"Дикая магия" - читать интересную книгу автора (Фишер Джуд)

Глава 7 ИЛЛЮЗИИ

С ним определенно что-то было не так. Виралай думал об этом ночью, но огонь свечи судорожно дрожал, и трудно было сказать что-то с уверенностью. Теперь же, при неумолимом свете прохладного истрийского рассвета, он видел, что не ошибся. Кожа между большим и указательным пальцами левой руки начала сохнуть и отшелушиваться точно так же, как на правой руке две недели назад, при этом под ней открывались неприятного вида мертвенно-бледные ткани. Мази и смягчающие кремы немного помогли, но ненадолго, так что в конце концов Виралаю пришлось прибегнуть к непонятному заклинанию, которое он силой вытащил из кошки. Теперь правая рука выглядела розовее и «живее», чем все его бледное тело. Если так пойдет и дальше, он совсем скоро станет похожим на лоскутное одеяло.

Интересно, думал Виралай, может быть, просто сказалось глубокое погружение в истрийскую жизнь на столь долгий срок? Или же причиной стало напряжение от частого использования магических заклинаний? Или здешняя диета? Мастер, преподавая Виралаю азы кулинарного искусства, не считал нужным учить его использованию специй, которыми южане богато приправляли свою пищу. Его питание в Святилище было более чем скромным: пресный хлеб, коренья и репа, да еще в рацион входили довольно костлявые цыплята, которых Рахе вызывал заклинаниями из воздуха и которые были ненамного питательнее этого воздуха. Самого Мастера еда не заботила, впрочем, в последнее время его вообще мало что заботило. Когда Виралай покидал остров, позади оставались лишь руины былого.

Мастера не интересовало ничего, кроме Розы Эльды, существа, которое Виралай возненавидел. За время их путешествия у них сложились довольно странные отношения. Хотя сам Виралай не мог наслаждаться ее прелестями, он убедился, что другие готовы платить и переплачивать за них. Но теперь она свободна, а он влачит жалкое существование у нового, жестокого хозяина и вынужден прибегать к магии в угоду его капризам…

Виралай вздохнул и отправился искать кошку. Надо будет прошептать несколько слов над облезающей рукой, чтобы остановить болезнь.

Но Бете, кошки, в которую Рахе вложил огромное множество важных заклинаний, нигде не было.

— Чтоб тебя Фалла разорвала!

Это было самое страшное ругательство, которое он знал. Если Тайхо Ишиан услышит, Виралая жестоко накажут. Но лорд Кантары все еще был с девицей, которую Виралай приготовил для него предыдущей ночью, и покинет ее не раньше чем через час. Жизнь здесь, в Форенте, которым правил Руи Финко, состояла из сплошного разврата и чревоугодия, по крайней мере для лордов. Даже кошка, казалось, попала под дурное влияние, потому что, хотя ее и не выпускали за стены замка, она все равно умудрялась находить и убивать огромное количество зверьков. Виралаю были принесены в дар несколько мышиных семей, выложенных аккуратными рядами, пара ножек жаворонка вместе с крючками шпор, но без самого жаворонка, который, видимо, оказался слишком большим соблазном для кошки, три жирные крысы, почтовый голубь, несущий послание на серо-розовой ножке, а однажды — полумертвый кролик, который очень удивился, когда Виралай вернул его к жизни. Откуда кошка приносила этих тварей, он не имел ни малейшего представления. Мыши и крысы кишели в каждом замке, а голубь, должно быть, по глупости слетел на подоконник. Но жаворонок? Кролик? Эти существа жили только в открытом поле, а полей в окрестностях Форента почти не было.

Послание на ноге голубя оказалось весьма интересным.

Оно состояло из длинных веревок, связанных в узелки и причудливые завитушки. Расшифровка письма заняла у Виралая несколько дней, в нем говорилось про какой-то план, который провалился, потому что корабельщик по имени Дан, или что-то в этом роде, бесследно исчез.

