"Спящие боги" - читать интересную книгу автора (Щербинин Дмитрий Владимирович)Глава 9. Начало новой жизниТеплом, ароматом нагретой земли, трав, цветов, листьев дыхнула навстречу просторная, летняя долина. Неподалеку, пробиваясь сквозь каменные толщи, озорно звенел прыгучий, чистейший ручеек, а ниже, сливаясь с горной пенной рекой, стремился в долину. На долину любо–дорого было глядеть: живые ковры полян с цветами, солнцем полные, высокие рощи. Мирная гладь озер; а в потоках небесной лазури – юркие птицы, и их милое пение. Мостом перекинулась через долину радуга – так близка была, что, казалось, можно руки вытянуть и дотронуться; так ярки ее краски, словно рукодельный Богов Мост – можно взбежать на нее и взглянуть на землю из самой высочины. И долго любовался этой красою Творимир, долго и полной грудью вдыхал воздух – после ледяных склонов, после кровавых городов, воздух этот был воистину целителен. Он все не мог налюбоваться на гармонию природы, хотел, чтобы прежнее, безумное полностью смылось. Склонился над ручьем, умылся и испил его студеной водицы. Обернулся – там чернела пещера, вниз уходила обвитая мхом лестница. Он уже знал, что обратно пути нет – путь к источнику знания перегорожен… Тогда повернулся к долине. Только теперь заметил, что со всех сторон окружали ее высочайшие горы – ни единого ущелья; но неприступные, почти отвесные стены. И белели на их вершинах вечные снега. А потом увидел город: несмотря на удаленность, в два, а то и в три десятка верст, можно было разглядеть отдельные дома, и особенно центральный, высящийся на холме дворец. Город резко контрастировал с цветущий долиной, и темно–оскаленными очертаньями напоминал израненного и озлобленного хищника. И Творимир сказал: – Из этой долины мне не уйти. Стало быть, придется иметь дело и с этим городом… И по маленькой, приваленной каменным крошевом тропке, он пошел вниз. Спуск был долгим, но из–за чистого воздуха и веселой звонкой песни горной реки – вовсе не утомительным. Вот и затеплилась под ногами земля. Творимир даже снял обувку – шел, и наслаждался ее приветливой мягкостью. Руками вел по цветам и травам – они благодатно шелестели – приглашали полежать. Творимир воспользовался этим приглашением, улегся и, глядя в лазурную высь, прошептал: – Неужели и здесь есть какая–то боль? Судя по этому настороженному городу – да… Но, господи, зачем устраивать какую–то боль, когда кругом такая красота! Благодать какая… И ничего–ничего мне больше не надо. Нет – не пойду я в этот город… Здесь останусь… Так он лежал на земле, кругом шелестели травы, а в бездонных тайниках неба пели птицы… В безмятежности пролетели часы, и вот уже темнеет небо. Неописуемыми оттенками старого золота перекинулся закат, а у грани одинокого, задумчивого облачка покоем дыхнула первая звезда. И усмирились дневные ветры. Пришла та дивная, живая тишина, которую не хочется нарушать ни словом, ни громким дыханьем. Творимир лежал и слушал тишину. И вот в этой тишине лениво, медленно забухали конские копыта, и жалобно заскрипело несмазанное колесо. В унисон зазвучали два сонных голоса: – …и теперь старый Лорен не отвертится… – Лорен всегда отвертится. У него же, знаешь – мозгов палата. – Его мозги – его проклятье. А было бы мозгов поменьше – не изобретал бы свои дьявольские штучки… Ты, вот, говоришь – вывернется, а как же он вывернется, ежели схвачен с поличным; и есть высочайшая бумага об его аресте. – Высочайшая?.. Что – от самого… – Ага – от самого Бригена Марка. Творимир насторожился. Он беззвучно перевернулся на живот, приподнялся, осторожно раздвинул травы. Оказывается, поблизости проходила разлитая недавними дождями проселочная дорога, по дороге этой тащилась дряблая, облезлая лошаденка. Воз, в которой она была впряжена, явно был лошадке не по силам: она совсем истомилась, и понурила голову. На возу сидели бородатые крестьяне, в ветхой, бедной одежде, но с