом и мягкими душистыми полотенцами. Лучшее, на что можно надеяться, это помыться в море и натереться песком. Да будет так. Если уж я сделался нищим, я все же могу заботиться о чистоте.

— Так сойдет. — Гребец встал и шумно выдохнул. — Теперь ополоснем ее и наполним.

— Ага. — Кейда перевернул бочку и пихнул в сторону слабого ручейка, сбегающего по крошащейся скале.

— Наполнить надо, пока еще не слишком высохли, — крикнул старшина. — Если хоть одна доска треснет, я вас ею отлуплю.

В заводи у основания каменной кручи скопилось совсем мало воды, так что споласкивание бочек, освобожденных от песка, оказалось сложным и утомительным делом. Впрочем, вода не теряла прохлады, хотя солнце и стояло над самой головой. Кейду поразило, когда он понял, что уже почти полдень.

— Это последняя, верно? — Старшина гребцов появился вновь, когда последнюю бочку надежно закрыли крышкой. Он вручил Кейде неровный ломоть ломкого соллерного хлеба с копченой медузой. — Отлично, ребятки, погрузим это на борт — и можно в путь. — Гребцы без единого слова покинули Кейду у крохотной лужицы, никто даже не оглянулся на него.

Никому не нужна твоя помощь, чтобы вернуть бочки на судно, пусть даже они теперь тяжелее и с ними сложнее управиться. Никто не хочет возбудить в тебе надежду, что тебе могут позволить остаться на их галере. У них был выбор, они его сделали. А каков твой выбор? Для начала — нечего стоять здесь с видом брошенного пса. Уж на это-то у тебя должно хватить гордости.

Жуя хлеб с острой медузой, Кейда зашагал по песку к месту для привалов меж тенистыми деревьями. Люди, развалившиеся вокруг кострищ, усеянных остывшим пеплом, бросили на него взгляд-другой, не враждебно, не приветливо, едва ли с любопытством.

В конце концов, все они и прежде видали нищих, промышляющих на торговых пляжах, тех, что не связаны присягой ни с одним владением, не зовут ни один остров домом, ни в одной деревне не найдут кров и пищу.

Приуныв оттого, что увидел себя глазами этих людей, Кейда шел все дальше, пока не миновал самые дальние из деревьев и не наткнулся на неровную гряду серых пятнистых камней, перерезающих пляж, похожих на пеньки сломанных зубов в дряхлой челюсти, дочиста вымытой морями. Он повернул к воде, вступил в нее и стал мыться со всем возможным тщанием.

Вернувшись на берег, он мгновение наслаждался блаженной прохладой, прежде чем недобрый жаркий ветер, которому предстояло беспрерывно дуть до заката, не высушил его. Изменчивые приливы набросали на берег причудливую мешанину всякого хлама, застрявшего среди камней. Высохшие морские ежи, узловатые и рыжие обломки крабьих лап, обрывки водорослей, похожие на завитки старой бумаги. Тут яркий белый отблеск привлек внимание Кейды. Присев на корточки, он отмел в сторону мусор и отыскал нечто, похожее на слоновую кость. Обломанный кончик витого бивня рогатой рыбы, недостаточно долго пробывший в воде, чтобы песок и море убили его блеск. Он почти не истерся. Кейда сжал кулак вокруг белой спирали. Она оказалась теплой и живой на ощупь.

Слоновая кость. Ее белизна символизирует беспорочность, признак высокого положения, редкости и долговечности. Морского бивня это касается не меньше: в нем еще больше духа могущества, исходящего от обитателя вод, который увенчан рогом, точно иной сухопутный зверь. Ученые вожди давно писали мудрые труды, обсуждая, что может означать такое явление. Все давали разные истолкования, но сходились в одном: должно иметься безымянное зло в глубинах, чтобы побудить столь сильное морское создание обзавестись таким оружием. Морской бивень, выброшенный на пляж, всегда подобен призыву: немедленно к оружию.

«Любая примета, никем не отысканная, может иметь величайшее значение». Снова и снова говорил тебе это Дэйш Рейк. Можно ли доверять такому знаку? Достаточно ли ты теперь далек от скверны колдовства, чтобы довериться своему чутью, проницающему незримые течения настоящего и будущего? Можешь ли ты знать это наверняка?

