"Пираты Короля-Солнца" - читать интересную книгу автора (Алексеева Марина Никандровна)

11. ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ПУТЕШЕСТВИЯ. ПРЕРВАННАЯ ЭКСКУРСИЯ

/ Из дневника Анжелики де Бофор/.

Итак, Ролан. О Ролане де Линьете-младшем я слышала с давних пор от подруги моего детства, Жюльетты де Линьет, еще, когда наш барабанщик был совсем крошкой. Жюльетта, возвращаясь в монастырь к началу занятий, привозила запретные плоды — романы, ноты и даже игральные кости, которые для нее Бог весть, где раздобывал ее братец, де Линьет-старший. Ролана в семье все просто обожали, он был малыш, общий любимец, крохотулечка, душечка, ангелочек, очаровашечка. Судьба свела меня с душечкой, крохотулечкой, ангелочком и очаровашечкой в тулонских скалах. Сначала я испугалась, а потом разобралась в ситуации. Ролан хотел любой ценой попасть на корабль, а его не пускали.

Меня осенила гениальная идея — гениальная! — не побоюсь этого слова, скажу без ложной скромности. Я вспомнила, как Д'Артаньян переправил генерала Монка Карлу Второму, и решила тем же способом доставить Ролана на борт корабля. Увы! Мы опоздали. Главная фигура этой эпопеи — герцог де Бофор, мой отец, и его багаж был уже отправлен на корабль. Но не могла же я ему предложить свой багаж! Ролану было бы, конечно, удобно среди моих платьев, но содержимое моего сундука сразу выдало бы меня Ролану. С какой стати паж Бофора везет платье цвета колосящейся пшеницы, или то, другое, нежно-бирюзовое, или красное, расшитое золотыми розами, или цвета морской волны с морскими узорами — их так интересно придумывать, узоры для моих платьев! Но о платьях я могу писать и писать — это тема весьма приятная для меня. Не такая приятная, как вы, дорогой Шевалье, но и не такая неприятная, как этот колючий, вредный г-н де Бражелон. Скажу только, что каждое платье мне доставалось с боем, и отец ругался, зачем я столько тряпок набираю. Но мужчины ничего не понимают в женских нарядах! Как можно оставить дома мое сиреневое платье с итальянскими кружевами? А с розочками вокруг воротника? Да я была бы просто дурой, если бы его оставила дома! И как это мой герцог представляет, я, его дочь, что ли, так и буду ходить в курточке, штанах и сапожках, когда мы победим мусульман? В день победы я надену свое лучшее платье, хотя выбрать его трудно — в одном бесподобная вышивка, другое сшито из прекрасного шелка, третье отделано очаровательными жемчужинами, и к нему очень подходят серьги и ожерелье из жемчуга, словом, прелесть! И все же о платьях я пишу слишком много, а, если начну о своих украшениях, то еще одну страницу начинать придется. Надо покороче.

Нам неожиданно повезло. Бражелону взбрело на ум достать из своего сундука какой-то пакет. Что он и сделал и переложил пакет в дорожную сумку. Теперь-то я знаю, что было в том пакете, но всему свое время. Итак, я затаилась с Роланом возле какой-то повозки и выжидала момент, чтобы спрятать де Линьета-младшего в сундуке. А в пакете, решила я, скорее всего, какая-нибудь еда — это то, что путешественники стараются держать под рукой, поближе. Колбаса какая-нибудь, или курятина, булочки, пирожки, вареные яйца, фрукты — вспоминала я свое дорожное меню. Ну, может, любимая книга.

Я представляла, что я держу поближе в своих путешествиях, правда, до сих пор сухопутных. Еду и книгу. Но путешествовать со старенькой монахиней из отцовского замка в монастырь — а без сопровождающей монахини меня не выпускали за стены монастыря — это тоже ужасно. И читать не всегда удавалось. Помню, в прошлый раз за мной прислали сестру Урсулу, а читала я, вернее, перечитывала взятый наугад том 'Кира Великого' . А Урсула ворчала, что карету трясет, читать вредно, и я порчу себе зрение. Нет, морские путешествия все же интереснее! Урсула! Вот кто внушает мне больший ужас, чем целая шайка, полк, дивизия янычаров. Как хорошо, что ужасная Урсула осталась в Бретани. Пусть там грызет других воспитанниц нашей аббатисы. Я теперь свободна!

