"Дикая магия" - читать интересную книгу автора (Фишер Джуд)

Глава 6 ИЗГНАННИКИ

Эрно Хамсон тихонько сидел в углу таверны и слушал, о чем говорят вокруг. Он провел тут не меньше двух часов. Здесь было гораздо теплее и уютнее, чем снаружи, а место называлось «Леопард и девушка» (хотя среди моряков и рабочих порта Гедеры оно было известно как «Кот и телка»). Особенно Эрно устраивало то, что он мог сидеть отдельно от всех и оставаться незамеченным. С ним была женщина, с которой они вместе бежали из Лунной равнины. А еще в его распоряжении имелись плот и большой кусок парусины, который он умудрился прошлой ночью стянуть на верфи. Они путешествовали уже несколько недель, питаясь дарами земли и моря, и не имели никакого плана дальнейших действий. Женщина часто жаловалась, но Эрно не обращал на нее внимания. Катла Арансон умерла, и мир стал для него пустым и холодным, поэтому не имело значения, где жить: что во дворце, что в чистом поле — все равно.

Впрочем, сидеть в «Коте и телке» было гораздо приятнее, чем торчать на берегу. По крайней мере здесь он не слышал бесконечного и бессмысленного пения своей спутницы-южанки.

Поначалу Эрно думал, что слишком плохо понимает по-истрийски, когда ему удавалось уловить слово или фразу — что-то несуразное про лягушку и ложку, или про кошку в колодце, или про паука и творог. Потом до нею дошло, что женщина просто мурлычет себе под нос колыбельные песенки — у него дома, на Северных островах, колыбельные были почти такими же.

Теперь, после трех месяцев, проведенных в компании Селен Ишиан, он мог свободно изъясняться на языке южан. Но когда они оказывались в местах вроде порта Гедеры, приходилось объяснять, что родом он с дальних южных гор, и потому у него такой странный акцент. Не стоило привлекать к себе лишнего внимания.

Однако сколько же она впихивала в себя еды! Трудно было поверить, что девушка способна съедать так много и при этом ничуть не толстеть. Путешествие с ней превратилось в настоящую муку. Когда Эрно удавалось разжиться хлебом, проснувшись на следующее утро, он неизменно обнаруживал, что и хлеб, и вяленая рыба, и головка сыра, прибереженная на черный день, — все съедено.

Сознавая всю безнадежность положения Селен — она бежала от истрийского правосудия за убийство человека, который изнасиловал ее на Большой Ярмарке, — Эрно чувствовал себя ответственным за нее, несмотря на то, что именно из-за Селен приговорили к сожжению Катлу. Случались дни, когда он едва мог смотреть на нее, и сегодня был один из таких дней. Вот почему Эрно торчал в таверне. Он сидел в капюшоне, натянутом до самых глаз, и потягивал пиво из бутылки, которую растянул почти на час. Он потратил свою последнюю монету на первую бутылку, которую очень быстро опустошил до дна. А когда вышел, чтобы облегчиться, нашел один кантари, втоптанный в грязь — оброненный кем-то из перебравших спиртного посетителей. На эти деньги Эрно купил себе вторую бутылку и мог позволить себе еще две или немного еды. Как ни крути, подумал он, а Сур нынешним вечером благоволил ему.

«Леопард и девушка» была первой истрийской харчевней, в которую Эрно осмелился зайти. Он был удивлен, обнаружив, как похожи таверны Южной Империи на подобные же заведения Севера. Харчевня был тесной, дымной и темной, заказы приходилось выкрикивать в полный голос, чтобы перекрыть шум, пиво было разведенное и стоило недешево. Несмотря на огромные различия в культурах двух стран, таверны оставались единственным местом, куда мужчины ходили, чтобы отдохнуть от женщин и скучной работы. Они шли сюда, чтобы выпить в хорошей мужской компании и выговориться.

Чего только не услышишь в подобных местах, если сидеть тихо, как мышка, и не обращать на себя внимания. Эрно удалось узнать массу мелких, но интересных подробностей.

