"Левая Рука Бога" - читать интересную книгу автора (Хофман Пол)

3

Онемевшие, не в силах шелохнуться, три мальчика глазели на кухню, потому что это была именно кухня. Все поверхности в ней оказались заставленными блюдами с едой: там были цыпленок с поджаристой корочкой, натертой солью и молотым перцем, толстые куски говядины, свинина в такой хрустящей панировке, что, вонзи в нее зубы, наверняка раздастся треск, как от сломанной сухой палочки. Хлеб был нарезан толстыми ломтями, и корка у него была темная, местами почти черная. На тарелках громоздились высокие горки фиолетового лука, риса с фруктами, мясистого винограда и яблок. И еще пудинги, меренги, похожие на вздымающиеся горы в миниатюре, заварные кремы темно-желтого цвета и плошки со взбитыми сливками.

Мальчики не знали даже названий большей части того, что видели: зачем знать, как называется заварной крем, если ты понятия не имеешь даже о том, что такая вещь существует; или думать, что большие куски мяса и нарезанные куриные грудки имеют хоть какое-то отношение к обрезкам гусиных потрохов, лапок и мозгов, сваренных вместе, нарубленных и набитых в кишки, если это последнее блюдо было единственным, что определяло их представление о вкусе мяса? Вообразите себе, какими странными показались бы краски и виды окружающего мира внезапно прозревшему слепому или как ошеломил бы глухого от рождения звук сотни флейт.

Но в какое бы смятение ни повергло мальчиков диковинное зрелище, голод заставил их пролезть через люк и по-обезьяньи ловко спрыгнуть в центр кухни, не задев стола. Все трое стояли потрясенные открывшимся им изобилием. Даже Кейл чуть не забыл, что нужно закрыть люк. Одурманенный ароматами и невиданными красками, он убрал наконец со стола несколько тарелок, встал на расчищенное место и, до предела вытянув руки, сдвинул крышку люка так, чтобы она встала на место.

К тому времени, когда он опять спрыгнул на пол, остальные двое уже сметали со стола еду с ловкостью опытных воришек. С каждого блюда они брали лишь по одному куску, рассредоточивая остальное так, чтобы не было видно зияния и никто не заметил недостачи. Они не могли устоять, чтобы тут же, на месте, не закидывать в рот кусочек то цыпленка, то хлеба, но большая часть взятого отправлялась в многочисленные запрещенные карманы, которые они тайно подшивали изнутри к своим рясам, чтобы прятать там любую контрабанду, которую удавалось найти и которую было легко украсть.

Кейла тошнило от насыщенных запахов, которые, казалось, проникали прямо в мозг и едва не лишали сознания, словно вся эта еда испускала некие едкие испарения.

— Не ешьте — только берите все, что сможете спрятать, — скомандовал он себе не меньше, чем остальным. Он тоже брал и рассовывал по карманам все, что мог, но карманов было мало. Иметь много не было нужды: в обычной жизни добыча бывала скудной и редкой.

— А теперь надо выбираться отсюда. Немедленно. — Кейл направился к двери. Словно очнувшись от глубокого сна, Кляйст и Смутный Генри стали осознавать опасность, в которой они все оказались. С минуту Кейл слушал, приложив ухо к двери, потом тихонько приоткрыл ее. За дверью оказался коридор.

— Бог его знает, где мы, — сказал он. — Но надо найти укрытие. — С этими словами он распахнул дверь пошире и вышел наружу, двое остальных неуверенно последовали за ним.

Они двигались быстро, держась поближе к стене. Через несколько ярдов им встретилась лестница, ведущая наверх. Смутный Генри уже было поставил ногу на ступеньку, но Кейл отрицательно покачал головой:

— Нужно найти окно или какой-нибудь выход, чтобы понять, где мы находимся. В спальный хлев надо вернуться прежде, чем догорит свеча, иначе наше отсутствие обнаружат.

Они двинулись дальше, но, когда дошли до двери, видневшейся по левую руку, эта дверь стала открываться.