оттопыренными, пивными животами. На телеге высились бочки. Несмотря на то, что Творимир довольно высоко высунулся – крестьяне не заметили его – они были едва не ли не более сонными, чем лошадка, и клевали носами. – Да–да… – зевал один. – От самого Бригена Марка. С ним, знаешь – лучше шуток не шутить. Говори о ним только почтительно, и все такое… – Бедный, бедный Лорен, что с ним будет! А–ах… – зевок. – Будто не знаешь, что будет. Закуют его в цепи, да в подземелье. Там всю душу вытянут. – А, если на кого–нибудь из наших под пытками наговорит? – Лорен не наговорит – он, хоть и старик, а духом крепок. – А потом его сожгут? – Да, конечно. – Надо будет выбраться в Бригеград, поглядеть на него в последний раз… Воз уже довольно далеко отъехал, и Творимир едва различал слова. Тогда он, пригибаясь, устремился следом. Он выбежал на дорогу, и, ухватившись за торчавшую сзади деревянную скобу, подтянулся, запрыгнул, укрылся в каемке за бочками. Пока он хотел оставить свое присутствие в тайне – узнать, как можно больше, и уж тогда решать, как действовать дальше. С запозданием в полминуты один крестьянин заявил: – А мне показалось – кто–то на телегу запрыгнул. – А–ах… – зевнул второй, – вот именно, что показалось. – Сейчас я погляжу… Творимир согнулся в три погибели, и вжался в бочку – почувствовал, что от нее идет винные дух. Крестьянин, кряхтя, и бормоча проклятья, поднялся, и ухватившись рукой за край бочки глянул назад, на дорогу. Край его волосатой руки навис над Творимиром. – Не–а, никого нет… – облегченно вздохнул он и, кряхтя, уселся на прежнее место. – Ну, а я тебе о чем говорю, а ты: «погляжу», «погляжу». – А ты вспомни, историю и Михелем–пустозвоном. Он тоже вез вино в бочках. Помнишь, куда вез то? – Ко двору Великого Судилища! – Ага. И доверили ему дорогущее столетней выдержки вино. И что же: как ехал лесом запрыгнул к нему на воз ученый волк. А Михель и не заметил – ветки на деревьях считал. Волк на то и звался ученым – почуял, какой запах от бочек шел, клыками затычку у одной из них ухватил, да и выдернул. Вино ему в пасть и хлестнуло. Он пьет–пьет и никак напиться не может. Приехал Михель, к нему Судьи выходят. Он, говорит – так, мол и так – вот привез, как и уславливались, а теперь, извольте, денежку. И тут все слышат – громкий–прегромкий храп. Глянули, а в телеге – волк ученый спит, пузо у него от вина раздулось. Ну, конечно Михель, побледнел, затрясся, на колени пал, молит, чтобы его помиловали. Ну, в других бочках вина еще достаточно было, потому Судей это только насмешило. Велели они Михелю всыпать сто плетей, да гнать пинками. Легко отделался! – Да брешет этот Михель! Небось сам не удержался, и вино выдул. А то – «ученый волк», да где ты таких волков видывал? Таких и в природе не бывает… И вообще – черт с эти Михелем, давай лучше думать, что мы говорить будем. – А ты ничего не придумал? – Нет. А ты? – Я тоже. Э–эх… А славно погуляли!.. Сколько мы выдули? – Полбочки – не больше. – Ну, стало быть, эту бочку только в конце подадим. Они уже такими «хорошенькими» будут, что и не заметят ничего. – А как их Маргарита окрутила! – Да, уж. Ты вспомни – прискакали к нам – с дороги злые, ругаются, плетьми бьют, разве что не рычат. Так бы и увезли нашего Лорена в первый день, и болтался бы он уже на дыбе. Так она их окрутила, ласковыми разговорами к себе в дом заманила – так у нее и сидят, никого не тронут. Будто и подобрели даже. – Да. Маргарита – девка что надо. Только вот кое–кто уже шипит, что она гулящая. Будто заманила их с тем, чтобы… Ну, ты понимаешь… – А, нет – она может за себя постоять, и с характером. Умная!.. Да я тебе говорю – на расстояние вытянутой руки их к себе не подпустила, а все ж обаяньем своим удерживает. – А, вот уже и приехали… Творимир и не думал, что они так быстро приедут, а теперь, когда осторожно выгнулся и огляделся, понял, что окружающая тишь была обманчивой. Они