"Спящие боги" - читать интересную книгу автора (Щербинин Дмитрий Владимирович)Глава 10. ЯростьУтро. Небо налилось густым розовым светом, но плыла дымка, шумно дышал ветер; и по горам гроза гремела – близился ливень. Творимир был разбужен и ударом грома, и окриком Лорена: – Эй, вы там что ли, в расщелине?.. Одежду–то у озера оставили. Я вот принес. – Спасибо. – пробормотал Творимир, и прижал к себе Анну. На них плюхнулся мягкий тюк одежды. – Одевайтесь быстрее – по лесу топот. Сюда идут. – Как – они?! – вздрогнула, приподнялась Анна, и вдруг сильно схватила Творимира за руку. – Ты гляди – с той стороны, от деревни – дым. Творимир, напяливая одежду, тоже поднялся. Над лесом стелился густой, жирно–черный дым. А с запада наползали черные тучи, часто резались ветвистые молнии. – Что же они, из–за нас запалили… – прошептала Анна. – А если убили кого?.. Она уже оделась, и стояла бледная, растерянная. Шептала: – Уходить надо. Вон видите – по склону тропка вьется. Мы вон в тот лес забежим. Обойдем их, как–нибудь… Но из того леса уже вырвалось конское ржанье… К озеру вырвалось несколько всадников, среди них был и Бриген Марк. Он сразу увидел Анну, закричал: – Бегать бесполезно. Сразу иди сюда. Анна больше прежнего побледнела, прошептала: – Мы можем попытаться по горной тропе подняться… – Лазанье по горным тропам – не для меня – вздохнул старый Лорен. – Я к ним выйду, а вы оставайтесь. – Да не нужны вы им! – воскликнула девушка. – Я одна нужна, я одна и пойду. Она порывалась пойти, но Творимир держал ее за руку – не пускал. – Как же так?.. Только встретились, и уже расставанье? Я с тобой… – И не думай! Я это ради тебя делаю… Ведь ты сможешь что–нибудь придумать. Ты же хитрый… Освободишь меня… Только не выходи сейчас… И она выскользнула, бросилась вниз, но на пол пути остановилась, и крикнула Бригену: – Ты должен поклясться, что не тронешь моих друзей. – Клянусь!.. Она подошла ближе и сказала: – Ты много клянешься, и ничего не исполняешь. Но, если им будет причинен хоть какой вред – мои чувства никогда не обратятся к тебе. Бриген выгнулся, перехватил ее за талию, сильными руками поднял – усадил рядом с собою. Громко крикнул: – Уходим!.. Слышите?! Действительно – все уходим! Все! Никаких ловушек!.. Черт!.. Оставляем этих здесь!.. Никаких хитростей!.. Все – скачем назад!.. А сам трясся от волнения – пот катился по его рассеченному лицу, на котором еще темнела не смытая, ссохшаяся кровь. Тут неистово и долго загрохотал гром. Мрачные тени туч навалились на озеро и скалы. Дыхнуло ливнем. * * * Конный топот растворился в шуме ливня. Косые, серые дождевые стены изгибались с дыханьем ветра; шумели по озеру. Вот ударили, намочили. – Они действительно ушли. – заявил Лорен. – Пропала Анна, жаль… – Что?! – Творимир встряхнул мокрыми волосами. – Как вы можете так говорить?!.. Мы их нагоним, освободим. – У тебя конь есть?.. А если бы даже и был, и нагнал – чтобы сделал? Один бы со всеми расправился? Быть может, ты сказочный герой?.. Что–то не похож. – Да что вы говорите! Ведь всегда можно что–то придумать! Ну, что же мы тут стоим?.. Пойдемте скорее. И Творимир первый поспешил вниз по склону. Потом бежали по шумящему, темному лесу. С пригибающихся ветвей срывались настоящие водопады, в оврагах бурлили грязные потоки, стало зябко. Лорен едва поспевал за Творимиром. Старец приговаривал: – Про Анну лучше забудь. Вот я волнуюсь, что над деревней учинили… Вот и деревня. Несколько домов были сожжены. Еще несколько подгорели, но их потушили крестьяне, и подоспевший дождь. И уже слышны горестные стенанья. Кого–то убили, кого–то зарубили… Бригена Марка и его головорезов боялись все – истинного почтения не испытывал никто. И сейчас прорвалось то, что накопилось: – Бандиты!.. Гады!.. Подонки!.. Убийцы!.. – и это еще самые мягкие ругательствами, которыми «одаривали» разорителей. Впрочем, некоторые (и в основном женщины), не бранились, но громко голосили над своими, под горячую руку попавшими, и теперь зарубленными родными. Творимир вырвался вперед, налетел на кого–то, закричал: – Коня мне! Коня!.. Его тут же схватили, выкрутили руки. Закричали: – А это кто?!.. Не из наших – точно!.. И не