"Очерк истории психоанализа" - читать интересную книгу автора (Фрейд Зигмунд)

грозила трудно переносимая потеря. Но в последнем труде ("Die Kritiken der
Schizophrenie", 1914) Bleuler вследствие нападок, которым он подвергся за
введение психоанализа в свою книгу о шизофрении, доходит до признания в
себе, как он сам выражается, "заносчивости": "Теперь я позволю себе
кое-какую заносчивость (?berhebung). Я полагаю, что различные
психологические теории до сих пор слишком мало сделали
для выяснения соотношений психогенетических симптомов и заболеваний, но
что "глубинная психология" открывает часть той психологии, которую только
предстоит создать и которая необходима врачу для правильного понимания и
рационального лечения его больных, и думаю даже, что в своей шизофрении я
сделал, хотя и очень незначительный, шаг вперед к этому пониманию. Первые
два утверждения, несомненно, правильны, последнее может быть и ошибочно".
Так как под "глубинной психологией" разумеется не что иное, как психоанализ,
то мы удовлетворимся пока этим признанием.

3


Mach's Kurz!
Am jungsten Tag ist's nur ein Furz.

Goethe.

Спустя два года после первого состоялся второй частный конгресс
психоаналитиков, на этот раз в Нюрнберге (март 1910 г.) За этот промежуток
времени под впечатлением того приема, который оказан был психоанализу в
Америке, всевозрастающего враждебного отношения к нему в немецких странах и
неожиданного усиления психоанализа вследствие присоединения цюрихской школы
у меня возникло намерение, которое при содействии моего друга S. Ferenczi я
и привел в исполнение на втором конгрессе. Я решил организовать
психоаналитическое движение, перенести центр его в Цюрих и поставить во
главе человека, который позаботился бы о его будущем. Так как учреждение это
вызвало среди сторонников анализа много разногласий, я хочу подробнее
изложить мои мотивы. И я надеюсь тогда на оправдание, даже если бы
оказалось, что я, действительно, не сделал ничего разумного. Я считал, что
связь с Веной молодому движению не в пользу, а во вред. Центр вроде Цюриха,
сердца Европы, где академический преподаватель дал психоанализу доступ в
свой институт, сулил мне куда больше надежд. Далее, я полагал, что второй
помехой является моя личность, оценка которой слишком спуталась из-за
партийной ненависти и пристрастия; то меня сравнивали с Дарвином, Кеплером,
то ругали паралитиком. Я хотел поэтому отодвинуть себя на второй план так
же, как и тот город, где возник психоанализ. К тому же я уже не был молодым,
видел перед собой долгий путь и мне было тяжело, что на мою долю в таком
возрасте выпала обязанность быть вождем. Но ведь должен же быть кто-нибудь
вождем, думал я. Я слишком хорошо узнал, какие заблуждения подстерегают
каждого, кто стал бы заниматься анализом, и надеялся, что можно избегнуть
многих заблуждений, если установить какой-нибудь авторитет, готовый давать
советы и наставления. Такого рода авторитетом, прежде всего, обладал я,
вследствие незаменимых преимуществ почти пятнадцатилетнего опыта. Мне было
поэтому важно передать эту авторитетную роль более молодому человеку,