уже минули деревенскую улочку, и теперь остановились возле широкого, аккуратного дома, из окон которого обильно лился и трепетал приветливый свет. И из этого дома вышло несколько крепких, широкоплечих воинов – они тут же окружили телегу, и крикнули возчикам: – Эй, что так долго!.. Еще ко вчерашнему вечеру вас ждали!.. Чего расселись?! Или плетей захотели!.. А ну – помогайте бочки таскать!.. Чувствовалось, что они старались придать своим голосам злые нотки, но это у них не выходило, и даже радовало их, что мужики задержались, и удалось провести еще один день в этом доме. А на порог, закутанная не только в длинное, целомудренное платье, но и в таинственные, глубокие тени позднего вечера, выпорхнула стройная девушка. Раздался ее мягкий, негромкий голос: – Ну, что же вы, господа солдаты? Зачем вы так кричите?.. Поглядите – никто из своих домов и не покажется – все вас бояться. Неужели это может быть приятно?.. Думайте о том, чтобы и другим людям хорошо было. И это «господа солдаты» она так подчеркнуло, что они невольно почувствовали себя пристыженными. Вот они – грубые, неотесанные, но есть, и совсем рядом – она, с этим мягким, таинственным голосом… привыкшие к грубости и зверствам, они невольно тянулись к ней. Подольше не хотелось возвращаться к обычной бессмысленно–напряженной жизни, и, забыв о грозном Бригене Марке, они коротали здесь уже третьи сутки. И, когда они решили послать воз за вином, к знаменитым пригорным виноградарям, Маргарита согласилась… – Ладно. – улыбнулся один из солдат. – …Больше не станем орать… Творимир оглядеться, и понял – убежать не удастся. Рядом (правда, повернувшись спиной), стоял здоровенный детина – клинок был обнажен, и, если бы Творимир бросился, он бы наверняка его настиг. Да и не хотел Творимир бежать. Хотя он и не успел разглядеть лицо девушки – он был уверен, что эта ТА САМАЯ девушка – девушка–птица, исцелившая его, не раз им преданная, но все же любившая его, ждавшая его… И он решил забраться в винную бочку. Приподнялся на четвереньках. Так и есть: крышка одной бочки (той из которой пили), была малость приподнята. Он подцепил пальцами, надавил – крышка поддалась. В это время девушка негромко разъясняла, как надо вести себя, чтобы не мешать другим, а солдаты и возчики внимательно ее слушали. Крышка поднята – сильно дыхнуло вином. Творимир нырнул в эту терпкую темень. Сжался среди округлых стенок, как мог закрыл крышку. Вино доходило ему до шеи, и, судя по запаху – это было очень крепкое вино. Вот бочку подхватили, понесли. Несли мужики, и Творимир слышал их испуганный шепот: – Ух, тяжеленная какая – забрался туда что ль кто? – Я ж тебе говорил… – Тише ты!.. Это та самая бочка, из которой мы пили. Не должна она такой тяжелой быть. – Ничего говорить не будем. Может, и обойдется… Бочку внесли в ярко освещенную, аппетитно пахнущую горницу, хотели было убрать за иные бочки, но раздался повелительный голос начальника этого отряда: – Куда, куда?.. Там негде!.. – Так ведь… – испуганно залепетали мужики. – В этой бочке… не лучшее вино… ее лучше на потом оставить… – А–а, знаю я вас, лентяи, мужичье! Небось половину выдули!.. А ну – несите ее сюда!.. Мужики лепетали что–то совсем невнятное, но противиться не смели, и поднесли бочку. – Крышку открывайте! – рявкнул начальник. Тогда Творимир набрал побольше воздуха, и нырнул под вино, лбом вжался в дно. Он ничего больше не слышал, и надеялся только, что его спина не топорщиться сверху. А начальник склонился над вином, которое, благодаря телу Творимира поднялось на приемлемый уровень. Он хмыкнул: – Что, и вправду не пили?.. Ну, сейчас попробуем его… И он ладонями зачерпнул (только по случайности спину Творимира не задел), хлебнул, похвалил: – А вино–то знатное!.. В это мгновенье в горницу вошла девушка Анна. – Так, и не стыдно вам! – укоризненно сказала она. – И кто это вино будет пить? – Мы и будем. – совсем негрозным