"Информатор" - читать интересную книгу автора (Айхенвальд Курт)

Глава 16

Человек, сошедший с самолета вместе с другими пассажирами, был невзрачен: коротышка среднего сложения с темными, коротко подстриженными волосами. Костюм его нуждался в глажке, а туфли, похоже, чистили шоколадкой «Хёрши». Он был похож на разъездного агента, прибывшего в город по торговым делам, и это его устраивало. Директор ФБР Луис Фри не любил показного блеска.

С ним был сорокасемилетний Джон Григлиоун – в прошлом полузащитник команды Айовы, а ныне шофер и телохранитель Фри. Их ожидали четверо в строгих костюмах. Среди них Фри узнал начальника спрингфилдского офиса Дона Стаки и направился к нему. Стаки протянул директору руку.

– Добро пожаловать в Сент-Луис, – произнес он. – Вы знакомы с моим помощником Джоном Хойтом?

– Ну как же, я помню Джона, – ответил Фри.

Стаки представил директору еще двоих – агента местной резидентуры ФБР и служащего полиции аэропорта. Поблагодарив полицейского за помощь, остальные вышли из здания к ожидавшим их автомобилям.

В то утро 7 сентября 1995 года Фри впервые после двухлетнего пребывания на своем посту ехал с инспекцией в Спрингфилд – ехал кружным путем через Сент-Луис, откуда до Спрингфилда еще полтора часа езды на автомобиле. Стаки спросил директора, не желает ли он, чтобы его машину вел Григлиоун, но Фри ответил, что доверяет Стаки и поедет с ним.

Стаки подошел к своему синему «меркюри» и открыл перед Фри правую переднюю дверцу. Хойт забрался на заднее сиденье, а Григлиоун присоединился к местному агенту, сидевшему за рулем второй машины. Оба автомобиля тронулись и влились в общий поток.

Выехав на шоссе, ведущее в Спрингфилд, Стаки попытался завязать разговор.

– Как долетели? – спросил он.

– Нормально.

Помолчав, Стаки заметил:

– Да-а, рановато вам пришлось сегодня встать.

– Угу.

Молчание.

– Вы возвращаетесь в Вашингтон сегодня же? – спросил Стаки.

– Угу.

Молчание.

– А как семья и дети?

– Нормально.

Атмосфера становилась напряженно-угрожающей. Чтобы развеять ее, Стаки принялся рассказывать о своей команде. Время от времени он делал паузы, надеясь, что Фри задаст вопрос. Но тот молчал, и Стаки приходилось продолжать монолог – или умолкать минут на пять или десять.

Хойт на заднем сиденье тоже испытывал неловкость, но не удивлялся. От коллег из других отделений он знал, что Фри во время инспекторских визитов избегает панибратских отношений с SAC и ASAC, пока не встретится с их подчиненными. Говорили, что только после этого он начинает беседовать и с руководителями – если решит, что их можно оставить на их постах.

Хойт откинулся на сиденье, чувствуя, что из всех его поездок в Сент-Луис эта будет самой долгой.

Несколько часов спустя, сидя за большим столом для совещаний в спрингфилдском офисе ФБР, Фри разглядывал лица десятка собравшихся агентов. Перед ним лежала пачка листов с заметками.

– Я рад, что добрался наконец в ваши края, – сказал Фри. – Я читал ваши отчеты, и вы, ребята, работаете здорово.

Он заглянул в заметки.

– Вот, например, Скотт Истон. Мне известно о вашем участии в расследовании «Ученик гангстера». Хотите что-нибудь добавить?

Разговор шел уже минут двадцать. Директор произвел на агентов хорошее впечатление. Он говорил об их службе со знанием дела, знал, что происходит на местах и искренне интересовался их работой.

Фри взглянул на Шепарда и Херндона, сидевших на другом конце стола.

– Я знаю, что Боб и Брайан занимаются делом АДМ, и, как стало ясно в июне, они добились успеха. Но, как я понимаю, возникли сложности со свидетелем обвинения. Не хотите поделиться соображениями?

Первым взял слово Херндон. Он спросил, нельзя ли сделать так, чтобы с агентами консультировались, прежде чем принимать важные решения. А то, например, Министерство юстиции разбило расследование на части, не посоветовавшись с ними, и передало их офисам Сан-Франциско и Атланты.

Фри, казалось, был удивлен.

– Согласен. Принимая решения, следует консультироваться с местным ФБР.

Херндон и Шепард продолжили, упомянув и то, что им запретили встречаться с Уайтекером. Некоторые из сделанных свидетелем аудиозаписей не слишком хороши, и никто лучше него не разберет, о чем в них говорится. Но они не могут просить свидетеля даже об этом.

– Понимаю ваши затруднения, – кивнул Фри. – Но в данной ситуации, пока Уайтекер не заявил официально о своей виновности или невиновности, вам все-таки лучше не видеться с ним.

Еще несколько реплик, и разговор о «Битве за урожай» был окончен. Фри перешел к следующему делу.

В середине дня Фри возвращался в Сент-Луис в сопровождении Стаки и Хойта. Агентам казалось, что в машине совсем не тот человек, которого они везли утром.

– Да, парни, вы действительно делаете большую и интересную работу, – гудел Фри. – И в этом расследовании с АДМ вам не помешало бы пополнение. Дело-то крупное.

Стаки и Хойт не знали, что наговорили директору агенты отделения, но ясно, что они оба выдержали испытание.

– Какая вам нужна помощь, чтобы продвинуть это дело? – спросил Фри.

Упускать момент было нельзя. Они поспешили изложить проблемы, возникшие в ходе «Битвы за урожай».