Он узнал, что у некоего Пико Лансинга в борделе «Объятия девственницы», вниз по улице в сторону доков, особые расценки. Там сейчас можно взять двух девиц за десять кантари, а может, даже и за восемь, если хорошенько поторговаться, потому как дела у Пико идут плохо из-за того, что в доках теперь много работы по металлу. Узнал, что высокий парень с лысой головой и крючковатым носом, угрюмо стоящий у стойки со стаканом розовой араки — отвратительного вонючего пойла, которое так нравится ист-рийцам, — никак не разберется с доставшимся от родителей домом на Сестрийском холме, нуждающемся в ремонте. Дело не двигалось с мертвой точки из-за того, что невозможно было притащить туда плотника — ни полюбовно, ни за деньги, а крыша протекала и вода заливала меблировку, о которой его жена мечтала целых семь лет. Еще Эрно услышал, что цены на жесть и медь непонятно почему подскочили до небес, а на серебро — совсем упали. Что караван Потерянных проходил в окрестностях города на прошлой неделе, что их согнали с места, где они обычно останавливались последние двадцать лет, из-за чего жена торговца Пауло Форинга преждевременно родила чудовище — ребенка с огромной головой и крыльями вместо рук, который разорвал ее при родах, и наверняка она не выживет. Последовала еще масса подробностей, но уже шепотом.

Затем байки подобного рода посыпались одна за другой: беременная кобыла произвела на свет двух взрослых львов и испустила дух, потому что они выжрали ее изнутри; на прошлой неделе в сети попалась рыба с маленькими пальцами на плавниках и на хвосте, ее повесили на столб рядом с доком Калабрия, если кому-то хочется взглянуть. Девушке из хорошей семьи — Лайонов, у которых имение в долине, — удалось убежать от Сестер огня, к которым ее послал отец в наказание за то, что она не хотела выходить замуж за подобранного для нее человека; девушка пришла к кочевникам, умоляла взять ее с собой, но ее, изнасиловав, закидали камнями, и теперь она лежит при смерти. Она даже не смогла помолиться богине и попросить у нее прощения, потому что злые люди лишили ее не только невинности, но и языка.

От такой истории многие в таверне принялись горестно вздыхать.

— Потерянных надо сжечь раз и навсегда! — выкрикнул один, а другие согласно закачали головами.

Да, их магия опасна и гибельна. Все эти годы их зелья и снадобья, приносившие так мало пользы, несомненно, усыпляли бдительность народа, тогда как сами кочевники готовились к захвату Империи с целью отомстить им всем.

Эрно с усмешкой слушал пьяные разглагольствования. Едва ли можно верить хоть слову из всей этой суеверной чепухи про кочевников, которых, Сур знает, ему, Эрно, не за что любить, но которые после краткого недавнего знакомства показались ему приятными, вежливыми людьми — и их совершенно не интересовали ни богатство, ни власть. Чего Эрно никак не мог сказать ни об эйранцах, ни об истрийцах, которых встречал. Большинство из них видели цель жизни в преследовании и уничтожении врагов. Та девушка скорее всего пострадала от истрийцев, и ее лишили языка, чтобы она не проболталась. Ничего удивительного: истрийцы очень странно относились к своим женщинам — лелеяли их точно бесценные сокровища, но обращались с ними как с предметами, используя по первому зову плоти, как будто те были невольницами или не имели собственных чувств, не говоря уже о воле и душе.

Между тем Эрно понял, что действительно готовится война с Севером: если верфи и рабочие настолько заняты, значит, истрийский Совет отдал приказание готовить флот. А значит, если его раскроют, Эрно не поздоровится. Рукой он неосознанно потянулся к волосам. Он попросил Селен постричь его, когда понял, что южане редко носят длинные волосы, не говоря уже о косичках с ракушками и вплетенными лентами. А ведь каждое такое украшение имело особое значение. Одна косичка была заплетена в память о матери Эрно, которая умерла от лихорадки, в нее он вплел лоскут ее одежды и вставил ракушку, которую она когда-то подарила ему. Еще одну он заплел в память о Катле, там был локон ее рыже-золотых волос, простой узел и камушек, приглянувшийся ей однажды. Эрно провел над ним несколько часов, проделывая маленькую дырочку при помощи шила, которое он обычно использовал для работы с кожей. Серебряная проволока, которой Эрно привязал камушек к волосам, была украдкой позаимствована из кузницы Катлы. Она использовала ее для гравировки изысканного узелкового узора на клинках. Когда Эрно стянул проволоку, он был уверен, что Катла ничуть не станет сожалеть о пропаже. Сейчас, конечно, ей все это совершенно не нужно, потому что теперь она рукодельничает вместе с Фейей в Женском Зале, а неподалеку, в Великом Зале, пирует сам Сур.

Эрно сохранил все свои косички — они были завернуты в кусок парусины и лежали в тайнике на лодке: он считал, что лучше не брать их с собой на вылазки. Бороду Эрно снял хорошо наточенным ножом, и теперь ему приходилось бриться через день, что казалось слишком утомительным. Волосы он покрасил в черный цвет чернилами осьминога, которые купил в маленькой гавани недалеко отсюда. Невозможно было спрятать только его светлые глаза, поэтому Эрно не снимал капюшон.

