"Покушение на Россию" - читать интересную книгу автора (Кара-Мурза Сергей Георгиевич)

Отторжение сословности

Сегодня все думают о том, что будет «после реформаторов». В среде патриотов вызревает соблазнительная концепция. Суть ее в том, что России не нужна демократия, всякие там выборы и парламенты, а нужна «спасительная и созидательная диктатура». Русскому народу приписывается мечта о сословном обществе, живущем под рукой доброго царя. Правда, М.Лемешев в своей программной статье под влиянием нынешних веяний соглашается на Конституцию, а до учреждения монархии — на правление хунты из Патриарха, главнокомандующего и премьер-министра (он уважительно называет хунту Высшим государственным советом-триумвиратом, но это дела не меняет). Главное — идея возрождения сословного общества. Начнем с более очевидных вещей.

После выборов на Украине мы должны сделать тяжелое признание: возвращаться в советское общество значительная часть (а то и большинство) народа не хочет — даже из нынешней страшной действительности. Лет пять назад еще можно было утешать себя тем, что нас предали, обманули, соблазнили. Но когда второй раз выбирают Ельцина, а потом еще и Кучму — ничтожного человека, который не вызывает на Украине ничьих симпатий, уж нельзя лукавить с самим собой. Какой там обман! Кто на Украине не знает результатов правления Кучмы? За него голосовали лишь потому, что он — препятствие к восстановлению советского строя. Никакой другой пользы от него нет.

Но ведь на Украине 88% населения высоко оценивают советский строй. Как же так? Как можно высоко оценивать и не желать в него вернуться? Если вдуматься, противоречия здесь нет. Вот обычная история: разлюбил человек жену, развелся. Он высоко ее ценит, перечисляет достоинства, но вернуться не желает. Раньше любил, а сейчас не может. Что-то в нем изменилось, по-другому стал смотреть на вещи. И ведь мы понимаем этого человека, хотя он порой и не смог бы объяснить, что ему разонравилось. Общество легче поддается изучению, чем душа отдельного человека, давайте думать. Дело очень облегчается тем, что у нас есть две сходных драмы, так что их сравнение — почти исторический эксперимент. Давайте с этой стороны посмотрим на обе наши катастрофы — в 1917 и в 1991 г. Они — урок на будущее и помогают понять нынешний момент.

Сравнивая ход событий, я лично прихожу к выводу, что в обоих случаях главным был отказ именно от сословного устройства общества. Перерастал его наш народ. Поэтому утрачивала авторитет духовная инстанция, которая оправдывала такое устройство (Церковь, а потом КПСС), а затем лишалось силы и государство. Причина отказа крылась в росте самосознания трудовых сословий и одновременном упадке, духовной деградации правящего сословия. Когда это противоречие достигало критического уровня, происходил моментальный слом, которого никто не предвидел в такой резкой форме. Дело в том, что на последнем этапе оба процесса усиливали друг друга, так что вырождающаяся элита все больше досаждала народу. Возникало то, что в химии называют автокатализ — продукты реакции ускоряли саму реакцию, и процесс шел вразнос.

Россия в начале века отвергла капитализм, несущий разделение народа на враждебные классы. Но и сословное деление общества, при котором права и обязанности передаются по наследству и трудно человеку изменить свое положение, давно претило русским. Потому такую большую роль в нашей жизни играли «внесословные» типы людей — те, кто ушел в поры общества, вырвался из своей клеточки. Сначала казаки и странники, потом разночинная интеллигенция, студенты и революционеры.

Наследуемый характер привилегий развращает высшие сословия. Войны и потрясения замедляют этот процесс, а благополучное время ускоряет. Выродившееся «дворянство» вызывает у народа уже не просто вражду, а омерзение. В ответ оно платит народу ненавистью и склоняется к национальной измене. В начале века дворянство, составлявшее 1% населения, владело половиной пахотной земли, отнимало за аренду у крестьян половину урожая и прожирало эти деньги в Париже. Кончилось тем, что аристократы-масоны по уговору с Западом свергли царя, а офицеры-дворяне кинулись служить Западу в «белой армии» (полезно перечитать «Белую гвардию» М.Булгакова и вдуматься, кому служили нежнейшие Турбины).

Расцвет русского народа — именно те короткие сорок лет советского строя, когда были сломаны и даже забыты сословные перегородки, и мы стали народом-семьей. Сын сельского священника Василевский становился маршалом, Королев после рабфака — академиком, Главным конструктором, Гагарин после ремесленного училища — первым космонавтом. Новое «дворянство» (номенклатура) честно служило и воевало. Но наступили благополучные 60-е годы, и третье поколение номенклатуры уже сильно отличалось от первых. Оно уже в массе своей пришло не из рабфаков и глухих деревень, это были дети начальства. Они обрели сословное сознание и научились отделять свои сословные интересы от интересов общества и государства.

Возникает и конфликт правящего сословия с официальной идеологией государства. Она всегда накладывает ограничения на аппетиты элиты, напоминает о ее обязанностях. Так было и в начале века, но религия была терпима к барству, и открытого конфликта дворянства с церковью не возникло. Иное дело коммунистическая идеология, она была несовместима с сословными интересами верхушки советского общества. Здесь возникла именно ненависть. Уже в 60-е годы у простого человека, случайно попавшего в компанию бюрократов и партработников, крайнее изумление вызывало то удовольствие, с которым они смаковали антисоветские анекдоты. Осознав свою ненависть, они начали упорную работу по разрушению коммунистической идеологии. Все, что ей вредило, находило поддержку, Все, что ее укрепляло (в том числе разумная критика), душилось. Объяснима и ненависть к Сталину. Он, создатель номенклатурной системы, в то же время применял жестокие методы контроля над нею — и сам ее ненавидел («каста проклятая»). После 1953 г. люди сталинского типа не имели уже никакого шанса подняться к руководству.

