"Ультиматум" - читать интересную книгу автора (Штайн Гюнтер)

4

Снег перестал идти. Ветер разогнал облака на небе. В образовавшемся просвете стала видна луна. Она осветила холмистую заснеженную местность и фигуры семерых человек, идущих по дороге. Грузовик с противотанковым орудием, на котором они проделали почти двадцать километров по деревням, направляемый регулировщиками кратчайшим путем к фронту, они оставили в лесу, а рацию захватили с собой.

Люди шли быстро, даже самые уставшие и те старались не отставать. Время от времени они угрюмо поглядывали на небо. Каждый знал, что из-за незапланированного и заранее не предусмотренного происшествия в корсуньских казармах возвращение к своим через линию фронта стало более чем опасным, так как не соблюдались условия перехода, о которых было заранее договорено. Все были возбуждены, даже Ханнес, неуклюжий парень родом из Саара, никогда не терявший чувства юмора, всегда сквернословивший про себя или подшучивавший над Кнопкой, коротконогим часовщиком из Цвиккау. И без того взвинченный, саксонец сегодня на все шутки реагировал раздраженнее, чем обычно; ему еще предстояло работать на рации, оставленной Фундингером.

«Гейнца нет, так я и знал, — думал Эрнст Тельген, идя во главе группы. — И зачем только я позволил втянуть себя в эту рискованную затею в Корсуне? Сколько же человек останется в моей группе, когда мне надо будет докладывать Зурабу? Гейнца уже нет. На участке, где мы намереваемся перейти линию фронта, красноармейцы ничего об этом не знают и запросто примут нас за фашистов».

Оп внимательно всматривался в даль, хотя знал, что преследовавшие их фашисты должны находиться далеко. До линии фронта оставалось еще часа три ходьбы, а они уже и так запаздывали на целых четыре часа. Чтобы убедиться в этом, Эрнсту не нужна была карта. Не один день просидели они с майором Ахвледиани, под началом которого он находился, над картой, продумывая всевозможные, даже самые маловероятные варианты; запоминали, как проходят улицы, измеряли расстояние между населенными пунктами, уточняли расположение немецких военных комендатур и численность расположенных в Корсуне немецких войск; старались разработать все необходимые меры на случай, если возникнет неожиданная ситуация, чтобы их пропагандистская группа по мере надобности могла быстро уйти от преследования и, самое главное, не обнаруживая себя, выполнила бы поставленное ей задание. Думали, все было предусмотрено, но оказалось — не все. Задание они, конечно, выполнили: распространили обращение Национального комитета «Свободная Германия». Но какой ценой!

Они быстро шли то по полям, то через полностью разрушенные села, мимо обгоревших танков, мимо солдатского кладбища, судя по крестам — немецкого.

Эрнст, шедший впереди, обернулся к товарищам. Подбодрил окликом Ханнеса и Кнопку, плетущихся позади. Он еще раз обдумал все, что произошло за последние дни. Вообще-то, дела шли хорошо. Действовать они начали в ночь, когда получили оружие, документы, соответствующее снаряжение и пароли — русские и немецкие. По-пластунски они проползли по ничейной земле. Немецкий часовой браво отрапортовал мнимому начальнику разведдозора, грудь которого украшал Рыцарский крест.

Перейдя линию фронта, они направились, обходя опасные участки, к городку. С улыбкой вспомнил Эрнст группу полевых жандармов, которые, ничего не подозревая, снабдили его отряд сигаретами. Украинский товарищ, с которым они установили связь в городе, был на удивление похож на его отца.

Воспоминания увели Эрнста Тельгена в далекое прошлое. Мысленно он увидел себя одиннадцатилетним мальчишкой, сидящим в переполненном зале в Хеннигсдорфе, отца, невысокого и плотного, стоящего на помосте. Такими же крепкими мальчиками представлял себе русских и Эрнст. То, что рассказывал отец о новой России, глубоко запало в душу сыну. Отец погиб от рук полицейских. «Сынок, — часто говорила потом Эрнсту мать, — когда ты вырастешь, мы с тобой поедем к папиным товарищам, в Россию!» Не как друг пришел он к русским в сорок первом году. Он пришел вооруженным солдатом армии, выступившей в поход против того, за что отдал жизнь его отец. Стыд сжигал Эрнста, пока он сражался под немецким флагом. И только теперь он чувствовал себя действительно среди друзей своего отца.