Он уже позволил было разуму возобладать над желаниями и собрался покинуть таверну, зайти на рынок и купить немного еды, как вдруг услышал, как кто-то обронил в разговоре имя Винго. Эрно вздрогнул точно волк, почуявший запах добычи.

— Выл, как собака, да, и клялся, что полностью ослеп, но просто в комнате было темно, и он ошибся. Да, скажу я, не было на свете счастливее человека, чем Фавио Винго, когда Фалла Милосердная вернула ему сына.

— Что ж, может быть, она просто не захотела держать этого парня у себя. Я слышал…

— Танто Винго? Он же сокровище Империи, этот парень. Занял второе место в состязании на мечах на Большой Ярмарке, а потом напоролся на эйранский клинок, пытаясь спасти свою жену от головорезов с Севера…

— Она ещё только должна была стать его женой, — поправил его другой. — Они даже не были обручены в ночь Совета. Лорд Тайхо отказался от сделки.

— А я слышал, именно Винго дали задний ход, — возразил первый. — Странный он, этот Тайхо Ишиан, честное слово.

— Он очень набожный человек, самый благочестивый лорд, каждый день выступает против унижения женщин эйранцами. Я слышал, как он говорил в Форенте на прошлой неделе, очень убедительно, надо сказать. Прямо захотелось сесть на корабль, отправиться на Северные острова и вывезти оттуда всех женщин, каких только найду, ради богини…

— Ради себя, уж точно!

Раздался громкий хохот, и разговор перешел на вопросы специфического использования женщин и того, как с их помощью можно поклоняться богине. Эрно нахмурился, пытаясь вникнуть в смысл слов, которые услышал. Потом допил пиво, тихо и быстро проскользнул между столами и выбрался на свежий воздух.

Прежде всего он направился на рынок, чтобы успеть потратить последние деньги на еду до того, как соблазнится чем-нибудь еще. Он купил дешевого ржаного хлеба, мешочек риса и кусок солонины. По дороге в город он проходил мимо яблоневого сада, где на деревьях висели спелые плоды, а еще нужно было проверить ловушку, которую он ставил с утра на крабов. Всего этого должно хватить на несколько дней, если мясо есть с рисом. Эрно подсчитал оставшиеся деньги — их как раз хватало еще на один кусок солонины. Но в тот момент он проходил мимо лавки, продавец которой шумно расхваливал свой товар — живую курицу. Он и рта не раскрыл, как торговец проворно выхватил из его рук деньги, достал из клетки курицу, свернул ей шею и быстро и ловко сунул ему в руки. Эрно не успел попросить оставить курицу живой и только перевязать ей ноги. Тут он понял, что выпил слишком много, чтобы спорить с торговцем по-истрийски, и теперь придется готовить курицу сегодня вечером вне зависимости оттого, есть в ловушке крабы или нет.

Эрно шагал по тропинке вдоль каменных утесов. Отойдя от города подальше, он скинул капюшон и высоко поднял голову. Холодный прибрежный ветер заиграл его волосами. Потом тропинка побежала через сжатые ржаные и ячменные поля. Куда ни кинь взгляд, почва была плодородной, давала богатый урожай. Все это, думал Эрно, сжав зубы, когда-то принадлежало Эйре, все, до самых Золотых гор, по крайней мере так рассказывали старики. Когда он увидел эту прекрасную, но утраченную ими землю и осознал, насколько она жирнее и мягче избитых штормами, бесплодных, каменистых пустынь Северных островов, в нем вспыхнул гнев. Огонь ярости разгорался все сильнее и ярче.

Он вспоминал все те злые слова, что Тор и Фент говорили о южанах, их древних врагах, слова, казавшиеся ему тогда глупыми и жестокими. Теперь он здесь, на истрийской земле, маскируется под местного жителя и несет еду истрийской женщине, а вся Южная Империя тем временем готовится к войне с его народом.

Эрно тряхнул головой. Тор непременно сказал бы что-нибудь крепкое по этому поводу. Если бы они встретились.

Вскоре он разглядел завитки дыма над фермой. Эрно свернул к перелеску и шел под прикрытием, пока не подобрался достаточно близко, чтобы разглядеть простыни на веревке и кур, бегающих туда-сюда по двору. Его осенила мысль.