Но оставим виконта и его таинственный пакет, перехожу к его сундуку, где очень уютно устроился бывший паж короля, Ролан де Линьет. Во время банкета о Ролане забыли. А я думала о своем дружке, куда он подевался, где прячется. Я решила, как только наша гостья вернется на 'Викторию' , можно будет открыть отцу, что де Линьет-младший тайком пробрался на корабль. В открытом море с ним ничего не сделают, и цель Ролана будет достигнута. Поставим адмирала перед фактом. Но мои планы нарушил наш злой гений — виконт!

Вот как это случилось. Мы все были на носу 'Короны' . Нос — это то же, что и бак, между прочим, целый день запоминаю! Капитан де Вентадорн показывал, где у них ростр, носовое украшение. А ростр был в виде фантастической птицы, вроде огромного деревянного голубя, и на этой птице сидит человечек с копьем. Прелестный ростр! Показал капитан и бушприт — это такая длинная палка, точнее, балка, к которой приделана другая палка, типа шеста, а на этом шесте приделан наш белый флаг с золотыми лилиями.

Очень красиво развевался флаг на фоне синего неба, дух захватывало! А между этим бушпритом и ростром — надутый парус, он «блинд» называется, единственный парус, название которого застряло в моей голове, и то потому, что капитан объяснил, что 'блиндом' — 'слепым' передний парус называли потому, что он закрывал рулевому обзор и делал его зависимым от впередсмотрящего. А еще один четырехугольный парус — бом-блинд, тот поменьше, на маленькой мачте, поставленной на бушприте. Мне пока никак не запомнить парусное вооружение 'Короны' . Но надеюсь, к концу путешествия буду знать все эти паруса как Отче Наш и таблицу умножения. /А ведь тоже когда-то не выучить было./

Капитан де Вентадорн еще долго что-то вещал, я устала его слушать и смотрела на флаг — то он на фоне облака, тогда облако светлее, а то облако проносится, и тогда флаг светлее синего неба.

Красота! Шевретта спросила, не задерживает ли она капитана, ибо весь караван по примеру флагмана еле полз. На это капитан ответил, что они еще наверстают, и все стали просить ее, чтобы она побыла с нами еще 'хотя бы часик' . Капитан де Вентадорн говорил так уверенно, что я подумала: вот здорово будет, когда 'Корона' прибавит ходу! Но сейчас паруса были убраны, и корабль как-то развернули, это уж не мои дела, им виднее. А прелестная двухмачтовая яхта 'Виктория' следовала за нами 'в кабельтове' — кажется, /так ли я написала?/как собачонка за хозяином.

Тогда Шевретта показала виконту «Викторию» и заметила:

— Это твоя яхта, мой дорогой, ты теперь судовладелец.

Виконт улыбнулся, а его приятели захлопали в ладоши и завопили: "Ура-а-а!"

— От души поздравляю, — сказал капитан и похвалил яхту. Яхта и правда была как игрушечка, чудо, что за яхта! А капитан поведал о другой 'Виктории' , флагманском корабле адмирала Фернандо Магеллана.

Попробую хоть вкратце изложить его захватывающий и будоражащий воображение рассказ.

В сентябре 1522 года изрядно потрепанная каррака вошла в гавань Сан Лукар и встала на якорь в устье Гвадалквивира. За кормой судна-инвалида остались тяжелейшие испытания. Бизань на одну треть обломана, а две остальные мачты связаны из отдельных кусков. Протертые паруса заштопаны во многих местах. Палубные доски прогнили.

Люди с 'Виктории' , оборванные, изможденные, изголодавшиеся, обросшие, с длинными бородами, держа в руках горящие свечи, направились в город к ближайшей церкви. Большинство из них были молоды, но нечеловеческие лишения превратили их в стариков. Их осталось тридцать из двух сотен с лишним.

Три года назад из этой гавани вышло пять парусников, а вернулся только один. Покидая гавань, хромой адмирал маленькой эскадры обратился к своим товарищам с коротенькой речью, которую закончил пламенным призывом: 'Да увидит каждый из вас вновь свою родину! ' Сам адмирал Фернандо Магеллан не вернулся. Не вернулись и большинство его людей.

Но они совершили величайший подвиг в истории мореплавания: они обошли вокруг света! Хотя очень дорога была цена победы, с которой 'Виктория' Фернандо Магеллана вернулась в родимую гавань.