из соседских деревень!.. Наверно из бандитов!.. Ну, мы ему сейчас устроим!.. Тут, на счастье подбежал совсем запыхавшийся Лорен, и прерывисто крикнул: – Не трогайте… его… Он… ух… свой!.. Дайте ему… коня!.. О–ох… Они Анну взяли… И мне коня дайте… Я тоже… с ним… поскачу… И, когда узнали, что Анна схвачена – смолкла ругань. Охватило всех мрачное унынье… – Ничего – я ее верну! – крикнул Творимир. На него глянули как на сумасшедшего, но все же, подчиняясь воле Лорена, вывели коня. Еще один конь достался Лорену. И вот они уже скачут по размытой дороге, прочь от гор, но в сторону Бригенграда. Брызжут молнии, неистово свищет водный ветер, несутся над головой изодранные вуали туч. Погода вполне отражала настроение Творимира. Лорен отдышался, и сказал: – Видел, какие настроения в народе? И это не в одной только нашей деревне! Рано или поздно кончится терпение… – Да что же они прямо сейчас не пошли, не смели этого Бригена?!.. – Ты думаешь, все так просто? В городе сильный гарнизон, к тому же – центральную цитадель окружают тридцатиметровые гранитные стены. Вот если поднимутся все, тогда… – Да что же эти кони так медленно скачут?! – нетерпеливо перебил его Творимир. – Быстрее им нельзя. Они же не волшебные. – Да знаю! А все же… – Не волнуйся, и смирись – нам до города раньше их все равно не добраться. Ливень и не думал умолкать, даже, пожалуй, усиливался. И вот, из дождевых завесей выступили тесно сгрудившиеся, жалкие, грязные домишки – это были окраины Бриген–града. И над домишками этими проступал жуткий исполин из черного гранита. Островерхая, мрачная громада замка ощерилась в бурю багровыми огоньками многочисленных окон. – Вон в этом замке и есть Великое Судилище. На верхних уровнях живут в роскоши, ну а внизу – темницы. Из этих темниц никто еще живым не выходил… Ну, разве что на костер… Творимир едва слышал своего провожатого – он гнал лошадь. Ворвались в неказистые окраины. И здесь в глаза бросилось несколько фигур – это пьянчуги: насквозь пропитанные грязью, валялись они в сточных канавах; била их вода, и, похоже, они уже захлебнулись… Дорога шла вверх, и постепенно развалюхи заменялись более солидными домами. – Стой!.. – окрикнул Лорен. Творимир развернулся в седле, бешено сверкнул глазами: – Зачем?!.. Она же в замке!.. – Вот именно. Ты что – в замок собрался? Там тебя и сцапают. – Так что же тогда делать?!.. – А что делать – решим в трактире. Хороший трактир. Называется «Жаркое и Выпивка под мшистым дубом». Хозяин трактира – мой старый друг. Ему можно довериться, и он знает больше, чем кто–либо в городе. От него можно узнать и судьбу Анны. – Да зачем нам мне ее судьбу узнавать?!.. Эту судьбу меня нужно! – Ну, вот ты такой молодой, горячий. Хочешь в замок – пожалуйста, я тебя не держу. Но даю гарантию – сразу схватят, а через полчаса ты уже будешь болтаться над жаровней. Творимир замер, и минут пять пристально вглядывался в громаду замка: в каждую мрачную, острую его черту, в каждый кровавый огонек. А потом из тучевого месива рванула молния – обожгла исполинские стены, и показалось Творимиру, что замок наклоняется над ним, и сейчас рухнет на него… – Хорошо. Едем в трактир! – крикнул Творимир… Спустя пару минут, они остановились возле неказистого, старого здания; почти из всех окон которого рвался сильный свет, и пьяные голоса. – Здесь всегда так шумно. – пояснил Лорен. – Ты просто не обращай внимания… И вот они шагнули в переполненную винным паром и всяким сбором залу. Навстречу бросился утомленный хозяин, но, как узнал Лорена, расплылся в широкой улыбке… Через минуту они уже беседовали в отдельной комнатушке. Пьяные голоса едва досюда доносились, и перемешивались с шумом ливня. Выслушав Лорена, хозяин развел руками: – Рад бы помочь, да ведь сами знаете… Ну, если бы это была обычная «ведьма», могли бы собрать выкуп… Хотя, для этого понадобился бы мой годовой доход… Но раз вы говорите – «она понравилась Бригену Марку»… Это ж и не выговоришь: «понравилась Бригену Марку»! Отродясь не было, чтобы ему кто–нибудь нравился. Тут, пожалуй – принесешь выкуп, а тебя схватят, да на дыбу – выдавай сообщников… Так что дело гиблое… – Да как же гиблое! – не сдержался