Виралай не мог представить, почему этот корабельщик Дан кому-то так важен, что даже послали почтового голубя. Он решил выяснить это. За долгие месяцы, проведенные в мире Эльды, он понял очень важную вещь: информация здесь иной раз дороже серебра, женщин, кораблей и любых других товаров.

Он подошел к окну и выглянул — внизу лежала пропасть, глубокая до головокружения. В Истрии любили строить высоко, комната, которую он занимал в огромном замке Сэры, тоже располагалась где-то под чердаком башни. Однако если в Сэре вид из окна был на редкость приятен для глаз — парки, леса и сады, ласкаемые ветерком, — то панорама, открывавшаяся из окна замка в Форенте, вызывала уныние: мелкие улочки, рынки, люди, муравьями снующие внизу. А из северного окна открывалось море и скалы. И огромное небо. И все это было серым. Густая, влажная мгла приходила в эти богиней забытые места с Северного океана и превращала вид из окна в одно бесцветное пятно.

Виралай ненавидел эту тоскливую картину; возненавидел, как только его водворили сюда. Она слишком напоминала ему Святилище с его ледяными утесами и замерзшими пейзажами, где господствовали разные оттенки серого. Человек более романтического склада или же тот, кто много путешествовал и имел возможность сравнивать, разглядел бы в необычной палитре Святилища нежнейшие оттенки голубого, зеленого и фиолетового, но Виралай в своей жизни не знал ничего, кроме ледяного ада Мастера, и ненавидел его от всего сердца, а потому не находил ничего поэтического и в том, что окружало его сегодня.

Далеко внизу огромная волна с ревом и грохотом разбилась о зубчатые скалы под стенами замка, подняв невероятных размеров белый фонтан. Хлопья пены взлетели во влажный воздух.

Виралай поежился — инстинктивная реакция на дурные воспоминания и промозглую сырость, но когда волосы у него на затылке стали дыбом, он понял, что причина более существенна. Бете вернулась.

После того странного видения, которое посетило Виралая в Сэре, он стал вести себя с кошкой осторожно. Он быстро повернулся к ней, взволнованный тем, что животное смотрит на его беззащитную спину.

Она сидела на пороге, изящная, как статуя Баст, любимой кошки Фаллы — голова поднята, лапы вместе, хвост обвивает ноги, — и глядела на него беспощадными зелеными глазами. Виралая не покидало чувство, что Бете винит его в разлуке с Розой Эльды. Полмира отделяло сейчас кошку от успокаивающих рук женщины, которые превращали ее в ласковое, мурлычущее домашнее животное, да к тому же она теперь вынуждена выдавать заклинания ради капризов другого человека. Характер кошки начал портиться. Однако нельзя сказать, что раньше у нее был кроткий нрав: руки Виралая были покрыты маленькими белыми шрамами.

Внимательно наблюдая за кошкой краем глаза, Виралай пересек комнату и сел на кровать, чтобы позволить животному спокойно войти. Он уже оставил затею вынудить кошку смутиться под его взглядом. С того дня, когда Виралай увидел, как она превращается в огромное демоническое существо там, в Сэре, он старался избегать открытого противостояния, которое могло повлечь за собой что-либо в этом же роде. Однако волшебнику почти удалось убедить себя в том, что злобное чудовище и отдающийся эхом голос, который сопровождал его появление, было лишь галлюцинацией.

Почти, но не совсем. Был еще эпизод с мертвой овчаркой, которую Виралай на следующее утро нашел на пороге своей комнаты: ее горло было разорвано, серая жесткая шерсть заляпана пятнами запекшейся крови. Овчарка из своры охотничьих псов лорда Сэры была огромна, но насколько крупнее и беспощаднее должен быть хищник, который лишил ее жизни и притащил на самый верх башни?

— Что ж, теперь, лорд Кантары, я прекрасно вижу, почему вы опоздали к завтраку.

Руи Финко, лорд Форента, прислонился к косяку, весело разглядывая спальню. Тайхо Ишиан, лицемер и ханжа, грубо оттолкнул в сторону женщину, которая сидела на нем верхом, натянул покрывало до груди и уставился на гостя.

— Вам негде уединиться?

