"Под сенью виноградных лоз" - читать интересную книгу автора (Дейли Джанет)

7

Со своего места, сразу же за старинными часами в центре роскошного холла отеля «Уолдорф», Клей Ратледж увидел баронессу в тот момент, когда она выходила из лифта. На ней были шляпка из красной соломки с широкими полями и пышное летнее платье из белого шелка с беспорядочно разбросанными по нему красными, синими и зелеными горошинами. Смотрелся такой наряд очень стильно и изысканно, по-французски шикарно, и, что было удобно для Клея, хорошо выделялся в толпе.

После некоторого колебания она направилась к дверям, выходящим на Парк-авеню. Немного повременив, Клей не торопясь последовал за ней.

Ее каблучки дробно постукивали по мозаичному полу и ступенькам. Вращающаяся дверь находилась на уровне тротуара. Баронесса толкнула ее и, выйдя на улицу, остановилась. К ней подошел швейцар.

Задержавшись на верхней ступеньке, Клей увидел, как после короткого разговора швейцар указал баронессе направо, сопровождая жест пространным объяснением. Клей не мог сдержать улыбки при виде путеводителя, который Натали Фужер держала в руке вместе с небольшой красной сумочкой. Произнеся с улыбкой слова благодарности, она пошла в указанном направлении. Клей немного выждал и двинулся за ней.

Когда он спускался по лестнице к улице, баронесса уже пересекла ее и теперь шла вдоль Пятидесятой улицы, направляясь к Пятой авеню. Будь на ее месте другая женщина, Клей решил бы, что та собирается прошвырнуться по знаменитым магазинам. Но путеводитель в руке и пытливые взгляды, которые баронесса бросала по сторонам, говорили о другом – она хотела узнать город, проникнуться его духом. Клей шагал за ней, пытаясь вычислить конечную цель ее прогулки. Площадь у Рокфеллеровского центра? Или Музей современного искусства?

Одновременно Клей продолжал гадать, что же она из себя все-таки представляет. После вчерашнего разговора он не сомневался, что она очень одинокая женщина с невостребованными эмоциями, мечтающая о любви и внимании.

Неожиданно для него она свернула-таки на Пятую авеню. Он прибавил шаг, а когда достиг поворота, баронесса уже поднималась по ступеням собора святого Патрика. Держась на приличном расстоянии, Клей ступил под своды этого храма, отделанного изнутри белым мрамором и цветным камнем.

Несколько верующих сидели на слабо освещенных скамьях, а остальные, по всей видимости туристы, слонялись по собору, восхищаясь витражами и статуями и переговариваясь между собой тихим шепотом. Стоя у дверей, Клей перебегал взглядом от одной группы людей к другой, пока в глаза ему не бросилась красная соломенная шляпка баронессы. Он видел, как она зажгла свечку и преклонила для молитвы колени, в ее руках блеснули четки.

Его внимательный взгляд задержался на ней ненадолго, он вышел из церкви и стал ждать ее на противоположной стороне авеню. Стоя в ожидании, он мысленно набросал для себя образ Натали Фужер: она не относилась к тому типу легкомысленных женщин, которые флиртуют с мужчиной ради развлечения, она, несомненно, искренне любила своего мужа, желая ему добра, и не хотела признаваться себе, что была в замужестве несчастлива. Однако это ничего не меняло: она оставалась одинокой и внутренне готовой к любовному приключению.

Перед Клеем открывался сейчас один из самых растиражированных видов Нью-Йорка: сверкающие как солнце готические шпили собора на фоне черного стекла Олимпийской башни, но внимание Клея было приковано к красно-коричневым дверям. Наконец он увидел ее. Ему повезло, была суббота – движение на улице почти отсутствовало.

Когда она, сойдя с лестницы, ступила на тротуар, Клей как раз пересек улицу. Изобразив случайную встречу, он прикинулся удивленным и одновременно обрадованным.

– Баронесса, какая встреча! Доброе утро.

– Доброе утро, мсье Ратледж.

В ее темно-карих глазах насыщенного шоколадного цвета промелькнуло затаенное чувство радостного узнавания. Изменилось и выражение ее губ. Все эти неуловимые перемены в облике женщины сказали ему все, что он хотел знать. Он видел, что его неожиданное появление произвело на нее впечатление.

Он посмотрел мимо нее на двери собора.

– А где Эмиль? Разве он не с вами? – задал он вопрос с самым невинным видом.

– У него важная встреча.

Клей снова перевел взгляд на Натали, всматриваясь в ее лицо. Он собирался предстать перед ней в роли человека чести, который сопротивляется изо всех сил зародившемуся чувству, и это будет прочитываться в каждом взгляде, жесте, слове.

Он вежливо улыбнулся.

– Тогда, может быть, вы разрешите проводить вас до отеля?

– Спасибо. Но… я собиралась побродить по Нью-Йорку. – Немного смущенная, она показала ему свой путеводитель.

– В одиночестве? – Клей изобразил на лице недоумение, сменившееся улыбкой. – Разрешите мне показать вам Нью-Йорк. В компании всегда приятнее.

Она колебалась, не спуская с него глаз.

– Мне это доставит удовольствие, баронесса.

– Зовите меня Натали.

Он заметил мимолетное движение – она слегка прикусила нижнюю губу, словно раскаивалась, что поторопилась пойти на сближение.

Почтительно склонив голову, Клей как бы заверил ее, что не воспользуется ее излишней доверчивостью.

– При условии, что вы будете звать меня Клеем.

– Как скажете, – сдержанно согласилась она.

