"Окно с видом на площадь" - читать интересную книгу автора (Уитни Филлис)

Глава 18

И на следующий день я не нашла ответа на вопрос, кто оставил подсвечник в комнате Дуайта Рейда и кто угрожал мне хриплым шепотом. Чувство опасности, нависшей надо мной, оставалось, но мне приходилось не обращать на это внимания. Я совсем не видела Брэндана и во всяком случае не собиралась рассказывать ему о том, что произошло. Вспышка гнева в адрес Лесли меня испугала. Я не хотела, чтобы такое повторилось снова.

Но становилось все яснее, что полезная роль, которую я могла сыграть в воспитании Джереми, подходит к концу. Поэтому мне было необходимо вскоре предстать перед Брэнданом и заставить его понять серьезность сложившейся ситуации. Не из-за того, что произошло в этой комнате, а из-за того, что с его отъездом мое положение в доме станет невыносимым. Возможно, я еще подожду после Рождества, а затем скажу ему о своих планах на будущее и о решениях, к которым приду к тому времени.

Утром в день Рождества хозяин и хозяйка дома должны будут присутствовать при раздаче подарков, как это было принято везде, но в Сочельник вечером их ждали на балу в отеле «Пятая авеню». И наряжать рождественскую елку предстояло только нам.

Известие о том, что Лесли отбудет из дома, принесло мне облегчение. Но, хотя я контролировала свои чувства, мне бы все же хотелось, чтобы Брэндан оставался в доме. Скорее всего, такое простое и наивное занятие, как украшение елки, заставило бы его успокоиться и расслабиться. Кроме того, я могла бы находиться в одной комнате с ним открыто, не ощущая из-за этого вины. Конечно, само его присутствие причиняло бы мне боль, но, по крайней мере, я могла бы ощутить жизнь на то короткое время, пока буду находиться в его обществе. А без него, как я уже поняла с отчаянием в душе, я только существовала, но не жила. И мне предстоит еще долго существовать без него, после того как я покину этот дом.

Несмотря на тяжесть в сердце, я старалась как можно больше внимания уделять украшению елки. Я повторяла себе снова и снова, что должна думать теперь только о Джереми.

Уже несколько дней мы поджаривали кукурузные зерна на огне камина в детской и нанизывали белые вспухшие зерна вперемежку с клюквой на длинные нитки, пачкаясь и укалывая пальцы. Теперь, в Сочельник, мы развешивали эти украшения на елку высотой под самый потолок. И даже мисс Гарт отсутствовала и не портила детям удовольствия.

Пока мы занимались этим, Лесли и Брэндан, уезжавшие на бал, заглянули к нам в гостиную по пути к выходу. Лесли, как всегда, была невероятно красива, а сопровождавший ее Брэндан был мрачен и по обыкновению элегантен в цилиндре и плаще-накидке. Они постояли мгновение в дверях, глядя на длинную, освещенную огнями гостиную. Со странной веселостью Лесли послала детям воздушный поцелуй, а Брэндан церемонно пожелал нам хорошо провести вечер. Затем они отправились усаживаться в экипаж, оставив за собой тягостное молчание в гостиной. Пустоту и молчание, которые сделали наше занятие менее шумным и веселым.

Я попыталась побыстрее забыть об этом визите и снова занялась елкой. Я попросила Джереми принести для меня лестницу-стремянку, чтобы украсить самый верх дерева. Джереми уже вырезал звезду из картона и покрыл ее серебряной фольгой из оберток шоколадных конфет. Но я увидела, что он не слышит мою просьбу, а внимательно изучает маленькую кучку подарков, которые положил на стул. Мы вместе с ним принесли подарки из комнаты Дуайта, и на этот раз все обошлось без каких-либо приключений. Не слушая меня, он взял сверток, обернутый в тисненую бумагу зеленого цвета, и повертел его в руках. Я знала, что это египетское ожерелье. В сотый раз я задавала себе вопрос, вспомнит ли Брэндан о моей просьбе насчет подарка, который ему преподнесет Джереми? Или его напряженность и то настроение, в котором он пребывал сейчас, помешают ему повести себя с подобающей благодарностью, и он выкажет свое безразличие? «Я не смогу простить ему, — сказала я себе, — если рождественским утром он поведет себя не так, как надо, по отношению к Джереми».