Вмиг повернув назад, они добежали до лестницы и взлетели по ней. Распластавшись на верхней площадке, мальчики слышали голоса проходивших внизу по коридору людей. Потом, судя по звуку, открылась другая дверь. Кейл, чуть приподняв голову, увидел, что в кухню, которую они только что покинули, вошел человек. Лежавший позади него Смутный Генри заелозил. Он был напуган и пребывал в смятении.

— Эти голоса, — прошептал он. — Какие-то они не такие.

Кейл покачал головой, чтобы успокоить его, но тоже заметил, что голоса звучали странно, и ощутил, как забурлило у него в желудке. И снова послышалось, как открывается дверь. Кейл отполз назад и осмотрел место, где они прятались. Никакого иного выхода, кроме находившейся позади них двери, не обнаружилось. Кейл быстро повернул ручку и заглянул за дверь. Там оказалась не комната, а какой-то балкон шириной всего футов десять, с низким каменным парапетом. Кейл выполз на него, остальные — следом, и все трое скорчились на полу.

С площадки, на которую выходил балкон, донеслись взрыв смеха и аплодисменты.

Мальчиков ужаснул не сам смех, каким бы редким явлением он ни был в этом месте, и даже не необычная его громкость и вызывающая веселость, — их напугали высота и тембр звука. Так же как голоса, которые они только что слышали в коридоре, он вызвал у них странное, доселе неведомое ощущение глубоко внутри.

— Посмотри, что там, — прошептал Смутный Генри.

— Нет, — одними губами ответил Кейл.

— Посмотри! А то я высунусь.

Кейл схватил его за запястье и крепко сжал.

— Если нас поймают, мы покойники.

Смутный Генри нехотя откинулся к стене. Раздался новый взрыв смеха, но на сей раз Кейл бдительно следил за Смутным Генри. Потом он заметил, что Кляйст встал на колени и уставился туда, откуда доносился смех. Кейл потянул его вниз, но Кляйст был гораздо сильнее Смутного Генри, и сдвинуть его с места, не приложив больших усилий и не наделав шума, а следовательно, не обнаружив себя, было невозможно.

Кейл осторожно чуть высунул голову над парапетом и увидел нечто куда более шокирующее и волнующее, нежели вид деликатесов в кухне. Это было как если бы на все его внутренности разом обрушилась сотня искупительских шипов.

Внизу, в большом зале, располагалось около дюжины столов, сплошь уставленных теми самыми блюдами, которые они видели в кухне. Столы образовывали замкнутый круг, так что все сидевшие за ними могли видеть друг друга, и было совершенно очевидно, что виновницами торжества служили две девочки в белом. Особенно хороша была одна из них — с длинными темными волосами и ярко-зелеными глазами. Она была очень красивая, но при этом пухленькая, как диванная подушка. В центре круга между столами находился большой бассейн с горячей водой, над ее поверхностью клубился пар. В бассейне купались с полдюжины девочек. От этого зрелища лица Кейла и Кляйста превратились в маски с широко распахнутыми глазами; в их взглядах читалось такое потрясение, словно перед ними предстали небеса.

Купальщицы были нагими. В зависимости от происхождения, кожа у них была розовой или коричневой, но даже самая юная из них, не старше двенадцати лет, уже обладала роскошными соблазнительными формами. Однако не столько нагие тела изумили мальчиков, сколько сам факт их присутствия здесь: им еще никогда не доводилось видеть женщину.

Никто не смог бы описать того, что они почувствовали. Не родился еще поэт, который сумел бы передать словами их ощущения: смесь странного восторга и ошеломляющего ужаса.

Послышался какой-то всхлип — это задохнулся от волнения Смутный Генри, который к тому времени уже стоял на коленях рядом с Кейлом и Кляйстом.

Этот звук вернул Кейла к действительности. Он скользнул на пол и прижался к стене. Через несколько секунд и остальные, бледные и смятенные, сделали то же самое.

— Завал, — прошептал Смутный Генри. — Завал, завал, не может быть…

— Надо линять, иначе нам крышка.