Творимир. – Гиблых дел не бывает. Не зря мы к вам приехали! Придумайте что–нибудь… Хозяин трактира в полголоса переговорил с Лореном, и громко заявил: – Пока располагайтесь здесь. Ну, а я все разузнаю… – Когда же вы узнаете?! – крикнул Творимир. – Ну, не сейчас же, в ливень, узнавать… – Как вы не понимаете, что в каждую минуту… – Понимаю. Но ничего не поделаешь. Просто ждите… * * * И потянулось это мучительное выжидание… Ливень прекратился только в сумерках следующего вечера. Однако небо оставалось сумрачным, и моросило мелким, холодным, затяжным дождем. Хозяин трактира задействовал какие–то свои нити… Обычно без труда удавалось узнать судьбу того или иного заключенного, про Анну же – ни слова. Будто ее и вовсе не было. Творимир либо прохаживался по своей комнатушке, либо выбегал на улицу, где также ходил, глядел на замок, от бессилия сжимал кулаки, и хрипел проклятья. Он почти совсем не спал и не ел. Бледный, с мешками под глазами, худющий – казалось, его только что вырвали из долгого заключения. В невыносимо медленное течение одного из этих дней вдруг ворвался хозяин трактира. Он возвестил: – Все, отмучилась ваша Анна. Завтра ее сожжение. – Что?! – Творимир буквально налетел на него. – Рассказывай все! Немедленно!.. – А рассказывать то и нечего: просто было объявлено. Завтра в полдень сожжение ведьмы Анны. – Так, может – эта не та Анна! – Как же не та. Та самая. Молодая, красивая. Говорят еще, что Бриген очень зол. Она, вроде, ему отказала… Ну, все – мне добавить нечего. Засим и оставлю вас. У меня еще много дел. Хозяин трактира удалился, а Творимир, со сжатыми кулаками, прямо–таки набросился на Лорена. Он восклицал: – Да как так можно! Такое безразличие!.. Он говорит об этом, будто будет сожжение какой–нибудь козы… Лорен положил ему руки на плечи, вздохнул печально: – Тише. Тише. Ты еще слишком молод и не знаешь – здесь человеческая жизнь цениться куда меньше не то что козы, но и цыпленка… Люди просто привыкли к постоянным убийствам. Практически каждый день устраивают сожжения. Иногда – сжигают целую группу людей – это когда раскрывается заговор. А сколько еще безвестных, недотянувших до костра, замученных в подземельях… Наша Анна – лишь малая частица общей трагедии… Творимир метнулся к окну, и буравящим взглядом уставился на замок. – Что значит «частица трагедии»?!.. Еще нет никакой трагедии. Она жива, а значит – мы ее спасем. – Ты должен понять что… – Ничего не хочу понимать! – Творимир отпрянул от окна и заметался от стены к стене. – Мы подкупим стражей… – У нас нечем подкупать… – А мы устроим нападение! – Твое нападение, что укус муравья для закованного в стальные доспехи… – Все равно мы что–то придумаем… Долго метался по этой темной комнатушке Творимир. Время от времени, он придумывал какой–нибудь безумный, совершенно неосуществимый план спасения Анны, а Лорен тут же его отвергал. Уже смеркалось… Творимир вспотел, и трясся от перенапряжения. – Возьми–ка, испей. Полегче станет. – Лорен протянул ему чашу с вином – Творимир выпил. * * * Творимир очнулся. Несмотря на то, что окна были распахнуты настежь – в комнатушке царили духота и жар. Ленивое августовское солнце изливалось на улицы – и улицы уже просохли и накалились, наплывала взбитая чьими–то ногами и копытами пыль. Голова у Творимира раскалывалась болью, и он схватился за виски, застонал. Лорен дал ему чашу с молоком – Творимир выпил, и ему полегчало. Но вот уже вскочил, затрясся от волнения. – Сколько время?! – За три перевалило. Скоро жара на убыль пойдет. – Что?! Но ведь Анну еще не сожгли, да?! – Сожгли. – Что?! – Сожгли Анну. Народ еще с девяти часов к замку потянулся. А возвращаться стали в полвторого. Обсуждали детали сожжения… – Но ведь… Но… – у Творимира носом пошла кровь, но он не обращал на это внимания. – Ведь если… Ведь… Она не может быть мертва, потому что… И вдруг налетел на Лорена, затряс его за плечи: – Вином напоил! Со снотворным! – Да – напоил. – Да как ты смел! Ты хоть понимаешь, что натворил? Убийца!.. – Не убийца, а спаситель твоей жизни. Ну, вот не усыпил бы, чтобы бы ты стал делать?.. Сегодня побежал к месту сожжения. Стал бы там что–нибудь кричать, к ней прорываться. Тебя