"Картер побеждает дьявола" - читать интересную книгу автора (Голд Глен Дэвид)Глава 13В десять часов зазвучали литавры. Сцену заполнили актеры на ходулях и пожиратели огня. На них с яростным боевым кличем накинулись человек пять индейцев. Картер по очереди бросал в бочку монеты, карты, шарфы, букеты и резиновые мячики. Он поднес большой палец к лицу, прошептал: «Длинный сгибатель моего большого пальца и его жутко важная дистальная фаланга», – после чего принялся чистить ногти отмычкой. Судя по звукам со сцены и военной музыке из оркестра, Аннабель снова яростно дралась с мужчинами. Картер прислонился затылком к стене, закрыл глаза и открыл их, только когда услышал сегодня особенно громкое: «За Кастера! За Аламо!» и увидел, что Мистериозо рубит на куски других исполнителей. Картер повторил: «Аламо», мотнул головой и отхлебнул из бутылки. Через несколько мгновений Мистериозо, скованный, лежал на сцене. Поскольку представление было особенное, осматривать цепи вызвали не просто добровольца, а целый комитет. Картер, скучая, смотрел, как на сцену поднимаются Олби и Мердок, только что уволивший некоего незадачливого фокусника. Между ними шел, опираясь на трость, седой старик с белой гвоздикой в петлице и в круглых очках. Наверное, отец Олби. Осмотр проходил дольше обычного. Картер заметил, как медленно старик сгибается и как проворно его руки движутся вдоль спины Мистериозо. Впервые Картер заподозрил какой-то сбой, когда со сцены донеслось короткое сопение. Мистериозо выгибался, пытаясь отодвинуться от рук, ощупывающих замок. Тут старик поднял трость, медленно выпрямился и объявил дребезжащим голосом, который тем не менее разнесся по всему залу: – Да, я подтверждаю, что замки надежны! Олби и Мердок проводили его со сцены. Мистериозо бился, как медведь, на которого накинули сеть, и кричал: «Нет! Нет!» Сперва Картер подумал, что тот и впрямь не может выпутаться, потом, отхлебнув виски, вспомнил, что мир не настолько прост. Обычно цепи спадали в одну секунду, и Мистериозо с громкой похвальбой вскакивал в седло. Сегодня, как всегда, ассистент вывел лошадь на сцену. Однако Мистериозо по-прежнему лежал на животе, распластанный, как курица, и прижатый ста фунтами цепей. Он покраснел от натуги, но не мог даже сдвинуться. Картер подался вперед и обхватил руками колени. Надежда была так слаба, что не хотелось ее спугнуть. Ассистент, держа лошадь под уздцы, сказал: – Хозяин, уверен, вы клянетесь отомстить этим краснолицым дьяволам! – Да! Да! – завопил со сцены Мистериозо. – Месть им! Если так и задумано, то задумано крайне неудачно, подумал Картер. Когда занавес опустился для смены декораций, к Мистериозо кинулись человек десять помощников. Один держал набор отмычек, другой – кусачки. Картер сидел высоко и видел одновременно, как на авансцене пожиратели огня развлекают публику и как под другую сторону занавеса развивается драма с замками. Ужас ситуации открывался Мистериозо постепенно. Сперва выяснилось, что замки подменены. Более того, их невозможно открыть – они забиты скользкими металлическими шариками и сделаны из какого-то сплава, который кусачки не берут. Никто из присутствующих в жизни не видел таких замков. – Кто это был с Олби? – спросил один из помощников. – Никто! Просто освободите меня! Однако в запасе была еще одна, самая страшная новость: Мистериозо не только скован по рукам и ногам, но еще и не может уйти со сцены – цепи исключительно ловко и незаметно прибиты к полу, и оторвать их нет никакой возможности. Однако он не захотел объявлять