Эрнст невольно прибавил шагу. Обледенелой дороге, освещенной лунным светом, казалось, не было конца. Ахвледиани, конечно, ждет их сейчас на условленном месте в Медвежьем лесу. Все их там ждут: и радисты, и шоферы, и маленький сержант, и его солдаты, которые должны были прикрыть их переход через нейтральную полосу своим огнем, если бы гитлеровцы вдруг начали их обстреливать. Почти нереальной казалась Эрнсту теперь первая его встреча с советскими солдатами, так горько его разочаровавшая. Если бы тогда не пришел Зураб Ахвледиани, Эрнст вряд ли смог бы забыть, что с ним обращались как с фашистом. Его даже избили и заперли в конюшне. Черноволосый капитан Ахвледиани сделал провинившимся строгий выговор и сказал, что будет ждать их доклада.

Эрнст посмотрел на часы. Как раз время, когда они должны были уже возвратиться к своим. Он остановил группу и приказал достать рацию. Задумавшись, Эрнст закурил сигарету. Этот случай в казармах… Пока Фундингер и Кнопка перерезали телефонные провода, а двое других незаметно выводили из строя автомашины, Ханнес сманил охранявшего машины часового, вечно мучимого жаждой рыбака из Мемеля, с поста, сказав, что на вокзале есть водка, а сам заступил на его пост, предварительно получив ключи зажигания от грузовика. Киномеханик чуть с ума не сошел от страха, когда перед ним вдруг появились два незнакомца, заставили немедленно прекратить демонстрацию фильма, а его самого заперли в кинобудке.

Эрнст нетерпеливо наблюдал, как Фундингер настраивал рацию. У Гейнца это не заняло бы и двух минут — он был хорошим радистом. Эрнста снова охватило беспокойство, и он в тысячный раз мысленно задал себе вопрос, следует ли ему еще подождать немного или стоит вернуться. Впрочем, в обоих случаях группа подвергалась серьезной опасности. Все равно ему попало бы от Ахвледиани за самовольное решение. Он нес ответственность за жизнь и безопасность немцев-антифашистов и всегда решительно выступал против подобных, как он говорил, выходок. Даже если группа вернется в полном составе, Ахвледиани ему долго еще этого не забудет.

Какую пользу принесет успех в корсуньских казармах? Конечно, двести солдат из разных подразделений еще долго будут говорить и думать о том. что они увидели в кинозале. Значит, это все равно что двести раз по двадцать, а то и больше. Но группа пока не перешла линию фронта. А Гейнца, возможно, уже схватили, допросили, быть может, уже…

— «Береза»… Я — «Тополь»… Я — «Тополь»… Возвращаемся через четыре часа. Приблизительно двадцать километров восточнее…

Эрнст остановился, услышав шум мотора. Все выжидательно посмотрели на обледенелую дорогу. И прежде чем на дороге показалась машина, семеро человек уже снова шли по обочине.

Эрнсту не удалось дать указания товарищам. Но они и сами хорошо знали, что не должны ничем себя выдать и быть готовыми к самому худшему.

Шум мотора усилился. Подъехав к группе, машина затормозила. Эрнст повернулся и остановился. Это была штабная машина, из которой неторопливо вылез толстый полковник и, возбужденно размахивая руками, направился к ним.

— Что это такое, лейтенант? Как ваши люди несут оружие? Что за небрежность, черт побери!

Ханнес и Кнопка, шедшие в конце колонны, несли винтовки прикладом вверх, и это разозлило полковника.

Эрнст пробормотал извинения, а про себя подумал: «Эх ты, старая тыловая крыса, знал бы ты…»

Выговорившись, полковник удовлетворенно вернулся к машине. Когда он отъехал довольно далеко, ребята расхохотались.

У следующей деревни они свернули с дороги, на опушке леса снова настроили рацию и вышли на связь.

— «Береза»… «Береза»… Я — «Тополь»…

* * *

Майор Ахвледиани подержал еще некоторое время трубку в руках и лишь потом опустил ее на рычаг. Отсутствующим взглядом он оглядел находившихся на КП батальона солдат. Только что полученное известие заставило его совершенно забыть о своем друге, фронтовом корреспонденте лейтенанте Сергее Бродском.

— Что случилось, Зураб? — спросил Бродский, чутьем журналиста уловив возможность получить интересный материал для газеты. — Какие-нибудь новости?

Но Ахвледиани не ответил. Он спешно вышел в соседнее помещение, к радистам. Обратно вернулся невеселый.

Бродского охватило нетерпение.

— Мы с тобой не виделись целую вечность, а от тебя и слова разумного не добьешься. Что-нибудь стряслось с твоими питомцами?

— Они не вышли на связь. — Ахвледиани в сердцах бросил на пол не до куренную папиросу. «Вы несете личную ответственность за безопасность этих немцев», — сказал ему генерал на инструктаже. Майор проклинал тот час, когда согласился задействовать группу Тельгена, хотя знал, что новое наступление частей Советской Армии начнется в самое ближайшее время.