– Мы находимся недалеко от площади, где расположен Рокфеллеровский центр, – сказал он, указав рукой направление.

Он шел рядом, следя за тем, чтобы даже ненароком не коснуться ее. Пройдя Чэннел-Гарденс, они остановились у каменного парапета, глядя на раскинувшуюся внизу площадь с фонтаном, в струях которого поблескивала статуя древнегреческого героя Прометея. Клей говорил немного, обращая внимание спутницы лишь на что-то заслуживающее внимания.

– Куда теперь? – спросил он и тут же в шутку предложил: – Может, к Эмпайр-Стейт-Билдингу, месту паломничества всех туристов?

– А это далеко?

– Пешком не дойдем. Надо взять такси. – Он остановил проезжавший автомобиль и, приоткрыв дверцу, пропустил баронессу вперед, старательно соблюдая дистанцию.

Она молчала всю дорогу. Его взгляд часто останавливался на ее лице – он не скрывал своей заинтересованности. Клей видел перед собой очень красивую, элегантную женщину, убранные назад волосы скрывались под широкими полями. Мысленно Клей сравнивал ее со струнным инструментом, который только и ждет, чтобы запеть под рукой мастера.

Такси остановилось на 34-й улице перед небоскребом, увековеченным кино и Кинг-Конгом в памяти человечества. Клей купил билеты в мраморном холле и вошел за Натали в скоростной, набитый туристами лифт, поднявший их в два приема на самый верх башни. Даже в этой тесноте, где смешались запахи многих тел, он различал тонкий аромат ее духов.

Двери кабины открылись, Клей вывел баронессу наружу и, пройдя мимо киосков с сувенирами, остановился у тяжелой двери, ведущей на крышу. Там, наверху, порыв ветра чуть не сорвал с нее шляпу, и она, смеясь, придерживала ее, идя к парапету. Клей стоял рядом, пока она с любопытством оглядывала раскинувшиеся вокруг архитектурные «попурри» Манхэттена – небоскребы из стекла и стали, улицы, застроенные старинными особняками, готические церкви.

Натали бесстрашно перегнулась через парапет.

– Такси отсюда выглядят как яркие желтые ноготки. Отступив на шаг назад, она старалась охватить взглядом панораму Нью-Йорка. Клей не сводил с нее глаз, читая на ее лице выражение изумления и восторга и одновременно любуясь нежным изгибом точеной шейки, стройной фигурой, обтянутой на ветру шелком.

– Красиво, не правда ли? – Он изобразил на своем лице восхищение открывающимся видом острова Манхэттен, реки Гудзон и крохотных лодок в заливе. – Мы так высоко поднялись надо всеми, и хочется думать, что, кроме нас, на земле никого нет, – проговорил он с нарочитой беззаботностью. – Ведь двое могут стать целым миром, если, конечно, они созданы друг для друга. – Говоря это, он смотрел ей прямо в глаза.

Намеренно или нет, но она попыталась перевести разговор в другую плоскость.

– Вы, наверное, тоскуете по жене.

– Разве что по детям, – ответил он и, пожав плечами, отвел взгляд. – Не секрет, что у нас с женой было мало общего, нас объединяла только любовь к детям, – вдохновенно лгал он. – Ей вполне хватало ее цветов и занятий живописью, в то время как я… – Клей замолчал, помрачнев. – Зачем я рассказываю вам все это?

– Должно быть, надеетесь, что я пойму вас. Взглянув ей в глаза, он прочел в них безмолвное признание такого же одиночества в браке и решил не упускать момент.

– Вы когда-нибудь ездили в экипаже по Центральному парку?

Ее, казалось, поразил такой быстрый переход.

– Нет.

– Я тоже не ездил, – улыбка раздвинула его губы. – Давайте покатаемся?

Ее лицо осветилось улыбкой.

– Согласна.

Через двадцать минут они уже катили на заднем сиденье экипажа по Центральному парку. Они почти не разговаривали, изредка обмениваясь впечатлениями, но по улыбке на ее лице он видел, что молчание не тяготит ее.

Проезжая вдоль озера, Натали наклонилась вперед.

– Видите эти лодки? – спросила она, любуясь игрой света на гладкой поверхности воды. – Как прекрасно они здесь смотрятся.

– Думаю, нам следует ознакомиться с ними поближе, – заявил Клей и, обратившись к кучеру, попросил высадить их у лодочной станции.

Они взяли лодку и отплыли от пристани. Натали сидела на носу, положив красную соломенную шляпу на колени. Держась за края лодки, она откинулась назад, подставив лицо солнцу.

Как красиво, подумал Клей, сидя на веслах и направляя лодку вперед медленными точными гребками. Он снял и положил рядом на сиденье спортивную куртку, а рукава рубашки закатал.

– Это просто чудо. – Опустив руку в нагретую солнцем воду, Натали смотрела, как с пальцев стекают капли. – Вы правы, Клей, – она окинула его задумчивым взглядом, – в компании всегда приятнее.

– Да, – только и сказал он и, не сводя с нее взгляда, молча сделал несколько гребков. – Может, зря я это говорю, Натали, но вы исключительно красивая женщина. – Он постарался, чтобы за сдержанной интонацией его голоса ощущалась с трудом подавляемая страсть.

На какое-то мгновение у нее перехватило дыхание, она не могла вымолвить ни звука. Как часто, слишком часто за последние месяцы, она, глядя на Эмиля, мечтала, чтобы он вновь посмотрел на нее мужским взглядом, увидел в ней красивую желанную женщину – считал же он ее такой до женитьбы. Это желание причиняло ей почти физическую боль.