Я сама принесла стремянку из холла и взобралась на нее, а Селина подала мне звезду. Джереми оторвался от своих раздумий как раз вовремя, чтобы проверить положение звезды и проинструктировать меня, как лучше сделать, чтобы она сидела правильно. Потом они вдвоем передавали мне цветные восковые свечи в маленьких оловянных подсвечниках, а я прикрепляла их на верхних ветвях.

Пока я наряжала елку, что само по себе могло бы доставить удовольствие, я не могла отделаться от картины, которая упорно вставала перед моими глазами: Брэндан, поддерживая Лесли своими крепкими руками, танцует на рождественском балу. Может быть, в основе его гнева было то, что он очарован своей женой, а она отвергает его? Она ведь была так восхитительна, так поистине очаровательна.

К моему величайшему сожалению, мисс Гарт вдруг присоединилась к нам, чтобы посмотреть, как мы наряжаем елку. Я подумала, что ей, вероятно, стало очень одиноко там, наверху и заставила себя спокойно наклонять голову в знак согласия с ее предложениями и позволять ей руководить детьми. Она больше не прятала свою неприязнь ко мне, выражала ее открыто. Я принимала ее нападки со спокойной любезностью и не обращала внимания на грубость ее замечаний, ибо это все же был Сочельник, канун Рождества.

Селина вела себя в этот вечер как-то странно и выглядела почти такой же взвинченной и нервной, как ее мать. Она кружилась вокруг елки, роняла украшения, пытаясь их повесить, и часто гримасничала. Мне показалось, что она в чем-то подражает своей матери. Когда елка была почти совсем наряжена, Селина вдруг вернулась к своей надоевшей песенке. Повесив наконец на елку бумажного ангела, она снова принялась скакать вокруг нас.

— Я знаю что-то, что вы не знаете! — пела она. — У меня есть секрет! И я не скажу!

Даже мисс Гарт обратилась к своей любимице не так терпеливо, как обычно.

— Что тебя так волнует, Селина? — спросила она. — Тебе совсем не следует так волноваться.

Ребенок снова изобразил странную гримаску на лице.

— А я не скажу! Никогда не скажу. Гораздо интереснее иметь секрет!

Джереми посмотрел на нее с презрением.

— Селина, ты ведешь себя глупо. Подай мне ту нитку бус из клюквы, если не собираешься ее повесить сама.

Но Селина ни от чего не желала отказываться и снова вернулась к украшению рождественской елки. Какое-то время мы не слышали о ее секрете.

Только мы закончили наряжать елку, как у двери позвонил Эндрю Бич, и его впустили прямо к нам. Руки его были заняты огромным количеством маленьких свертков.

— Меня пригласили прийти только утром, когда должны собраться все, кто служит в этом доме, — сказал он недовольно. — Но я взял на себя смелость самому пригласить себя сегодня. Вы не будете возражать, если я положу свои свертки под вашу рождественскую елку?

Дети были очень рады ему, а мисс Гарт, если и не обрадовалась, то по крайней мере выражала свое неодобрение менее заметно, чем обычно. Покончив с украшением, мы разместили наши подарки на белой простыне, разложенной под самой елкой. Теперь все было готово к Рождеству, оставалось только зажечь свечи. Это было ответственное дело для взрослых, и, предосторожности ради, я принесла ведро воды и громадную губку, как мы всегда делали у нас дома на случай, если вдруг какая-нибудь ветка загорится.

Одну за другой мы зажгли все свечи при помощи тонких длинных свечек. И наконец вся елка засияла теплыми живыми огнями. Пламя каждой свечки в этой огромной комнате, пронизанной сквозняками и движением воздуха, вытягивалось, приседало, наклонялось, и казалось, что сами ветви мерцали.

Селина, все еще в величайшем возбуждении, начала ползать среди подарков, рассматривая то одни, то другие, иногда поднимая какой-нибудь сверток, стараясь догадаться, что в нем. Так она добралась до подарка, который я приготовила для Джереми.

— А для кого это? — спросила она. — На нем написано «принцу». У нас в доме нет никакого принца.

Джереми быстро взглянул на меня, и я улыбнулась.