— В этом замке — негде.

Руи с сожалением наблюдал, как женщина оправила сабатку и ускользнула в туалетную комнату. У нее была хорошая фигура, может быть, слишком стройная на его вкус, это он заметил даже несмотря на то, что женщина была одета. Лорд Форента считал себя знатоком женщин — ведь он уже стольких уложил в постель. В конце концов, это его право и привилегия как владельца земель, и Руи тратил большую часть своего времени, доходов и усилий на создание самого лучшего гарема в Империи.

Это была Рагла? Ему стало интересно. Рагла — его любимица: неутомимая, если ее хорошенько взбодрить, обожавшая взбираться на него верхом и скакать, в то время как он любовался ее подпрыгивающими грудями. Наслаждаясь женщиной за плотно закрытыми дверьми, лорд Форента не признавал никаких сабаток — ему нравилось, как вылеплено женское тело, и он не понимал, почему благочестивее поклоняться богине, путаясь в одежде, нежели восхищаться всем великолепием ее творения.

Но Руи мог поклясться, что заметил прядь светлых волос, а ведь волосы Раглы черны как смоль…

Любопытно. Он не мог вспомнить эту женщину, перебирая всех, кого держал в гареме, а их было более сотни. Неужели лорд Кантары настолько безрассуден, что отверг более чем щедрое гостеприимство хозяина и приказал тайно доставить сюда женщину из города? Невероятно, особенно если учесть услуги информаторов, которым Руи хорошо платил, чтобы они следили за каждым шагом Тайхо. Впрочем, южный лорд — человек странный и достаточно одержимый, чтобы делать все, что взбредет в голову.

— Если ваша светлость уже отдохнули, мы могли бы продолжить нашу дискуссию.

Тайхо нетерпеливо махнул рукой. Его лицо казалось желтоватым и болезненным. Он выглядел так, будто провел неделю без сна, а не ночь удовольствий в объятиях шустрой девицы.

— Дайте мне немного времени, и я с удовольствием присоединюсь к вам, Руи. Неужели в этом чертовом дворце не закрывается ни одна дверь?

Руи Финко не стал утруждать себя ответом на такой наивный вопрос. Конечно, ни на одной двери, кроме его собственной, не было замков. Разве был бы он хорошим лордом, если бы не знал обо всех передвижениях гостей в замке Форент? Улыбнувшись и кивнув, Руи вышел, захлопнув за собой дубовую дверь.

Тайхо вскочил с кровати и кинулся через комнату к зеркалу, которое висело над каменной умывальней и кувшином с водой. В мозаичной раме зеркала его лицо выглядело ужасно: глаза налились кровью, щеки запали, подбородок черен от щетины. На лбу и вокруг глаз целый лес морщин. Выглядел сейчас Тайхо не на свои сорок три, а на все шестьдесят. Он и в самом деле мало спал, но не из-за ночных упражнений с девками, которых Тайхо регулярно требовал у Виралая: они были нужны ему для того, чтобы отвлечься, отогнать от себя демона, который захватил его душу в свои беспощадные лапы. Тайхо не мог спокойно спать уже… он подсчитал: он приехал сюда из Кантары, через Сэру, примерно во время Урожайной Луны, а Большая Ярмарка была на Четвертину года — прошло уже целых четыре луны с тех пор, как он поражен этой болезнью. От нее можно было сойти с ума.

До той роковой встречи с женщиной, которую все называли Розой Эльды, он мог считать себя человеком трезвомыслящим, думающим в первую очередь о выгоде, которую можно получить от каждого предприятия, использующим все возможные способы для укрепления своей власти и увеличения состояния. Кроме того, во многих районах Империи его имя стало символом благочестия и патриотизма, Тайхо был известен как политический оратор и защитник законов Фаллы. Он усердно трудился всю свою жизнь, чтобы показать миру человека с сильным характером; человека, живущего богато и безупречно; человека немилосердного к преступникам и имеющего безукоризненную репутацию.