голосом отвечал начальник. – Вот уж нет. – мягко молвила Анна. – Грязными руками в еде–выпивке лазить, а потом это в себя потреблять – это не подходит для Человека. Вы же не звери, господа солдаты. Невозможно было противиться ее чарам. Начальник опустил голову. – Что ж, выливать теперь? – Конечно, а в следующий раз – ведите себя культурно. Начальник кивнул, сам отошел в сторону, и шепнул одному из солдат: – Вы бочку несите, но и выливать не вздумайте. Это ж сколько вина даром пропадет!.. Вы спрячьте его в прихожей за занавесью. Как остальные бочки закончатся – мы за енту примемся. – Угу, – кивнул солдат. И вот два солдата подняли бочку с Творимиром, и, пригнувшись под неожиданной тяжестью, вынесли ее в коридор. Здесь, с трудом подняли ее на полку у входа, и занавесили. Творимир больше не мог выдержать без воздуха, и он приподнялся – глубоко вздохнул – по счастью солдаты уже отошли. Он хотел выбраться из бочки, но на полке было не разместиться, к тому же – тогда с него потекло бы вы вино. И он остался в бочке. Он только приподнялся над ее краем, немного отодвинул занавеску, и глазом приник к щели. Да – это она. ТА САМАЯ девушка. Была видна значительная часть горницы. По меньшей мере дюжина солдат пребывала там. На хорошо уставленный стол, уже подавали вино, и уже пили – славили хозяйку. Видно – солдаты привыкли к галдежу, к брани, но сейчас сдерживались – разговаривали вполголоса. Анна явно главенствовала над ними. Вот сказала с мягкой, материнской укоризной: – И не стыдно вам? – Что угодно? – почтительно склонил голову начальник. – А как же один старый человек, который вам в отцы годиться? Вы тут кушаете, пьете, веселитесь. А ему – голодному сидеть? Я про Лорена говорю. – Ах, про колдуна! Ну, отнесем его поесть. Хотя какой смысл его кормить, когда его самого скоро на вертел насадят… – Неужели вам нравятся все эти зверства?.. Не верю. Не могут нравятся… Вы же люди – Не нравятся. Но мы честно исполняем свою работу. Тем более, на вертел насаживать не мы будем… – Довольно. Не говорите, не оправдывайтесь. Сейчас я сама отнесу ему поесть… Анна собрала на поднос самых лучших кушаний, нацедила графин вина, и, поставив свечу, пошла к погребу. С ней отправился и один солдат. Он открыл погреб, проводил Анну, затем, когда она вышла – защелкнул замок. – Как он там? – спросил начальник. – Книгу читает. – ответила девушка. – Хмм… У нас ведь предписание – все книги изъять. Только по твоему уговору одну оставили… Но что если в этой книге какое колдовство? Если прочтет заклятье, и всех нас, скажем, пламень сожрет. – Не сожрет, а поглотит. – поправила Анна. – Учитесь говорить вежливо. Правильная речь показывает человека высокой внутренней культуры. Речь же перемешенная с неконтролируемыми ругательствами, выявляет человека внутренне распущенного, бесхарактерного. С таким человеком мне было бы неинтересно обращаться… У Лорена таких книг нет, и вы это знаете. А сейчас он читает стихи. – Ишь. Ну, ладно – будем повежливее… Хммм… Ну, стало быть, продолжим наш праздник… Хорошо тут у тебя, хозяйка… Ну, стало быть, за тебя… Все подняли чарки и разом их осушили. Анна подносила новые, но солдаты хотели услужить девушке, и попросили ее сидеть, не волноваться – дальше разливали сами. Видно, в иное время солдаты орали бы всякие мерзости, но сейчас все разговоры направляла девушка, и больше говорила сама. О разлитой в природе благодати, о том, как счастливо бы жили все люди, если бы оставили злобу и жили в мире и братской любви. Ее внимательно и почтительно слушали, кивали. Так продолжалось час или два. Солдаты были уже в изрядном подпитии, и один из них, покачивая головой, вздохнул: – А не попеть ли нам? – Хорошо. – сказала Анна. – Но только петь будем не громко. Помните, что в иных домах уже спят, и там есть дети малые. Не станем их тревожить… – Ну что ж… – начальник почесал аккуратную рыжею бородку. – Быть может, ты, хозяйка, сама