ЛИДИЯ НЕКРАСОВА

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

ГЛАВА X

Слезливый октябрь заглядывал в комнату. По улице, по черным лужам бежали люди. Сегодня дождь шел смешанный со снегом, и на тротуарах стояла жидкая холодная грязь.

Снег был снегом, только пока он кружился в воздухе. Прикасаясь к людям, к мостовым, к фонарям, к тротуарам, он превращался в грязную воду. Был конец октября, а из водосточной трубы мимо окна лились мутные потоки.

В комнате было холодно. Пустая печка напрасно разевала рот. Дров не было. Тетя Катя сидела за швейной машинкой. Изо рта у нее шел пар. А Маке и Павлику было жарко и весело.

Громко топая ногами, Мака скакала по квадратикам пола и распевала:

И сегодня и вчера

Дождик льет как из ведра…

Мы не ходим под дождем,

Дождик дома переждем…

За ней прыгал Павлик и старался подпевать. Маке было весело, и поэтому слова кружились вокруг нее звонкие и веселые.

Одно слово цеплялось за другое, откуда-то прибегал. другие, похожие слова, из слов получалась песня, которую можно было петь, с которой можно было прыгать. Эта песенка выстроилась из слов, так же как из кубиков строился домик.

И сегодня и вчера

Дождик льет как из ведра…

Два раза подпрыгнуть на правой ноге. Два раза - на левой. А потом затопать обеими ногами.

- Откуда ты взяла это? - спросила тетя Катя, когда Мака и Павлик, Пыхтя и сверкая глазами, проскакали мимо нее.

Мака остановилась. Задумалась. И Павлик чуть не налетел на нее. Мака тряхнула головой.

- Откуда взяла? Не знаю. Оно само взялось. Чтобы стало тепло… А мы ведь, правда, сидим дома, и дождь идет… И сегодня и вчера…

И Мака, задрав голову, понеслась дальше.

Ах, если бы комната была побольше! Чтобы можно было, не сворачивая в сторону, не налетая на стол, вот так скакать и скакать, далеко, далеко. По длинной ровной дороге.

И вдруг опять раздались выстрелы. Близко-близко! Совсем рядом с домом. Не успела тетя Катя спохватиться, как Мака и Павлик уже сидели на подоконнике, прижав носы к стеклу.

- Смотри, как интересно! Стреляют! - кричал Павлик. Тетя Катя подбежала к ним и стала стаскивать Павлика с подоконника, а он упирался и визжал:

- Хочу смотреть, хочу смотреть, интересно! Частые, частые выстрелы раздавались уже чуть дальше…

Сухо стуча подковами по мостовой, бежали лошади. За ними тарахтела пушка… Вот промаршировал отряд людей с ружьями через плечо. Но это не были солдаты. Все люди были одеты в самые обыкновенные домашние пальто и куртки. У нескольких на головах были надеты даже шляпы. У всех на рукавах были красные повязки. Прокатился грузовик, ощетинившийся штыками. Впереди развевался красный флаг.

- Нельзя сидеть на окне! - упрашивала тетя Катя.

- А я хочу посмотреть, как стреляют! - упирался Павлик и ни за что не хотел слезать. - Я хочу посмотреть, какая это война!

- Слезай, глупый! - наконец рассердилась тетя Катя. - Это не война. Уже никто не стреляет. - И она утащила Павлика в другой конец комнаты. А выстрелы вдруг опять загремели, и снова пробежали по улице вооруженные люди.

Стало темнеть. Тетя Катя зажгла свет.

- Невозможно сидеть в таком холоде, - вдруг сказала она. - Сейчас пойду разломаю табуретку и затоплю печку.

Убедившись, что Мака и Павлик уже не лезут на подоконник, а смирно сидят и смотрят картинки в книжке, тетя Катя пошла ломать табуретку.

Наверное, табуретка разломалась очень легко, потому что скоро тетя Катя вернулась в комнату и набила полную печку сухими короткими дощечками.

Она чиркнула зажигалкой, и быстрые язычки огня взметнулись в печке.

- Садитесь-ка тут рядом со мной, будем греться и читать, - сказала тетя Катя и поставила рядом низенькие стульчики.

Жил старик со своею старухой

У самого синего моря.

Жили они в ветхой землянке

Ровно тридцать лет и три года…

Спокойно и медленно читала тетя Катя, а Павлик и Мака с двух сторон заглядывали в книжку: Табуретка в печке весело трещала, и смола вытапливалась из сухих дощечек. Так стало хорошо, тепло и уютно перед открытой дверкой печки.

И вдруг погас свет.

- Это еще что такое? - сказала тетя Катя таким голосом, как будто Мака или Павлик были в этом виноваты.

- Темно… - сказал Павлик.

- А как же дальше читать?

- Хорошо, - сказала спокойно тетя Катя. - Пока горит табуретка, будем читать. Вот какая у нас табуретка! Она и дрова, она и лампа! Скоро девять часов, до девяти почитаем, а потом Павлик ляжет спать.

Старик ловил неводом рыбу,

Старуха пряла свою пряжу… -

продолжалась сказка.

И вдруг загремел гром. Как будто летняя гроза грохнула над крышами, ударила с неба близко-близко… Задребезжали стекла. Тетя Катя перестала читать и закрыла книжку.

- Разве зимой бывает гроза? - удивленно спросила Мака. - Уже зима, а гром гремит!

- Нет, - сказала тетя Катя. - Это опять стреляют, но что-то очень уж громко.

И в эту минуту в комнату вбежала мама. Мака бросилась к ней навстречу, обняла маму и почувствовала, что пальто у мамы все мокрое, холодное…

- Слышите, гремит! - торжественно сказала мама, не обращая даже внимания на то, что в комнате темно, что топится печка.

- Это крейсер «Аврора» стреляет по Зимнему дворцу! Это стреляют пушки Петропавловской крепости… - А гром все перекатывался, все гремели тяжелые раскаты.

- Вот сегодня настоящая революция! Солдаты отказались стрелять в народ! И Ленин приехал в Петроград!

- Господи! - воскликнула тетя Катя. - Хоть бы война окончилась! Вы сегодня не ходите домой, как-нибудь переночуем вместе, а то темно и около Смольного, наверное, стреляют…

И Маку опять уложили спать на знакомом диванчике.

А следующий день начался коротким звонким словом «Мир!»

Мака проснулась оттого, что тетя Катя вбежала в комнату с этим громким словом. Шапка у тети Кати съехала набок. Кипа газет была у нее в руках.

- Мир! - еще раз крикнула она и бросилась целовать маму. Потом, бросив на стол газеты, тетя Катя стащила Маку с диванчика и высоко подняла ее своими большими руками.

- Мир! Понимаете? Мир! Такое первое постановление большевиков. - Тетя Катя поставила Маку на стол и потом снова обняла ее.- Окончена война. Совсем окончена. Теперь наш папа вернется домой. - Тетя Катя обнимала Маку, целовала Павлика и радостно смеялась.

Но мама вдруг как-то странно съежилась и села на стул. Тетя Катя бросилась к ней.

- Простите меня, я забыла…

Но мама обняла ее.

- Я так рада за вас! Это такое счастье, что война окончена! Это такой праздник для всех… А нам с Макой некого ждать с войны.