А теперь? Роза Эльды — вот единственное, о чем он мог думать день и ночь: ее молочно-белая кожа, длинные золотистые волосы, которые могли бы ласково касаться его, тонкая талия, полные груди, которые могли бы нежиться в его ладонях, жар ее мягкой, безволосой…

Тайхо поймал себя на том, что уже в тысячный раз этот образ погружает его в глубокое смятение тем физическим эффектом, который производит в нем. Он ни разу не видел даже мельком обнаженной плоти этой женщины, но того единственного поцелуя в повозке продавца карт на Большой Ярмарке было достаточно, чтобы она завладела им, его телом, мыслями и душой. Он был уверен, что она одарила его совершенным пониманием того, как это — познать каждый изгиб ее тела. Тайхо навсегда потерял покой от влечения к ней.

Он был не только изможден — член его теперь постоянно находился в упругом состоянии. Настоящий кошмар, не говоря уже о смущении и отчаянии в присутствии людей. Чтобы он ни делал, ничто не могло устранить эрекцию. Холодные ванны, ледяные компрессы, часы молитв — ничто не помогало. Теперь он решил обратиться к услугам женщин гарема — наверняка им приходилось сталкиваться с проблемами и похуже. Женщины старались вовсю, от их усердий ныло все тело, а Тайхо никак не мог кончить. Даже последний эксперимент окончился провалом.

Он взял новый отрез бельевой ткани и плотно перевязал себя, вздрагивая и морщась.

«Это мое наказание, — в ярости думал он, — за то, что я позволил Розе Эльды уйти к безбожникам. И я буду терпеть эти муки до тех пор, пока не освобожу ее из рук полоумного варвара и его злобных слуг. Я должен взять ее и очистить от скверны своими священными излияниями. Мы будем вместе поклоняться богине, от которой произошли. Я скрою ее плоть от похотливых глаз. Я покажу ей истинный Путь Огня. Я верну ее назад на тропу добродетели».

Он сам начал верить в слова, которые выкрикивал на городских площадях, слова, заставлявшие людей толпиться вокруг него и призывать к священной войне против Эйры, к последней войне, которая положит конец всем войнам.

Руи Финко терпеливо ждал за дверью в коридоре, пока не услышал плеск воды в умывальнике и голос лорда, велевшего женщине уйти через потайную дверь; он тут же сбежал вниз по лестнице и вошел в Галийскую комнату. Позади широкой кровати с балдахином и массивными резными спинками он открыл неприметную дверку и проскользнул на узкую лестницу, скрывавшуюся за ней. Его прапрадед, печально известный Тахи Финко, соорудил в стенах замка лабиринт секретных ходов. В прошлом столетии нравы были строгими, и общение с женщиной, не являвшейся подаренной богиней женой, считалось преступлением, наказуемым кастрацией. Тахи был человеком непомерных аппетитов, а его жена — болезненным созданием, она отказала ему в супружеском общении после рождения их единственного сына, а потом и вовсе зачахла и умерла. Через эти ходы Тахи тайно проводил женщин в Галийскую комнату, где наслаждался ими долгими страстными ночами. По слухам, он наплодил не меньше полусотни незаконнорожденных ублюдков.

Каждый день Руи благословлял своего предка, потому что в наследство от лорда Тахи Финко ему достался не только замок, но и ненасытность.

Он услышал щелчок вверху, затем раздались шаги по деревянным ступеням лестницы, и через миг появилась гибкая фигура в темной сабатке — босоногая девушка торопливо спускалась из комнаты наверху.

— Ага, моя прелесть!

Шагнув вперед из тени, Руи схватил девушку и затащил в Галийскую комнату. Прежде чем раздеть ее, по первому прикосновению к ней он определил, что это Рагла. Уверенной рукой он перекинул сабатку ей через голову, и шелковая ткань с шелестом упала на пол.

— О груди Баст!

Если бы он был слеп и ориентировался только по своим ощущениям, он мог поклясться, что это Рагла. Но глаза убеждали его в обратном. Женщина, стоящая перед ним и скромно прикрывающая одной рукой грудь, а другой — безволосую промежность, была бледнокожей блондинкой — редкий цвет волос для Южных островов, где и мужчины, и женщины были смуглыми и темноволосыми. Он уставился на нее, часто моргая и не находя слов.