Кейда спрятал находку глубоко в свой узелок из одеяла, прежде чем повернуться спиной к рощицам тенистых деревьев. Шагая вперед, он обшаривал взглядом пески, наклонялся, подбирал раковины, оставляя себе одни и отбрасывая другие.

— Что ты ищешь? — Торговец, терпение которого не вознаградил ни один покупатель, брел мимо, открытое одеяние цвета охры хлопало по цветным расшитым штанам, на шее висела толстая золотая цепь.

Признательный за внимание, Кейда кивнул, но продолжал всматриваться в песок.

— Глаза бури, чтобы пары подходили. Десяток.

— Вот один. — Торговец счастлив был присоединиться к поискам, чтобы развеять скуку. — О, нет, сломанный. — И швырнул прочь кремовый осколок.

— Я ищу темные внутри. — Кейда поднял белый овал, края его изогнулись друг к другу, не совсем встречаясь. Густое бурое сияние распространилось по желобкам, ведя на внутреннюю сторону, словно ресницы у почти закрытого глаза.

— А как насчет этого? — Купец потянулся за другой раковиной; граница загара и более бледной плоти стала видна, как только рукав скользнул вверх по руке. — Для чего это тебе, собственно? Хочешь сделать ожерелье?

Кейда взял раковину и сравнил с прежней добычей.

— У этой внутри, пожалуй, слишком розовое. — Еще шаг, и непрошеная мысль побудила его улыбнуться.

— Что-то рассмешило? — простодушно спросил купец, взрыхляя песок дотемна выдубленной стопой.

Кейда прочистил горло.

— Ничего. Просто вспомнил кое-что, что однажды сказал мне отец.

«Те, что темнее, глаза бури, — это достаточно ясно. Более розовые, ну что же, скажем, они могут напомнить мужчине в возрасте благоразумия о чем-то совсем ином. Можешь собрать две горсти их, если ищешь особых откровений касательно плодовитости женщины или последствий деторождения».

— Одна из этих годится? — Купец, ссутулившись, стоял с раковиной в каждой руке.

— Эта — несомненно. — Кейда взял ее. — Другая малость желтоватей, чем надо.

Купец лукаво поглядел на него.

— К чему такая разборчивость?

Кейда кинул на него вызывающий взгляд.

— Буду бросать жребий.

— Так ты предсказатель? — Внезапное понимание сменило его недоверчивое любопытство. — Да, конечно.

«А кем еще ты можешь быть, столь оборванный и грязный?» Ты хотя бы вести себя умеешь, мой друг. Зачем лгать, особенно когда ты собираешься испытать свое искусство? Дэйш Рейк достаточно часто твердил тебе: «Говори правду, насколько это возможно, и особенно когда ищешь откровения. Если ты не властен над правдой в своих собственных словах, как ты узнаешь правду, которую сообщают приметы?»

— Мой отец был большим провидцем, — ответил Кейда, пытаясь казаться беззаботным. — Я усвоил кое-что из его искусства.

— Я не видел тебя в этих краях прежде, — заметил торговец.

— Я до сих пор не много путешествовал. Мне пришлось покинуть жену… — Отзвук муки в его голосе поразил его самого. Вся жестокость обстоятельств вдруг обрушилась на него: что могло случиться, пока он совершал нелегкое путешествие через этот большой остров, глядя только вперед, ища что-нибудь, чтобы поесть и устроиться на ночь? — Мои дети… — Слова застряли в его горле.

Рекха и Сэйн, Сиркет и До, Эви, Вида, Ноа, малышка Мия и неведомый сын или дочь, которого родит Сэйн. Увидишь ли ты их когда-нибудь?

— Я не хотел быть назойливым, — с сочувствием извинился купец.

— Ты не мог знать. — Кейде удалось криво улыбнуться, когда темное веселье заглушило его боль.

Пусть эта боль кровоточит в твоих словах, когда кто-нибудь спросит, и, разумеется, никто не станет ждать, чтобы ты объяснился.

Порыв ветра заколыхал ближайший матерчатый навес. Купец ухватился за повод переменить разговор.

— Я не знаю, откуда ты. Но в моих краях такой ветер называют дыханием дракона. Скверно, не правда ли? Почему бы тебе не войти и не разделить со мной тень?

— С радостью.