Заметим, что сначала меньшевики, потом Троцкий и наши вульгарные марксисты выводили свои антисоветские концепции из того, что якобы номенклатура превратилась в класс, владеющий собственностью и потому враждебный трудящимся. Это неправда. Классы довольно открыты, статус в них не наследуется (балбес может жить на деньги папы-буржуя, но стать умелым предпринимателем по блату не сможет). Поэтому вырождения классовой элиты не происходит. Еще важнее для нас тот факт, что элита правящего класса является одновременно творцом идеологии и государства. В отличие от сословия, она в принципе не заинтересована в подрыве своей идеологии и государства. В отличие от сословия, буржуазия не тяготеет к национальной измене. Советская номенклатура не была классом, она была именно сословием, которое под конец тяготилось своим государством.

Разумеется, и в дворянстве, и в советской номенклатуре были честные люди, которые любили свою Родину. Но в период упадка уже не они решали дело. Национальная измена номенклатуры была потрясающе единодушной. Было бы интересно опубликовать список всех сотрудников аппарата ЦК КПСС последних лет СССР с указанием их нынешней должности и доходов (а также рода занятий их близких родственников).

Омерзение, которое вызывает правящее сословие периода упадка, неразумно. «Волга» секретаря райкома вызывала злобу, а «мерседес» сопляка-ворюги воспринимается равнодушно, а то и с симпатией. Это неразумно, потому что тот секретарь райкома с прагматической точки зрения был все равно лучше ворюги. Но люди не следуют прагматическим расчетам, от секретаря райкома уже пахло изменой, а от шпаны на иномарках — только перегаром.

Конечно, если бы не холодная война, то советский строй пережил бы болезнь, и мы нашли бы близкий нам тип демократии. Уцелеть при номенклатуре 80-х годов, заключившей союз с Западом, СССР уже не мог. Недовольство трудящихся было глухим, но устойчивым — на нем можно было паразитировать антисоветским идеологам. Не было понято предупреждение Ленина рабочим — бороться с советским государством, но в то же время беречь его, как зеницу ока. Убийственным был бунт интеллигенции — «бессмысленный и беспощадный». Историческая вина ее в том, что она не сделала усилий, чтобы понять, против чего же она бунтует. Она легко приняла фальшивые лозунги, подсунутые ей идеологами самой же номенклатуры. Так интеллигенция начала «целиться в коммунизм, а стрелять в Россию». И до сих пор продолжает стрелять.

Мы не знаем, как выйти из заколдованного круга. Да, реформа провалилась, и наше общество не раскололось на классы. Слава богу, нас не загнали в этот тупик. Но если нам удастся вернуться на путь построения солидарного общества типа советского, то через какое-то время в нем начнет восстанавливаться сословность. Конечно, после окончательного краха реформ страна окажется в таком же положении, как после гражданской войны в 1921 г. Значит, одно-два поколения нового «дворянства» вынуждены будут работать честно и довольствоваться малым. Но мы должны думать о проекте в целом, нельзя закладывать в него старые нарывы.

Политики оппозиции уходят от этого вопроса с помощью простой уловки: «Мы — партия Жукова и Гагарина». Допустим, так (хотя и это следовало бы еще доказать). Но ведь вопрос-то люди задают другой: «Почему партия Жукова и Гагарина превратилась в партию Горбачева и Гайдара?». Ведь это произошло на наших глазах, люди этого не забыли. Раз вожди об этом молчат, возникает разумное опасение. Может, при каждом честном борце из верхушки КПРФ уже подрастает маленький племянник Шойгу? А Сталина-то нет и на одно поколение. И тут еще союзники-патриоты прямо выдвигают лозунг открытого возрождения сословий! Никаких шансов получить массовую поддержку такой проект не имеет — воры у власти менее опасны для отвергшего сословный строй народа. Менее опасны, потому что никакого проекта у них нет — награбят и исчезнут.

Перед нами стоит проблема, которой пока что нет ни в каком другом обществе: народ, который не рассыпался на индивидов и не принял классового деления, перерос и сословный тип общества. В какое же государственное устройство можно «упаковать» такой народ? В 1917 г. наш народ сам задал тип власти — Советы, взявшие за образец прямую демократию сельского схода. Но поднять промышленную страну с таким типом власти было невозможно, нужны были «быстродействующие» централизованные механизмы (партия и номенклатура), а с ними возникли и привилегированные сословия. Какой же тип государства у нас возможен и желателен?

Пока что, мне кажется, простого решения этой проблемы нет, есть только наметки. Их надо обсуждать в спокойном и рассудительном разговоре. Чем раньше мы его начнем, тем лучше. Но первым делом надо договориться о срочных шагах на ближайшие годы — на годы катастрофического выхода из нынешней реформы. Нельзя допустить, чтобы оппозиция пугалом сословности отгоняла людей от спасительного коридора.

Декабрь 1999 г.