бы схватили… – А пусть бы и схватили! Я и сейчас туда побегу. Сам все узнаю!.. Лорен пытался его удержать, но тщетно. Творимир вырвался из комнатки, вихрем метнулся через дремлющий трактир, и дальше – по унылым, безмолвным от жары улочкам. Он бежал к замку – с каждым мгновеньем нарастал жар, казалось – это гигантское костровище вздыхало ему навстречу… Вот створки исполинских ворот, в тени сидела стража в черных доспехах – они шумно, пьяно о чем–то спорили. Взмокший Творимир налетел на них, едва смог выговорить: – Где… сожжение?.. Стражники заржали. Один из них взвизгнул: – Чье сожжение?!.. Твое, что ли?! Это показалось смешным – стражники буквально изгибались от хохота. – Анны. – А–а–а… Анны?.. Так это прямо за воротами, во дворе. Только, сдается, ты опоздал. Кроме ее пепла ничего там не найдешь!.. АХА–ХА–ХА–ХА!!! А потом не забудь к нам подойти – мы всыплем тебе сто плетей. Такой указ Бригена – сто плетей каждому, пропустившему сожжение. А–ХА–ХА–ХА–ХА!!!! ХО–ХО–ХО–ХО!!!.. Творимир метнулся дальше. Створки у ворот были толстенные – не меньше полуметра, и весили – не один десяток тонн. Открывал и закрывал их могучий механизм… Это был широкий, внутренний двор. Угрюмые, темные махины стен запечатывали его. На выложенной черным гранитом мостовой валялось много всякого мусора – ведь совсем недавно здесь грудилась многотысячная людская толпа. В центре площади высился стальной столб. Столб был накален докрасна – рядом с ним потрескивала метровая груда угля, а над ней вились синеватые язычки пламени. Неподалеку возил тележку , заваливал в нее мусор унылый, горбатый человек. Творимир подбежал к нему – прерывистым голосом крикнул: – Что с Анной? Угрюмый человек не останавливался – он сосредоточенно собирал мусор, и бормотал: – Сегодня сожгли ведьму. Она молодая, красивая. Обычно как бывает: до костра держаться, а как он им кожу выжжет – вопить начинают. А эта до конца продержалась – не кричала, не стонала. Разве что в конце крикнула «Творимир!». Что за Творимир, спрашивается? Бриген Марк рассержен был. Велел, за голову Творимира, тысячу золотых выдать. Ты его не знаешь?.. А Творимир рассеянно глядел на угли. Вот подошел на этот нестерпимый жар. Волосы задымились, опалились брови, глаза слепли – он не обращал на это внимания – он приближался к костру. – Э–эй, а не ты ли и есть Творимир? – прозорливо окрикнул его уборщик. Все что слышал Творимир – это отчаянный треск углей – он шептал растрескавшимися губами: – Как же так?.. Как же так?.. И тут кто–то на него, потащил в сторону – Творимир слишком ослаб, чтобы сопротивляться. А это был Лорен. Он шептал: – Да что же ты?.. Или жизнь не дорога?.. – Не дорога… – Ведь узнает тебя Бриген. Он сейчас из–за отказа Анны злой. Схватят. Растерзают… Да, Анну жаль. Но жизнь–то продолжается. Ты еще на многое способен… Ну, пойдем отсюда скорее… Творимир не сопротивлялся. Шел, понурив голову, ноги его заплетались – часто спотыкался, и, если бы Лорен его не поддерживал – скоро бы растянулся на мостовой. У ворот их окрикнули по прежнему пьяные стражи: – Э–эй, идите–ка сюда – всыплем вам плетей. Но Лорен отдал всю ту небольшую сумму, которая у него имелась, и стражи, прикинув, что этого хватит еще на несколько бутылей дешевого вина, согласились их отпустить. …Раскаленные улицы, на них – редкие, запуганные прохожие. Короткое прощенье с трактиром, и вновь улицы. Кони за эти дни отдохнули, и, несмотря на жару, скакали весьма резво, а как город остался позади – так и вовсе припустили. Сразу хлынула пышная, зрелая природа. Щебет птиц, запахи раздольных полей, шелест рощ, а главное – обильный и ласковый, сильный и беспрерывный поцелуй солнца. В противоположность городу, здесь было так много света, что просто невозможно было думать о чем–то мрачном… – Давай остановимся… – взмолился Творимир. – Что ж – остановимся. – согласился Лорен. Они выбрал очень живописное местечко. Из–под облепленного мхом камня, вырывался чистейший, холодом веющий источник, вплотную подступали букеты живых цветов, а чуть поодаль виднелись развалины древнего белокаменного камня – развалины эти уже почти ушли в землю, и это говорило об их древности. Лорен блаженно