Потом ему в голову пришла неожиданная мысль.

— Ну-ка повернись кругом.

Она встревоженно глянула на него, но повернулась и показала ему изящную спину и круглые ягодицы — на правой выделялась большая коричневая родинка, резко контрастировавшая с молочно-белой кожей. Он потрогал ее пальцем и почувствовал, как женщина напряглась. Он прекрасно знал эту отметину, ведь он так часто ласкал ее. Руи почувствовал, как суеверный страх пополз по позвоночнику. Он осенил себя знаком богини, наклонился, чтобы поднять упавшую сабатку, и кинул ее женщине.

— Оденься!

Девушка поймала ткань, встряхнула и ловким движением натянула на себя. Потом расправила ткань на лице. Лорд Форента шагнул к ней.

— Нет, подожди.

Он вставил руки в отверстие для рта и резким движением разорвал ткань, откинув ее с головы. Он стоял перед ней и оценивающе вглядывался в лицо. Затем взял ее за подбородок и стал вертеть лицо то в одну, то в другую сторону. Глаза у девушки были огромными и черными, как угольки, и он прекрасно знал их. Может быть, у нее на голове парик? Он обмотал шелковистую прядь волос вокруг пальца и резко дернул. Женщина вскрикнула от боли. Значит, не парик.

— Зачем ты выкрасила волосы?

Женщина не поднимала взгляда от пола, боясь его пристальных глаз. Она занималась любовью с этим человеком, который превосходил всех знаменитых любовников, описанных в запрещенной эротической книге «Путешествие Цестии», она знала его тело во всех деталях, наблюдала за ним, когда он был абсолютно беззащитен — во сне или в безудержном экстазе, но все равно не могла посмотреть ему в глаза. Она знала, что совершила постыдную вещь и наказанием ей будет смерть…

Когда Руи заговорил, голос его был мягче, чем она предполагала.

— Кто сделал это с тобой, Рагла? — спросил он.

Но когда она шепотом ответила ему, он гневно стиснул зубы, и взгляд его стал жестоким.

— Стой ровно. Нет, не так, мне нужно, чтобы на твое лицо падал свет…

Эта была трудная задача. Подбородок у нее сильно выдавался вперед, да еще был неправильный прикус. С волосами на этот раз удалось справиться намного быстрее. Но глаза — еще ни разу ему не удалось изменить глаза. В одной из книг библиотеки Мастера поэт, очень почитаемый в Южной Империи, назвал глаза окнами души, но тогда Виралай не мог представить себе, что это означало. Теперь же, выяснив, что на глаза не действуют даже самые сильные заклинания, которые он мог вытянуть из кошки, он начал с удивлением задумываться: неужели в поэзии есть доля правды?

С другой стороны, он очень гордился результатами своей работы с этой женщиной. Бедра были почти такими, какие нужны, — стройными и узкими, как у мальчишки, с небольшими округлостями ягодиц; груди тоже имели совершенную форму. Каким удовольствием было слепить их своими руками, даже несмотря на риск серьезного наказания, если его застанут за этим занятием!

Он поднял кошку на уровень лица женщины и увидел, как глаза ее широко раскрылись при виде злобно урчащего, вырывающегося зверя. Крепче сжав толстую шкуру на загривке, он закрыл глаза, мысленно сконцентрировался на красивой линии лица, которое так легко мог вызвать в памяти, и осторожно повторил заклинание.

— Сейчас же прекрати это издевательство, а не то я быстро спущу тебя вниз через окно. — Голос звучал угрожающе холодно. — У акул в этом году голодное лето. Малое число штормов означает для них нехватку потонувших моряков. Нечем попировать, а им так нравится вкус человеческой плоти…

Виралай распахнул глаза. Он не слышал звука шагов и открывающейся двери, поэтому зрелище лорда Руи Финко, стоящего в дверях комнаты с лицом, которое говорило о едва сдерживаемом гневе, а рядом с ним — девушки в разорванной сабатке, на коленях, над которой он так удачно поработал вчера, было для Виралая чересчур неожиданным.