номер законченным – пусть кто-нибудь наденет львиную шкуру и завершит спектакль. Занавес поднялся. Заиграла одинокая флейта, символизируя величавое спокойствие благородного дикаря. Залу предстал индейский лагерь с намалеванными на заднике горами. Аннабель билась, привязанная к столбу, индейцы замерли в живописных позах, готовые продемонстрировать ей свои атлетические таланты. Посреди сцены колыхалась груда пестрых конских попон, из-под которых иногда раздавались приглушенные сопения и лязг. Картер хихикнул. Музыка набирала темп, означая конец затишья: пришло время плясок и жонглирования. Тут ближайшая к зрителям попона свалилась, и стали видны скованные ноги Мистериозо. Раздался гомерический хохот. Мистериозо лежал точно посреди сцены, и танцоры то и дело спотыкались о цепи. Тем не менее они старались изо всех сил, пока Аннабель не закричала: «Довольно! Я не выйду ни за одного из вас!» Попоны затряслись, но актеры продолжали играть как ни в чем не бывало. Вождь вспомнил свою реплику и не вполне уверенно произнес: «В таком случае твой жребий решен, достойная девица. Ты станешь женой льва». Двое рабочих выкатили на авансцену клетку. Картер спрыгнул с бочки и подошел поближе. Оркестр играл тихо, только струнные, на фоне которых, как сердцебиение, звучала тихая барабанная дробь. Малыш расхаживал по клетке. Вождь взглянул на Аннабель – та еле заметно кивнула – и звучным театральным голосом провозгласил: – Берешь ли ты ее в жены? Наступила долгая пауза. Лев расхаживал по клетке, задевая гривою прутья, но не рычал. – Берешь ли ты ее в жены? Груда попон снова затряслась. Оркестр играл все те же напряженные восемь тактов, но больше ничего не происходило – лев не рычал. Картер был страшно заинтригован. – Простите, молодой человек. Картер посторонился и заметил белую гвоздику, трость – старик покинул зрительный зал и теперь тихо стоял рядом. Ясные серые глаза смотрели на Картера. – Мне понравился ваш финал. Очень творчески, – раздался надтреснутый голос. – Спасибо. Старик принюхался и озабоченно взглянул на Картера. – Бурбон? – Виски. – Надо бросать. – И старик, опершись на трость, устремил взгляд вперед. Что тут происходит? Неужели… Нет, Картер был пьян, но не настолько. Хотя лев так и не заревел, оркестр снова заиграл в полную силу. Индейцы, жонглируя зажженными факелами, поволокли Аннабель к клетке. Однако та уперлась обеими ногами. – Всё, ребята, – сказала она. – Отыграли. Малыш, кажется, нездоров. Старик повернулся к Картеру и шепнул: – Оставайтесь на месте. Он с неожиданным проворством выскользнул на сцену, поднял руку и закричал: – Стойте! Стойте! Один за другим танцоры остановились и с недоумением уставились на него. Старик закричал: «Маэстро, минуточку!», и оркестр смолк. Концом трости старик сбросил попоны, и взглядам предстал потный, взлохмаченный фокусник, так и не сумевший сбросить ни одну цепь. Зал загудел. Старик оперся на трость и покачался на пятках, прищелкивая языком. – Король наручников, тоже мне, – прошептал он. У Картера мурашки пошли по коже. – Да-мы и гос-по-да! – вскричал старик громовым голосом. Все слышавшие, от мэра до Картера, от куртизанок в партере до последнего зрителя на галерке, рабочие сцены на переходных мостиках и колосниках, музыканты в оркестре, исполнители, слетевшиеся за кулисы, как мотыльки на самый большой в мире огонь – абсолютно все замерли. Этого голоса невозможно было ослушаться. – Человек, который сейчас лежит здесь, прикованный и беспомощный, обещал вам в своей программе показать мастера освобождений. – Он