– Это неблагодарная работа, – сказал Стаки. – Боб и Брайан из кожи вон лезли и добились впечатляющих результатов, а кончилось тем, что Министерство юстиции чуть ли не возбуждает против нас дело.

И агенты рассказали Фри о безосновательных обвинениях, выдвинутых против Шепарда и Херндона, и о «китайской стене», возведенной между делами, которыми занимаются два разных отдела министерства. Может, и есть резон не допускать агентов к Уайтекеру, но незачем обращаться с ними как с подозреваемыми. Те, кто ведет параллельные расследования, должны обмениваться информацией, а не утаивать ее друг от друга. Вашингтонские бюрократы тормозят оба расследования, а преступники от этого только выигрывают.

– Министерство не интересуется расследованием противозаконной деятельности АДМ, оно сосредоточилось на мошенничествах Уайтекера и воображаемом пособничестве наших агентов, – сказал Хойт. – Эти китобои ловят мелкую рыбешку, а тем временем Моби Дик уплывает все дальше и дальше.

– Да, эту проблему надо решить, – кивнул Фри.

Разговор шел, пока Стаки не затормозил перед аэропортом. Агенты проводили директора в здание, где к ним присоединился Григлиоун. Объявили посадку. Фри поблагодарил агентов и простился с ними.

Глядя ему вслед, Хойт и Стаки ощутили, что у них вырастают крылья. Фри не только понял их, но и, судя по всему, был твердо намерен устранить препятствия к завершению «Битвы за урожай».

Может, это безумие скоро закончится.

В воскресенье утром Рейнхарт Рихтер был у себя дома в пригороде Мехико. Он хотел послать по голосовой почте сообщение двум коллегам из АДМ.^{332}

Глава мексиканского отделения компании был в панике. Ему позвонили из «Уильямс и Конноли» и велели в среду 13 сентября прибыть в Вашингтон для участия в совещании. Каким-то образом они откопали документы, где упоминалось крупное денежное поощрение, которое он получил при поступлении на службу в АДМ. Что за кошмар. Как только в газетах заговорили об Уайтекере, Рихтер понял, что отвечать придется и ему и что это лишь вопрос времени.

Набрав номер голосовой почты, Рихтер нажал кнопку, чтобы отправить конфиденциальное сообщение. До него дошли слухи, что его приятели из подразделения биопродуктов Сид Халс и Марти Оллисон попали в ту же ситуацию. Рихтер хотел поговорить с ними и, может, обсудить будущие показания. В 9.01 прозвучало «биип» и запись началась.

– Это конфиденциальное сообщение Сиду и Марти, – произнес Рихтер. – Надеюсь, друзья, вы хорошо провели выходные. – Он помолчал. – Послушайте, у меня проблема. Когда я стал сотрудником АДМ – не оптовиком, а сотрудником, – я получил начальное пособие и… еще кое-какие деньги. Из-за них-то и осложнения. – Он вздохнул. – Деньги были получены по двум разным инвойсам.

Эти инвойсы были выписаны за услуги, которые никто никому не оказывал.

– Это была не моя идея, а АДМ… Ну, точнее, Марк сказал, чтобы я так сделал, но тогда Марк и АДМ для меня были одно и то же. Не знаю, делалось это с ведома компании или нет – он велел мне сделать, я и сделал. Так что я получил по этим двум инвойсам и, э-э-э, хотел бы слышать ваше мнение насчет этого.

Рихтер добавил, что с ним связались адвокаты фирмы «Уильямс и Конноли» и он боится, что его хотят расспросить об этих инвойсах.

– Это черт знает что, мужики. Дурацкая история. Ну ладно. Надеюсь, что вы спите спокойно и, э-э-э, позвоните мне, пожалуйста. Пока.

На следующее утро Сид Халс в Атланте проверил свою голосовую почту. Нажав на клавиатуре «тройку», он прослушал воскресное сообщение Рихтера. Сердце забилось, как в ловушке: по сути, это было не сообщение, а признание. В конце сообщения система давала указание, как его удалить. Прежде чем стирать послание, Халс решил позвонить своему адвокату Шелдону Зеннеру. На днях ФБР объявило, что хочет на этой неделе поговорить с Халсом. Возможно, им будет любопытно прослушать это сообщение его друга.^{333}

Беседа с Халсом состоялась два дня спустя в Вашингтоне, в тесной комнате для переговоров.^{334} У Бассета была на это время назначена другая встреча, поэтому вместе с Д'Анжело на Четырнадцатую улицу в отдел по борьбе с мошенничеством пришел Роб Грант, новый руководитель расследования дела Уайтекера. Они явились на час раньше, чтобы обсудить дело с прокурорами отдела по борьбе с мошенничествами Доном Маккеем и Джимом Никсоном.

Все были в сборе, когда в дверь протиснулась массивная фигура Сида Халса в сопровождении двух адвокатов, Шелдона Зеннера и Шона Берковица. Халс нервничал, а Зеннер обменялся с присутствующими шутками и новостями о громких чикагских процессах. Наконец он откинулся в кресле и произнес:

– Ладно, я просто хотел повидаться с вами, парни. В беседе я не участвую. Думаю, вы хотите послушать Сида.

И назвал условия. Халс даст правдивые показания лишь в том случае, если они не будут использованы против него в суде. Все согласились.

Д'Анжело попросил Халса рассказать, где он работал. Халс ответил, что в 1982 году он поступил в компанию «Дегасса» агентом по продаже метионина. Вскоре он познакомился с энергичным молодым специалистом по кормам из компании «Ролстон пурина». Звали его Марк Уайтекер. Его познания и способности произвели впечатление на Халса, и он посоветовал «Дегассе» принять Уайтекера в штат. Во время совместной работы в «Дегассе» Халс и Уайтекер подружились. И в 1989 году, когда Уайтекер перешел в АДМ, он переманил туда и Халса.