Грешно, когда комплименты постороннего мужчины доставляют такое удовольствие, она это знала, но ничего не могла с собой поделать. Слишком соскучилась по ласке, чтобы обращать внимание на то, от кого она исходит.

Наконец она произнесла медленно и осторожно:

– Очень мило, Клей, что вы это заметили.

– Простите меня, – пробормотал он.

– За что? – удивилась она, не желая понимать истинного значения его слов. – За то, что вы были любезны?

– Это не просто любезность. Вы действительно очень хороши собой. Нужно быть слепым, чтобы этого не заметить.

Иногда она думала, что ее муж действительно слепой. Он совсем не понимал, что было нужно такой женщине.

Клей замолчал, она тоже не делала никаких попыток продолжить разговор, пытаясь целиком сосредоточиться на спокойной красоте озера, на синеве неба над головой. И все же ее взгляд не мог не заметить, как вспыхивают тусклым золотом волосы на его руках под лучами солнца, как играют под рубашкой мускулы, как легко толкают вперед лодку сильные руки.

Его жена просто идиотка, подумала Натали, как можно не оценить такого человека. Неужели она не понимала, какое счастье иметь такого внимательного, заботливого мужа, который настолько чуток, что может предвидеть каждое твое желание?

Ведь это он придумал взять лодку, и вот теперь они скользили по водной глади – только вдвоем, а нью-йоркские небоскребы отступили, смутно маяча за деревьями. Его руки на веслах, сильные мышцы… Он, наверное, ласкает женщину нежно и властно, стараясь разбудить ее, доставить наслаждение. А поцелуи его, наверное, влажные и горячие, от них, должно быть, теряешь голову.

Сердце у нее учащенно забилось. Натали отвела взгляд. Ни к чему предаваться праздным фантазиям, пусть даже и невинным. Для Натали этот час пролетел как один миг. Причалив к берегу, Клей помог ей выйти из лодки, она остро чувствовала его руки – сильные и одновременно нежные. Она уже стояла на пристани, а он все не отпускал ее. Стоя позади, он держал одну руку на ее талии, а другую – выше локтя, на пышном рукаве платья.

– Я был не прав, – тихо проговорил он. – Даже слепой поймет, как вы прекрасны, почувствовав пьянящий запах ваших духов, музыку голоса, атласную кожу…

Он провел пальцем, одним только пальцем по изгибу ее локтя и отпустил руку. Она судорожно вдохнула воздух, горло перехватило – она не могла выдохнуть.

На какой-то момент ей представилось, что вот сейчас она, качнувшись назад, припадет к нему, почувствовав все его крепкое, сильное тело, а он обнимет ее, и она ощутит на своей шее тепло его губ. Но прежде, чем эта мысль переросла в действие, он отступил назад, и момент был упущен. Но память о нем осталась.

– Здесь недалеко есть вполне приличный ресторан, – сказал Клей. – Если вы проголодались, можем туда зайти.

Она взглянула на часы – впервые с тех пор, как покинула отель.

– Как много времени!

Ее охватило чувство вины: в его обществе она обо всем забыла.

– Мне нужно возвращаться в отель. Я обещала Эмилю встретиться с ним за ленчем. Осталось совсем немного времени.

– Конечно, – согласно кивнул Клей, но в его глазах она уловила мелькнувшее сожаление.

По дороге в отель Клей, сидя в такси, больше молчал, произнося время от времени ничего не значащие банальности: он ждал подходящего момента и только за квартал до гостиницы произнес: – Не знаю, обсуждает ли ваш муж с вами дела, но мой отец и он подумывают создать совместную фирму, построив винный завод в Калифорнии. Обе стороны заинтересованы в этом, и каждая может способствовать успеху предприятия. «Клойстерз» не только выпускает марочные вина, но и имеет обширный рынок сбыта, опыт маркетинга и организационную структуру, равной которой в наших краях не отыщется. Ну а что касается «Шато-Нуар», не мне вам рассказывать о ее заслугах.

Клей старался, чтобы голос его звучал как можно непринужденнее. Заметив, что она не проявляет к этой теме особого интереса, он взглянул на нее с улыбкой.

– Это сотрудничество потребует частых путешествий обеих сторон через Атлантику. – Клей выдержал паузу, погасил улыбку и со значением заглянул ей в глаза. – Что касается меня, то я буду стремиться к этому изо всех сил.

Такси подкатило к отелю на Парк-авеню, Натали не успела ответить: швейцар уже распахнул дверцу автомобиля перед ней. Но, перехватив ее быстрый взгляд, Клей понял все без слов.

Расплатившись, он выбрался вслед за Натали из такси. Она обернулась к нему.

– Спасибо за чудесную прогулку. Я получила большое удовольствие. – Она избегала называть его по имени.

– Не за что. Считаю, что это мне повезло. – Он вежливо улыбался, снова надев маску благовоспитанной сдержанности. – Кланяйтесь от меня мужу.

Клей сознательно умолчал о вечернем гала-аукционе, и без того зная, что она там обязательно будет, и понимая, что у нее тоже нет причин сомневаться в его присутствии.

Улыбнувшись на прощание, она вошла в холл отеля. Некоторое время Клей задумчиво смотрел ей вслед, размышляя, как лучше вести себя с ней вечером: заговорить или просто встретиться глазами.

Эффективны были оба метода, надо только знать, как скоро планирует отец опять встретиться с бароном. От этого зависит, какой метод он предпочтет. Надо все выяснить заранее. В конце концов в таких делах все решает время.

Он неторопливо вошел в отель, довольный тем, насколько продвинулись за утро дела, и надеясь, что вечерние события будут еще удивительнее.