И Кейда последовал за этим человеком к яркому полосатому полотнищу, умело натянутому на раму над обширным набором колоколов и колокольчиков, выставленных на отрезке прочного зеленого хлопка. Некоторые колокольцы были достаточно велики для деревенского священного шеста, а за ними шли образцы все меньше и меньше, доходя до трубочек с соломинку, которыми украшают швы одеяний для танцев, создавая серебряную бахрому и нежный звон.

— Не скажут ли тебе эти раковины, когда, наконец, начнутся дожди, пока мы все не попадали замертво от жары? — Купец сел на побывавший в странствиях сундук, накрытый легким ковриком, и, вытерев со лба пот, преувеличенно поморщился.

— Я могу угадать для тебя погоду, если хочешь. — Кейда сел, скрестив ноги, и подался вперед, чтобы начертить на песке совершенный круг. Он взглянул вверх, на солнце, а затем быстро и точно пометил на окружности четверти и по три доли в каждой.

— Сейчас мы узнаем что-то другое. — Он почувствовал, что его рука дрожит, стало быть, бросать раковины до того, как ему это разрешит предчувствие, означало бы получить вместо откровения полный вздор.

Любопытство купца разгорелось.

— Что ты видишь?

Кейда опять поглядел в небо — окончательно убедиться, что он правильно обозначил страны света — и лишь затем уставился на песок.

— Странствие.

Купец прыснул.

— Здесь в этом нет ничего необычного.

— И успешную поездку, — Кейда испытал облегчение, куда большее, чем то, что просто вызывает смех, когда изучил свой круг. Не менее пяти раковин упало внутрь дуги, означающей странствия, и все открытой стороной кверху. Наиблагоприятнейший знак.

— Что-нибудь еще? — Купец с надеждой поглядел на песок.

— Друзья. — Туда упали четыре раковины, следующее по значительности указание.

— Старые друзья или новые? — с увлечением спросил купец.

— Новые друзья. — Кейда кивнул с растущим удовлетворением. — Раковины близки к границе круга. Старые друзья оказались бы в середине.

— А что означает вот эта? — И купец указал на последнюю раковину. Кейда видел, что она упала на грань меж дружбой и враждой, внешняя сторона повернулась к нему, предупреждая.

— Я бы сказал, она напоминает, что не следует быть слишком доверчивым.

Не всех своих врагов ты оставил в Деразулле, не забывай этого.

— Это не из тех гаданий, какие я видал прежде, но твое лицо говорит, что оно предлагает здравый совет, — одобрил его купец. — Ты не погадаешь для меня?

Кейда посмотрел на купца, впервые внимательно изучив его одежду. По расшитым штанам шли полоски орнамента из мелких зверьков и деревьев, перевернутые для взгляда Кейды, но идущие в верном направлении для купца. Такого рода убранство всегда отличало самые дальние из восточных пределов, как он вспомнил.

— Ты забрался далеко от дома.

— Что правда, то правда. — Купец печально махнул рукой в сторону почти пустого пляжа. — И выбрал скверное время для плавания сюда — со всеми этими неурядицами на юге.

— Ты вполне можешь вернуться в восточные края до первых дождей. — По укоренившейся с детства привычке, Кейда проверил окоем. — У тебя есть на примете надежная стоянка, чтобы туда направиться?

— Мы пойдем напрямик через воды Эндита, — кивнул купец. — И заберем полный груз нераспроданных товаров, — извиняясь, добавил он. — Так что места на борту нет даже для ручной певчей птицы, не говоря о человеке.

— Я не в досаде. Мне нужно на север, а не на восток. — Кейда подобрал раковины и бережно пересыпал из одной руки в другую. — Ты говорил о бедах на юге. Я предлагаю прорицание в обмен на то, что ты знаешь. — Он надеялся, что купец не заметит напряжения, превратившего его хребет в железный прут.

— К югу отсюда завелось волшебство, дружище, — напрямик ответил купец. — Я слишком от многих об этом слышал, чтобы это было враньем.

— В водах Редигала? — с показной небрежностью предположил Кейда.

— Не так близко. — Купец покачал головой с непритворным облегчением. — Чейзены — это все, о ком я слышал. Колдовской огонь запалил острова, и все бежали в воды Дэйша. О, да ты, поди, слышал молву, будто Дэйш Кейда мертв? Некоторые ломают голову, простое это совпадение или злой умысел, пролагающий дорогу чародейству.