— Но мне очень хочется, господа, — продолжал капитан, — Здесь и сейчас повторить слова великого Магеллана и выразить надежду, что будет так:

ДА УВИДИТ КАЖДЫЙ ИЗ ВАС ВНОВЬ СВОЮ РОДИНУ!

Все опять зааплодировали и стали расспрашивать капитана о подробностях Магелланова путешествия. Капитан рассказал много интересного. Все я, конечно, не запомнила, но кое-что записываю.

…Подавив мятеж, вспыхнувший у патагонских берегов, Магеллан провел свою флотилию между южной оконечностью Американского субконтинента и Огненной Землей. А затем около четырех месяцев люди видели одну воду и только,… Но штормов не было, и огромный океан Магеллан назвал 'Mare Pasifico"…Сам адмирал погиб в перестрелке с туземцами на Филиппинах, пытаясь обратить аборигенов в христианство силой…

На родину шли через Индийский Океан, вокруг мыса Доброй Надежды. Флагман 'Виктория' выдержал это плаванье, будучи самым прочным. И то, чтобы его починить, пришлось пожертвовать вторым парусником, уже не пригодным к плаванью… Это все, что мне запомнилось из рассказа капитана де Вентадорна.

А потом виконт что-то спросил у капитана, и тот пошел сыпать терминами, его уже было не остановить. Я ничегошеньки не понимала, они как на иностранном языке говорили. Капитан, правда, время от времени спрашивал виконта: 'Вам понятно? ', а тот кивал и снова задавал какой-то заумный вопрос. Но мне ничего не было понятно.

— Надеюсь, — сказала виконту его матушка, — с таким учителем, как наш замечательный капитан, ты сможешь управлять 'Викторией' , мой дорогой!

— О, сейчас я салага, — ответил он.

— А кто-то говорил, что знает море, — сказал отец.

— Не так хорошо, как уважаемый капитан, — ответил виконт.

Может, я и ошиблась насчет расстояния, в котором шла за 'Короной' «Виктория», признаюсь честно — слово понравилось — «кабельтов». Потом Шевретта сказала, что это подарок на день рождения. А виконт поцеловал ее руку и сказал, что будь его воля, он переименовал бы яхту. Вот какой тип, подумала я, и тут не может без фокусов. А он вот что выдал: 'Бьюсь об заклад, вы все думаете, что я назвал бы мою яхту 'Луиза' ? Как бы не так! Яхта 'Мари Мишон' , как вам моя идея, мама?" Я не успела подумать, что Мари Мишон — какая-нибудь тулонская кокетка, но тут Шевретта его расцеловала и объяснила всем, что это ее псевдоним. А народ заорал: 'Да здравствует Мари Мишон!

Правда, яхту пока решили не переименовывать. Вот как я разболталась, 'Виктория 'Магеллана, 'Виктория 'Шевретты, а ведь собиралась о Ролане рассказывать.

Ну и смотрел бы на яхту, продолжал бы свою высокоученую беседу с капитаном, любовался бы напоследок своим движимым по волнам имуществом. Так ведь нет! Этот вредина вдруг вспомнил / а я-то надеялась, что в суматохе он забудет! / о существовании незаконно проникшего на корабль Ролана де Линьета. И вот что сделал этот злодей! Он сказал герцогу и капитану, что на борту флагмана находится ребенок, тайком проникший на корабль, и его нужно срочно найти, пока графиня не покинула 'Корону' .

От такого бесстыдства я чуть не лишилась дара речи! Но я представить не могла, куда спрятался Ролан и думала, как бы стащить из кают-компании какой-нибудь еды для Ролана, как, бывало, в монастыре я припрятывала еду для нищих. Ну и — последовала морская команда графа де Вентадорна: 'Свистать всех наверх! ' — кажется, он так сказал. Экипаж получил приказ — обшарить всю 'Корону' в поисках спрятавшегося ребенка.

Расчет виконта был — спровадить Ролана на `'Виктории' . Мне было бы жаль, если бы Ролана выпроводили с нашего флагмана. Дай Бог, чтобы Ролана не нашли, молилась я. Но Ролана нашли.