отбросил трость, потом снял очки. – И не обманул! На сцену полетел парик, под которым оказались темные курчавые волосы. Плечи расправились – перед публикой, расставив ноги и сложив руки на могучей груди, стоял молодой атлет. – Я – Гудини! Утренний «Экзаминер» вышел с огромным заголовком в одно слово: «Бедлам!». Раз в жизни газетчики из корпорации Херста погрешили против истины в сторону преуменьшения. Сан-францисский «Орфей» ополоумел. Одни зрители, вскочив, указывали пальцами и вопили: «Гудини!», другие выбежали в проход и ринулись к сцене. Картер тихо сказал самому себе: – Тысяча девятьсот пятый. Он не делал этого с тысяча девятьсот пятого года. Гудини говорил, но никто его не слышал. Объяви он о конце света, его голос утонул бы в диких возгласах, порожденных предыдущими словами. Тэсси Уолл упала в обморок, мужчины бросились к ней, а недоверчивая Джесси Хейман тыкала в соперницу парасолькой. Картер, наверное, единственный в зале, слушал внимательно, но даже он разобрал лишь несколько фраз: «хулиган» и «не верьте дешевым обманщикам». Вновь и вновь Гудини останавливался, чтобы строго спросить Мистериозо, не надо ли того расковать, потом, не выслушав ответа, продолжал лекцию. Шесть лет назад Гудини последний раз сорвал выступление соперника. Почему снова? Почему здесь и сейчас? Да, Мистериозо вел себя отвратительно и заслужил наказание: тем, что выбрасывал на улицу хороших людей, что чернил Гудини и не уважат искусство. Вполне достаточные основания, если, конечно, Гудини о них знал. Спроси кто-нибудь Картера, тот бы перечислил эти причины и добавил: «Мистериозо сам напросился». И тем не менее он подозревал, что знает истинный мотив: Олби обратился к Гудини, чтобы не поднимать плату Мистериозо на пятьдесят процентов. Гудини поднял обе руки, словно прося его извинить, обошел Мистериозо, приблизился к Картеру, стоявшему за кулисами, положил ему руку на плечо и спросил заговорщицки: – Вас зовут Чарльз Картер? Он был ниже Картера, но невероятно широк в плечах. Серые глаза светились умом и решительностью. – Да, мистер Гудини. Тот рассмеялся. – Не надо «мистер». Зовите меня просто «Гудини». Они обменялись рукопожатиями – ладонь у Гудини была, как обтянутые кожей тиски. – Вы достаточно трезвы, чтобы выйти со мной на сцену? – Да. Я выпил всего-то несколько глотков. Гудини отмахнулся. – Об этом позже. Отвратительная привычка, она заставляет слабых людей искать сильные оправдания. Идемте. Противоречить было бесполезно. Картер пошел за Гудини, не совсем понимая, что тот задумал. В душе забрезжила детская, наивная надежда: сейчас Гудини объявит, что Мистериозо уволен, а Картер займет его место. Чудо: через час после вылета получить благословение знаменитейшего человек в мире. Они с Гудини – с Гудини! – встали возле скованного Мистериозо, который оставил наконец борьбу и неподвижно лежал на сцене. Пахло дымом от факелов, которыми перебрасывались жонглеры. Картер не знал, можно ли смотреть в глаза помощникам Мистериозо. Гудини похлопал его по спине и взмахом руки попросил внимания Кто-то смотрел на сиену, но большая часть зрителей разговаривала между собой. Несколько молодых людей настолько оправились, что обменивались визитными карточками с девицами в седьмом и восьмом рядах. – Маэстро, марш Элгара, пожалуйста, еще раз, – сказал Гудини, – только sotto, sotto. Картер был почти уверен, что он имел в виду «пианиссимо», тем не менее оркестр заиграл его тему, и взгляды зрителей вновь устремились на сцену. – Да-мы и гос-по-да! – выкрикнул