"Исторические реалии в летописном сказании о призвании варягов" - читать интересную книгу автора (Фроянов Игорь Яковлевич)

ставшема обеима полкома противу собе, и рече Редедя к Мьстиславу: "Чего ради
губиве дружину межи собою? Но снидеве ся сама бороть. Да аще одолееши ты, то
возмеши именье мое, и жену мои, и дети мое, и землю мою. Аще ли аз одолею,
то възму твое все". И рече Мьстислав: "Тако буди". И рече Редедя ко
Мьстиславу: "Не оружием ся бьеве, но борьбою". И яста ся бороти крепко, и
надолзе борющимися има, нача изнемогати Мьстислав: "О пречистая богородица
помози ми. Аще бо одолею сему, съзижю церковь во иш твое". И се рек удари им
о землю. И вын зе ножъ, и зареза Редедю. И шед в землю его, взя все именье
его, и жену его и дети его, и дань възложи на касогы" 72). Судя по
летописному рассказу, пишет А. В. Гадло, "и "князь касожский", и Мстислав
понимали исключительную значимость предстоявшего сражения, и этимбылошзвано
обоюдное решение обратиться к поединку, то есть к суду высших,
сверхъестественных сил, особую связь с которыми каждый из них ощущал и в
помощи которых был уверен. Смысл поединка двух вождей и неотвратимость
гибели одного из них, несомненно, были понятны и их дружинам, что объясняет
их созерцательную позицию на поле боя. Такой способ решения важных
политических вопросов в эпоху, о которой идет речь, был широко
распространен". Победив касожского князя, Мстислав "приобрел право на власть
не только над адыгами, населявшими Кубанскую дельту, но и над всей адыгской
общностью, сувереном которой бьш Редедя. Причем акт единоборства,
происходившего открыто на глазах представителей сторон, на паритетных
условиях, должен был восприниматься как ритуальная форма передачи власти. Не
случайно летопись не говорит ни о сопротивлении адыгов (касогов) Мстиславу,
ни о битве, последовавшей за поединком. Согласно повествованию о событиях
1023-1024 гг., Мстислав бьш признан вождем адыгских дружин, и они
последовали за ним на Русь, где составили ядро его войск в сражениях с
Ярославом" 73).
На фоне привлеченных исторических материалов захват власти Рюриком
посредством убийства князя словен Вадима не покажется надуманным рассказом.
В примерах с Гунном и Ярмериком, Мстиславом и Редедей мы видим случаи, когда
власть могла быть передана или передавалась в руки иноплеменников,
умертвивших местного вождя.
Таким образом, Сказание о призвании варягов предстает перед нами и в
идейном и в конкретно-историческом плане как сложное и многослойное
произведение, создававшееся и обрабатывавшееся на протяжении довольно
длительного времени, заключающее в себе отголоски различных эпох
восточнославянской и древнерусской истории. В этом оно родственно памятникам
устного народного творчества, например былинам. Вот почему полностью
отрицать причастность Сказания к фольклорной традиции и утверждать сугубо
литературное его происхождение нет достаточных оснований. Но соотношение в
нем фольклорного и литературного начал должно стать предметом специального
исследования.