"Воспоминания, сновидения, размышления" - читать интересную книгу автора (Юнг Карл Густав)

возможности добиться таких же успехов. Это портило настроение. Я ненавидел
всякого рода состязания, не играл в игры, где требовалось непременно
победить, я предпочитал оставаться вторым. Школьные занятия были и без того
достаточно утомительными. Впрочем, очень немногие учителя, которых я
вспоминаю с благодарностью, находили во мне особые способности. Прежде всего
это был учитель латинского языка - университетский профессор и мудрый
человек. Так сложилось, что латынь я учил с шести лет, - отец занимался со
мной, и вместо уроков этот учитель зачастую отправлял меня в университетскую
библиотеку за учебниками. Я же выбирал самый длинный путь, оттягивая
насколько возможно свое возвращение.
Но большинство учителей считали меня недалеким и способным устраивать
всякие каверзы. Когда в школе что-нибудь случалось, подозревали, как
правило, меня. Если где-то начиналась потасовка, меня считали
подстрекателем. В действительности, я лишь один раз принимал участие в
драке, когда мне стало ясно, что немало одноклассников относятся ко мне
враждебно. Они напали на меня сзади, их было семеро. Тогда, в мои пятнадцать
лет, я был крупным и сильным подростком, и у меня случались приступы
внезапной ярости. Разозлившись, я схватил обеими руками одного из них и,
вращая вокруг себя, сбил его ногами нескольких других. Учителя обо всем
узнали, но я лишь смутно припоминаю какое-то наказание, казавшееся мне
несправедливым. С того дня меня оставили в покое, никто больше не
осмеливался затевать со мной драку.
Для меня было неожиданностью узнать, что у меня есть враги. Но это было
вполне объяснимо. Выговоры, естественно, вызывали раздражение, но не
казались несправедливыми. Знал я о себе мало, и это немногое было столь
противоречиво, что я мог бы, наверное, признать за собой любую вину. И
действительно, я всегда чувствовал себя виноватым, сознавая все свои явные и
скрытые недостатки. В силу этого я был особенно чувствителен к порицаниям:
все они в основном попадали в цель. Не совершая на самом деле того, в чем
меня обвиняли, я знал, что мог бы это сделать. Я даже записывал свое алиби
на случай, если меня в чем-либо заподозрят. Было куда легче, когда я
действительно совершал дурные поступки. Тогда я по крайней мере знал, в чем
моя вина.
Естественно, свою внутреннюю неуверенность я компенсировал внешней
уверенностью, или - лучше сказать - недостаток компенсировал себя сам, без
моей воли. Я казался себе виновным и невиновным одновременно. Ведь в глубине
души я всегда знал, что во мне сосуществуют два человека. Один был сыном
моих родителей, он ходил в школу и был глупее, ленивее, неряшливее многих.
Другой, напротив, был взрослый - даже старый - скептический, недоверчивый.
Удалившись от людей, он был близок природе, земле, солнцу, луне; ему ведомы
были все живые существа, но более всего - ночная жизнь и сны. Иными словами,
все, в чем находил он "живого Бога". Здесь я намеренно заключил слово "Бога"
в кавычки, ведь природа, как и сам я, казалась отделившейся от Него,
небожеской. Тем не менее она была создана Им и была проявлением Его. В
голове моей не укладывалось, что выражение "по образу и подобию Божьему"
должно быть применимо к человеку. Мне казалось, что горы, реки, озера,
прекрасные деревья, цветы и звери с большим правом могут называться Божьими
подобиями, нежели люди с их смехотворными одеждами, с их бестолковостью и
тщеславием, лживостью и отвратительным эгоизмом - со всем тем, что я так
хорошо узнал в себе, то есть в моем "номере 1", школьнике из 1890 года. Но