Но даже в такой ситуации он не мог оторвать взгляда от лиц двух женщин. С некоторым удовлетворением он заметил, что линия подбородка Балии ближе к оригиналу, чем у Раглы, с которой он работал раньше. Мастерство его росло изо дня в день.

— Что ты себе позволяешь?

Виралай очнулся от своих мыслей, вспомнив про затруднительное положение, в котором оказался. Он еще не видел лорда Форента разгневанным, но подозревал, что из тех, кто лицезрел его в ярости, выжили немногие.

— О, лорд… я…

Руи бесшумно закрыл за собой дверь. Виралаю это не понравилось. Когда Тайхо был зол, он имел склонность громко кричать и размахивать кулаками. Виралай уже заработал множество синяков из-за вспыльчивости лорда Кантары, а однажды его даже высекли плеткой. Но лорд Форента выглядел так, будто и в самом деле собирался скормить его рыбам с обеими девицами вместе. И никто не услышит. Да если и услышит, это ведь собственный замок лорда, и кто посмеет спросить его об исчезнувшем слуге?

— Колдовство! Я чувствую его запах в воздухе. — Лицо Руи Финко скривилось от отвращения. — Я так и знал, что с хозяином на пару вы творите тут какие-то гадости. — Он перевел взгляд на черную кошку, ставшую на удивление мягкой и покладистой в руках Виралая. — Да отпусти же ты это несчастное создание, ради Фаллы!

Виралай ослабил железную хватку. Бете упала на лапы, наградила его безжалостным взглядом, который обещал, что она добавит это последнее унижение к его текущему счету, и вспрыгнула на высокий сундук в противоположной стороне комнаты, с которого могла в безопасности наблюдать за происходящим.

— В нашем королевстве колдунов сжигают на костре, — произнес Руи, не отводя взгляда от Виралая.

— Я знаю, господин. — Виралай почувствовал, как его колени начали трястись, как будто размягчились кости.

— Ты знаешь, когда кочевников стали преследовать у нас всерьез?

— Нет, господин.

— Это было во времена правления моего отца. У него были причины верить, что чародей-кочевник предал его, наслав чары на его врага. Я не стану обременять тебя всей этой мерзкой историей, достаточно будет сказать, что в этом мире у меня есть брат, который на самом деле не приходится мне братом, и мой отец вовсе не был счастлив оттого, что люди, топтавшие истрийскую землю, посмели навлечь позор на его дом таким грязным способом. Он обратил оружие против Потерянных и ненавидел их до самой своей смерти. Он сжег примерно… — Руи устремил взгляд на потолок и начал считать: — Так, посмотрим, две, три, четыре сотни, нет, нет, что такое я говорю? Целую тысячу таких. В том первом караване их было несколько дюжин — мужчин, женщин и детей: огромный был костер, уж я-то знаю, мастер Виралай. Мне было тогда восемь, меня привели туда и заставили смотреть. Думаю, отец относился к этому как к наказанию для меня за то, что я не встал на защиту его семейного очага и жены, как должен был сделать настоящий истрийский воин. Но сказать по правде, мне ужасно понравилось слышать их вопли и смотреть, как их кожа съеживалась, пузырилась и стекала с костей, как сало со свечи. А ты знаешь, что, когда сжигаешь человека, дым, который поднимается в воздух, покрывает все дома на расстоянии в пол-лиги или даже больше очень неприятным, черным, липким жиром?

Ноги Виралая начали подкашиваться. Лорд Форента поймал его за локоть.

— Как же так, мой друг волшебник, ты слишком слаб для таких подробностей? А может быть, ты видишь, как всходишь на такой же костер? Как думаешь, ты бы кричал или принял смерть с достоинством? Должен сказать, это очень больно, когда от огня глаза начинают кипеть.

Виралай рухнул на пол, дрожа от ужаса. Все так, как он и предполагал: если Мастер был строг, а лорд Кантары бесчеловечен и жесток, то этот человек гораздо опаснее — он мог смотреть на них всех, горящих в огне, и посмеиваться при этом.