— А это секрет, который знаем Джереми и я, — сказала я Селине и увидела, что в глазах Джереми засветилась радость. Точно так, как это случилось с принцем в сказке, безобразное обличие мало-помалу исчезало, и Джереми менялся прямо на глазах. Я молила Бога, чтобы все сошло благополучно с его подарком для дяди и счастье Джереми было бы полным.

Когда была зажжена последняя свечка, мы отошли от елки, чтобы полюбоваться чудесным зрелищем. Елка занимала угол гостиной, а огромное зеркало на противоположной стене отражало нити нанизанных белых кукурузных зерен и красных ягод клюквы, яркие украшения и бесчисленные огни.

Эндрю протянул одну руку мне, а другую Селине и тихо начал петь. Я удивилась, услышав глубокий тембр его голоса. Джереми и даже мисс Гарт присоединились к нам, и мы стояли, взявшись за руки перед елкой, и пели широко известную немецкую песенку о елке. Мы пели, конечно, английские слова, и они уверенно звучали в тишине комнаты:

О вечнозеленая, Как дивно хороша…

Это было удивительно прекрасное, исцеляющее мгновение. Я перестала думать о Лесли и Брэндане, танцующих на балу. Как будто печаль, одиночество и страх, во власти которых я находилась в течение нескольких последних дней, уплыли по кончикам моих пальцев, как только Эндрю взял мою руку и мы вместе запели песню. У меня было странное ощущение, что через пальцы, державшие мою руку, Эндрю передавал мне свои силу и спокойствие, чтобы помочь выстоять. Сегодня он казался менее циничным, менее критичным. И я чувствовала утешение, исходившее от руки мужчины, сжимавшей мою руку, хотя это была не та рука, которую мне хотелось бы ощущать.

Когда наконец наши голоса замолкли, мисс Гарт первая вышла из кружка сцепленных рук и направилась к своему стулу. На мгновение я увидела слезы, блеснувшие в ее глазах, и подумала, что все собравшиеся здесь очень одиноки и несчастны.

Мне захотелось поддержать рождественское настроение, которое так мягко и незаметно снизошло на нас.

— Я знаю, что основные подарки мы будем раздавать завтра, когда будут присутствовать ваша мама и ваш дядя, — сказала я детям. — Давайте сделаем исключение для одного-двух подарков, которые мы приготовили друг для друга, и немного порадуемся Рождеству еще сегодня.

Мисс Гарт не одобрила мое предложение. Это было не по правилам, по ее мнению. И она не знала, как к этому отнесется миссис Рейд. Я ничего не ответила ей, но подумала, что так или иначе Лесли отнесется к этому с полным безразличием. Мое предложение осуществила Селина. Она кинулась к елке и вытащила один из груды свертков, разложенных там. К моему удивлению, это был подарок не для нее, а для меня, и его приготовила именно она.

Я развернула сверток на глазах у всех и обнаружила ароматический шарик. Это было яблоко, тщательно, хотя и неравномерно, утыканное плодами гвоздичного дерева и перевязанное голубой атласной лентой, чтобы я могла повесить его среди своей одежды. Я громко выразила свою радость, и церемония развертывания подарков началась.

Следующим был подарок для «принца», и Джереми начал серьезно разворачивать сверток, который я приготовила для него. У меня в горле стоял комок от волнения, когда я наблюдала, как он развязывал ленту и снимал бумагу, закрывавшую карусель. Когда Селина криком выразила удивление и зависть, он только молча посмотрел на нее. А потом взглянул на меня с таким восторгом, такой благодарностью в глазах, что мне едва хватило выдержки перенести это спокойно. И все же он никак не мог поверить, что этот подарок был действительно для него.

— Это принадлежало вашему брату… — начал он.

Я кивнула.

— Теперь ты мой брат, Джереми.

Он завел игрушку, заставив музыку звучать, а карусель — вертеться, и мы все наблюдали за этим как завороженные. Даже мисс Гарт воздержалась от критики и не сделала ему замечание, чтобы он не сломал карусель. Случайно взглянув на Эндрю, я увидела, что он пристально смотрит на меня тем странным взглядом, который мне часто приходилось замечать за ним в последние дни. Он улыбнулся мне, и в улыбке я уловила печаль. Я не могла догадаться о ее причине, но улыбнулась ему в ответ, без слов выражая ему свою благодарность за спокойную поддержку в сегодняшний вечер.