Гудини. – Представляю вам Картера! Великого Картера! – Раздались одобрительные возгласы и хлопки, но Гудини нетерпеливо перебил: – Он – Спасибо, что пришли, – сказал Гудини. – Доброй всем ночи. Занавес, пожалуйста. Занавес рухнул стремительно, как срубленное дерево. Гудини разорвал рукопожатие и похлопал Картера по плечу. – Правда, Картер, вы отличный фокусник. – Спасибо. Гудини кивнул и пошел прочь. Картер смотрел ему вслед, медленно и ровно дыша, потом, словно подбив длинную колонку цифр, вывел итог: Гудини его похвалил. Занавес опущен. Он по-прежнему без работы. Подошел статист и сказал, что родные ждут Картера в партере и мечтали бы познакомиться с Гудини. Танцоры ушли снимать грим и переодеваться, только Аннабель, всё еще в белом платье с оборками, села рядом с львиной клеткой свернуть цигарку. Рабочие разбирали декорации, толпа окружила Гудини, который уже вытащил стопку бежевых визитных карточек с заранее написанным автографом: «Гудини – лучший!!!», которые вручал каждому, не вступая в разговор. Он бросил кому-то из помощников Мистериозо связку ключей, сказав, что стоит приниматься за дело, если они хотят освободить своего босса до полуночи. Гудини снова подошел к Картеру. – «Шантаж» – дорогостоящая иллюзия, – сказал он. Картер уже собирался снова поблагодарить, как вдруг засомневался, к чему тут прозвучало слово «дорогостоящая». Гудини продолжал: – Вы замечательно унизили этого мерзавца, но вряд ли вам удастся найти по врагу с собакой на каждый вечер. Идея прозвучала знакомо. – Да, мне говорили, – ответил Картер. Очевидно, Гудини разговаривал с Мердоком. В таком случае он знает и про увольнение. – С другой стороны, у Гудини есть враги. – Великий человек погладил подбородок, изображая задумчивость. – Простите, не понимаю. – Вы слышали про моего брата Гардина? Картер видел представления Тео Гардина дважды, но не знал, стоит ли в этом признаваться. Все знали, что Гардин ворует у брата идеи и копирует его иллюзии примерно через полгода после премьеры. Братья часто и пылко обличали друг друга со сцены. Гудини взял Картера под руку и отвел в сторонку. – У нас договоренность, и ее неплохо время от времени подогревать. Если он заведет собаку и будет прогуливаться с ней в течение нескольких месяцев, я смогу показывать «Шантаж» на ипподроме, а там наверняка будет аншлаг. Шесть тысяч зрителей каждый вечер. Гудини говорил так, будто спланировал это за месяц, и Картеру оставалось только изумляться. – Я хорошо заплачу за вашу иллюзию. Сколько вы на нее потратили? – Две тысячи долларов, – не моргнув, отвечал Картер. – Две тысячи… – Гудини покусал губу, потом, улыбаясь, погрозил Картеру пальцем. – Нет, так не пойдет, давайте начистоту. Я заплачу вам восемьсот долларов, прямо сейчас. Картер взглянул на купол. Гудини пытается сбить цену. Продолжительное общение со своим кумиром не всегда бывает приятным. – Нет, – ответил он наконец. – Нет? – Казалось, Гудини впервые слышит это слово. На другом конце сцены, перекрывая грохот снимаемых декораций, внезапно заревел Малыш. Это был не мощный пугающий рык, а слабая, отчаянная жалоба. – Простите, – сказал Картер. – Конечно, – отвечал Гудини с легким поклоном. Картер протиснулся через толпу. Слово «нет» выпило из него все силы. Нужна была минутка подумать. Какой кретин отказывается от столь необходимых денег? Отец бы его убил. Аннабель с тревогой смотрела на клетку. – Не понимаю, – сказала она. – Я с ним говорю, пытаюсь успокоить, а он всё ходит. Что-то его мучает. Малыш снова горестно зарычал, на мгновение закрыл