— Я кое-что об этом слышал. — Кейда не посмел поднять глаза и встретиться со взглядом купца. — Как ты оцениваешь положение Дэйша Сиркета, если он станет вождем?

— Если он настолько же сын своего отца, насколько Дэйш Кейда был сыном Дэйша Рейка, то он достаточно крепок, чтобы встать против чего угодно, кроме самого откровенного волшебства, — уверенно заявил купец. — Буду держать это в голове, когда стану в следующий раз точить свой клинок, чтобы заточить и удачу паренька.

«Любая примета, никем не отысканная, может иметь величайшее значение». Разве не часто Дэйш Рейк повторял тебе, что истина является в случайно услышанных словах?

— А не говорят ли о том, что это волшебство идет на север? — спросил Кейда, и в его желудке возник тугой узел.

— Нет, — купец покачал головой со спокойной уверенностью. — Не теперь, когда дожди хлынут со дня на день.

Кейда тепло улыбнулся ему.

— Посмотрим, что скажут раковины о твоем плавании в воды Эндита.

Он бросил раковины и поднял лицо с улыбкой.

— Могу сказать, что попутный ветер доставит тебя туда, а добрая удача ждет тогда и там, где ты пристанешь.

— Чем ты занят, приятель?

Кейда обернулся и увидел троих, идущих к ним по берегу, не иначе, как обративших внимание на хоть какое-то оживление на этом пляже. Как и новый знакомый Кейды, то явно были купцы, бороздившие воды на собственных кораблях.

— Он предсказывает мне будущее. Наш друг — прорицатель. — Купец сощурил глаза от яркого солнца. — Полагаю, я буду в пути до конца дня. Здесь торговли нет и, похоже, не будет…

— Вероятно, я тоже, — пожал плечами один из подошедших. На поясе у него висел эндитский кинжал с острым, загнутым назад лезвием. — Вчера мы только и могли, что делать предложения друг другу, и не кажется, что сегодня преуспеем сколько-нибудь больше. — Скорее жилистый, чем мускулистый, с недавно заплетенными волосами и бородой, весь с головы до ног в белом хлопке, без единого пятнышка, хотя место и не способствовало сохранению чистоты.

— Если мы подождем еще, возможно, привлечем сюда с холмов кого-нибудь из людей Уллы, — возразил второй, ширококостный и плотный, с седеющими волосами и бородой, с голосом, огрубевшим за годы, когда требовалось перекрикивать ветер и волны. Кейда приметил у его пояса тайрский клинок с рукоятью из оленьего копыта. — И все, что нас ждет наверняка, если мы отчалим, — это возвращение домой с доброй половиной груза, который мы брали. Какой в этом прок?

— Эндит Наи, может, и не будет в восторге, если я доложу ему о такой убогой торговле, но я хотя бы смогу пообещать ему отплыть с обилием готового в путь товара, как только воды прояснятся. — Купец-щеголь явно принял решение. — И, возможно, эти беспорядки на юге пройдут, — добавил он, бросив выразительный взгляд на тайрского корабельщика. — Как я понимаю, это одна из причин, по которым люди Уллы держатся поближе к своим домишкам.

— Не было ни слова о такого рода напастях где-либо к северу от Чейзена, — возразил тайрец.

— А что скажет прорицатель? — Третий владелец галеры стоял, перенеся вес на ногу, что была сзади и, сложив руки, наблюдал за спором других. Все трое были одеты на единый лад, в рубашки без рукавов и штаны, как и любой моряк, но одежда этого малого была из лучшей ткани, лучше скроена и расшита морскими змеями, обвившимися вокруг его плеч. Он вдобавок казался варваром не меньше, чем раб Сэйн Ханьяд, хотя был моложе, едва ли ровесник Кейде. Солнце заставило его кожу потемнеть до цвета меди, а волосы выгореть до тусклого золота, и он так же бросался в глаза среди темных голов вокруг, как если бы в их круг вдруг впорхнула Зеркальная Птица.

— Ты можешь нам сказать, когда пойдут первые дожди? — спросил эндитский корабельщик.

— Я смогу прочесть для вас предзнаменования, — спокойно ответил Кейда. — А сделаю ли это, зависит от того, что вы можете сделать для меня взамен.

Это заставило замолчать обоих мореходов, эндитского и тайрского.

— Чего ты хочешь? — веселясь, спросил варвар.