– Марк ушел из «Дегассы» со скандалом, и ему запретили нанимать на работу сотрудников этой компании. Чтобы обойти это препятствие, он велел мне создать собственную фирму, с тем что он будет платить мне как независимому подрядчику.

Так Халс стал дистрибьютором лизина в АДМ, помогая компании занять прочное положение на рынке и зарабатывая на этом тринадцать с половиной тысяч долларов в месяц.

– Вы платили клиентам откаты за получение заказов на лизин? – спросил Д'Анжело.

– Нет, никогда. Все операции с лизином были абсолютно законны.

Со временем, сказал Халс, АДМ стала давать ему поручения, выходящие за рамки его прямых обязанностей. Так, например, когда АДМ хотела приобрести одно из отделений своего конкурента, она попросила Халса изучить состояние их производства и дать рекомендации относительно покупки.

Д'Анжело постарался скрыть недоверие. Вокруг АДМ полно инвестиционных банкиров, а компания обращается за анализом деятельности компании к дистрибьютору лизина? «Не рассказывай сказки», – подумал он.

– Где-то в середине девяносто первого года Марк сказал, что АДМ собирается выплатить мне дополнительное вознаграждение за эту работу, – продолжал Халс. – Но это нельзя сделать по обычным каналам. Марку тоже должны были заплатить. Каждому из нас обещали по сто тысяч долларов, а мне еще сто тысяч на уплату налогов за нас обоих.

Бессмыслица какая-то.

– Почему Марку выплачивали деньги через вас?

Халс поднял руки.

– Не имею понятия. Так уж решили.

Для этого, сказал Халс, он зарегистрировал фиктивную компанию, назвав ее «Джей-ти текнолоджиз». Никакой деятельности эта компания не вела. Затем по совету Уайтекера он от имени другой фиктивной компании выписал на АДМ инвойс на триста тысяч долларов. Эти деньги поступили в «Джей-ти текнолоджиз», то есть им с Уайтекером.

– А зачем было выдумывать фиктивную компанию для выписки инвойса? – спросил Д'Анжело.

– Чтобы скрыть сделку от других сотрудников АДМ, включая тех, которые работали в отделе Уайтекера. Он не хотел, чтобы об этом узнали. – Оглядев недоуменные лица слушателей, Халс стал оправдываться. – Он сказал, что в АДМ всегда так делают, многие сотрудники получают такие бонусы за особые заслуги.

– Но почему они выплачиваются таким образом?

– Ну, понимаете, официально АДМ не выплачивает бонусов, кроме опционов, и Уайтекер не хотел, чтобы эта операция привлекла внимание совета директоров.

Д'Анжело просмотрел свои записи. Из всех сотрудников АДМ в показаниях Халса пока фигурировал только Уайтекер.

– Значит, никто из сотрудников Уайтекера не знал об этой операции?

– Ну… у меня сложилось впечатление, что руководство АДМ было в курсе.

– Кто именно?

– Уайтекер не называл имен, – пожал плечами Халс.

– За какую работу был выписан этот инвойс?

– За консультирование.

– В нем указывался предмет консультации?

Подумав, Халс ответил:

– Марк сказал только, чтобы в документах не упоминался метионин.

После оформления инвойса, продолжил Халс, на его счет в банке Атланты перевели триста тысяч долларов. Чтобы получить свои сто тысяч, Уайтекер велел Халсу подготовить документы так, чтобы выплата выглядела как заем. Так он на всякий случай оформил прикрытие для источника денег.

– А вы что думали об этом? – спросил Д'Анжело.

– Ну, мне это не понравилось. Я считал, что триста тысяч мы заработали законно, а этот фиктивный заем выглядел подозрительно. Но Марк настаивал, потому что не хотел, чтобы его имя было связано с этим бонусом.

Д'Анжело решил задать главный вопрос в лоб.

– Вы не думали, что Марк таким образом просто крадет деньги у АДМ?

Халс посмотрел на него невинными глазами.

– Да мне это и в голову не приходило, – ответил он.

Д'Анжело снова просмотрел свои записи и понял, что не задал еще один важный вопрос относительно перевода денег этой «Джей-ти текнолоджиз».

– Как вы распорядились доставшимися вам деньгами?

Халс вспыхнул и глянул на Зеннера. Тот сразу вступил в разговор.

– Прежде чем Сид ответит, я задам вопрос. Вам, конечно, известно о мошеннических схемах с нигерийскими письмами? – спросил он.^{335}

Присутствующие понимали, о чем он говорит. «Нигерийские письма», известные также под названием «нигерийский спам», в уголовном кодексе Нигерии именуемые «мошенничеством 419», были одним из самых крупных обманов, с каким Интерполу приходилось бороться в последние годы. Ежегодно мошенники из Нигерии рассылали людям, чьи имена мелькали в профессиональных журналах и справочниках, тысячи писем. Авторы писем называли себя чиновниками, которым удалось перехитрить захвативших власть и разбогатевших на нефти генералов и отнять у них десятки миллионов долларов посредством составления дутых контрактов с иностранными компаниями. Они просили предпринимателей присылать им фирменные бланки, счета и прочие документы, которые подтверждали бы действительность этих контрактов. Вдобавок нигерийцы просили открыть им банковский счет в какой-нибудь офшорной зоне, куда они могли бы переводить деньги. Как только эти документы будут получены, писали они, на этот счет поступит ни много ни мало шестьдесят миллионов долларов, из которых предпринимателю причитается тридцать процентов незаконных комиссионных.