— Они должны были вернуться еще два часа назад, — сказал он, повернувшись к Бродскому, — сам понимаешь, что это означает теперь, когда на нашем участке начались активные действия.

Подойдя к карте, майор ввел своего друга в обстановку, сложившуюся на участке фронта, находившемся против 1-й танковой и 8-й армий гитлеровских войск. Между армиями обозначился разрыв примерно в сто километров.

— Манштейн, командующий группой армий «Юг», беспрерывно атакует внешнее кольцо нашего окружения.

— Но кольцо все же держится?

— Мы несем большие потери.

— А противник?

— Они любой ценой стремятся вырвать оба армейских корпуса из окружения. С этой целью они стягивают в район Русаловка, Ризино мощные ударные группировки, и прежде всего танковые соединения. В штабе предполагают, что они намереваются окружить наши части у Звенигородки. Чтобы опередить их, мы тоже должны стягивать сюда, на наиболее опасные участки, свои войска.

Ахвледиани задумчиво смотрел на карту. Если группа Тельгена рискнет перейти линию фронта там, где о них ничего не знают, можно ждать самого худшего. Да и на территории, захваченной гитлеровцами, на каждом шагу ей грозила опасность. Кроме того, утром была перехвачена и расшифрована радиограмма командования 8-й немецкой армии, тоже не успокоившая Ахвледиани: командование приказало разведотделам всех дивизий установить фамилии солдат вермахта, оказавшихся в русском плену и выступивших против Гитлера, и адреса их семей.

Дверь распахнулась, на пороге появился сержант.

— Товарищ майор, радиограмма от «Тополя»!

Ахвледиани поспешил за сержантом. Он остановился около радиста, внимательно глядя, как тот записывает поступающее донесение.

Когда Бродский подошел к ним, радист вдруг перестал писать.

— Прекратили… — Он потряс наушники, покрутил ручку рации.

— Попробуйте вызвать их еще раз, — глухим голосом приказал Ахвледиани.

— «Тополь»! — заговорил радист. — «Тополь»! Я — «Береза». Я — «Береза». Слушаю вас. Прием… Прием…

Бродский и Ахвледиани приникли к наушникам, в которых, кроме писка и помех, ничего нельзя было услышать.

Пожав плечами, радист положил карандаш на место и сказал:

— «Тополь» не отвечает.

Ахвледиани молча прочел текст, который сержант уже успел записать. «Возвращаемся через четыре часа…» Теперь уже осталось два часа. «Приблизительно двадцать километров восточнее…» Он отдал сержанту записку и вместе с Бродским вернулся к себе.

— «Тополь», «Тополь»… Я — «Береза»… Отвечайте, как меня слышите? Прием… — долго еще доносилось из соседней комнаты.

«Двадцать километров восточнее чего?» — думал Ахвледиани.

Бродский тем временем отыскал на карте Медвежий лес. Он положил карандаш острием вправо и сказал:

— В двадцати километрах восточнее назначенного места уже нет линии фронта.

— Когда группа отходила, там уже был тыл.

— Значит, Медвежий лес как исходная точка отпадает, ее мы должны искать юго-западнее.

Ахвледиани взял циркуль и обвел все населенные пункты, расположенные неподалеку от линии фронта. Потом побежал посоветоваться с начальником штаба. Вернулся он расстроенным.

Бродский все еще стоял у карты.

— Все возможные точки пересечения находятся очень далеко либо от линии фронта, либо от Медвежьего леса. Твои немцы не смогут за такое короткое время пройти пешком это расстояние.

— Группу возглавляет Эрнст Тельген, а он тертый калач. — Ахвледиани попробовал вернуть утраченное настроение.

— Ну? — удивился Бродский, пряча улыбку в серых глазах.

— Очень просто: он мог достать машину. Этот все сделает и еще вернется со щитом.

Они обсудили возможные варианты, но не смогли прийти ни к какому решению. Особенно тревожило Ахвледиани то, что радиопередача внезапно прервалась и группа на связь больше не вышла.

— Поеду в дивизию, — решил он наконец.

— Я с тобой.

Ахвледиани все время торопил шофера, но дорога была забита машинами с незажженными фарами, в колоннах едущими на запад. Артиллерия, бронетранспортеры, машины с боеприпасами, танки Т-34 забили всю дорогу, и старенькой легковушке майора то и дело приходилось объезжать их по засыпанному снегом полю. Когда сквозь разрывы в облаках выглядывала луна, было видно, что поток машин, двигавшийся между холмами по заснеженной равнине, тянется до самого горизонта.