Обнаружили моего дружка на камбузе / это кухня по-морскому /,где он прятался в большом котле, как грешник в аду. В сопровождении матросов, обнаруживших его, уже не милашка и очаровашка, а и правда похожий на грешника в аду, ибо перемазался о закопченный котел, Ролан был немедленно доставлен на бак и предстал перед герцогом, капитаном, графиней, виконтом и прочей высокопоставленной компанией. Отец дал морякам десять пистолей за то, что нашли Ролана. Я заметила, он обычно по сто пистолей раздает, а тут что-то пожадничал. А мне давал по сто пистолей на ленточки и сладости, когда 'вручал' вручал меня Урсуле, провожая из дома.

Судьба Ролана решалась.

Ой, я еще вот что забыла! Когда искали Ролана, я не выдержала и стала ругаться с виконтом.

— Как это подло, сударь, стучать, ябедничать, доносить! Зачем вы выдали Ролана герцогу?

Бражелон даже не обиделся, он посмотрел на меня сверху вниз, мне показалось, презрительно, но скорее насмешливо.

Он процедил:

— Я сделал то, что должен.

— Вы должны делать то, что скажет герцог, а не вылавливать зайцев! Кто вас просил? Видите, какой переполох вы устроили.

— Не я — ваш дружок, этот войнолюбивый Ролан.

— Он не войнолюбивый, он вольнолюбивый! А вы что, хотите опять его отдать в рабство Людовику?

Ну, разве я была не права? Конечно, права! Но разве можно было что-то объяснить этому ужасному типу! Когда я стала пересказывать то, что Ролан говорил о войне, и я абсолютно разделяю его точку зрения, виконт заявил, что ему противно слушать такой бред, хочется, мол, уши заткнуть. Я завозмущалась, какой же бред, если Ролан мечтает о блистательных подвигах, хочет покрыть свое имя неувядаемой славой, быть не мальчиком на побегушках у Людовика и его тупых фавориток, а доблестным рыцарем — и эти ролановы мечты виконт смеет называть бредом?! А виконт прошипел — именно прошипел, этак сквозь зубы и отмахнулся от меня: "Отстаньте!" Вот когда я пишу про это, вспоминаю презрительное «Отстаньте», я проникаюсь ненавистью. Но я опять заболталась. Речь шла о Ролане.

Ролан все-таки добился своего. Когда Бофор, капитан и графиня стали отчитывать незваного пассажира, Ролан улучил мгновение, и, нырнув под рукой герцога, побежал на самый нос корабля. Ролан добрался до ростра и там, цепляясь за хвост деревянного голубя-ростра, заорал, что он бросится в море и потонет, если его не оставят на флагмане. Капитан и герцог решили оставить Ролана внештатным барабанщиком при Штабе. Наш искатель приключений очень понравился и обнаружившим его матросам. И Шевретта сказала, что знает Ролана с самого рождения и просит капитана де Вентадорна и моряков приглядеть за ним. Все были, конечно, рады, кроме виконта, он, похоже, был недоволен, что Ролан остался с нами. А герцог крикнул пажу:

— Выбирайтесь оттуда, шевалье де Линьет! Никто вас не гонит!

— Это вы сейчас так говорите, — возразил Ролан, — А потом цап-царап — и погрузите как кулек на ту белую яхту!

— Лезь назад, черт побери! — закричал капитан.

— Дайте слово дворянина, черт побери, тогда полезу! — ответил Ролан.

Капитан и отец расхохотались. Впрочем, все засмеялись, включая виконта.

— Слово дворянина! — крикнул Бофор. И Ролан оказался с нами на баке — уже не на птичьих правах.

— Вы могли бы и не требовать с адмирала клятвы, — не удержалась я, — Бофор — честнейший человек Франции, разве вам не известно?

— Это мне известно! — важно сказал Ролан, теперь уже барабанщик при Штабе адмирала, включенный в состав нашей экспедиции.

— Спасибо вам, дорогой шевалье де Вандом.

И Ролан пожал мне руку, хотя я привыкла, чтобы мне руку целовали и не без труда перестраиваюсь на другое обращение.

— Если бы не вы…

— Оставьте, — сказала я, — Не стоит благодарности…

— Думал ли я, когда прятался под повозкой, что наш дерзкий замысел увенчается успехом! — продолжал Ролан восторженно.

Вот о чем я забыла рассказать! Там, под повозкой, Ролан прятался не только от Рауля и Сержа де Фуа / А с какой это радости я вдруг начала называть виконта по имени? — но так писать легче, как-то живее получается /. Ролана уже, оказывается, многие знали: например, владелец повозки, простецкого вида парень, доставивший вино моему отцу. Ролан прятался и от него, и от сержанта Гастона, и от каких-то вчерашних пажей, нынешних гвардейцев, и от старшего брата Жюля, словом, от всего света. Кроме меня!