вздохнул: – А ты хотел жизнь ни за что отдать… Ты просто радуйся тому, что ты жив. Что ты есть. Что способен видеть и чувствовать всю эту благодать… Творимир припал к источнику, и долго не мог от него напиться. Но вот отпрянул, и, перевернувшись на спину, долго глядел в спокойное небо. Потом сжал кулаки, и поднялся. Шагнул к Лорену – взгляд его был мрачен, тяжел: – Я не могу так… Я не могу бежать в это спокойствие… Меня бесит человеческая тупость. Меня бесит злоба. Я не могу слышать этот ручеек, зная, что сейчас вопят невинные. Меня самого словно на вертел раскаленный насадили, и не знаю, почему я еще не кричу. Рассказывайте мне все. – Что значит «все»? – Про Бригена. Про Темных судей. Про то, во что они верят. Про этот народ, в конце концов. – И откуда ты такой, ничего не знающий, взялся?.. Ну, да ладно. Расскажу. Начну с веры Темных Судей и Бригена. Верят они в бога Всесвята – создателя нашего мира, мудрого и благочестивого, призывавшего всех к высшей, небесной любви… – Подождите. «Ваш мир» , надо полагать, ограничивается этой долиной? – Да. Так сказано в Священном Писании, и противление этому считается величайшей ересью. Да – были такие еретики, которые утверждали, что за горами есть и иные миры, но никому это доказать не удалось… – Ну, а вы как полагаете? – Тебе я откроюсь. Я – еретик. Я считаю, что мир бесконечен, и за горами – иные земли. За горизонтом – горизонт. – Вы правы! – Но, в отличии от еретиков прошлого, я пошел дальше. Теории я предпочел практику, и я изобрел летательный шар. Быть может, знаешь, что это… – Да. В древнейшие времена, у нас, на Земле, использовались летающие шары. Их наполняли жарким воздухом, за счет чего… – Не знаю, где это у вас «на Земле», но, надо думать – за горами. – Нет не за горами. Над вашей головой. В бесконечности космоса. Пятьсот миллионов лет назад… Впрочем – этого так сразу не объяснишь. – Самые смелые мои предположения сбываются!.. Мир есть не только за горами – он есть и в небе. Оно не твердое. Быть может, ты скажешь еще, что наш мир не плоский? – Конечно, нет. Это шар плывущий вокруг местного светила. – И что – повсюду, во всех направлениях, миры? – Конечно. – Как дивно! Какая красота!.. А они пытаются загнать наше мышление на плоскость, запереть в эти стены. Нет – не удастся. Человек стремиться к свободе и познанию. Быть может, мы погибнем, но грядущие поколения… Они будут Свободны!.. – И где же ваш Воздушный шар? – Я сделал пробный, малый шар. Пролетел на нем метров двести, а потом – зацепился в древесной кроне. Шар лопнул – я сам едва спасся. – Рассказывайте дальше про Темных Судей. – И они, и их предводитель Творимир – почитают Всесвята, используют его имя в своих целях, удерживают власть жесточайшим террором. В Священном Писании сказано, что стремление к познанию мира – есть грех, на этом многое удерживается. Народу, якобы достаточно верить во Всесвята, исполнять законы тиранов – за это ждет их небесной блаженство. Невежды, почти животные – они верят; стадом ходят – созерцать сожжения, и публичные истязания «еретиков»… – Ясно. – прервал его Творимир. – У нас, на Земле, подобное было во времена инквизиции. Изначальная идея искажена, прибрана к рукам кучкой подонков. Подонков, которых потом назовут святыми, и которым будут молиться! Я чувствую злобу… Сильную злобу!.. Подонки!.. Святые ублюдки!.. Убийцы! Палачи! Истязатели!.. Творимир ударил кулаком в камень, и расшиб кулак в кровь. Лорен подошел к нему, попытался успокоить: – Злыми чувствами ты загоняешь себя в ад… – Пусть в ад! Но мне надоела эта боль, злоба, тупость!.. Почему постоянно кто–то кого–то убивает, насилует, терзает?! Почему люди не могут жить в такой же гармонии, как и эта природа?! Почему им обязательно нужны эти идиотические учения, религии… – Тише–тише… – Нет! Это вы все тихие. Вас бей, мучь, жги – а вы все покорные, как скот на бойне. Ударили в одну щеку, вы вторую подставляете, а это только палачей раззадоривает! На–до–ело! Мы изменим этот мир! И начнем это не когда–нибудь. Не через год. Прямо сейчас! Ты говорил, в крестьянах давно злобы накипала? Ну, вот и воспользуемся этой злобой… Творимир бросился к своему коню, а Лорен, вздыхая