Гул прошел по рядам людей в вечерних туалетах, расположившихся в роскошном Большом зале отеля «Уолдорф»: цена ящика каберне-совиньона «Ратледж-Эстейт» 73-го года продолжала неуклонно расти. Сэм сидел рядом с Кэтрин в непринужденной позе, закинув ногу на ногу и скрестив на коленях руки.

Кэтрин тоже выглядела спокойной и незаинтересованной, хотя предложения уже значительно превышали изначально назначенную цену. Однако по блеску ее глаз Сэм догадывался, что она очень волнуется.

Заключительный удар молотка сделал достоянием истории фантастическую сумму сделки: шестьдесят пять тысяч долларов – прежде такой успех не выпадал на долю вина американского производства. Зал уважительно притих.

Хотя Кэтрин не сменила своей величавой позы, но Сэм уловил краем глаза некоторые перемены. Вид у нее был удовлетворенный, как у кошки, досыта наевшейся жирной сметаны и довольно мурлыкающей у камина.

Раздались аплодисменты. Это Хью Таунсенд, сидевший неподалеку, стоя приветствовал Кэтрин. Увидев, что за ним поднимаются и остальные, Сэм последовал их примеру. На эту овацию Кэтрин ответила легким грациозным кивком головы. Но аплодисменты не стихали, и ей пришлось выйти вперед.

Она отмахнулась от предложенного микрофона и заговорила своим сильным и чистым голосом, обращаясь к собравшимся.

– Спасибо. Спасибо вам всем. – Помолчала, ожидая, пока в зале не установится тишина, потом продолжала: – Мой покойный супруг, Клейтон Ратледж, был горячим поклонником Томаса Джефферсона, человека, словно пришедшего к нам из эпохи Возрождения и к тому же известного знатока вин. Так же, как и Джефферсон, Клейтон верил, что придет время, когда Америка будет производить вина, не уступающие по качеству самым лучшим европейским сортам. Он мечтал, что среди них будет и «Ратледж-Эстейт»; с этой мечтой жила и я, оставшись одна. Сегодня вы высоко оценили продукцию «Ратледж-Эстейт», и материальный эквивалент этого признания пойдет на благое дело. Клейтон гордился бы этим так же, как и я. Еще раз спасибо.

После этих слов снова раздались аплодисменты. Некоторые гости стали протискиваться к виновнице торжества, чтобы поздравить ее лично, и аукционист, проявив понимание, объявил короткий перерыв.

Сэма не удивило, что барон Фужер и его жена одни из первых подошли к Кэтрин. В бизнесе, где так важен имидж и престиж, акции «Ратледж-Эстейт» сразу взлетели высоко. На барона торг произвел большое впечатление, это было видно по тому, как резко изменилось его обращение – в нем не было ничего от той снисходительности, с которой он держался при утренней встрече. Сэм тогда несколько раз чуть не сорвался, но Кэтрин как будто ничего не замечала, считая, что союз между ними всего лишь вопрос времени. Так, во всяком случае, она думала. Сэм же, напротив, полагал, что дядя еще не выбыл из игры.

Гил, излучая улыбки и свое всегдашнее обаяние, тоже подошел к Кэтрин.

– Ну и цена, Кэтрин. Поздравляю. – Казалось естественным, что сын радуется за мать, но что-то подсказывало Сэму, что за блеском этих глаз таится не гордость за нее, а зависть.

– Спасибо, Гил. – Как обычно, Кэтрин держала себя любезно, но сдержанно с живущим отдельно сыном. – Уверена, что твой лот тоже оценят по заслугам. Каберне «Клойстерз» 87-го года совсем недурно для молодого вина.

Гил весь напрягся, услышав ее снисходительную похвалу.

– Что ж, как-нибудь, если не возражаешь, мы могли бы устроить «слепую» дегустацию наших вин восемьдесят седьмого года. Посмотрим, чье вино выйдет победителем.

Кэтрин гордо запрокинула голову.

– Я никогда не поступлю так с тобой, Гил.

Кровь прилила к щекам Гила. Кэтрин не только парировала вызов, но и нанесла в этом поединке смертельный удар. В своем желании не вступать в открытую конкуренцию с собственным сыном и тем самым уберечь его от позорного поражения она казалась искренней, но Сэм не был уверен, правильно ли он понял ее мотивы.

Гилу удалось совладать с гневом и выдавить из себя подобие улыбки.

– Нельзя всегда только побеждать, Кэтрин. Даже тебе. – И, стараясь сохранить достоинство, он отошел к бару.

Сэм приблизился к Кэтрин.

– Не уверен, что ты поступила мудро.

– Может, и не мудро, но другого выхода не было, – холодно ответила она и тут же расплылась в улыбке навстречу Хью Таунсенду.

– Мистер Таунсенд, это вы виновник незаслуженного внимания к моей особе.

– Разрешите с вами не согласиться, мадам. – Он почтительно склонился над ее рукой. – Подобно драгоценному вину, каждая капля которого бесценна, этот аукцион уже прославил себя – благодаря вам.

Она не стала опровергать это пышное сравнение. Вместо этого задала вопрос:

– А ваша юная подруга, мисс Дуглас, сегодня здесь?

Я припомнила, что знаю одного Захарию Дугласа, владельца виноградника в районе Карнеро, и подумала, не может ли он быть ее родственником?

– Не думаю, что у Келли остались родственники в Калифорнии. Но все же жаль, что вы не поговорите с ней лично. Сегодня вечером она дежурит в студии. – Он посмотрел на часы. – Думаю, сейчас как раз собирается домой.