Через несколько мгновений он уже мчался во весь дух к берегу, его мешок пополнился новой добычей, а позади лаяли разъяренные собаки.

Когда он проверил ловушку на крабов, которая оказалась пустой, солнце уже опустилось за горизонт. Его спутница сидела на бревне перед маленьким костерком и ворочала палкой пару скумбрий, которых он поймал утром, почистил и оставил в углублении между камнями, чтобы сохранить свежими до ужина. Рыба лежала на тлеющих угольках, узорчатая кожа шипела и пузырилась. Отсветы пламени озаряли лицо Селен Ишиан. Будь на ее месте другая женщина, он сказал бы, что она красива, но сердце Эрно ожесточилось на нее. Он взял ее сабатку.

— Надень это!

— Зачем? — Селен Ишиан отбросила в сторону темную ткань. Это была традиционная одежда истрийских женщин, скрывавшая их с головой, оставляя открытой только нижнюю часть лица. Женщина озадаченно уставилась на эйранца. — Я думала, мы договорились после того случая, что лучше, если никто не будет видеть меня с тобой.

— Я не собираюсь брать тебя с собой в город, я намерен отвести тебя к отцу. Он сейчас в Форенте с лордом Руи Финко. Это недалеко отсюда: максимум три-четыре дня пути, если поедем верхом.

Даже в красноватом свете огня лицо женщины стало мертвенно-бледным.

— Ты не можешь… ты обещал, что будешь заботиться обо мне. Ты обещал, что мне не придется снова возвращаться к нему…

— Человек, про которого ты думала, что убила, остался жив, так что обстоятельства переменились.

— Танто? Танто Винго жив?

Как мог выжить человек, потерявший так много крови? Сколько раз она ударила его кинжалом — три, четыре? Она потеряла счет, обезумев от ужаса, — кровь была всюду, растеклась по рукам, по полу. Как он мог выжить?

— В таверне был человек, который навешал семейство Винго, когда Танто пришел в себя. — Эрно не стал добавлять, что парень «выл, как собака», когда очнулся. — И сейчас он пошел на поправку. Так что, мне кажется, в худшем случае твоему отцу придется заплатить семье Винго выкуп, но на костер тебя никто не отправит. Ты можешь спокойно вернуться домой.

Селен всматривалась в лицо Эрно, пытаясь отыскать признаки того, что он лжет, но безуспешно. Он смотрел на нее, ожидая истерики, но она закусила губу и уставилась на огонь в таком напряжении, что казалось, готова скорее броситься в костер, чем согласиться на его предложение. Потом Селен осторожно сняла с углей рыбу и швырнула в огонь свою сабатку, а когда Эрно попытался вытащить ее, замахнулась на него палкой, которой переворачивала скумбрию.

— Клянусь всем святым, что есть в этом мире, — произнесла Селен, и в голосе ее была непримиримость, — я никогда больше не надену эту безобразную одежду. Почему я должна скрывать лицо, будто стыжусь, что меня увидит мир? Почему должна постоянно прятать себя, будто я чем-то хуже мужчины, будто я не человек? Нас ограничивают во всем, мы живем как в загоне, огражденные от всего мира. Нам не позволено иметь личное мнение, мы можем только соглашаться с волей отца или мужа. Все, хватит, с меня достаточно. Больше я этого не потерплю ни от отца, ни от тебя, ни от кого бы то ни было в Эльде.

Языки пламени вздымались вверх, пожирая сабатку и освещая берег адским огнем.

— Я не желаю, чтобы меня покупали или продавали для удовлетворения чьих-то желаний. У меня есть свои собственные желания. Я больше не позволю, чтобы со мной обращались как с невольницей и выставляли на брачный торг, чтобы пополнить сундуки моего отца и увеличить размеры его владений. Я отказываюсь возвращаться к отцу, я отрекаюсь от него, от своей семьи, от своей страны и… — она глубоко вздохнула, — от богини!

Эрно сел на землю рядом с ней, лицо его было угрюмым.

— Ради твоего же блага, Селен, вернись к своей семье. Что толку от громких речей? Мир такой, какой есть, и ни я, ни ты не можем изменить его. Что бы мы ни делали, все пойдет прахом.

Он взял у нее из рук палку и принялся ворошить обгоревшую тряпку в костре. Маленькие искорки рассыпались в темном ночном воздухе, точно светлячки.

Женщина расплакалась.

— Я не могу вернуться домой, Эрно. Для меня больше нет места в Истрии.

— Твой отец позаботится о тебе.

Селен горько усмехнулась.