и сетуя на преклонный возраст, поспешил за ним. * * * Вот и ночь подступила. В небе рассыпались звезды. Взошла одноглазая Луна. Деревня, из которой были родом Лорен и Анна, встретила их угрюмым, настороженным молчанием. Резко выпирали остовы двух сожженных домов. В недвижимом воздухе провисала трагедия. Откуда–то вышли угрюмые мужики. Они осведомились о судьбе Анны, и, как узнали – больше помрачнели. Один из них сдавленной змеей шипел: – Совсем нас разорили… Все на налоги, на подати… Куда им столько?!.. Лето благодатное, плодов сколько, а все отдаем… Вот завтра, опять за податью приедут… – А вы не отдавайте. – громко заявил Творимир. Мужик отшатнулся: – Да как же можно?! Ведь нас за это… – Не «вас за это» – а вы за все, что с вами до этого делали. Ну–ка, говори, кто за податью приезжает?.. – Обычно десять воинов. Вместе с ними воз с монахом. На воз мы свое добро сгружаем. – и вновь застонал. – Завтра последние крохи выгребать придется. Попробуй ты им не дать – засекут!.. А как дальше жить – ума ни приложу. Ведь у меня и жена, и дети. – А мы их сами побьем. – Да за это нас… – А не надоело еще законы преступников исполнять? Я вот что скажу: мы их сами посечем, и на этом не остановимся. Из деревни в деревню пойдем – подымем народное восстание. Гнева в вас много – это хорошо – это сил в битвах предаст. Мы сметем Темных судей, и Бригена в грязь втопчем. Мы свои, справедливые законы установим… Мужики сжались, к земле пригнулись. Они испуганно озирались: не услышал ли кто сторонний такие страшные речи. Должно быть – их действительно слушали – в темных оконцах маленьких, скособоченных домишек проступали испуганные, мрачные лица. И тогда Творимир закричал громко: – А ну – хватит по углам жаться. Выходите, меня слушайте! И выходили: мужики, женщины, старики, дети… – Где телега останавливается? – спрашивал Творимир. – Вот здесь… – указали на дом, больший чем остальные – это был дом старосты. – Телега возле крыльца стоит, а воины – с ней рядом на конях сидят, следят… – Так. Ясно. Капаем яму… Да–да – возле крыльца – глубиной метра в четыре, и достаточно широкую, чтобы на ней и телега и стражники уместились. В яме установим подпоры, а на них – настил (на настил – забор пойдет). Рассчитать надо так, чтобы настил их выдержал, но от подпор проведем веревки. Как они встанут – веревки дернем, и… ну, дальше ясно… На крыльцо вывалился толстенный староста. Обычно его тяжело было добудиться, но сейчас он услышал часть речи и с перепугу всякий сон забыл. Он кричал: – Еретик! Что говорит то?!.. Хватай его! Завтра же в Бригенград в темницу повез!.. Творимир даже не сознавал, как близок он от гибели, а потому не волновался. И он крикнул: – Ну, так – дальше выходки бандитов терпеть будем, или же… – Хватит! – закричала какая–то женщина. – Сил нет больше этих убийц терпеть! Сколько они кровушки то невинной пролили!.. Толпа одобрительно загудела. В Лунном свете жирно заблестел на старосте пот. Он захрипел: – Да вы что?!.. Да я вас!.. Он хотел было юркнуть в дом, на него уже налетели, повалили, и, тут же, вымещая злобу, принялись сильно бить ногами. Староста истошно вопил – закричали дети – залаяли собаки – отозвалась в дальнем лесу волчья стая… Творимиру понадобилось немало покричать и помахать кулаками, чтобы успокоить разъяренных крестьян. Едва живого окровавленного, старосту уволокли в какой–то погреб, туда же заперли и его жену, и детей… Дальше, начали готовиться к приезду незваных гостей. Яма получилась, что надо – даже глубже, чем рассчитывал Творимир. Вырытую землю вынесли за окраинную калитку, а чей–то забор пошел на настил. Нашлись и две крепкие, но не толстые веревки – ими обвязали подпоры, и, присыпав пылью, протянули за ближайший дом… К утру едва управились с этой работой… Едва засверкало сквозь листву солнце, с дороги послышался конский топот. Десять самодовольных молодчиков гарцевали на холеных лошадях, плетьми отгоняли мух, а меж ними, на телеге трясся, похожий на бочку монах. Остановились на обычном месте – как раз над ямой. Стали требовать, чтобы вышел сам староста. Подученные Творимиром крестьяне отвечали, что и старосту и его семью поразила заразная