нам чего–нибудь исполнишь. – Отчего же нет… Печальный и красивый голос заставил Творимира податься вперед, и если бы, эта часть прихожей не была в тени – солдаты увидели бы его высунувшееся из–за занавеси лицо. Она пела это так, что у некоторых выступили слезы. Они, привыкшие к зверствам, в иное время устыдились бы этих слез – сейчас поддались ее чистому, печальному обаянию. А кому, как ни Творимиру было знать, о чем она поет?!.. Летели минуты. Девушка спела еще несколько печальных песен. Воины качали головами, и все подливали себе. Уже очень много выпили, и клонились к столу. Начальник качнул тяжелой головой, и прохрипел: – Спать пора… – Вы тут посидите, подождите, а я вам постелю. – отозвалась Анна. – Угу… Солдаты склонились над столом, о чем–то бормотали, и не видели, но видел Творимир. Девушка подошла к одной из бочек, и быстро плеснула в них какой–то порошок. Затем наполнила из этой бочки кружки, расставила их на поднос, и подала к столу. Сказала: – Вот – напоследок, выпейте за мое здоровье. – За ваше здоровье! – забыв о приличествующей тиши, взревели воины. Осушили кружки… – Спать… спать… – захрипел начальник. – Как же хочется спать… Прямо здесь засыпаю… И он рухнул головой в тарелку – поддал своего храпа к храпу иных. Кое–кто из воинов скатился на пол, кое–кто растянулся вдоль лавки. Анна, для проверки потрясла одного из них за плечо – воин продолжал ровно, сильно храпеть. Тогда девушка подбежала к тому, у кого был ключ, и ловко этот ключ отцепила, бросилась к двери погреба – распахнула ее. И вот из погреба шагнул старик седой, с горбатый, но с очень живым, добрым лицом, с проницательными глазами мудреца. – Еще раз здравствуйте, дедушка Лорен! – вздохнула Анна. – Вот я вас освободила, и теперь вам бежать надо. Селитесь в лесу, а я вам еду носить стану… – Подожди, подожди. – остановил ее старик. – Ты что же их – снотворным? – Ага. – Ну, ты вот подумай. Я убегаю, они утром просыпаются – тебя хватают. Ты же хозяйка. – Так в том то и дело – это такое снотворное, что завтра они ничего не вспомнят. Я скажу – сама утомилась, спать пошла; а вы и без меня ушли – заклятье прочли, сквозь стены прошли. А ключ я на место повешу. И что они докажут? – Докажут, доченька. Им виновного нужно будет найти, они и найдут. Так что, лучше уж мне старому обратно под замок. – Что вы такое говорите? Как можно?.. Ну, я вас до последней калитки провожу, а сама вернусь. Творимир спрятался обратно за занавесь и все не решался выйти – он, пропитанный вином, боялся показаться нелепым, смешным. И тут с улицы рванул стремительный перестук копыт – мгновенье и уже остановился у крыльца. Девушка бросилась к окну, чуть отогнула занавеску, выглянула, шепнула: – Всадник какой–то. Судя по одежде – богатый очень. И с ним еще один – маленький. Уже сюда идут. По крыльцу затопали стремительные шаги. Дверь резко распахнулась, и высокая, вся в темном фигура шагнула в избу. Еще из сеней грянул напряженный, сильный голос: – А, спят, бездари! Плетьми засеку!.. Он шагнул дальше, встал вполоборота – и Творимир едва не вскрикнул. Это был Бриген Марк. А нем был черный камзол, а камзол усеивала роспись драгоценных камней, в основном – кровавых рубинов. Лицо у Бригена было сильно бледное (видно, мало на свежем воздухе бывал), щеки впалые, а под глазами – синие мешки бессонных ночей и нервов. Губы тонкие, белые, сжатые в волевую полосу. Он носил небольшую бородку, но и на щеках темнилась щетина. Глаза у него всегда были чуть выпучено, что выдавало натуру страстную, в волосах была проседь – что он пережил, бог знает… Девушка куда–то юркнула, и потому Бриген сначала ее не заметил. Но он быстро и сильно пнул непробудного солдата, и уставился на Лорена, просипел: – А – заговор! Его рука потянулась к клинку – из–за угла метнулась Анна – она держала полено, и, быть может, и успела бы оглушить Бригена, но появилась еще одна фигурка. Это