— Мой отец не заботится ни о ком, кроме самого себя. Теперь я ему не нужна, потому что я — испорченный товар. Даже если мне удастся скрыть это, ни один мужчина все равно не захочет на мне жениться. У отца не будет другого выбора, кроме как отдать меня Сестрам, а они быстро меня раскусят, потому что я больше не верю в богиню. Так что, как ни крути, меня ждет костер.

Эрно потер лицо. Он мысленно проигрывал этот разговор несколько раз по дороге сюда, и тогда все казалось предельно простым: парень не умер, значит, нет преступления, за которое надо расплачиваться, значит, она может вернуться домой, а он…

…Нет, так далеко он не загадывал.

— Это твои рыбины? Обе? — тихо спросил он.

Селен вытерла слезы тыльной стороной ладони. Влажные щеки блестели в отсветах огня. Она посмотрела на северянина, но взгляд его был чем-то затуманен, и Селен не могла понять, о чем он думает. Тогда она вздохнула и ответила:

— Я… нет. Возьми одну, если хочешь. Я подумала, ты перекусишь в городе.

Эрно достал из мешка хлеб и отрезал большой кусок.

— На вот.

Он протянул Селен ломоть, не глядя в глаза.

Это было что-то вроде мирного соглашения. Эрно ничего не мог возразить ей, понимая ее бедственное положение. Почему все всегда оказывается гораздо труднее и сложнее, чем представляется в начале?

Селен приняла хлеб из рук Эрно и увидела, как он побледнел, когда она коснулась его ладони. Даже теперь он не поднимал на нее глаз и смотрел на землю, на огонь, на рыбу — куда угодно, только не на нее.

«Мне нужно спастись, — думала Селен. — Но я не знаю, как сделать это с таким мужчиной».

Она молча смотрела на его нахмуренное лицо. Противоположные чувства боролись в нем — только это и было ей понятно. Он не хотел нести за нее ответственность, но внутреннее благородство не позволяло ему оставить ее одну.

«Он даже не смеет взглянуть на меня, — думала она. — Неужели я так сильно отягощаю его? Возможно, стоит ему рассказать…»

На Селен вновь накатила жалость к самой себе, слезы заблестели в глазах, но мысль не перестала работать. Нет, сейчас не время, в этом обеспокоенном состоянии он может запаниковать и просто бросить ее, зная, что у нее не останется выбора, кроме как броситься к ногам отца, умоляя о милости. Чтобы отвлечь от этих невеселых размышлений и себя, и его, Селен вытерла слезы, а потом насколько возможно спокойным голосом спросила, указывая на мешок с провизией:

— Что там, курица?

Эрно подавил усмешку.

— Она самая, и она не испортится до завтра, если оставить ее на берегу.

— И с приливом она достанется крабам.

— Это была бы потеря.

— Дай мне, я ее сейчас поджарю.

— Если я отдам ее тебе, ты просто кинешь ее в огонь со всеми внутренностями и перьями, и у нас будет курица черная снаружи и красная внутри, да ещё и больные животы на неделю!

— У нас женщин не учат таким вещам, — пожала она плечами.

— Ты видела, как я готовлю птицу, уже не меньше дюжины раз, но так и не научилась. Ты что, хочешь, чтобы я был твоим рабом?

— Я не виновата, что родилась в знатной семье и многого не умею. Я очень стараюсь научиться, но у меня никогда ничего не получится, если ты будешь таким нетерпеливым.

Сжав зубы, чтобы не сказать что-нибудь, о чем придется потом жалеть, Эрно достал курицу из мешка и направился к воде, чтобы ощипать и выпотрошить ее. Когда он вернулся назад, оказалось, что Селен уже съела обе рыбины и всю краюху хлеба и теперь смотрела на него огромными, круглыми глазами.

— Если хочешь рыбы, я могу снова закинуть леску, — виновато проговорила она.

Эрно поднял глаза к небу, с трудом сдерживая бешенство.

— Почему бы тебе не сварить немного риса? — наконец предложил он.

Селен беспомощно посмотрела на него, Эрно тяжело вздохнул и направился к морю с котелком в руках. Он поговорит с ней еще раз утром. После хорошего ужина и сна все будет казаться не таким безнадежным. При свете дня она, конечно же, поймет всю невыносимость ситуации, в которую поставила его. Теперь, когда Селен больше не нуждается в его защите, незачем продолжать это опасное, безумное странствие.

Завтра будет лучше.

Позднее, когда они устроились на ночевку и лежали спиной к спине, Эрно понял, что не может сомкнуть глаз.