Стоило человеку выслать счета и бланки, их использовали для рассылки предложений другим жертвам, а сам он попадался мошенникам на крючок. Ему обещали, что деньги вот-вот поступят, вот только надо обойти еще одно препятствие – выдать зарплату служащим, заплатить налоги, подкупить чиновников. Без этого, уверяли нигерийцы, высвободить эти миллионы невозможно. Чтобы ускорить процесс, они умоляли жертву перевести им определенную сумму, все время соблазняя его перспективой получения легких миллионов. Если жертва посылала указанную сумму, возникали новые препятствия, которые следовало устранять путем новых вливаний. Так шло до тех пор, пока человека не обирали до нитки или пока до него не доходило, что это мошенничество в чистом виде. По большей части жертвы мошенничества не жаловались – либо из стыда, либо по нежеланию признаваться в участии в противозаконных сделках.

Но было непонятно, при чем тут Халс.

– При этом невольно задаешь себе вопрос, что за простаки попадаются на эту удочку, не правда ли? – спросил Зеннер.

– Естественно, – с любопытством отозвался Д'Анжело.

Зеннер расплылся в улыбке и указал широким жестом на Халса.

– Перед вами один из них, мой клиент.

Все расхохотались. Так вот на что пошли деньги!

– Увы, это так, как ни стыдно в этом признаваться, – сказал Халс.

Он объяснил, что в 1991 году пустился в эту авантюру вместе с Уайтекером. В то время АДМ постоянно бомбили факсами из Нигерии. Из описания Халса следовало, что это был типичный «нигерийский спам».

– Марк сказал, что некоторые его сотрудники участвовали в подобных сделках с нигерийцами и получили большую прибыль. Он загорелся этой идеей и уверял меня, что я ни за что не потеряю своих денег, он это гарантирует.

Халс в конце концов согласился и перевел сто двадцать тысяч долларов в один из нью-йоркских банков, указанный нигерийцами. Уайтекер послал такую же сумму, – а может, и больше.

Все это чрезвычайно заинтересовало Д'Анжело. Уайтекер ни разу не упоминал нигерийцев.

– А кто из сотрудников АДМ, по его словам, получил прибыль на этих операциях?

– Он говорил, что этим занимались Мик Андреас и еще несколько человек.

– Марк давал вам какие-либо указания, что именно надо делать?

– Нет, – покачал головой Халс. – Нигерийцы сами присылали подробные инструкции.

– Вы вообще видели документы, подтверждающие, что он переводил деньги в этот банк?

– Нет, – ответил Халс, – но я думаю, что он перевел больше меня.

Со временем, когда нигерийцы стали просить еще и еще денег, сказал Халс, у них с Уайтекером зародились подозрения. Наконец они поняли, что их обманули.

– Ну, помните, я говорил, Марк гарантировал, что я не потеряю денег. Так что я потребовал у него возместить ущерб.

– И что он ответил?

– Сказал, что придется оформить еще один бонус.

Возместить потерю денег удалось без труда. На этот раз, сказал Халс, он создал офшорную компанию под названием «Евротекнолоджиз» и со своего домашнего компьютера послал в АДМ фиктивные инвойсы на сумму более шестисот тысяч долларов. Чтобы избежать налогов, Уайтекер посоветовал ему перевести деньги в Швейцарию. Халс слетал в Европу и открыл счет компании «Евротекнолоджиз» в «Швейцарском банке».

– Кто-нибудь еще знал об этой транзакции?

– Нет, только Марк и я.

– Что было дальше с этими деньгами?

– Незадолго до этого мы с Марком побывали на Каймановых островах, и каждый из нас открыл там банковский счет. После того как деньги поступили в «Швейцарский банк», Марк велел мне перевести их на Кайманы.

– Сколько получил каждый из вас?

– Я получил не то сто семьдесят, не то сто девяносто тысяч – это пошло на компенсацию нигерийских потерь и уплату налога, а остальное – тысяч четыреста – досталось Марку.

Д'Анжело задал еще несколько вопросов о счетах на Кайманах. Затем спросил:

– Что вы сделали с деньгами на этот раз?

Халс потупил глаза и усмехнулся.

– В девяносто втором году я вложил часть их в брокерскую фирму, которая только что стала публичной компанией и называлась что-то вроде «Америкэн нэшнл секьюритиз». Я купил акции на пятьдесят тысяч долларов, а Уайтекер на сто пятьдесят.

– И где теперь эти акции?

Халс ответил, что не знает. В сделке участвовал некий Джером Шнайдер, который должен был перевести акции в какую-то нью-йоркскую брокерскую фирму. Чем это все кончилось, Халсу неизвестно.^{336}

– Вы были знакомы с этим Шнайдером?

– Нет, Уайтекер откопал его рекламное объявление в журнале какой-то авиакомпании – ну, знаете, журнал как у «Дельты». В объявлении говорилось, что Шнайдер консультирует открытие офшорных банковских счетов.

– Хорошо. Что случилось с остальными деньгами?

– В конце девяносто третьего года я перевел сто сорок одну тысячу со своего счета на Каймановых островах на счет Марка.

Д'Анжело недоуменно посмотрел на него.

– Вы отдали деньги Марку?

– Ну да, перевел на его счет, – кивнул Халс. – Он получал бо́льшую прибыль, чем я, потому что у него был управляемый счет – ну, знаете, когда кто-то другой распоряжается им и делает инвестиции. Я не мог открыть такой счет, потому что для этого нужно больше денег, чем было у меня. Марк предложил мне положить деньги на его счет, чтобы я мог получить побольше, и пообещал перевести их обратно, когда я захочу.

– И много вы на этом выиграли?

Халс состроил гримасу.