Там у повозки стоял здоровущий мужик, живая натура художника Люка, рыжий такой великан с бородой в виде косички. Он дул вино из горлышка бутылки, предложенной возницей. Его товарищи бренчали монетами и вместе с рыжим пили вино тем же варварским способом, чокаясь бутылками. А подле них ошивался виконтов слуга, презабавный и предобрый старикан Гримо, наш с отцом старый приятель. Без бутылки. Старик подошел к рыжему и его товарищам в самое время, а то он все сидел на сундуке, и Ролану никак не забраться туда было. Оно понятно, ноги-то старые, посидеть хочется, не то, что мы с Роланом. Так вот, о рыжем. Мы шептались с Роланом, и не слушали, о чем рыжий говорил со своими людьми и Гримо. До нас донесся только громкий бас рыжего: 'Дети Одина! ', звяканье бутылок и хохот этой удалой компании. Рыжий — это ведь тот самый солдат, которого Люк-живописец нарисовал с натуры для плаката по поручению моего отца. Надо отдать должное Люку, парень получился похоже, один в один. Но о Люке потом, до него я еще дойду в свое время.

Ролан, о нем раз уж начала, надо все дописать о моем новом товарище. Шевретта заметила, что 'ребенка' , то есть Ролана надо накормить и умыть. На это господин де Сабле отвечал, что он сам этим займется. 'И я знаю, с кем поселю Ролана' , — сказал он. Я испугалась. Если нас поселят вместе, Ролан узнает мою тайну! А Ролан мог попроситься в мою каюту. Но Ролан ничего не просил — он был рад-радехонек, что его оставили на флагмане, полагаю, он и на палубе перебился бы, если бы мест не нашлось. Но место нашлось в кормовой каюте, у доктора Себастьена Дюпона, кажется, так, всех сразу не запомнить!

Так Ролан, дикий путешественник, получил место в отличной каюте, барабан и заверил, что будет достоин оказанной ему чести. После приключения с Роланом народ как-то сник, и продолжать экскурсию уже никто не хотел. И у капитана де Вентадорна пропала охота вести все общество в те места, где помещаются пушки. Мне, честно говоря, не очень-то интересно было идти смотреть все эти пушки. Нашей гостье, по всей видимости, тоже. Кто-то выразил желание вернуться в кают-компанию, раз уж госпожа так любезно согласилась побыть с нами еще часик.

— Лучше бы вы взяли Ролана с собой, матушка, — сказал виконт.

— Присмотри за мальчиком, — ответила Шевретта, — Сейчас, на корабле, я за него спокойна, но в будущем — когда вы высадитесь на берег. Я очень тебя прошу.

Виконт состроил кислую мину. Видно, ему очень не нравилось поручение, но он сдержался и даже не пикнул. Эх, если бы со мной он был такой же, как с красавицей-графиней! Но тем временем все общество засобиралось в кают-компанию, виконт подал руку матери, что, скажу откровенно, было не только великосветской учтивостью, а просто необходимостью, потому что корабль немного качало, а ступеньки на местах переходов были довольно крутые. Тогда я очень позавидовала графине де Ла Фер, ибо мне пришлось самой топать по ступенькам, вас-то со мной не было, чтобы предложить мне руку по всем правилам этикета, мой таинственный Шевалье.

Ролан де Линьет, умытый и причесанный, вместе с доктором Себастьеном Дюпоном и художником Люком уже находился в кают-компании. Ролан уписывал обед за обе щеки и не сразу заметил меня — все эти яства больше привлекали внимание штабного барабанщика. Капитан, желая оживить разговор, рассказал, как они для развлечения, а матросы, те иногда и за работой, поют морские песни и играют в фанты на отдыхе.

— В фанты? Отлично! Давайте и мы сыграем! Научите нас! — потребовала Шевретта, — Спойте ваши морские песни, мы их с удовольствием послушаем. А Бофор заявил, что его Штаб от экипажа не отстанет, и они тоже присоединяются к игре в фанты. Ведущим назначили господина де Сабле. Вытаскивать фанты игроков из шляпы помощника капитана должен был самый юный участник Девятого Крестового Похода, шевалье Ролан де Линьет.