болезнь. – А, черт! Тогда лучше подальше от его дома держаться! – крикнул один из молодчиков. Но было поздно… Веревки резко дернули – настил шатнулся, и вдруг провалился, увлекая и телегу и конников. Кто–то запутался в стременах, кто–то вывихнул руку, кто–то – ногу, кто–то – сломал. Один воин стал было выбираться, но подоспел мужик – огрел его поленом – воин безмолвно повалился обратно. Из ямы вперемежку неслись вопли раненных, угрозы и мольбы о помощи. Раз начавшие действовать крестьяне уже не могли остановиться, и они подступили к Творимиру, потребовали: – Что дальше делать?.. Тот осведомился: – Откуда монах? – Да тут, в трех верстах монастырь будет. Вроде, считается – женский. Там и правда, женщин много. Но часто к ним богатые гости наведываются… – Ну, так и пошли на монастырь. Захватим его – будет нам оплот. По дороге еще какие деревни есть? – Да – две деревни. – Отлично. Тамошний народ тоже подымем. Но прежде – выволакивайте воинов из ямы. Выберете нескольких, кому достанется их оружие и одежда. Они будут изображать конвоиров. Остальные – якобы пленники. Ведь, если из монастыря увидят такую толпу, насторожатся – ворота закроют, а осаждать нам некогда – сейчас, пока восстание еще в зачатке, пока не знает о нас никто, как можно больше сделать нужно… Спешно выволакивали воинов – их оглушали, а кто сопротивлялся – того и рубили. Исполнили то, что указал Творимир. И вот по дороге весьма спешно задвигалась процессия с «пленниками» и «конвоирами». Сам Творимир был среди «конвоиров» – он сильно, нетерпеливо сжимал клинок. Сейчас он больше всего жаждал встретиться с Бригеном… На пути попались две деревеньки, и обе встретили их одинаково. Вначале – настороженно, затем – когда узнавали, что к чему – спешили присоединиться; брали с собой, прятали под ветхую одежку вилы, топоры, охотничьи ножи… Вот и монастырь. Строение было добротное, с высокими каменными стенами, окружали его тучные пашни, а у ворот стояли и громко спорили откормленные, розовощекие монашки. Они уставились на приближающуюся толпу, завопили: – А этих куда?! Зачем нам?!.. – Приказ Бригена Марка! – грубо возопил Творимир – монашки смолкли. Они прошли через ворота на большой, солнечный двор. К ним спешили широкоплечие охранники. Первый подбежал, схватил коня Творимира под узды, зло сверкнул глазами, рявкнул: – Как смели?!.. – Я вам привет передать должен. – тихо сказал Творимир. – Что?!.. От кого? – От всех замученных и сожженных! – возопил Творимир, и сильно ударил клинком по лицу охранника. Тот, заливаясь кровью, пал под копыта. Двор тут же огласился воплями: – Измена!.. Наших бьют!.. А–А–А!!! С деревянных галерей свистнули стрелы – несколько крестьян пали, но остальные, гневно рыча, уже мчались по лестницам, сметали тех, кто попадались на пути… Дальше начался сущий хаос. Здесь было множество дверей, окон и лесенок. И в каждую из этих дверей кто–нибудь вбегал, кто–нибудь выбегал. Окна часто бились и из них вываливались порубленные тела. По лестницам взбегали и сбегали. Кого–то куда–то тащили, кто–то вопил, кто–то безумно хохотал. Вот через двор протащили совершенно голую женщину – должно быть, одну из «монашек»… Творимир медленно, бесцельно куда–то брел. Вдруг на него бросились два воина. Завязалась стремительная, ожесточенная схватка, Творимир одержал победу… И до самого вечера, все кричали что–то и кого–то били. Туда–сюда бегали. К вечеру, вроде успокоилось… Во двор выводили монашек. Выстраивали их рядами. Монашки были перепуганы, но некоторые соблазнительно улыбались, и задирали рясы… – Ну, что с ними дальше делать? – спрашивали у Творимира крестьяне. – Отпустите их… – молвил Творимир, и тут натянутой тетивой замер. Среди монашек была Анна. Ее лицо немного отличалось от лица той, сожженной Анны, и все же – это было именно ее лицо. Она, сильно бледная, стояла чуть поодаль, и не смела поднять взгляд. Творимир, не чувствуя ног, шагнул к ней. Покачнулся. Прерывисто прошептал: – Я знал… планета вновь породит тебя… раз жив я – жива и ты… Она прошептала едва слышно, тепло: – Что вам угодно? – Что мне угодно? – прошептал Творимир – он задумался. – Ну, помнишь меня?.. Она быстро взглянула на него. В глазах ее