– Выходит, она работает шесть дней в неделю. Не знала, что у нее такой тяжелый график, – заметила Кэтрин, удивленно подняв брови.

– За славу нужно платить, – сухо ответил Хью.

– Надеюсь, хоть воскресенье остается у вас, телевизионщиков, «бесславным» днем, – шутливо произнесла Кэтрин, мгновенно уловив перемену в его тоне. – Каждый нуждается в отдыхе.

Сэму было непривычно слышать от нее такие слова. Он не мог припомнить, чтобы у нее хватало времени на что-нибудь, кроме виноградника и винодельни. С возрастом напор у нее несколько поубавился, но слово «отдых» по-прежнему было чуждым ей.

Сказав еще несколько вежливых фраз, Хью извинился и отошел. Сэм скользил взглядом по гостям – элегантным людям в изысканных туалетах, ведущим утонченные разговоры. Он вырос в этой среде и чувствовал себя здесь так же легко и свободно, как и на винограднике. Но сегодня он скучал, ощущая какое-то смутное раздражение.

Взгляд его остановился на Гиле, тот беседовал с бароном и его женой, стоя неподалеку от бара. Клей тоже был с ними. Его внимание было целиком обращено на Натали Фужер. Сэм некоторое время с легкой усмешкой наблюдал за ними. Как это похоже на Клея! Вчера приударил за Келли, теперь пробует свои чары на баронессе – и судя по ее сияющему виду, весьма успешно.

– И что только женщины находят в нем? – Сэм даже не заметил, что произнес этот риторический вопрос вслух, пока не услышал ответ Кэтрин.

– То, что хотят видеть. – В ее голосе звучала горькая гневная нотка, и на какой-то миг ему показалось, что она говорит, исходя из собственного опыта. – Человека, с которым они перестанут чувствовать себя одинокими, который заполнит пустоту их существования, подарит им радость бытия, ради чего и создан человеческий дух. Когда жизнь женщины блекнет и старая любовь хиреет, она жаждет стать снова кому-нибудь нужной. Лишенная любви, она жаждет ее. – Кэтрин смотрела на пару, стоящую напротив, но Сэм не был уверен, что она видит их, а не кого-то другого. – И когда вдруг появляется мужчина, который замечает ее, чувствует пожирающий изнутри голод, она верит, потому что очень хочет верить, потому что мечтает, чтобы ее мечты сбылись. И тогда напрасны все уговоры, она никогда не поверит, что он всего-навсего хочет ее покорить, что для него она просто пустячок, нет, она не может этому поверить, потому что это убьет ее мечту.

Кэтрин бросила на внука слегка встревоженный взгляд. Постепенно лицо ее приняло прежнее выражение, но отблеск тревоги сохранился.

– Моя мать принадлежала к таким женщинам, – быстро проговорила она. – После смерти отца она пошла по рукам. Не помню уж, сколько у меня было отчимов, не помню, сколько у нее сменилось любовников. Мужчины, похожие на твоего кузена, охотятся за такими женщинами. Они по природе хамелеоны – притворяются такими, какими их хочет видеть женщина. В конце концов всех ждет разочарование.

Сэм не помнил, чтобы о Кэтрин, даже в то время, когда он был ребенком, ходили сплетни: никто со смерти мужа не видел ее на людях в обществе постороннего мужчины. Всех поражало такое затворничество.

И все же на какое-то мгновение Сэм заподозрил, что у нее был тайный любовник, тот, который, использовав ее, покинул, оставив у нее навсегда чувство жестокого разочарования. Нет, такого быть не могло. Он ошибается. Наверное, она говорит правду, и знание мужчин, таких, как Клей, идет у нее от матери. Странно, он никогда раньше не думал о ней как о женщине. Она была Кэтрин – сильная и самодостаточная, которой никто не нужен. Но, может быть, она тянулась к кому-то сердцем?

Он чуть было не задал ей прямой вопрос, но вовремя сдержался. Какое ему, собственно, до всего этого дело? Внезапно его охватило невесть откуда взявшееся раздражение. Связано ли оно с ним? Или с Кэтрин? Сэм еще раз обежал глазами переполненный зал, и прежнее чувство жгучего беспокойства вновь охватило его.

– Пойду подышу немного воздухом, пока не возобновили аукцион, – сказал он Кэтрин и направился к ближайшему выходу. Сзади послышался чей-то нежный мелодичный смех, но Сэм даже не обернулся, чтобы узнать, кому он принадлежит.


– Мистер Ратледж, – Натали ласково приветствовала Клея.

Он кивнул, не улыбаясь, глаза его твердо и нежно остановились на ее лице. Она потупилась, потом снова посмотрела ему в глаза, взгляд ее излучал сияние, идущее из самой глубины ее существа.

Клей дождался, когда отец займет барона разговором, и лишь потом обратился к ней:

– Расставшись с вами этим утром, я решил, что просто навообразил себе, насколько вы прекрасны. Но нет. Я был прав.

Она лучезарно улыбнулась, бросив быстрый взгляд в сторону мужа, но тот был слишком поглощен беседой, чтобы заметить ее необычное поведение. Тогда она нарочно, как показалось Клею, позволила улыбке перейти в нежный мелодичный смех и коснулась руки барона.

– Эмиль, мне кажется, тебе следует знать, что этот симпатичный джентльмен сделал мне очень необычный комплимент, – объявила она и метнула на Клея игривый взгляд.

