"Тайга слезам не верит" - читать интересную книгу автора (Буровский Андрей)

А весь СССР он последовательно считал Зоной, и кто-таки посмеет
сказать, будто бы писатель был не прав?! Сергей Пидорчук был фантаст на
редкость знаменитый, напечатался даже в одной районной газете болгарского
комсомола, и потому считал себя писателем международным, что отмечал на
визитках.
- А не пытался ли Смургацкий искать этот волшебный шар?
- Еще как пытался! Сколько раз! Много, много раз рассказывал старший
Смургацкий своему ученику, другу и наперстнику Пидорчуку про то, как он
искал подобные шары...
- А он не рассказывал, где искал?
- Здесь и искал, по всему Карскому краю! Вы разве не знаете?! Старший
Смургацкий кончил в городе Конске Конскую школу переводчиков КГБ! С ним
вообще все понятно! Невероятные страдания испытал человек, прежде чем
вступить на путь борьбы за демократию!
- А где именно искал?.. О том нет никаких известий?
Но тут Пидорчук стал проявлять неумеренный интерес, зачем Стекляшкиным
все это надо, и пришлось ссылаться на интерес к фантастике и к истокам
фантазии автора в его реальном существовании. Трудно сказать, в какой
степени поверил Пидорчук, но, по крайней мере, отцепился.
Другим другом семьи, в чей дом много раз водили Владимира Павловича,
был специалистом по женщинам, по истории Карского края и, в числе прочего,
специалистом по саженям - доцент Алексей Никодимович Хипоня. Владимир
Павлович не особенно любил бывать в его доме, вернее, в доме шестой жены
Хипони. В какой степени Хипоня был специалистом по его собственной жене,
Стекляшкин затруднился бы сказать, но во всяком случае, на жилистые колени
Ревмиры Владимировны он смотрел с интересом и, пожалуй, даже
профессионально. А Ревмирка, дрянь такая, безобразно кокетничала с известным
ученым, доцентом Хипоней, так вальяжно оттеснившем ее мужа, простого
инженера как-никак.
Тут надо сказать, что Хипоня оказался куда умней или попросту хитрей
Пидорчука и моментально связал смерть Миронова и интерес его наследников к
саженям. Проявилось это и в хищном желтом взоре глаз доцента и в эдакой
заторможенной манере изложения, при которой доцент одновременно внимательно
наблюдал - а как воспримут каждое его слово?
- Есть такая вот сажень, морская, - задумчиво говорил доцент, кивая
красивой, известной всему Карску бородой клинышком, и его движения руками
ясно обнажали желание показать их, эти красивые, сильные, такие мужские
руки.
- Есть прямая сажень - это 152 сантиметра, - звучал красивый, зычный,
прекрасно поставленный голос доцента, - но есть и сажень в 176 сантиметров.
Но это - тоже прямая сажень, только другая. Такая сажень определяется как
размах рук человека от кончиков одной руки до кончиков пальцев другой. Косая
сажень будет больше - так вообще 216 сантиметров или 248 сантиметров. Потому
что это сажень, которая измеряется от пальцев одной руки, скажем - левой, и
до пальцев другой ноги, скажем - правой. На то и косая сажень...
Доцент красиво заводил глаза, играл зрачками, и его научные речи, в
противовес внешности ходячие, приобретали некую двусмысленность, некий
скабрезный оттенок; и этот похабный подтекст, это гаденькое второе дно его
речей оказывалось очень четко адресовано Ревмире Владимировне, прямо на
глазах живого мужа. Иной бы умилился непревзойденной ловкости доцента, но