Время испытать твою удачу, Дэйш Кейда.

— Уплыть на север. — На миг его смутило, что зеленые глаза этого человека похожи на его собственные. — Я не гребец, как видно по моим рукам, но могу пообещать, что буду полезен. Я могу носить воду твоим гребцам, подменить уставшего, сказать тебе все, что ни увижу, о погоде и морях впереди. — Он опять пересыпал раковины из руки в руку.

— Не думаю, что мой старшина гребцов поблагодарил бы меня за тебя.

Кейда спросил себя, нет ли у эндитского морехода причин что-то подозревать, или это просто привычка.

— Я могу взять тебя в воды Туле, — неохотно предложил тайрский судовладелец.

— Как далеко на север тебе нужно? — спросил варвар. — У нас корабль Икади, и мы держим путь домой.

Другие в изумлении воззрились на него.

— Он — самое близкое к прорицателю, что мы можем найти на здешнем берегу, — пояснил икадец. — Можете поискать по деревням, если вам угодно, но даже если найдете кого-то, кто сможет читать для вас знаки, это вам дорого обойдется, сами понимаете.

Кейда рылся в памяти, ища любых упоминаний о владении Икади.

Как далеко это к северу? Почти у самых беспредельных земель? То должен быть благой для меня знак. Ты был прав, мой отец. Не упусти возможность, и сам сотворишь для себя удачу.

— Я отправлюсь с тобой до самого конца. — Он улыбнулся варвару. — И весь путь стану толковать для тебя погоду и предвестия.

— Ты, разумеется, хорошо на этом выгадал. — Тайрский корабельщик поглядел на Кейду с неудовольствием. — А чего будут стоить твои озарения мне теперь, когда я не могу предложить тебе место на судне?

— Пары штанов, — бойко ответил Кейда. — И рубахи, не новой, если запасной нет, но чистой, по возможности.

— Мы могли бы выбирать из четырех или пяти прорицателей на этом пляже, — пробурчал эндитский купец. — В последний раз здесь был один с ящиком кристаллов и шелковой звездной картой, на которую их можно было бросать.

— А в этот раз только я. — Кейда улыбнулся ему. — И если тебе нужно любое предупреждение о скверной погоде или о чем-то похуже, идущем с юга, это обойдется тебе в миску, ложку и мех для воды…

— Если твой отец был прорицателем, не была ли твоя мать торговкой? — засмеялся купец с востока, который первым свел с ним знакомство.

Кейда подмигнул ему.

— Вроде того.

— О, отлично, — с известной недоброжелательной учтивостью произнес эндитский купец. — Я согласен.

— Если бы не было этой напасти на юге… — И тайрский корабельщик умолк. — Хорошо.

— Вы жгли общий костер? — Кейда встал и вскинул узел себе на плечо.

— Да. — Эндитский купец все еще глядел на него с сомнением.

Кейда повел трех судовладельцев и дружелюбного купца с востока к месту для становищ и замер у первого же почернелого круга.

— Этот?

— И все наши матросы собирали топливо, — подтвердил варвар из Икади.

— Тогда можно заняться гаданием здесь. — Кейда склонился, чтобы подобрать в кругу камней полусгоревшую палку, и ее обугленным концом вывел на земле свой круг. Затем принялся размечать каждую четверть и дугу сполна, тщательно выводя знаки каждого созвездия снаружи. Подняв взгляд, он увидел, что мореход из Икади сверяется с маленьким компасом. Тот одобряюще кивнул Кейде.

— Север точь-в-точь где положено.

Кейда улыбнулся.

— Отец хорошо меня учил.

— Что теперь? — с нетерпением спросил эндитский купец.

— Скажи нам, что нас ждет, если мы останемся на этом пляже в надежде на торговлю, — быстро произнес тайрец.

Кейда собирался бросать раковины в круг, когда его руку остановила внезапная мысль.

Ты можешь дать им любое толкование, какого они хотят. Ты не Дэйш Кейда, каждое слово которого обсуждается, сравнивается со сказанным ранее, тщательно рассматривается в свете любых событий, которые могут их позднее подтвердить или опровергнуть. Никто даже не увидит сходства с Дэйшем Кейдой, если один раз бросал взгляд на палубу далекой триремы или любовался великолепным шествием в шелках и драгоценных камнях. Ты никто, прорицатель, которого они вряд ли увидят снова.