Развертывание других подарков, которые мы дарили друг другу, не отняло у нас много времени. Здесь были традиционные перочистки, подушечки для иголок и выточенные из дерева яички для штопки. Селина нанизала очаровательные красные и золотые бусы из сургуча для мисс Гарт. А Джереми вырезал из куска дерева маленькую голову египтянина для меня. Она была похожа на голову Сфинкса, и я тепло поблагодарила его. Эндрю подарил мне свой набросок площади Вашингтона в снегопад, и я почувствовала, что этот набросок был как бы предложением о мире, чтобы загладить его поступок, когда он разорвал рисунок, на котором изобразил меня.

Этот Сочельник перед Рождеством для меня был почти счастливым. Счастливым еще и потому, что Брэндан Рейд отсутствовал, хотя я не решилась бы признаться в этом. Перед уходом Эндрю мы спели «Тихую ночь», и ее слова: «Все спокойно, все так ясно», — еще звучали у меня в голове, пока мы гасили свечи. Аромат елки смешивался с запахом затушенных свечей и был прекрасен и неповторим. Эндрю сказал, что хочет еще раз почувствовать этот аромат сегодня ночью во сне. Думаю, что этот аромат заронил в душу каждого из троих взрослых в этой комнате ностальгические воспоминания о давно прошедших днях, которые были намного счастливее, чем те, в которых мы жили сейчас.

Когда Эндрю ушел и больше не осталось свертков, которые можно было бы развернуть, Селина опять вспомнила свою песенку о секрете. Мне показалось, что она не сможет заснуть после всего веселья, пока не расскажет о том, что же это за секрет, который она так долго хранит от нас.

— Ты могла бы уже рассказать нам о своем секрете, — сказала я. — А то ты не будешь спать всю ночь, если этого не сделаешь.

— А об этом секрете нельзя говорить! — закричала Селина. — Но если вы пойдете сейчас со мной, я вам покажу, что это такое. Мисс Гарт вмешалась незамедлительно:

— Все это чепуха. Тебе пора в постель, Селина. Пойдем, а по пути наверх ты можешь рассказать мне о своем секрете. И нечего из этого устраивать представление. Пожелаем всем спокойной ночи, дорогая.

Я почти испытала удовольствие, когда Селина засмеялась в ответ на ее слова и обратилась к Джереми и ко мне:

— Я об этом не скажу, но покажу это всем! — закричала она и выбежала из комнаты так стремительно, что светлые волосы взметнулись у нее за спиной.

Джереми оставил карусель под рождественской елкой и пошел рядом со мной вверх по лестнице, а мисс Гарт следовала за нами в мрачном размышлении, снова войдя в роль Кассандры[5]. 

Не очень хорошая мысль, настаивала она. Ребенок слишком возбужден. Все это надо немедленно прекратить.

Нехорошие предчувствия впервые закрались в мою душу, когда Селина подошла к закрытой двери будуара своей матери. Мисс Гарт попыталась остановить ее и помешать ей войти в будуар, но Селина рассмеялась с озорством и, выскользнув из рук гувернантки, устремилась в комнату. В слабом свете, проникавшем в комнату из холла, я увидела, как она подбежала к бархатным портьерам, которые закрывали вход в спальню ее матери, и раздвинула их.

— Пожалуйста, зажгите газ, мисс Меган, — позвала она меня. — Здесь очень темно.

— Не делайте этого, — приказала мне мисс Гарт. — Ребенку нечего здесь делать, тем более что ее мать отсутствует. И вам здесь тоже нечего делать.

Конечно, она была права, но, несмотря на некоторую неловкость, мне было очень любопытно, что же так волновало Седину. Поэтому я подошла к каминной полке, взяла спички и зажгла газ, который так редко зажигала Лесли в этой комнате запахов и теней.

Кейт, по-видимому, уже побывала здесь, чтобы расставить все по местам и прибрать комнату после сборов хозяйки на бал, так как беспорядка в комнате не было. Кровать была аккуратно застелена, и ночное платье Лесли лежало поперек покрывала. Все было на своих обычных местах, и на поверхности туалетного столика не было даже следов пудры. Все флаконы с духами и щетки для волос были расставлены и разложены в полном порядке.