Кейл на четвереньках пополз к двери, мальчики последовали за ним. Выбравшись за дверь, они все так же ползком подкрались к краю площадки и прислушались. Ничего. Тогда они спустились с лестницы и двинулись по коридору. С этого момента, видимо, какая-то неведомая сила охраняла их, потому что от тех осторожных и ловких мальчишек, какими они были до того, как пробрались на балкон и увидели шокирующее зрелище внизу, не осталось и следа. Тем не менее, потрясенные и пребывающие в состоянии экстаза, они дошли до двери, которая вела в другой коридор, повернули налево — просто потому, что им было все равно, что налево, что направо, — и бросились бежать: у них оставалось не более получаса, чтобы добраться до своего «спального хлева». Однако спустя минуту у них на пути возник крутой поворот, а за ним — коридор футов двадцати длиной, в конце которого виднелась массивная дверь. На лицах мальчиков отразилось глубокое отчаяние.

— Боже милостивый! — прошептал Смутный Генри.

— Через сорок минут они пустят по нашему следу Ковыряльщиков.

— Да, много времени им не понадобится, тут-то они нас и накроют.

— И что потом? Они же не могут позволить, чтобы мы разболтали то, что видели, — сказал Кляйст.

— Значит, надо удирать.

— Удирать?

— Да, бежать и никогда не возвращаться.

— Мы даже отсюда выбраться не можем, — резонно возразил Кляйст, — а ты говоришь о побеге из Святилища вообще.

— А какой у нас выб… — Кейл замолчал на полуслове, услышав звук поворачивающегося в двери ключа. Дверь была массивной, толщиной не менее шести дюймов, открывалась она медленно, так что у них оставалось несколько секунд, чтобы найти место, где спрятаться. Но три человека — это не один.

Кейл сделал знак остальным двоим плашмя прижаться к стене так, чтобы оказаться за дверью, когда она откроется, — тогда створка спрячет их хоть на то время, пока дверь будет открыта. Другого выбора не было; бежать назад означало застрять здесь слишком надолго: их отсутствие успеют обнаружить, их поймают, и последует медленная смерть.

Дверь отворялась с большим трудом, о чем можно было судить по проклятиям и раздраженному ворчанию. Кейл страшным взглядом повторил приказ. Дверь, из-за которой продолжало доноситься недовольное бормотание, двинулась на них и наконец остановилась. Потом кто-то подсунул под нее деревянный колышек, чтобы не дать закрыться. Снова послышались ругательства и кряхтение, а потом — звук тележки, которую покатили по коридору. Кейл, стоявший с краю, выглянул наружу и увидел знакомую прихрамывающую фигуру в черной рясе, которая удалялась, действительно толкая перед собой тележку, пока не исчезла за поворотом. Кейл сделал знак остальным, и все трое быстро выскользнули за дверь.

Мальчики оказались на улице, в холодном тумане. Здесь стояла еще одна наполненная углем тележка, ждавшая своей очереди. Вот почему Унтер-Искупитель Смит, известный своей ленью ублюдок, не запер дверь на ключ, как наверняка предписывала инструкция, а заклинил ее в открытом состоянии.

В любом другом случае мальчики стащили бы столько угля, сколько смогли бы унести, но все их карманы уже были полны едой, и к тому же они были слишком испуганы.

— Где мы? — спросил Смутный Генри.

— Понятия не имею, — ответил Кейл.

Он спустился с амвона, стараясь привыкнуть к туману и темноте, чтобы различить хоть какую-нибудь знакомую примету. Но вскоре радость избавления начала стремительно таять: они слишком долго шли по туннелю неизвестно куда и могли сейчас находиться где угодно на территории Святилища, в любой точке лабиринта его зданий, амвонов и внешних коридоров.

Потом внезапно из тумана выплыла пара огромных ступней.

Это была главная статуя Повешенного Искупителя, от которой они начали свой путь более часа назад.