Никто, но все же имеешь власть. Не власть Дэйша Кейды, но тем не менее власть. Ты можешь поведать им о прямых последствиях, если они останутся тут, и не только теперь, но и если они вообще вернутся. Ты можешь предречь бедствие любому кораблю, который дерзнет войти в воды Уллы отныне и до возврата драконьей звезды, возвещающей о новом годе. Эти мореходы передадут сказанное другим, они не посмеют этого умолчать. Ты можешь нанести немыслимый ущерб владению Улла всего несколькими удачно выбранными словами. Может, ты и нищий прорицатель, но какая у такого человека причина лгать?

— Так что? — Икадский мореход пристально поглядел на него зелеными глазами, так похожими на его собственные.

Нет. Я не совершу вероломства даже ради мести Улле Сафару.

Кейда поднял лицо к полыхающей чаше небес, бросил раковины, а затем поглядел вниз.

— Несомненно, богатства вам будущее не сулит, — сказал он с некоторым изумлением. Соответствующая дуга была совершенно пуста, ни раковины.

— Как это? — Тайрский судовладелец поглядел на землю, как если бы ожидал увидеть слова, которые сами собой написались в грязи.

— А что принесет будущее? — спросил эндитский купец.

— Странствия для всех троих. Честь для двоих. — Кейда поджал губы. — Дружбу для третьего.

— И кто же это из нас? — осведомился икадский варвар.

Кейда поглядел на него.

— Не могу сказать, пока не погляжу для всех по отдельности.

— Что еще ты видишь? — Эндитский купец все еще глазел на забросанный раковинами круг.

Кейда оглядел остальные раковины. Одна лежала внутри дуги, означающей здоровье, открытой стороной вверх, другая рядом, в дуге детей. Не зная многого об этих троих, нельзя было сказать, о чьей семье речь. Тщательно скрыв свое лицо, последняя упала в дугу сверстников. И все три на полпути между центром и окружностью.

— Ваши семьи будут рады вновь видеть вас дома, — уверенно сказал он. — И чем скорее, тем лучше.

— Мне едва ли нужен прорицатель, чтобы это узнать, — нахмурился тайрский корабельщик. — Правда, вряд ли они с таким удовольствием примут меня, если наш вождь не окажет нам милость и не позаботится, чтобы мы были сыты всю пору дождей.

— Лучше безопасность дома, пусть даже для голодного, чем стать утопленником с полным брюхом соленой воды. Для меня это достаточно ясно. — И эндитский купец тяжело вздохнул.

— Полагаю, ты заслужил этим кое-какие объедки от моего старшины гребцов, — недоброжелательно хмыкнул тайрский судовладелец. — Я дождусь лучшего прорицателя, и тогда спрошу о чем-то еще.

— Для меня твои слова достаточно хороши. — Эндитский торговец улыбнулся несколько добродушнее. — Я пошлю вознаграждение для тебя на «Прыгающую Рыбу», не так ли?

— Если это та галера, на которой я отбываю, — ответил Кейда, бросив взгляд на икадского варвара, который кивнул, подтверждая, что это так.

— Как ты говоришь, яснее ясного, что здесь мы не разживемся. — Корабельщик из Икади склонился, чтобы собрать раковины Кейды, и вручил их ему с улыбкой. — Бек! — Его внезапный крик заставил обернуться людей у тенистых деревьев. — Давай-ка готовиться в путь, пока мы еще можем воспользоваться отливом!

Моряки с других галер не ждали приказов своих хозяев, но немедленно начали подниматься и собирать пожитки, складывая их на песке у воды, что послужило знаком кораблям послать на берег лодки.

Купец с востока дружески кивнул Кейде на прощание.

— Спасибо за то, что прочел мой путь. Надеюсь, твое путешествие станет удачным. А вот моя плата за твое предсказание, и надеюсь, ты обретешь вновь то, что потерял. — Он вручил Кейде маленький золотой колокольчик, вроде тех, что Джанне любила вешать у себя на окнах, чтобы ими играл ветерок.

Поразившись, Кейда не смог найти ответ, прежде чем корабельщик двинулся прочь, взывая к своей лодке, чтобы ему помогли собрать товар. Все мелкие торговцы сворачивали меж тем свои навесы, складывали товар в сундуки и ждали, когда их доставят обратно на корабли.