– Да не слишком. В девяносто четвертом году Марк сказал, что наросло всего пять или шесть процентов.

Д'Анжело записал и это. Он заподозрил, что Уайтекер снимал сливки со счета своего друга, и спросил Халса, кто управлял его счетом.

– На Каймановых островах? Один парень по имени Бит Швейцер.

Бит Швейцер? Слушатели были озадачены. Уайтекер говорил, что познакомился со Швейцером, работая в Германии. Что этот Швейцер делал на Кайманах?

– Швейцер потом уехал с Каймановых островов и завел собственное дело в Швейцарии, – пояснил Халс.

– И вы больше не общались с ним?

– Нет. Он вызывался вести мои дела, когда занялся частной практикой, но я не стал с ним связываться.

Д'Анжело показал Халсу документы, представленные «Уильямс и Конноли». Тот обнаружил среди них фальшивые инвойсы и собственные письма.

Просмотрев документы, Халс заявил, что рассказал обо всех операциях, которые проводил вместе с Уайтекером.

– Вы знаете других сотрудников АДМ, занимавшихся подобными операциями?

Халс встревоженно посмотрел на своего адвоката и кивнул.

– Рейнхарт Рихтер, – тихо произнес он.

– Откуда вам это известно?

Тут вмешался Зеннер и рассказал о сообщении, которое Рихтер оставил на голосовой почте.

– У вас сохранилась копия сообщения? – спросил Д'Анжело.

Зеннер потянулся к телефону.

– Давайте проверим его голосовую почту. Он все сохранил.

Раз сообщение Рихтера сохранилось, нужно его записать. Один из прокуроров вышел и вскоре вернулся с магнитофоном.

Халс уставился в стол, удрученно качая головой.

– Мне это не по душе, – сказал он Зеннеру. – Рейнхарт все-таки мой друг.

– У вас нет выбора, Сид, – ответил адвокат. – Эта запись нужна для дела.

Сетования Халса не тронули слушателей. Если бы Халс действительно не хотел подводить друга, он бы не стал упоминать этого сообщения. Халсу пришлось уступить. Они вызвали голосовую почту АДМ по громкой связи. Когда в помещении раздался голос Рихтера, глаза Халса наполнились слезами.

– Это ужасно, – пробормотал он, – просто ужасно.

Прослушав сообщение дважды, Д'Анжело спросил, известно ли Халсу о других нарушениях в АДМ. Халс пересказал ему то, что слышал от Уайтекера. Они часто беседовали, объяснил он.

– Я позвонил ему, когда прочитал в газете об этих двух с половиной миллионах, – сказал он. – Я боялся, что сюда затесались и мои деньги.

– И что он сказал?

– Сказал, чтобы я не беспокоился, пусть беспокоится АДМ, – вздохнул Халс.

Минут через пятнадцать Халс и его адвокаты ушли. Прокуроры и агенты радостно зашумели.

Признание, записанное на пленку! Нечасто удается заполучить весомое вещественное доказательство, да еще так быстро. Рихтер хотел договориться с Халсом и Оллисоном о своих будущих показаниях и сам выкопал себе яму.

– Классно! – смеялся Маккей. Посмотрев на Д'Анжело и Никсона, он сказал: – Так, все успокоились. Теперь поговорим с мистером Рихтером.

Рейнхарт Рихтер мог стать ключом ко всему делу. Адвокаты «Уильямс и Конноли» были уверены в этом. Если добыть его показания, Марку Уайтекеру крышка.

К началу сентября защитникам, с помощью услуг популярного в коммерческих кругах детективного агентства «Кролл ассошиэйтс», удалось проследить путь денег, доставшихся Рихтеру, Халсу и Оллисону. Теперь на руках АДМ были все козыри. 13 сентября, на следующий день после допроса Халса, адвокаты предложили Рихтеру сделку.^{337}

В обмен на показания против Уайтекера ему позволят работать на прежнем месте. Разумеется, придется вернуть компании сто восемьдесят тысяч девятьсот шестьдесят шесть долларов, полученных незаконно, – на условиях, приемлемых для обеих сторон. «Уильямс и Конноли» добьется от Министерства юстиции иммунитета.

О лучшем нельзя было и мечтать. Но Рихтер не радовался. Он сказал, что подумает.

С Халсом и Оллисоном обошлись суровее.

В то же утро оба получили извещение об увольнении и немедленно были выставлены с территории АДМ. Их коды доступа к голосовой почте компании были стерты. Доступа в АДМ они больше не получат.^{338}

Росс Джонсон поднялся на трибуну в зале школы бизнеса Университета Эмори, чтобы ответить на вопросы студентов, преподавателей и выпускников. Он приехал, чтобы рассказать о своей прежней компании «Р. Дж. Р. Набиско» и о битве, в которой он ее потерял. Но аудиторию, похоже, больше интересовала его деятельность в совете директоров АДМ. Один из присутствующих попросил его рассказать о том, что происходит в этой компании.^{339}

Джонсон улыбнулся.

– Когда узнаёшь, что один из руководителей компании целых два с половиной года записывал все, что говорилось рядом, это неслабо бьет по мозгам. Просто диву даешься, как это ему удавалось.

Уайтекер был смелым бойскаутом и добровольно пришел в ФБР, чтобы поведать о фиксировании цен? Нелепая басня, сказал он.

– В ФБР тоже полно подонков, и по своему менталитету они недалеко ушли от преступников, – обронил Джонсон. – Накопали кучу компромата на Уайтекера и предложили ему иммунитет за сотрудничество. Вот он и подписал это славное долгосрочное соглашение. А когда все выплыло на свет, вскрылось и то, что у него самого рыльце в пушку. И тогда он попытался покончить с собой, причем в гараже на шесть автомобилей. Если вам захочется когда-нибудь сделать то же самое, то удобнее места не найти.