Не прошло и пяти минут, как они порознь присоединились к очереди, выстроившейся к спальному хлеву, официально именуемому Дортуаром Владычицы Вечного Вспоможения. Что значили все эти слова, они понятия не имели, да и не интересовались. Они начали распевать вместе с остальными: «Если я умру сегодня ночью… Если я умру сегодня ночью… Если я умру сегодня ночью…» Ответ на это зловещее предположение всем послушникам был хорошо известен благодаря недвусмысленным разъяснениям Искупителей: большинство из них отправится в ад, поскольку души их отвратительно черны, и они будут вечно гореть в огне.

Многие годы, когда заходил разговор о смерти послушников посреди ночи — а этот разговор заходил часто, — Кейла то и дело выволакивали из рядов, ставили перед всей группой, и дежурный Искупитель задирал ему рясу, демонстрируя шрамы и ссадины, покрывавшие его спину от затылка до крестца. Ссадины были разных размеров и находились на разных стадиях заживления, поэтому иногда его спина оказывалась красиво расцвеченной невероятным множеством оттенков синего, серого, зеленого, багряного, золотисто-желтого и фиолетового. «Смотрите на эти краски, — говорил обычно Искупитель. — Ваши души, которые должны быть белыми, как крыло певчей горлицы, — хуже, чем фиолетово-черные синяки на этой спине. Вот такими все вы выглядите перед Богом: черными и фиолетовыми. И если кто-то из вас умрет сегодня ночью, излишне говорить вам, к какой очереди он присоединится и что ждет каждого в конце этой очереди: дикие звери будут пожирать вас, испражняться вами и снова пожирать; железные печи, раскаленные докрасна, за час обуглят вашу шкуру, перетопят ваш жир, потом дьявол перемесит золу и жир в мерзкую пасту, из которой снова слепит вас, и опять будете вы гореть и возрождаться, гореть и возрождаться — и так вечно».

Однажды посетивший Святилище сановник, некто Искупитель Комптон, недруг Боско, стал свидетелем экзекуции и воочию увидел, как появляются на спине Кейла эти шрамы, ссадины и синяки.

— Из таких мальчиков, — сказал Искупитель Комптон, — не получится борцов против богохульства Антагонистов. Такая невероятная жестокость по отношению к ребенку, независимо оттого, насколько дьявол завладел его душой, сломит его дух прежде, чем тот окрепнет достаточно, чтобы для ребенка стало возможным искупить свое святотатство перед Богом.

— Он не непокорный, и дьявол отнюдь не завладел его душой, — возразил Боско.

Всегда очень сдержанный, когда речь заходила о Кейле, он внезапно рассердился на себя за то, что, поддавшись на провокацию, пустился в объяснения.

— Тогда почему вы позволяете такое?

— Не спрашивайте о причинах. Просто примите как должное.

— И все же скажите мне, Искупитель.

— Повторяю: не спрашивайте, я не скажу.

Искупитель Комптон, на этот раз оказавшись мудрее Боско, замолчал, но позднее поручил двум своим платным осведомителям в Святилище разузнать все, что можно, о мальчике с фиолетовой спиной.

«Если я умру сегодня ночью… Если я умру сегодня ночью… Если я умру сегодня ночью…» — укладываясь в постель, бормотали Кейл и двое других.

Молитва, которая за годы беспрерывного повторения лишилась почти всякого смысла, сегодня обрела над ними новую ужасную силу, ту, которую имела, когда они были совсем маленькие и ночи напролет лежали без сна, уверенные, что, стоит им закрыть глаза, как они почувствуют жаркое дыхание зверя и услышат лязг металлической дверцы раскаленной печи.

За десять минут огромный барак заполнился, дверь мгновенно заперли, и пять сотен мальчиков остались в полной тишине в громадном, промозглом и скудно освещенном помещении. Потом свечи вовсе погасили, и все поспешно улеглись спать, поскольку встали в пять утра. Барак огласился нестройным хором, состоявшим из храпа, подвываний, поскуливаний и бормотания, это мальчики погружались в свои сны, сулившие кому кошмары, кому утешение.

Наша троица, разумеется, сразу заснуть не смогла, впрочем, и несколько часов спустя мальчики все еще не спали.