Но Клея обмануть было трудно. В ее словах он слышал молчаливый крик, умолявший мужа обратить наконец на нее внимание. Но по удивленному вежливому взгляду мужа было понятно, что он не видит того, чего она так отчаянно хотела, – красивую женщину, которая может поблекнуть и увянуть от недостатка внимания.

Эмиль только рассеянно похлопал ее, как ребенка, по руке.

– Не сомневаюсь.

На его лице не было и тени ревности или озабоченности. Этот дурак верил ей абсолютно. Надо отдать должное Натали: она хорошо скрыла свою боль. Такое непонимание она, несомненно, встречала со стороны мужа часто. Но Клею это только на руку.

– Принести вам чего-нибудь выпить? – предложил Клей. – Бокал шампанского?

– Да, спасибо. – Натали проводила взглядом отошедшего Клея.

За последние два дня она всякого наслышалась о Клее Ратледже. Женщины говорили, что он искатель приключений и что жена его порядком настрадалась. Может, в их словах и была правда – она не знала. Даже если так, ей трудно сочувствовать его жене. В такие минуты, как сейчас, она думала, что предпочла бы мужа скорее избыточно пылкого, чем такого, который едва ли помнит о ней.

Более того, она завидовала жене Клея. Неожиданно для себя она поняла, что ее не шокировали эти рассказы.

Она повернулась к мужу, старательно вслушиваясь в его беседу с отцом Клея.

– …замечательная женщина, – закончил Эмиль.

– Кэтрин – действительно незаурядная женщина, – подтвердил Гил Ратледж и пожал плечами. – Но что будет с поместьем Ратледжей, когда она уйдет из жизни? Боюсь, останется только тень былого величия.

Эмиль нахмурился.

– Но ее внук…

– Сэм? – Вздернутая бровь, насмешливый взгляд. – Сэм – прекрасный человек. Но виноделие – область, где много конкурентов. Здесь мало быть хорошим. – Он замолк и вновь передернул плечами. – Думаю, вы сами все понимаете.

– Конечно. – Но по недоуменному взгляду мужа Натали поняла, что ему так и осталось неясно, что же за человек был Сэм Ратледж.

Призывной удар молотка возвестил о продолжении аукциона. Все поспешили вернуться на свои места. Подошел Клей с бокалом шампанского. Натали поблагодарила его и пошла, опираясь на руку барона.


Теперь, когда кресло Сэма пустовало, Кэтрин сидела в одиночестве. В воцарившейся тишине представили следующий лот. Она лениво слушала, как на привычном ей языке виноторговцев расхваливали бутылку редкого бордо одного из лучших винодельческих заводов Франции: «изысканный вкус, великолепный букет, тонкая игра вкусовых оттенков – от смородинового привкуса до ароматных примесей дуба и аниса, а в послевкусии – лавровый и кедровый оттенки, это крепкое концентрированное и одновременно изысканное вино с нежным бархатистым ощущением, остающимся на языке».

Все эти слова и фразы она и сама часто произносила в прошлом. Это язык бизнеса, хотя сама Кэтрин любила давать вину человеческие характеристики, видя много параллелей между винами и людьми.

Так же, как рожденные от одних и тех же родителей братья и сестры отличаются друг от друга внешним обликом, чертами характера и способностями, точно так же разнятся между собой и вина. Вино с одного виноградника каждый год получается разное. Оно может быть необычайно богатым по цветовой насыщенности, иметь тонкий аромат, а во рту будет кислить.

Думая о свойствах вина, Кэтрин машинально поглядывала на горящую золотом голову своего внука Клея, сидящего всегда через несколько рядов от нее. Рядом сидел Гил, слегка наклонив голову, он что-то прошептал сыну. Она вспомнила выражение его глаз – враждебный взгляд чужака, – с которым он поздравил ее: точь-в-точь вино, от которого ждешь многого, пока оно выдерживается в бочке, а потом оказывается, что с годами оно отяжелело и стало горчить.

Мысль эта отозвалась в ней болью – сын вырос и возненавидел ее. Как это случилось? Где она допустила ошибку? Может, все дело в той давней ночи? Нет, этого не может быть. Однако она помнила, как, будучи подростком, он иногда бросал на нее недобрые взгляды, но чаще эти блестящие умные глаза младшего сына светились смехом и доверием.

Возможно, семена вражды и зародились той ночью, но ничего не вырастет, если не подкармливать и не поливать росток. Что заставило его идти против нее? Может, все началось с Джонатана? С постоянного соперничества между Гилом и старшим братом?

Они и в детстве дрались, но все оставалось в пределах нормы – обычные мальчишеские дела. Конечно, Гила иногда возмущало, что Джонатану больше позволялось, но ведь тот был старше. И конечно, как бывает в каждой семье, оба ревновали ее друг к другу. Если она и уделяла больше внимания Джонатану, чем Гилу, то только потому, что тот проявлял больший интерес к виноделию – к тому, что поглощало ее почти целиком. А Гилу тогда это занятие представлялось скучным. Все изменилось с того времени, когда Гил вернулся с войны…

Да, подумала Кэтрин, трудности начались с того времени. Пока Гил был вдали, у них с Джонатаном проблем не было. После двух лет, проведенных во Франции, он вернулся домой полный энтузиазма и идей по улучшению семейного бизнеса. Теперь задним числом Кэтрин понимала, как трудно пришлось Джонатану, когда в их жизнь неожиданно ворвался младший брат с мыслями о переустройстве. Но Гилу тоже было нелегко – дома он иногда чувствовал себя посторонним человеком. Поэтому-то и реагировал так болезненно, когда она отвергала его предложения.