был маленький человечек с большим черепом – он сильно толкнул девушку, и полено только вскользь задело Бригена по плечу. А Бриген уже перехватил ее запястье – сильно рванул к себе. Сощурился: – Так… так… так… И вдруг его глаза сильно полыхнули, он оттолкнул ее, и сам отпрянул назад, прошипел: – А мы уже встречались с тобою!.. – И я Вас знаю. – холодно отвечала Анна. – Была в Бригеграде и видела издали. Вы – тот, кто несет людям страх и боль. Лучше бы мы не встречались. Вы мне неприятны… – Молчи! – Бриген топнул ногой. – Проклятье! Где же я тебя видел?!.. Но не в толпе – это точно… Творимир мог бы ответить «где», но он затаился. Бриген снова надвинулся на девушку, и все шипел: – Я не привык, к такому обращению. Но тебе это сойдет с рук… Черт, тебе все сойдет с рук!.. Я тебе вот что скажу – я тебя Полюбил. Глаза маленького человечка расширились, и он плюхнулся на лавку. – Но вы мне неприятны. – уже тихо сказала девушка. – Ваша страсть – нездоровое чувство. – Откуда тебе знать? – Потому что сейчас вы мучаетесь. Настоящая Любовь не может приносить мук. Даже и в печали – Любовь это поэзия, и творчество. Но… довольно переливать из пустого в порожнее. Что же дальше?.. – А дальше вот что. Я забираю тебя в Бригеград. Ты можешь говорить, что угодно, но от меня ты не убежишь. Когда предстанет выбор Я, или костер… – Я выберу костер. – спокойно сказала Анна. – Перед этим тебя ждут пытки. – Я выдержу. – Ты потеряешь рассудок. – Я все выдержу. – по ясному, спокойному голосу чувствовалось, что она действительно выдержит. – Ладно – время пройдет, и все измениться. – Вам уже не измениться. – Все – довольно. Ты, Фран (так звали коротышку), вяжи старика. Ну, а мы – выйдем на крыльцо… И тут Творимир понял – это время воспользоваться его инкогнито. Бриген уже в двух шагах – ведет Анну. Тогда Творимир из всех сил качнул бочку. Девушка успела отпрянуть в сторону, а вот Бриген не успел. Тяжеленная бочка рухнула ему на голову, придавила к полу. Он застонал, и судорожно дрожащей рукой перехватил Творимира за горло – вдруг выдернул его из бочки. Грозные глаза поверженного уже затемнило забытье, из рассеченного лба обильно стекала кровь. – И тебя я знаю… – рычал Бриген. – …Ты – мой злейший враг. Я не помню, где мы встречались. Но мы встречались… Ты умрешь, щенок… При последних словах, он притянул Творимира к себе, и дыхнул в него кровавой пеной. Но вот забылся – железная хватка не ослабла. Творимир хрипел, задыхался. Только сложенными усилиями Анны и Лорена удалось его освободить… Отшатнулся, кашляя, держась за горло, покатился по полу. А девушка бросилась через горницу – достала мешочек, пояснила: – Я здесь еды Лорену собрала, но теперь ясно – всем уходить надо. Сейчас еще побольше соберу… И она схватила другой мешок – быстро складывала в него пожитки. Творимир приподнялся, и, держась за горло, уселся на лавку. Маленький человечек трясся рядом с ним, лепетал: – Только меня не троньте… – Не тронем, не тронем. – раздался от окна голос Лорена, и тут же возвестил громко. – Сюда еще конники скачут – с факелами… – Ах да, ах да! – зачастил человечек. – Извините, что сразу не предупредил. Вы знаете – Бриген так коня гонит, что… Ну, а я с ним в седле, потому что я писчий… – Ну, ясно–ясно. – говорил Лорен. – С вами был отряд – по дороги они отстали. Все – побежали!.. Девушка протянула Творимиру мешок с провизией, и освободившейся рукой перехватила его у локтя. Так выбежали они на крыльцо. В черном небе сильно светили звезды, а по стенам домов и среди ветвей метались блики факелов, стремительно нарастал топот. Уже совсем близко заорали грубые голоса… Побежали по аккуратным огородным дорожкам, перемахнули через заборчик (Лорена пришлось подсаживать) - потом, пригибаясь, в тихо вздыхающих ночных травах. А за спинами заголосили: – Они были здесь недавно!.. Дьявол – псов то у нас с собою нет!.. И вот уже сомкнулся лес. Нырнули в