"Проблемы формы, систематики и эволюции организмов. М.: Наука, 1982" - читать интересную книгу автора (Любищев А.А.)

Философия систематики

Этот наиболее общий отдел можно наметить пока только в виде краткой программы. Я в своих исканиях исходил из довольно расплывчатых платоновских представлений, навеянных в свое время размышлениями над конкретным эмпирическим материалом и небольшим знакомством с философией (среди биологов особенно важно имя К.К. Шнейдера). Но эти философские идеи должны подвергнуться шлифовке и модификации под влиянием дальнейшего размышления над эмпирическим материалом наряду с углубленным изучением особенно философии Гегеля. Кратко философские проблемы систематики сводятся к следующему (отнюдь не пытаясь охватить все возможные разделы).

А. Проблема реальности {}таксономических единиц30. Этот вопрос уже был мною затронут в докладе о логических основаниях современных направлений в биологии (печатные тезисы в "Трудах IV Всесоюзного съезда зоологов, анатомов и гистологов" в Киеве в 1930 г.). Я помню, что я там указывал на различные критерии "реальности" таксономических категорий, смотря по природе разобщенности соседних элементов системы, и различал следующие виды разобщенности.

1. Чисто физическая разобщенность индивидов; с этой точки зрения только индивиды имеют реальное существование, все же таксономические группы-абстракции, более или менее субъективные.

2. Генетическая разобщенность. Виды - совокупность свободно скрещивающихся индивидов. С этой точки зрения вид - единственно реальная категория в разрезе данного времени. Он перестает быть реальностью, если откинуть ограничение во времени при условии, что справедлива гипотеза (отвергаемая, между прочим, самим Ч. Дарвином) о монотонном характере эволюции; если же эволюция не монотонна, то вид может быть реальностью и вообще, а не только в разрезе времени.

3. Наличие чисто систематической разобщенности - разобщенности "конгрегаций" в смысле {Е.С. Смирнова31}. С этой точки зрения таксономическая единица любого порядка может быть вполне реальна, если в пространстве нескольких измерений элементы ее выполняют эллипсоид высшего порядка, ясно отграниченный от соседних подобных же эллипсоидов. Это обобщение понятия хиатуса, выработанного для одного признака. Этот последний вид разобщенности уже приводит нас к высшей форме систематической разобщенности - разобщенности идеи, лежащей в основе системы.

Б. Систематика и морфология. Поскольку основным объектом систематики (хотя и не единственным) является органическая форма, теория и практика систематики связаны теснейшим образом с вопросом о том, что такое органическая форма. На этот вопрос имеется несколько ответов:

1. органическая форма есть {эпифеномен32} многочисленных разнообразных материальных процессов (подобно форме горы);

2. органическая форма есть следствие химического состава организма (как у кристаллов);

3. органическая форма есть совокупность приспособлений,

4. органическая форма есть самостоятельная биологическая субстанция - чистая геометрическая форма Скиапарелли.

Дискуссия по этому вопросу относится уже к морфологии и к проблеме приспособления. Здесь ограничусь лишь тем замечанием, что, несмотря на формальное сходство некоторых выводов химической и биологической систематики (периодическая система элементов; квазипериодические системы многих групп организмов), именно наличие такого формального сходства свидетельствует о наличии глубокого различия реальных сущностей в химии и биологии. Поэтому не удивительно, а, напротив, вполне естественно, что именно механисты и механистические материалисты решительно отрицают возможность рациональной систематики в биологии. В самом деле, организм отличается от химических элементов и соединений двумя признаками: а) чрезвычайной сложностью и, главное, гетерогенностью строения; б) наличием приспособлений. Первый признак не допускает рационализации формы, если отрицать форму как самостоятельную субстанцию в иной плоскости бытия, чем материя (в физическом смысле, не в философском). Второй же признак при придании ему ведущего значения (что обычно у биологов) рассматривает организмы, как находящиеся в состоянии "flexibilitas cerea", восковой гибкости: рационализация формы становится принципиально невозможной. Что иррациональное (ходячее) понимание формы приводит иногда в тупик, об этом свидетельствует, например, откровенное признание д'Арси Томпсона (в его книге "On growth and form"-"Рост и Форма"; Thompson, 1942): возможность превращения очертаний одного вида рыб в другой путем простого преобразования системы координат противоречит эпифеноменальному пониманию формы. Это своего рода доказательство от противного в пользу геометрического характера органических форм. Из антиномии - а) форма - следствие приспособления и б) форма - самостоятельная субстанция, чистая геометрическая форма Скиапарелли - я вижу такой выход: приспособление есть частный случай гармонического строения, которое не противоречит, а вытекает из понятия чистой формы. Для углубления в этот вопрос полезно проштудировать аналогии в языкознании. Язык кажется простым агломератом слов, но этому противоречат такие явления в языкознании:

1. классификация языков на аморфные, агглютинативные, флексивные (см., например: "Грамматику киргизского языка" {И. А. Батманова33});

2. явление сингармонизма, например, в киргизском языке:

3. антагонистические изменения в родственных языках, диалектах, жаргоне и в литературном языке:

украинский: хфилософ, хфедор, фист;

русский: философ, Федор, хвост;

русский литературный: цепь, царица, человек, чара;

псковский: чепь, чарича, целовек, цара;

литературный: бегу, бежишь, бежит, бежим, бежите, бегут;

жаргон: бежу, бегешь, бегет, бегим, бегете, бежат;

литературный: хочу, хочешь, хочет, хотите, хотят;

жаргон: хотю, хотит, хочем, хочете, хочут;

4. теория Марра, где полифилетизм в отношении языков доведен как будто до таких пределов, которые и не снились самим крайним биологам - антидарвинистам.

В. Метафизика систематики. Всякую метафизику я определяю в ее чисто этимологическом смысле - выхождение за пределы нашего опыта (но отнюдь не имеющую качества принципиально непознаваемого). Здесь мы подходим к самым общим проблемам биологии и философии: вид как идея; организмы - чистые формы; проблема целесообразности как частный случай мировой гармонии, все более теряющей утилитарный характер и все более приобретающей эстетический характер; красота как абсолютная реальность, развитие организмов как воплощение идеи, имеющей конечной целью торжество духа над материей; все это - возрождение подлинного платонизма, главного и (как указал Либманн) единственного серьезного противника дарвинизма, понимаемого как философская система, а не только как эволюционное учение.