глаза, прошел в одну сторону и повернулся, стуча когтями по железному полу. Картер обошел клетку, разделенную пополам перегородкой. Внизу был встроенный поворотный круг, чтобы Мистериозо в львиной шкуре мог поменяться местами со львом. Шкура лежала в скрытой от глаз половине клетке, где обычно прятался Мистериозо. Убедившись, что Малыш не может попасть за перегородку, Картер залез внутрь. – Эй! – Аннабель, придерживая подол, залезла следом. – Чего ты тут делаешь? – Хочу узнать, отчего рычит лев. – Он поднял шкуру – настоящую, пахнущую формальдегидом и гримом – и поглядел туда, где резиновый пол соединялся с перегородкой. Аннабель присела рядом на корточки. – Мне понравился твой номер. – Спасибо. Меня за него уволили. – Да, но, согласись, оно того стоило. Тебе приятно было его показывать? Картер удивленно поднял глаза. – Как-то не подумал. Да, очень, только теперь стыдно. – Аннабель промолчала – никаких ехидных замечаний типа «легкая добыча», и Картер продолжил: – А тебе нравится драться каждый вечер? – Ага. А почему Гудини еще здесь? – Хочет купить «Шантаж». Аннабель глянула на Гудини, который как раз шел к ним, и прошептала: – Не уступай слишком легко. Картер провел рукой по резиновому ковру и сказал внезапно упавшим голосом: – Не может быть. – В чем дело? Картер внимательно прислушался. Малыш ходил по своей половине клетки, стуча когтями по железу. Дальше можно было не искать – теперь ясно, отчего рычит лев. Картер сел. Подошел Гудини и взялся за прутья клетки. – Картер, не думайте, что, уйдя, заставите меня поднять цену. Вообще-то я думаю, что хватит и семисот пятидесяти. – Взгляните, Гудини, вас это может заинтересовать. – Что? Картер объяснил, что его долго мучила загадка: каждый вечер, пока Мистериозо, одетый в львиную шкуру, прятался за перегородкой, лев, по другую сторону, рычал. Гудини хохотнул. – Тоже мне загадка! Голосовая или визуальная команда… – Нет. – Или… – Гудини отошел, сравнивая две половины клетки. – Господи, – пробормотал он и нагнулся, потом снова взглянул на Картера. Кровь бросилась ему в лицо. В следующий миг Гудини обернулся и закричал рабочим: – Освободите его! Освободите Мистериозо сию секунду! Тут и Аннабель заметила: – Эта сторона какая-то не такая… Да тут резина! А с другой стороны пол железный… Удивительно: она оказалась зорче Картера и нашла – теперь, когда знала, что искать – две пары проводов, отходящие от пола. Достаточно было их соединить, и… Аннабель сказала: – Он бьет Малыша током. Каждый божий день. Сволочь! Она выскочила из клетки. Картер тем временем додумывал остальное: лев мечется, поскольку знает, что на сцене его ударят током, а сегодня пытка оттягивается. Мистериозо, освобожденный наконец от цепей, с трудом поднялся на ноги, потирая окровавленные запястья. Рабочие отвернулись от него, словно школьники от наказанного учителем дурачка. Гудини, на голову ниже Мистериозо, схватил того за лацканы и встряхнул. – Вам конец, Мистериозо! Слышите меня! – Гудини было что сказать еще – делая кому-нибудь выволочку, он всегда говорил пространно, но именно этих слов Картер не ожидал. Сильно грассируя, Гудини произнес: «Puisque toutes les créatures sont…», но договорить не успел – рыжий вихрь вырвал Мистериозо из его рук и повалил на сцену. – Трус! – кричала Аннабель, придавив руки Мистериозо коленями. – Трус! – Она поочередно ударила его сначала правым, потом левым кулаком, после чего перешла на оплеухи. Голова Мистериозо моталась из стороны в сторону. Картер и Гудини стояли рядом, готовые остановить