не было испуга, но согревало ясное, теплое чувство. Она ответила тихо: – Я не помню, но вам виднее… – Черт! Ну, раз ты жива – мы такое устроим! Мы сметем всех этих бандитов… – Что вы такое говорите? Не надо никого сметать. Ведь смятенья – это боль. А боли кругом итак много. Любить друг друга надо… – Любить?! Да слышал, как здесь монашки любят! Особенно тех, у кого кошель потолще. Щеки Анны залились багрянцем, она прошептала смущенно: – Не говорите так, пожалуйста. Это святое место… – Святое?! Да ты что, дитя малое?! Не видишь ничего?! – Бог наш, Всесвят, всех учил детьми малыми быть. И обиды прощать, и в смирении жить. – В смирении! – фыркнул Творимир. – Как ты здесь оказалась?! – Меня подкинули. Добрые монашки меня выходили, воспитали. Ведь здесь есть очень благочестивые монашки. – И что – не принуждали, ну ты понимаешь… для пополнения казны… Щеки Анны залились еще большим багрянцем – она тепло шептала: – Кое–кто на меня кричал, не кормили, не поили… Но я не соглашалась… Ведь это очень греховно… Но я, как и некоторые, тяжелую работу выполняла – тяжести таскала… – Так что же ты здесь прозябала? – Я не прозябала. Я жила. Здесь святое место. Здесь очень хорошо. Разве не чувствуете – воздух светом дышит… – Да что ж с тобой такое?! Какое такое святое место? Обычный притон! – Не говорите так. Не ругайтесь. Пожалуйста. – Да ты и впрямь – дитя малое. – Если угодно – дитя. Только, исполните ли вы одну мою просьбу… – Да хоть миллион просьб, черт тебя подери! – Творимир нервно рассмеялся. – Не ругайтесь, пожалуйста. – Не стану ругаться. – Это еще не просьба. А просьба моя: не делайте больше никому больно. Живите в смирении… – Что?.. Ну, этих шлю… монашек мы отпустим, черт с ними… ох, извини!.. Но смиряться, по домам разойтись?! Чтобы потом по одиночке схватили, в подземелья, на пытки тащили… – Что вы такое страшное говорите… – Ясно. Тебе с самого рожденья мозги запудрили. – Нет. – ответила она тихим, ровным голосом. – Мне мозги не запудривали. Я умею ложь от правды отличить. То, что истина, тому я и верю. Сердце–то не обманешь… – А–а–а! Истина! И что же истина? Всесвят?! Этот местный, добрый божок… – Зачем вы так… – Ну, извини, извини. Просто в последние дни много пережить довелось. Нервы на взводе. Извини. Но ты выслушай: вот ты веришь во Всесвята, веришь, что мир плоский, и за этими горами ничего нет. Так?! – Может и есть. Я никогда об этом не задумывалась. Может, и есть иные миры, но нам сначала надо научиться друг друга Любить. Зачем нам иные миры, пока мы друг друга Любить не научились? А вера во Всесвята нас к этой Любви ведет… – Вера не значит – Истина! Пока от этого Всесвята больше злобы, чем Любви… – Злоба не от Всесвята, а от людей. Им удобно его именем прикрываться, и это хуже всего… – Да что ты – думаешь я поверю во Всесвята?! Да никогда!.. А вот я тебе скажу, что существует огромное количество миров, и практически в каждой цивилизации, на начальном отрезке развития являются некие религиозные представления. Сначала поклоняются божествам ручьев, пней, потом – океана, неба, подземного царства. Любая религия – форма рабства. Наследие животного… – Муравьи строят города–муравейники, но ни у каких животных нет религии. – Их счастье!.. Они просто не задумываются о смерти… – А мы вечное предчувствуем. На то мы и Люди. – Ну, ладно – верь в своего Всесвята. Но какая польза от твоего смирения?.. Что – всем по монастырям сидеть, молиться?.. А всякие подлецы… извини… на этом смирении наживаться будут?!.. На то и придумали Всесвята… Это уже и у нас на Земле было. Вот гляжу на тебя, как на дитя малое… Творимир говорил уже без злобы. Повторил: – … Ты, как дитя малое… хорошо с тобою рядом… Но мы… мы все равно будем… биться с этими… на них нужна управа… И о боли – ты не говори… Если мы бороться не станем – они нас… Он не договорил – просто махнул рукою. Монашек не гнали. Те, кто хотел остаться – оставались. И оставались только те, кто искренне Верил, и не участвовал в прежней, греховной коловерти. Иные же, не хотели оставаться с «грязными крестьянами» – виляя задами, спешили в Бригенград, где надеялись пригреться у своих богатых клиентов. Конечно, Анна осталась… |
|
|