Погруженный в свои мысли, Зураб Ахвледиани молчал, но его молчание нисколько не обижало Бродского. Они были друзьями еще со студенческой скамьи, всегда делили друг с другом и горести и радости, и ни одному из них никогда бы и в голову не пришло, что между ними может произойти серьезная размолвка. И все-таки однажды такое произошло. Потеряв самообладание, Ахвледиани в порыве гнева поссорился с Бродским. Случилось это тогда, когда Оля выбрала Бродского. Друзья расстались. Бродский потом несколько лет безуспешно разыскивал Зураба. Только прошлым летом им снова удалось встретиться. Было это на фронте. Зураб к тому времени уже имел звание капитана. Бродский, закончивший факультет журналистики, все еще ходил в лейтенантах.

Бродский не мог без волнения вспоминать об этой встрече. Когда Зураб заметил, что его друг чувствует себя несколько виноватым, он дружески отчитал его и запретил ему думать об этом: ведь Оля сама все решила и выбрала того, кого хотела. Зураб нашел в себе силы преодолеть разочарование. Удивительный это был человек. Вскоре все опять стало по-прежнему, их дружба пересилила все.

Машина ехала по замерзшей дороге, ее швыряло из стороны в сторону. Задремавшего было Ахвледиани вдруг подбросило вверх, и он довольно сильно ударился головой о крышу машины.

— Зачем тебе понадобилось ехать куда-то ночью? — с легким упреком спросил Бродский друга. — Я полагаю, слишком много беспокойства из-за нескольких немцев.

— Сейчас их только несколько, — возразил Ахвледиани, — а немного позже станет больше. Офицеры, взятые в плен под Сталинградом, увеличат это число.

— И они, ты полагаешь, приедут сюда, на фронт? — удивился Бродский. — Простые солдаты во главе с коммунистом, такие, что входят, например, в группу Тельгена, — это еще куда ни шло, но чтобы офицеры…

— Они будут помогать антифашистам в пропагандистской работе, — пояснил Ахвледиани.

— Да кто это придумал? Офицеры гитлеровской армии, которые только что вели своих солдат в нашу страну! Зураб, я тебя не понимаю. Откуда у тебя такая уверенность, как ты можешь им доверять? Да они при первой же возможности пустят тебе пулю в лоб или снова перебегут на ту сторону!

— Ну, полную гарантию тебе едва ли кто сможет дать, — возразил Ахвледиани, — однако люди могут меняться. За последнее время многие военнопленные, в том числе и офицеры, отреклись от Гитлера. Есть примеры, когда их использовали вблизи линии фронта, и они вполне оправдали наше доверие.

— Исключения лишь подтверждают правило, — упрямо сказал Бродский. — Для меня фашисты — это волки в овечьей шкуре.

— Ненависть застилает тебе глаза, Сергей. Сейчас ненависть к гитлеровцам понятна, но в дальнейшем она бесперспективна. Уже теперь, в середине войны, мы должны работать на будущий мир.

Наконец им удалось вырваться из колонны машин и набрать скорость. Уже после полуночи они остановились у КП дивизии.

— Товарищ майор! — крикнул радист, как только Ахвледиани вошел в помещение для радистов. — Известие от «Тополя»: они следуют к селу Моринцы.

Ахвледиани отыскал село на карте.

— Вот оно!

Бродский заглянул через его плечо и сказал:

— Довольно близко от Корсуня.

* * *

Однако группа Тельгена этой ночью не перешла линию фронта ни со стороны села Моринцы, ни в каком-нибудь другом месте. Следующий день тоже прошел в напрасных ожиданиях. Совершая отчаянный побег на грузовике, группа в спешке взяла неверное направление и, чтобы избежать возможного преследования, должна была проехать довольно большой отрезок по незнакомой дороге. Затем они пошли пешком и были вынуждены прошагать несколько лишних километров по заснеженным полям: без конца приходилось обходить то немецкие гарнизоны, то колонны машин, то позиции артиллерии. Особенно нелегким и продолжительным был последний этап, когда им нужно было перейти через передний край главной полосы гитлеровской обороны, который постоянно менялся.

Поскольку они не знали этого участка, первая их попытка едва не кончилась катастрофой: они оказались в районе оборонительных позиций, занятых подразделениями СС. Им едва удалось уйти живыми. Весь следующий день пришлось отсиживаться в лесу.

Только спустя сорок восемь часов они смогли доложить в дивизию о новом маршруте своего возвращения из котла. «Довольно близко от Корсуня», — заметил тогда Бродский, имея в виду село Моринцы. Но это было дня два назад. За это время многое изменилось и на участке дивизии, в штаб которой поступило сообщение от группы Тельгена. Части 1-го и 2-го Украинских фронтов, наступавшие со всех сторон, оказались довольно близко от Корсуня.