овраг, под ногами, рассыпаясь в прах, затрещала древняя, пересохшая листва. Бежали долго, а остановил их Лорен. Он едва мог говорить: – Вы… молодые… вам бегать да бегать, а я… едва на ногах… держусь… – Ах, извините нас. – взмолилась Анна. – Ничего–ничего… Как–нибудь, с Божьей помощью… – чуть отдышался, и спросил. – Ну, братцы, знаете ли, что вы натворили? Анна глубоко вздохнула: – Защищаясь, отбились от одного разбойника и бандита, известного под именем Бриген Марк. Но это я так говорю. Официально же: совершили небывалое святотатство – покусились на жизнь Верховного Судьи. Мы теперь сами такие бандиты, каких свет не видывал. За наши головы назначат награду. Ну, скажем – мешок золотых. Нечего и думать возвращаться назад. Прощай, милый дом… Но я ни о чем не жалею… – А ты что – одна в этом доме жила? – спросил Творимир. – Да. – ответила Анна. – Никто в деревне не помнил моих родителей. Будто вместе с этим домом из–под земли поднялась и ждала кого–то. – Ну, да. – пробормотал Творимир. Вдруг девушка приблизилась и обхватила его за шею: – Ты ведь знаешь, что так и было – из–под земли поднялась и тебя ждала. Так же неожиданно отпрянула. Сказала страстно: – Ну, пойдем дальше. Шли еще с час. Чтобы сбить возможных преследователей, делали замысловатые круги, переходили холодные, прыткие ручьи и речушки; и, наконец, скользнув через черную чащу, вышли к затянутым туманом озерцу. С трех сторон озерцо сторожил высокий, густо сцепленный ветвями лес; с четвертой – ребристыми уступами напирал горных кряж, и Луна скользила в частых выбоинах. – А – вот и ночлег нам. – Лорен указал на три целомудренных дупла в коряжистых дубах. Анна сказала: – Да. Вы устраивайтесь здесь, а мы пройдемся. – Что ж – счастливо вам. – Лорен забрался в дупло и сразу захрапел. Анна подхватила Творимира за руку, и быстро повела к озеру. Там легко скинула с себя одежду. Ее прелестное, мягкое и плавное тело, упруго высветилось в лунном свете. – Вот… – Творимир смущенно вздохнул, но не мог отвести взгляда – понимал, что сейчас видит самую совершенную в природе красоту. – Ну и что же ты?.. – девушка приблизилась, и сама стала раздевать Творимира. Обнаженные, стояли они друг перед другом, туман нежно обволакивал их тела. Творимир вздрогнул, опустил голову, шепнул: – Я со многими тебе изменял. Ты извини… – Ничего. Главное – любил меня одну. А я только тебя ждала. Ты первый. А сейчас – пойдем в озеро. Воды оказались на удивление теплыми, и почти такими же мягкими как туман. – Здесь – глубинные источники. Целебные. – пояснила девушка. – Матушка земля заботится о нас. Творимир начал у нее что–то спрашивать, но она ничего не отвечала. Вот противоположный берег. Здесь были плавные каменные плиты, а среди них – выемка в которую нанесло много приято душистой листвы. – Ложись… – шепнула девушка. Творимир лег. Она уселась на него сверху, крепко обняла своими мягкими и жаркими, гладкими ногами, руками обволокла его шею, и долго, страстно целовала в лоб. Ее тугие сосцы ласкали Творимиру грудь. Затем – отпрянула. Нижней частью тела слегка покачивалась, верхней – оставалась без движенья. Луна сильно серебрила ее волосы; сквозь них, как сквозь листву просвечивали звезды. Она улыбалась и тихо, нежно стонала. И, когда Творимир испытал оргазм, он застонал, сильно выгнулся; а она счастливо засмеялась. И, жарко обвившись вокруг его тела, перевернула его, вжала к себе, в листву, и тихо прошептала на ухо. – Ну, а теперь я хочу поглядеть, как над тобой звезды светят… * * * Маленький мальчик всхлипнул, и через полутемную горницу бросился к матери, которая, хоть и лежала на кровати, была одета и не спала. – Маменька… – зашептал мальчик. – Что на улице так страшно кричат?.. – Ничего, ничего – не волнуйся, маленький. – прошептала женщина, однако, судя по подрагивающему голосу, она сама очень волновалась. С улицы неслись вопли. Исступленно метались отблески факелов – там бегали, ругались. Мальчик вжался в мамину руку, и зашептал: – А когда папа вернется?.. – Да вот к завтрашнему вечеру и вернуться должен. – тоже шепотом отвечала женщина. Во дворе зашелся лаем пес. Кто–то рявкнул: – А ну!.. – и лай оборвался коротким взвизгом. Дверь затряслась от ударов. – Маменька, только не открывай им… Мне страшно… – Именем Закона! Открыть!.. А ну – дверь – Л–о–м–а–й!!!.. – Нет. Не надо. Не ломайте. – всхлипнула женщина, и бросилась открыть. – Мама! – крикнул было мальчик, но замолк и клубочком сжался в углу. Женщина откинула засов, и тут же дверь сильно распахнулась. Плеснуло факелами. Первым в горницу вошел Бриген Марк, за ним – его вояки. Кровь спеклась на лице Бригена вздутой маской – он был похож на дьявола. – Как звали соседку? – спросил он. А женщина узнала его, задрожала, рухнула на колени, и, плача, прошептала: – Анной. – Ты хорошо ее знала?.. Ну, отвечай! – Хорошо. – Куда она в лесу любила ходить? Ты должна знать. – и тут не сдержался – бешено взвизгнул. – Отвечай, куда она сбежала. Женщина знала и, как и каждый в деревне, любила Анну. В отношении Бригена Марка она испытывала ужас, и затаенное, глубокое презрение. И она ответила: – Простите, но не знаю, куда она… Она не успела договорить, потому что Бриген схватил ее за волосы, сильно дернул вверх, и прохрипел: – Ты все равно все выложишь… – Не тронь маму! – крикнул мальчик – он бросился из своего угла на Бригена, но не добежал – один воин схватил его, поднял в воздух. – Так, держите ее! Бриген толкнул женщину воинам, те ее схватили, выкрутили руки. Бриген подошел к мальчику, выдернул острый широколезвенный клинок, поднес к его личику и так, чтобы видела женщина, провел лезвием по щеке. Потекла кровь. – Мама… мамочка… – больше мальчик ничего не мог выговорить. – Где искать Анну? – спросил Бриген и поднес лезвие мальчику к глазу. – Мамочка! – Сыночек! Подождите! Я скажу, где мы бывали… Бриген сильно надавил лезвием мальчику на лоб, раздирая кожу, повел. – Мамочка! Мамочка! – завопил мальчик. Бриген повернулся к женщине и, бешено ухмыляясь, заявил: – Мне не нужно те места, где вы бывали. Мне нужно одно точное, ее любимое место. – Подождите! Бриген разодрал мальчику вторую щеку. – Я знаю. Знаю! – рыдая, кричала женщина. – Есть колдовские гробницы и… Бриген шагнул к ней, улыбнулся: – Колдовские гробницы, правда? – Да, да… – женщина истово качала головой, рыдала. – Ай, ай, ай. Не правда. Нечего им среди гробниц делать. У них ночь любви. Светлая ночь. Ай–ай–ай… И вдруг он метнулся к мальчику и сильно ударил его клинком в ухо. Затрещала кость – клинок вышел вместе с кусками мозга. В это самое мгновенье, на палой душистой листве Творимир испытал оргазм, сильно выгнулся, а Анна счастливо засмеялась. Мальчик тоже выгнулся к маме. Он зашептал тихо и нежно: – Маменька, у меня глазки ничего не видят. Маменька сплю я. Хорошую колыбельную спела, маменька. Посмотри, посмотри – звезды… В это мгновенье Анна жарко обвилась вокруг тела Творимира, и шепнула: – Ну, а теперь я хочу поглядеть, как над тобой звезды светят… Бриген вновь шагнул к женщине. Она вопила, извивалась, но он несколько раз сильно ударил ее по лицу, и она больше не кричала. – Хочешь, чтобы твой сын жил? – Да–да–да… – тряслась она. – Где сейчас Анна. – Озеро. У подножия гор. По дубовой просеке, до березы… молнией раздвоенной березы… Направо там… сыночек как ты… Что же ты молчишь? – Чтобы он жил – говори. – От раздвоенное березы – направо. Через чащу. Там овраг. Он делится надвое. Идите направо. А если налево пойдете в болото забредете. Вот мы там с сыночком гуляли, и чуть в топь не зашла. Нет – ну правда с моим сыночком все хорошо? Ведь… – Говори – что после оврага. – Все – озеро. А сыночек… Бриген шагнул из избы, через плечо крикнул: – Сжечь здесь все! Но воины немного задержались – наскоро изнасиловали женщину. Затем посекли ее на части и запалили избу. |
|
|