"Исторические реалии в летописном сказании о призвании варягов" - читать интересную книгу автора (Фроянов Игорь Яковлевич)

полагает Д. С. Лихачев, "имело культовое значение и сохранялось в Киеве в
связи с почитанием киевлянами своих пращуров" 46). Именно духом преданий о
пращурах веет от слов киевлян, говоривших Аскольду и Диру: "Была суть 3
братья, Кий, Щек, Хорив, иже сделаша градоко сь, изгибоша, и мы седим род их
платяче дань козаром". Как видим, "кияне" считали себя потомками Кия, Щека и
Хорива, а именитых братьев - своими родоначальниками 47). Этот летописный
фрагмент дает ключ к пониманию мотива о новгородцах "от рода варяжска".
Согласно ему, прародителями, родоначальниками новгородцев являются варяжские
князья, почему "людье ноугородьци" и есть "от рода варяжска", хотя "преже бо
беша словени". Эта головокружительная, исходя из современной логики,
комбинация выдержана в нормах традиционного мировоззрения древних людей,
склонных искать у истоков этнической или политической жизни племен, чужих и
собственных, овеянные мифологией фигуры героев. Для новгородцев таковыми
были варяги Рюрик, Синеус и Трувор, положившие начало их политического бытия
с его особенностями, основанными на свободе призвания и изгнания правителей.
Заметим, что здесь имеется еще одно противопоставление новгородцев
киевлянам: первые - потомки Рюрика с братьями, вторые - Кия с братьями.
Наряду с этим новгородские патриоты, выдумав трех братьев-родоначальников,
уравняли Новгород с Киевом, чтившим память Кия, Щека и Хорива.
Такова идея новгородского рассказа о призвании варягов. Но этот рассказ
был известен и киевлянам, истолковавшим его на собственный лад. Причины
включения новгородского Сказания в Повесть временных лет исследователи
объясняли по-разному. Согласно Лихачеву, это было сделано "печерским
летописцем" для пропаганды единства и братства древнерусских князей, чтобы
восстановить среди них мир. и согласие. Мавродин вслед за Грековым связывал
использование легенды Сильвестром с целью оправдать вокняжение Владимира
Мономаха в Киеве 48).
Более предпочтительным представляется мнение Рыбакова, согласно
которому варяжская легенда, помещенная в Повесть временных лет, проводила
идею "всенародного избрания, приглашения князя со стороны",
противопоставленную мысли об "исконности княжеской власти с незапамятных
времен", каковой придерживались прежние летописцы 49). К сожалению, Рыбаков
не обосновал должным образом свою, на наш взгляд, правильную по сути
позицию, ограничившись двумя лишь иллюстрациями (избрания Мстислава
новгородцами в 1102 г. и Владимира Мономаха киевлянами в 1113 г.), что
создает впечатление случайности заключений.
Появление легенды в Киевском своде, по нашему убеждению,
обусловливалось переменами в характере княжеской власти. Менялось положение
князя в обществе, он превращался в орган общинной власти, пиком выражения
которой являлось народное собрание - вече, то есть сходка всех свободных
жителей Киева и его окрестностей. В основе этих изменений лежал процесс
образования волостей-земель, или городов-государств, ще князю хотя и
отводилась весьма существенная роль верховного правителя, но подотчетного
вечевому собранию. Перемены происходили постепенно, исподволь. Однако их
результаты зримо уже обозначились в киевских событиях 1068-1069 гг., когда
горожане изгнали князя Изяслава, а на его место избрали Всеслава Полоцкого
50). Обстоятельства появления в 1113 г. на киевском столе Владимира Мономаха
еще показательнее. Он приехал в Киев по решению местного веча, которое
пригласило его к себе на княжение. С Владимира Мономаха начинается,
вероятно, систематическая практика избрания (приглашения) князей киевским