— Я сожалею, господин, — выговорил Виралай. Слова полились из него сплошным потоком, как будто прорвало плотину. — Это все мой хозяин, господин, Тайхо Ишиан, лорд Кантары, для него я творю чудеса. Он заболел от страсти по… по одной леди, и я пытаюсь облегчить его страдания. Это очень сложная работа, господин, и мои усилия не всегда вызывают у него одобрение. Много раз он избивал меня, когда чары рассеивались раньше времени. Очень трудно сотворить что-то на долгое время, господин…

Но Руи Финко едва слушал его. Он внимательно оглядел сначала одну, потом другую женщину. Заставил Раглу подняться с колен и поставил ее рядом с Балией. Потом он повернулся к Виралаю:

— Не смей этого больше делать.

Виралай безмолвно кивнул. Тайхо, несомненно, изобьет его до черных синяков, но пусть лучше это, чем гнев лорда Финко.

— Он не должен растрачивать себя. Я не могу позволить, чтобы его одержимость уменьшилась хоть на каплю.

Последняя фраза была произнесена лордом тихо и вкрадчиво и явно не адресовалась колдуну, но Виралай все равно кивнул.

— Ты можешь вернуть им прежний облик?

Осознав, что его не сожгут, по крайней мере пока, Виралай поднялся на ноги.

— В этом нет необходимости, господин. Очень скоро Рагла станет прежней, ее волосы снова будут черными, а фигура полной. А если Балия поспит часок, волшебство рассеется само по себе. Чтобы сохранять иллюзию, которую вы видите, мой господин, требуются некоторые усилия и концентрация человека, для которого она создана…

Лорд Форента замахал руками. Потом его глаза сузились, как будто что-то пришло ему в голову.

— А серебро, которым лорд Кантары так неожиданно завладел недавно, тоже наколдованное?

Испуганное выражение на лице Виралая подсказало лорду ответ.

— Даже то серебро, которое он дал мне для нашего предприятия?

Виралай яростно замотал головой.

— Нет, мой господин. Лорд Тайхо решил, что будет лучше, если мы обменяем серебро, которое я сделал, на настоящее, мой господин. Хотя, мне кажется, я добиваюсь все больших успехов в превращении других металлов в серебро: у меня есть несколько монет, которые сохраняют свой вид уже почти два месяца.

Лорд Форента погрузился в размышления.

— Понятно. Очень интересно. Однако, хоть я и не разделяю склонности моего отца к аромату жареной плоти Потерянных, я не стану колебаться и насажу тебя на вертел, если вдруг обнаружу, что ты продолжаешь свои извращенные опыты…

— Мой господин, я…

— Не перебивай меня. Я лично насажу тебя на вертел, если обнаружу, что ты занимаешься магией для кого бы то ни было, кроме меня. Ты понимаешь меня, кочевник? Ты останешься здесь как мой гость, и твой прежний хозяин, лорд Кантары, и твоя кошка тоже. Но с этого момента вы все трое будете выполнять мои распоряжения, иначе окажетесь на костре за колдовство. — Он повернулся к женщинам. — Уже много времени у меня в постели не было светловолосой женщины. Ну что, посмотрим, не обучились ли вы новым приемам, изменив внешность?

Виралаю показалось, что обе женщины с радостью последовали за хозяином — как будто они не просто подчинялись его приказаниям, а мечтали снова испытать на себе его мастерство.

Он остался в комнате один. Один, это если не брать в расчет кошку, сверлящий взгляд которой он чувствовал на себе, — она смотрела на него с презрением и даже ненавистью.

Каждый раз, когда ему начинало казаться, что жизнь его хуже некуда, судьба будто в издевку подкидывала ему нечто совсем отвратительное. Он вздохнул, вспоминая слова Мастера: «Ты должен благодарить меня за то, что я привез тебя сюда и спас от алчности и ужасов мира».

Виралай снова почувствовал, как вернулись старые сомнения.