Оба они являлись совершенными антиподами по характеру и темпераменту. Джонатан был уравновешенный и по характеру немного отшельник. Гил же – открытая и общительная натура. Джонатана трудно было вывести из себя – Гил взрывался, как ракета. Джонатан был основателен в мыслях и суждениях, из тех, что семь раз примерят, прежде чем отрезать, – Гил отличался нетерпеливостью.

Кэтрин надеялась, что со временем они станут дополнять друг друга – один будет сдерживающим началом, а другой – залогом перемен, таким образом, равновесие будет достигнуто. Но вместо этого они сцепились всерьез.

А ведь поначалу, в первые год-два, они пытались найти общий язык, работать вместе, но со временем деловые разногласия стали все чаще приводить к личным столкновениям.

Оба были молоды, ни одному еще не было тридцати. Кэтрин надеялась, что они перерастут свои ссоры, а пока старалась, где могла, разводить их в работе, не ущемляя самолюбия каждого: Джонатан стоял во главе работ на виноградниках, а Гил занимался проблемами сбыта, что заставляло его часто находиться в разъездах.

Но и это не помогало – взрывоопасные ситуации учащались. Поводов было предостаточно: Гил считал, что им необходимо закупить новое оборудование и модернизировать производство, снизив тем самым себестоимость, а Джонатан, напоминая ему, что производство тоже находится под его опекой, полагал, что закупки нового оборудования преждевременны – старое еще вполне прилично. На взгляд Джонатана, Гил слишком много тратил денег на разъезды, а также на деловые встречи и в дорогих ресторанах, развлекаясь за счет фирмы. Гил возмущался: не может же он приглашать потенциальных покупателей в бистро, а потом рассчитывать, что они станут закупать «Ратледж-Эстейт». Гил хотел бы выйти на винный рынок с новым сладким вином под новым названием, утверждая, что на этом можно сделать хорошие деньги, но Джонатан отказывался наотрез, заявляя, что Ратледжи производят только качественные вина и не опускаются до уровня заурядных.

В свои разногласия они постоянно впутывали Кэтрин, и если она принимала сторону одного, не важно, по каким причинам, другой чувствовал себя обиженным. Оба обвиняли друг друга в желании оказывать на нее влияние. В конце концов поместье стало ареной неприкрытой борьбы, и, что еще хуже, – работники тоже разбились на два лагеря, приняв ту или иную сторону в необъявленной войне.

И все же до самой последней чудовищной ссоры Кэтрин продолжала надеяться, что все утрясется. В тот день она говорила с кем-то по телефону из крошечного кабинетика Клода – то ли с агентом по сбыту, то ли с каким-то чиновником. Вдруг в оставленную открытой дверь – чтобы продолжать видеть происходящее на винодельне – ворвался Джонатан, а следом за ним – Гил, они громко спорили, и чувствовалось, что это продолжается уже давно…


– Какого черта, Джо, – Гил, ухватив брата за руку, пытался силой остановить его. Тот повернулся к нему, смерив взглядом, в котором сверкало холодное бешенство. – Перестань быть таким уж прямолинейным, хотя бы подумай немного над моим предложением. – Красный от ярости Гил потряс бумагами перед его лицом. – Цифры не лгут.

– Цифры – нет, а вот лгуны…

– Ты хочешь сказать, что я лгун? – в ярости вскричал Гил. – Ничего себе! – Он швырнул бумаги Джо в лицо. – Сосчитай сам. Наши результаты сойдутся. Если мы купим ту старую винодельню у дороги и двести акров земли, что идут вместе с ней, мы совершим удачнейшую сделку. Почему ты так боишься расширять дело?

– А почему тебе всегда всего мало? – задал Джонатан встречный вопрос. – Тебя ничто не устраивает. Взгляни на свои итальянские туфли, шелковый галстук и костюм за двести долларов. Еще, еще, еще… Всегда – еще. Еще вина, еще денег, еще одежды, еще путешествий…

– А что в этом плохого? – огрызнулся Гил. – Просто ты боишься, что не управишься с двумя винодельнями.

– Я-то управлюсь, – огрызнулся Джо. – Но, клянусь, и это не удовлетворит твою жадность.

– Мне осточертели твои обвинения в жадности. И твоя беготня к Кэтрин с беспочвенными жалобами на меня.

– Беспочвенными? Это что, я разбазариваю деньги компании? Это делаешь ты. – Джо указал пальцем на Гила. – Ее драгоценный сыночек.

– Ах ты, сукин сын, – Гил сплюнул и погрозил ему кулаком. – Я не позволю называть меня вором.

Сидя за столом Клода, Кэтрин в ужасе увидела, как он с силой ударил Джо по лицу, тот пошатнулся, но удержался на ногах, только потряс головой и потер челюсть. А затем, рыча что-то нечленораздельное, бросился на Гила.

Швырнув трубку, она выскочила из-за стола. Джонатан уже молотил Гила обеими руками. Джонатан был крепче, но Гил увертливее. Когда Джонатан занес над ним правую руку, Гил проскочил под ней и с силой ударил Джонатана левой рукой в живот. Джонатан, охнув, сложился пополам. В этот момент Гил саданул его в челюсть и рассек губу. Брызнула кровь.

– Прекратите! Прекратите немедленно! – Кэтрин пыталась оттащить Гила, как-то разнять их, но Гил продолжал лупить Джо кулаками.

Двое работников винодельни, прибежав на подмогу, сумели оттащить Гила. К этому времени Джонатан уже валялся на полу в ужасном виде – один глаз затек, а из губы сочилась кровь. Кэтрин, стоя перед ним на коленях, пыталась унять кровь.