Кейда снова и снова поворачивал золотой колокольчик в руке, и настроение его поднималось.

В конце концов, ты все-таки навредил Улле Сафару, и для этого не понадобилось себя бесчестить. Ты получил место на корабле, идущем на север, дальше, чем края, в какие мог бы надеяться попасть, и дар, который преподнесешь Джанне, когда вернешься. Какие тебе еще нужны доказательства, что ты на верном пути, что поиски не окажутся тщетными?

— Что ты можешь сказать мне о дождях, друг, если мы отплываем сегодня? — Икадский корабельщик пристально поглядел на него.

Кейда надежно спрятал колокольчик в своем узле вместе с завитком морского рога и принялся изучать небо. Белый след протянулся над островами, скрывающими южный окоем, но ни намека на нечто большее, ни намека на тонкое молочное покрывало, которое придает небу цвет перламутра, прежде чем взыграют бури и окрасят его в унылый цвет устричной раковины. Подойдя к воде, он глядел, как прибой обегает риф, подметил цвет воды в открытом море. Оборотясь к суше, он принюхался к красноречивому запаху душистых деревьев в путаных зарослях над пляжем. Листья их свернулись, показав серебристую изнанку. Изменчивая песня птицеславы проплыла над деревьями, ее дружок подхватил, и они запели вместе в чарующем ладу.

— После полудня будет жаркий ветер, а вечером ливень, но есть еще три дня, а то и более, прежде чем явятся настоящие бури, — с уверенностью сообщил он.

Лоб икадского корабельщика сморщился в задумчивости.

— Что позволит нам спокойно войти в главный пролив в водах Сейна. А он для нас достаточно защищен, чтобы грести в любую погоду, кроме самой скверной. Итак, дружище, — добавил он, — если ты присоединяешься к нам, я должен знать твое имя.

— Кадирн. — Когда был еще был совсем мал, у его матери Зари Дэйш был телохранитель, которого так звали. Это имя звучало достаточно близко к его настоящему имени, чтобы привлекать его внимание почти всегда.

— Я Године. — Икадский корабельщик прошел к одной из лодок с галер, подтянувшихся к самому берегу, чтобы принять груз. — Мы не часто ходим на юг отсюда, — небрежно продолжал он. — Но я предпочел бы не ссориться ни с кем из вождей. С другой стороны, есть некоторые вожди, с которыми я предпочел бы не иметь дела, учитывая, как они обращаются со своими людьми. — Он устремил на Кейду многозначительный взгляд. — С людьми, которые не могут собрать свои горшки и сковороды и сесть на корабль до ближайшего острова, если им не нравится власть, под которой они живут. Если есть владение, где тебе лучше оставаться на борту, если мы вдруг туда зайдем, я это учту. И больше можешь не говорить.

— Мои… — Кейда прикусил губу и быстро подумал. — У меня есть враги, не стану тебе лгать. Они думают, что я мертв, но на всякий случай мне стоило бы никому не попадаться на глаза, пока мы не оставим воды Уллы, а также Эндита, да и Туле.

— Я был рабом. — Године улыбнулся неведомо с чего. — Это вполне можно угадать по моим глазам и волосам. Икади Насс купил меня и мою мать у отца Махафа Кору. Я был слишком юн, чтобы много помнить о том времени, а моя мать об этом и говорить не желает, но она всегда твердила мне, что нам повезло, что нас продали туда, куда продали. Она унесет отметины от бича с собой в могилу, это все, что я знаю. — Он бросил на Кейду взгляд искоса.

— И ты дорос до хозяина этого корабля, «Прыгающей Рыбы», не так ли? — Кейда поглядел на галеру, дабы избежать встречи с глазами Године.

— Моя мать родила Икади Нассу дочь, и он освободил нас обоих. — Мореход с гордостью улыбнулся. — Мой повелитель нашел мне место на своих галерах, и с тех пор я не оглядывался назад.

— Если только буря не нагрянет с кормы, — с улыбкой заметил Кейда.

Године посмотрел на него с невозмутимым лицом.

— Надеюсь, ты будешь предупреждать меня о любых бурях, что нагрянут с юга. Любого рода.

Кейда поглядел на него.

— Я буду делать все, что могу. — И это не было ложью.

— Хорошо. — Године махнул рукой ждавшей их лодке. — Первое, что ты можешь, это научиться работать веслом.