Аудитория рассмеялась.

В заключение Джонсон заметил, что еще неизвестно, как все обернется.

– Но сейчас мы чувствуем себя гораздо увереннее, чем когда на Декейтер обрушился десант из семидесяти фэбээровцев, – сказал он. – Они обожают демонстрировать силу. Наставят на тебя пушку и вынуждают сделать то, что им надо. А потом из-за этого страдают другие. Так что держите ушки на макушке. – Джонсон усмехнулся.

Говоря все это, он не обратил внимания на двоих, снимающих его на видеокамеру и записывающих каждое его слово. Вскоре текст его выступления появился в газетах и журналах. Теперь каждый мог прочесть, что, по мнению Росса Джонсона, крупнейшая правоохранительная организация Америки всего лишь шайка бандитов.

Дик Битти, ведущий юрист фирмы «Симпсон, Тэтчер и Бартлетт», задумчиво слушал Обри Дэниела. Адвокатов «Уильямс и Конноли» осенило: за действия Уайтекера в ответе органы правопорядка, говорил Дэниел. Уайтекер крал деньги, а по соглашению с ФБР не мог сообщать о своих правонарушениях. В результате АДМ потерпела ущерб. Ясно, что АДМ предъявит иск Министерству юстиции.

На этом Обри Дэниел закончил свое выступление. Голубые глаза Битти сверкнули, он широко улыбнулся. А затем громко расхохотался.

Войдя в китайский ресторан в центре Итаки, штат Нью-Йорк, Уайтекер огляделся и сказал своим спутникам, что хочет сесть лицом ко входу. Из-за того что вытворяет АДМ, он должен быть готов ко всему.

Его спутники – доктор Колин Кэмпбелл и его сын Нельсон – кивнули с пониманием. Доктор Кэмпбелл был профессором Корнеллского университета и десять с лишним лет назад, когда Уайтекер защищал докторскую диссертацию, входил в состав ученого совета.

Их совместный обед состоялся, можно сказать, по счастливому стечению обстоятельств. Несколько недель назад доктор Кэмпбелл повидался с Шарон Уолш из «Вашингтон пост», которая готовила статью о прошлом Уайтекера. Ее вопросы пробудили в профессоре любопытство, и он решил повидаться со своим бывшим учеником.

За обедом доктору Кэмпбеллу пришла в голову мысль. Они с сыном открыли небольшое научно-исследовательское предприятие по разработке системы, которая позволяла бы выявить в крови человека признаки зарождающейся болезни. Но в бизнесе они совершенно не разбирались. А бывший сотрудник АДМ, выступивший против злоупотреблений, как раз оказался не у дел. Именно такой человек им и нужен.

Рассказ Уайтекера о своих злоключениях поверг Кэмпбеллов в трепет. Уайтекер отклонил их предложение встретиться с другими научными сотрудниками университета – ему лучше вести себя тихо и не высовываться, объяснил он. АДМ обвиняет его в преступлениях, которые он не совершал, сказал Уайтекер, и описал им свою попытку самоубийства.

К концу обеда он порядком запугал Кэмпбеллов, но их интерес к нему только усилился. Уайтекер, казалось, был напичкан идеями. Если он успешно руководил гигантским подразделением биопродуктов АДМ, то, несомненно, справится со скромным предприятием, которое они решили назвать «Охрана здоровья – технологии будущего». Очарованные личностью Уайтекера, они предложили ему пост генерального директора предприятия.^{340}

Договорились, что Уайтекер приступит к работе 1 октября в новом офисе компании в пригороде Чикаго.

Рихтер сидел за большим столом на кухне Уайтекеров в их новом доме на окраине Чикаго. После разговора с юристами «Уильямс и Конноли» им владела усталость. Адвокат советовал Рихтеру держаться от Уайтекера подальше, но он не мог не посетить своего старого друга.

Визит получился странным. Уайтекер встретил Рихтера в аэропорту О'Хара на машине, но по дороге домой ему нужно было заехать на прием к психиатру. Пока Уайтекер беседовал с врачом, Рихтер слонялся вокруг клиники.

Когда они наконец устроились за обеденным столом, Уайтекер вытащил листок бумаги.

– Слушай, вот то, что я обещал, – сказал он.

Рихтер посмотрел на листок. Это был чек «Швейцарского банка» на четыреста двадцать пять тысяч долларов, выписанный на его имя. Даниэль Бриль несколько недель назад выслал этот чек вместе с двумя другими на имя Майка Гилберта в Огайо. Рихтер был несказанно рад – он боялся, что уже не увидит своих денег.

– Спасибо, Марк, – сказал Рихтер. Они всегда говорили по-английски – по мнению Рихтера, Уайтекер недостаточно хорошо владел немецким языком.

– Ну, я же обещал, – ответил Уайтекер. – Правда, теперь все не так просто. АДМ хочет заморозить мои счета в Швейцарии.

Он стал рассказывать о том, как АДМ преследует его. Ему звонил Мик Андреас, сказал Уайтекер, и угрожал убить его, если он раскроет их темные делишки. Рихтер слушал, и в его голове закружились вопросы. И он решился спросить об одной из выдуманных историй, которой Уайтекер когда-то с ним поделился.

– Марк, – поинтересовался он осторожно, – хочу спросить насчет твоего усыновления… Зачем ты это придумал?