– Двое взрослых мужчин подрались как мальчишки, – сердито бормотала она. – Мне стыдно за вас.

Гил пытался вырваться из крепко державших его рук.

– Он первый начал.

Кэтрин бросила на него ледяной взгляд.

– Мы обсудим это позже, когда переведем твоего брата в дом.

– Они тебе помогут, – Гил показал на работников. – Пусть он хоть сдохнет, я и пальцем не пошевелю. – И, повернувшись, вышел из помещения.

Кэтрин понимала, что дальше так продолжаться не может. Надо было что-то предпринимать. И как можно скорее.

Джонатана перевели в дом и продезинфицировали рану. Потом Кэтрин пригласила Гила в библиотеку. Он вошел с распухшим, в синяках лицом, напомнив Кэтрин о том жутком виде, в котором она оставила Джонатана.

– Если ты позвала меня, чтобы прочитать очередную проповедь на тему, как хорошо работать дружно, то лучше прочти ее старшему брату, – с порога заявил Гил с горящими от злобы глазами. – Мне надоело, что он все время подкалывает меня. Да, я первый его ударил, но он это заслужил.

Сын хотел было продолжать, но Кэтрин жестом остановила его.

– Мне все это неинтересно. Да и проповедей не будет. – На столе перед ней лежали бумаги, которые Гил пытался вручить Джонатану, – мятые и перепачканные после того, как их изрядно потоптали во время драки. – После этой отвратительной сцены мне стало ясно, что вместе вы работать не можете.

– Наконец-то ты поняла, – обрадовался Гил. – Дай Джонатану один из виноградников, и пусть себе возится. А винодельней буду управлять я. – Он увидел свои бумаги на столе. – Мы можем купить виноградник Шмидта, на который Джо отказывается даже взглянуть, и удвоим выпуск продукции. Через пять лет все будут знать марку «Ратледж-Эстейт».

– Не сомневаюсь. У тебя есть чутье в бизнесе, Гил, и талант к маркетингу. – Именно это и привело Кэтрин к окончательному решению. – Поэтому, мне кажется, ты вполне можешь завести собственное дело.

– Ты прогоняешь меня? – Он весь вспыхнул.

– Видишь ли, Гил, ты ведь не станешь отрицать, что никогда не разделял мои взгляды на перспективы нашего дела.

– «Нашего» – ты имеешь в виду твоего и Джонатана?

Кэтрин продолжала, не обращая внимания на этот насмешливый вызов.

– Ты постоянно подвергаешь сомнению принципы, которыми я руководствуюсь в бизнесе. У тебя свои представления о том, как надо вести дела. Собственная винодельня поможет тебе воплотить их в жизнь. Первоначальный капитал у тебя будет – я выплачу тебе твою долю в семейном бизнесе.

– Первоначальный капитал? Значит, ты хочешь откупиться? Чтобы успокоить свою совесть, швыряешь мне деньги и затем спокойно указываешь на дверь.

– Я только хочу поступить по справедливости.

– По справедливости? Ты так это называешь? – сердито прокричал он. – Ты всегда держала сторону Джонатана. А меня терпеть не могла.

– Это неправда.

– Неужели ты думаешь, что я поверю тебе? Я ведь знаю, как ты умеешь лгать. Вся твоя жизнь – одна большая ложь. Уж мне-то известно. А вот тебя это не устраивает. Тебе непереносимо знать, что той ночью я оказался невольным свидетелем.

– Это к делу не относится.

– Разве? Я тебе неприятен, потому что постоянно напоминаю о том, что ты предпочла бы скрыть. Думаешь, я не знаю этого? Да и всегда знал.

– Ты ошибаешься.

Но Кэтрин понимала, что никогда не сможет убедить его. Ни тогда, ни потом. В тот день, выходя из библиотеки, он уносил с собой ненависть. Сначала она думала, что, если дела его пойдут хорошо и винодельня будет процветать, он поймет, что все окончилось к лучшему для каждого. Но этого не произошло, и теперь уже Кэтрин не верила, что примирение возможно.


Толкнув вращающиеся двери, Сэм вышел на улицу и остановился, разглядывая здания, закрывавшие почти все небо.

К нему подошел швейцар.

– Такси, сэр?

– Нет, спасибо, я пройдусь пешком.

Дойдя до угла и не обращая внимания на красный свет, Сэм перешел на другую сторону и медленно побрел вдоль старинного особняка. Он шел куда глаза глядят и, заслышав вдали призывный ритм рок-н-ролла, повернул на звуки музыки.

Группа из трех человек развлекала посетителей уличного кафе на нижней площадке Рокфеллеровского центра. Туристы наблюдали за концертом сверху. Группа исполняла старые хиты Фэтс Домино, и Сэм, подойдя ближе, остановился.

Из дома напротив вышла женщина, тяжелая сумка свисала с ее плеча. По легкой походке и неуловимому движению бедер Сэм сразу узнал Келли Дуглас. Таких длинных ног ни у кого не было.

«Да, это я, и любовь опять пришла ко мне. – Микрофон далеко разносил голос певца. – А ведь с тех пор я не любил…»

Неожиданно Сэм разозлился на себя. Ведь он мог пойти в любом направлении, какого же черта попал именно сюда? Однажды он уже обжегся и повторения не хочет.

И все же он стоял, глядя, как Келли садится на заднее сиденье такси, не в силах отвести глаз. Ему показалось, что она посмотрела в его сторону, но он не был уверен. Впрочем, какое это имеет значение. Завтра он летит к себе в Калифорнию. Тем все и кончится.