Некоторое время мы все вчетвером стояли и оглядывались вокруг. Затем мисс Гарт решительно подошла к газовой лампе и выключила газ, который я только что зажгла. Но в то самое мгновение, когда комната погружалась в темноту, раздался крик Седины:

— Он исчез! — вопила она. — Здесь его нет! Ну как же я могу вам показать?

Мисс Гарт не дала Седине возможности объяснить, что она хотела показать. Она схватила ее за руку и потащила прочь, негодуя так, что ее жертва даже не посмела выразить протест. Джереми и я оказались в холле, глядя друг на друга с изумлением.

— Как ты думаешь, в чем тут дело? — спросила я. Джереми пожал плечами.

— Селина ведет себя просто глупо.

Я испытывала желание оставить все, как есть.

— Нам тоже пора спать, Джереми, — сказала я. — Это был такой длинный и счастливый вечер.

Он поднялся наверх вместе со мной и лег спать без всяких возражений. Но вернувшись в свою комнату, я обнаружила, что у меня не было желания немедленно лечь. Какое-то беспокойство овладело мной. Чтобы отвлечься, я стала перебирать маленькие подарки, которые принесла с собой в комнату: Сфинкс, сделанный Джереми, ароматический шарик, подаренный Сединой, рисунок Эндрю. Пока Эндрю был с нами сегодня вечером, я все время чувствовала его дружеское расположение. На некоторое время я смогла запереть Брэндана Рейда в каком-то потаенном уголке моего сердца. Но теперь я вспомнила о нем и ощутила, что значит одиночество накануне Рождества.

Ближе к полуночи я поняла, что не в состоянии выносить свои мрачные мысли. Я закуталась в доломан, повязала голову шерстяным шарфом, а затем тихо спустилась вниз и вышла через переднюю дверь, взяв свой ключ, чтобы не беспокоить слуг.

Я остановилась на мраморных ступенях и подняла лицо, подставив его под холодный ветер с залива и чувствуя, как каждое прикосновение ветра уносит мои встревоженные мысли и сметает тоску, которая так мучила меня. Мирная и ясная площадь лежала передо мной под спокойным небом. Дорожки, окаймленные длинными темно-коричневыми линиями деревьев, пересекали площадь по диагонали по недавно выпавшему снегу. В домах по периметру площади, там, где в этот канун Рождества еще не легли спать, одни окна светились от рождественских елок с зажженными свечами, а в других приветливо горели лампы. На одном краю площади возвышались темные готические корпуса университета. Зато окна церкви, стоявшей рядом с университетом, светились огнями.

Я услышала, как начали бить полночь часы на башне старого собора Святой Троицы, и поняла, что уже почти вступила в день Рождества. Я считала удары один за другим, а когда они закончились, в воздухе, казалось, повисла тишина. Как будто люди все вместе затаили дыхание, как будто весь город ждал. И вот в эту паузу затаенного дыхания вдруг ворвались радостные колокола собора Святой Троицы, приветствуя день Рождества.

Независимо от моего желания мое сердце забилось, и я подняла глаза к глубокому и синему небу, усеянному звездами. Слова песни, которую мы пели, вернулись в мое сознание и звучали тихим шепотом: «Все спокойно, все так ясно…» Что-то от этой мирной ночи снизошло на меня, я вернулась домой немного успокоенной и поднялась по лестнице в свою комнату.

Газовая лампа все еще горела на втором этаже, и когда я проходила по холлу к следующему пролету лестницы, то уловила какое-то движение в тени холла. Я испугалась от неожиданности и подумала, что это Джереми. Но оказалось, это мисс Гарт, которая поставила стул у двери своей хозяйки и сидела там, бдительная и ожидающая. Она увидела меня, но не произнесла ни слова, и я, не желая встречи с Торой Гарт в этом безлюдном холле, быстро направилась вверх по ступеням.

Чувство умиротворенности вдруг исчезло. Я долго не могла заснуть. А в очень ранние часы рождественского утра я уже проснулась, услышав, как в стойла под окнами заводят лошадей, и поняла, что Лесли и Брэндан вернулись домой.