– Ну, у меня были причины, – отмахнулся Уайтекер. – Но это в любом случае несущественно.^{341}

21 сентября Джим Эпстайн позвонил агенту ФБР Бассету и сообщил ему любопытную новость. Уайтекер несколько раз встречался с Рейнхартом Рихтером и уверяет, что Рихтер подтверждает все, что он говорил.^{342}

– Адвокаты «Уильямс и Конноли» расспрашивали Рихтера о присвоении двухсот тысяч долларов, принадлежавших АДМ. По словам Марка, Рихтер ответил, что получил эти деньги с ведома и одобрения президента АДМ Джима Рэнделла. Адвокаты велели ему не возводить на Рэнделла напраслину, а когда Рихтер стал настаивать на своем, объявили, что он уволен. Марк утверждает, что Рихтера уволили именно из-за этого.

Рихтер может оказаться полезным свидетелем и по другим делам, добавил Эпстайн. Он присутствовал при разговоре Уайтекера с Говардом Баффетом об офшорных платежах, которые получали многие сотрудники АДМ, а также, по словам Уайтекера, при попытке Дуэйна Андреаса дать мексиканским политикам взятку в два миллиона.

– И был еще один инцидент, – сказал Эпстайн. Опять же со слов Марка, Рихтер якобы слышал, как Джим Рэнделл предлагал четыре миллиона Крису Джонсу из «Кроноса» за то, чтобы тот ушел из компании и открыл в Мексике завод АДМ по производству метионина.

Имя Криса Джонса было Бассету незнакомо, и он записал его. Только позднее он осознал, что это тот самый Джонс, который был ключевой фигурой в расследовании злоупотреблений с метионином, проводящемся в Мобиле.

Юристы антитрестовского отдела уже больше недели были в приподнятом настроении. Все шло к тому, что Терри Уилсон признает свою вину. Чтобы ускорить это событие, они позволили адвокату Уилсона Рейду Вайнгартену просмотреть имеющиеся у них видеозаписи. Они произвели на Вайнгартена сокрушительное впечатление, особенно пленка, на которой были сняты переговоры на Гавайях.

Если Терри Уилсон согласится сотрудничать, это станет поворотным пунктом расследования. Он наверняка сообщит ценные сведения о фиксировании цен на многие продукты, а по делу о лизине, возможно, станет главным свидетелем обвинения, в случае если придется отстранить Уайтекера из-за его мошеннических махинаций.

Но 27 сентября все надежды рухнули. Вайнгартен сказал прокурорам, что Уилсон пошел бы на сотрудничество с ними, если бы не некоторые обстоятельства. Он беззаветно предан семейству Андреас и никогда не согласится давать показания против них. Сын Уилсона был тяжело болен, и Андреасы ему всячески помогали, за что Уилсон им благодарен. Проще говоря, его сердце отдано АДМ и он желает ей победы.

Манн обвинила Вайнгартена в том, что он, зная о позиции Уилсона, обманом вынудил их показать видеозаписи. Адвокат уверял юристов в искренности своих намерений, но все понимали, что единственная возможность выслушать показания Уилсона – посадить его на скамью подсудимых.

Дэвид Пейдж вошел в стеклянные двери отеля «Марриотт» в Хант-Вэлли, штат Мэриленд. Следуя полученным инструкциям, он нашел адвокатов Лори Фултона и Билла Марри из «Уильямс и Конноли», которые приехали встретиться с ним.^{343}

Пейдж чувствовал себя неуязвимым. После того как Уайтекер принял его в штат АДМ, Пейдж не оставил своей прежней работы, но был уверен, что они с Уайтекером замели все следы и никто не догадается об их прегрешениях.

Адвокаты начали с вопроса об обязанностях Пейджа в АДМ.

Улыбнувшись, Пейдж начал выдавать им заготовленную ложь.

Рано утром 10 октября Бассет и Д'Анжело приехали в район Чикаго Проспект-Хайтс, где обосновалась финансовая компания «Хаусхолд интернэшнл». Припарковавшись, они вошли в здание, предвкушая интересный разговор. Рон Феррари, к которому они направлялись, и не подозревал, что к нему пожаловало ФБР.

Список доступных свидетелей быстро сокращался, и пришел черед Феррари, бывшего футболиста «Сан-францисских золотоискателей» и друга Марка Уайтекера. Рихтер и Швейцер жили за границей, Оллисон успел обзавестись адвокатом. Из четырех сообщников, которых назвал Уайтекер, легкой добычей был лишь Феррари.

Агенты сказали в приемной, что хотят поговорить с Феррари по конфиденциальному делу.^{344}

Феррари вышел через несколько минут и, когда агенты представились, заметно занервничал.

– Надо же, – произнес он. – Быстро вы нашли меня!

Как интересно. Значит, Феррари ожидал их, пусть и позднее.

Феррари провел их в один из укромных кабинетов.

– Мы приехали побеседовать с вами о Марке Уайтекере из АДМ, – сказал Бассет. – Мы хотим установить истину. Об этом деле говорят всякое, и мы решили дать вам возможность изложить свою версию.

– Ладно, – кивнул Феррари.

– Расскажите сначала о себе, – предложил Бассет.

Феррари стал сбивчиво рассказывать, где он жил и что делал, все время повторяя, что он «гонял мяч». Агенты не сразу поняли, что он имеет в виду. Уайтекер не рассказывал им о футбольной карьере своего друга.

– Я был простым парнем с фермы, – сказал он, – и, как знать, может, я и в АДМ-то попал только потому, что гонял мяч.

«Уже в четвертый раз говорит об этом», – мысленно подсчитал Д'Анжело.

– А где вы его гоняли? – поинтересовался он.

– Ну как? – ответил Феррари. – Я играл в «Сан-францисских золотоискателях» с восемьдесят второго по восемьдесят седьмой год.