ее, но ни тому, ни другому почему-то не хотелось вмешиваться. – Трус! – Аннабель схватила Мистериозо за уши и ударила головой о доски. Гудини крикнул: – Да, вы трус! Вы нарушили кардинальное правило и не вправе больше выступать в качестве иллюзиониста. Я исключаю вас из Общества американских фокусников! – и так далее в том же духе. Картер никогда не слышал, чтобы кто-нибудь называл правила Оттавы Кейса кардинальными, однако сейчас было явно не время для расспросов. Он подошел ближе и тихо позвал: – Аннабель… Та, не отпуская Мистериозо, подняла лицо – зеленые с золотом глаза горели яростью – потом встала и последний раз пнула лежащее тело. – Живой, – разочарованно произнесла она, тряхнула правой рукой, пососала палец и со словами: «Мне нужен лед» пошла прочь, тяжело дыша. – Пылкая особа, – заметил Гудини, как только Аннабель вышла со сцены. – Ваша невеста? – Нет, – с внезапным сожалением отвечал Картер. – Когда мужчины позволяют себе лишнее, она обычно дает им тумака. – Ясно. Вам дали тумака? – Нет. Гудини похлопал его по спине. – Славный молодой человек! Если не будете злоупотреблять виски, станете отличным фокусником раньше, чем вам исполнится сто один год. Теперь, Картер, насчет «Шантажа»… – Я не могу сейчас его продать. – Понимая, что не стоит злить Гудини, Картер добавил: – Разумеется, я польщен. Его собеседник мрачно улыбнулся. – Не каждый получает предложение от Гудини. – Но поскольку в будущем у меня доходов не предвидится, – осторожно продолжал Картер, – и «Шантаж» – мой единственный актив, мне, возможно, стоит подумать о лицензировании. Если пять, шесть или семь фокусников станут его использовать… Гудини выгнул дугой бровь. – Пять или шесть фокусников, у которых есть враги? – Это может стать новым направлением в иллюзионном искусстве. Получить широкое распространение. – Ужасно. – Гудини скривился, как будто отхлебнул кислого молока. Картер, уже составивший крупномасштабный план, смотрел ему через плечо. Гудини обернулся и понял, что Картер смотрит на льва: тот сидел теперь тихо, свесив язык и просунув лапы сквозь прутья, как будто расправа над Мистериозо его успокоила. Гудини взглянул на сцену. Снова на льва. На Картера, который с повышенным интересом разглядывал оставшийся реквизит. Картер думал так громко, как только мог: «Сделайте меня главным исполнителем. Помогите мне заполучить работу, для которой я создан». Гудини сказал: – Ясно. Ясно. Да. Возможно, я вам помогу. Но скажите честно – мы сможем что-нибудь сделать из вашего «Шантажа»? На вас можно положиться? Картер кивнул. – Хорошо. Откуда вы родом? – Вопрос прозвучал разом безобидно и подозрительно – Гудини явно подводил к чему-то другому. – Из Сан-Франциско. – Ясно. Ваша матушка жива? – Да. – Она замечательная женщина? – Да. – И вы ее любите? – Люблю. Она чрезмерно увлекается модными психологическими веяниями, но… – Картер не договорил. Гудини явно ждал чего-то другого. – Поклянетесь ли вы вашей дражайшей матушкой, что будете мне верны? – Конечно. – Тогда клянитесь. – Гудини взял его руки в свои. – Клянитесь во имя вашей матушки. Всё это было весьма необычно, но не то чтобы совсем неожиданно. Картер слышал, что клятвы между фокусниками – один из пунктиков Гудини. Голова закружилась от гордости – он достоин такой клятвы. – Клянусь моей матерью, жизнью моей матери… – Отлично! превосходно! – …хранить верность Гудини, – закончил Картер. Гудини выпустил его руки. – Вы ужинали? Картер мотнул головой. – Тогда пойдемте найдем Олби. Он знает лучшие рестораны в Сан-Франциско. |
||
|