Агенты критически оглядели Феррари. Он не был похож на футболиста.

– Ну да, мне просто повезло, – сказал он, словно читая их мысли. – Я не такой уж сильный игрок, но продержался в команде шесть лет, и как раз в это время мы выиграли «Суперкубок». Такая удача выпадает раз в жизни!

Запинаясь и повторяясь, Феррари продолжал рассказывать о том, как «гонял мяч». Агентов это устраивало – когда люди нервничают, они чаще ошибаются. Вскоре в его рассказе стало повторяться новое выражение – «поговорил с Джо». Они не стали спрашивать, кто такой этот Джо.

– До того как я пришел в АДМ, я, знаете ли, раздумывал о том, чем бы заняться, – повествовал Феррари. – А потом поговорил с Джо, и он дал мне ценный совет.

– Джо – это кто? – не выдержал Д'Анжело.

– Ну как? – заморгал Феррари. – Джо Монтана, наш знаменитый нападающий.

Агенты кивнули. По-видимому, слова «гонял мяч» и «поговорил с Джо» служили тому, чтобы произвести на них впечатление и уйти от темы, которая их интересовала. Это не сработало.

Разговор перешел на дружбу Феррари с Уайтекером. Феррари сказал, что они пришли в АДМ примерно в одно время, но в разные отделы. В корпоративной иерархии Уайтекер стоял выше, но они вскоре подружились.

– Вы вели с ним когда-нибудь общие дела? – спросил Бассет.

– Нет. Никогда.

Агенты помолчали. Они видели документы, свидетельствовавшие о том, что Феррари участвовал вместе с Уайтекером по крайней мере в одной сделке с «Дальневосточными специалистами».

– И вы ничего не знаете о «Дальневосточных специалистах»? – спросил Бассет.

Феррари смешался и покраснел.

– Знаю, – тихо ответил он.

Подстегиваемый вопросами агентов, Феррари постепенно поведал им историю «Дальневосточных специалистов», или ДК. Уйдя из АДМ, он устроился в другую компанию, но решил одновременно поработать консультантом где-нибудь в Азии, применив свои знания по международной торговле. Для этого он и зарегистрировал ДС.

– Как вы это сделали? – спросил Д'Анжело.

– Я прочитал в одном журнале в самолете рекламу фирмы, которая специализировалась по созданию компаний в штате Делавэр. Не помню точно, как она называлась, – вроде как «Корпоративная компания».

Бассет попытался установить, была ли ДС действующим предприятием.

– Кроме вас, кто-нибудь управлял вашей компанией?

– Нет, я один.

– Вы не снимали помещений и не набирали служащих?

Феррари покачал головой.

– Не выпускали фирменных бланков или визитных карточек?

– Да нет вроде бы.

У агентов было при себе несколько фирменных бланков «Дальневосточных специалистов», но об этом они не сказали.

– Вы вообще ничего не делали в этой компании?

– Ну, я летал в Гонконг, чтобы сделать презентацию одному иностранному оптовику.

– Как вы с ним познакомились?

– Не помню.

– Нашли его имя в телефонном справочнике или как-то по-другому? – спросил Д'Анжело.

– Мы обменялись письмами и договорились о встрече.

Агенты промолчали. Рассказ Феррари означал, что они с этим оптовиком не созванивались и, значит, подтвердить эту историю было нельзя.

– Как звали этого оптовика?

– Забыл, честное слово.

– А как называлась его компания?

Помолчав, Феррари произнес извиняющимся тоном:

– Увы, и этого я не помню.

«Да, эта компания и вправду вела деятельность», – подумал Д'Анжело.

– Надо посмотреть, может, сохранилась его визитная карточка или письма, – сказал Феррари.

Бассет вынул из кейса письмо на бланке «Дальневосточных специалистов», подтверждавшее оплату представленного в АДМ фиктивного инвойса на полтора миллиона долларов.

– Вы узнаете этот бланк?

– Это не мое, – нервно бросил Феррари. – Мы такими вещами не занимались.

В письме был указан счет в банке Гонконга. Бассет спросил, известен ли Феррари этот счет.

– Да, этой мой счет. Я открыл счет своей компании в корпорации «Швейцарский банк», когда ездил в Гонконг для встречи с брокером.

Опять «Швейцарский банк». Там что, у всех счета открыты?

– А почему именно в «Швейцарском банке»?

– Ну, просто он в том же здании, в котором мы встречались.

Агенты засыпали Феррари вопросами. Вносил ли он первичный обязательный депозит? Получал ли банковские отчеты? Открывал ли счета в американских банках? И всякий раз Феррари отвечал отрицательно.

– Я открыл счет, потому что думал, что он понадобится, – сказал он. – Но мы не проводили операций, оплачиваемых комиссионными.

– А что же делали вы сами?

– Ничего, только получил несколько уведомлений и предложений.

– И вы можете показать нам их копии?

– Да, конечно, я постараюсь их найти.

Пауза.

– Значит, через ваш счет в Гонконге не проходило никаких денег?

– Нет. Кроме тех полутора миллионов, которые указаны в ваших бумагах. Их Марк перевел.

Нервничая все больше, Феррари рассказал историю о полутора миллионах. Создав «Дальневосточных специалистов», он сообщил Уайтекеру о том, что готов оказывать консультационные услуги. Уайтекер ответил, что примет это к сведению. При этом он упомянул, что и сам консультировал недавно компанию «Пасифик рим» и должен получить за это комиссионные.

– Вас не удивило, что, работая в АДМ, Уайтекер подрабатывает консультациями? – спросил Бассет.

– Да, я спросил его об этом. Он сказал, что у них это не только допускается, но даже принято и поощряется.

– А каков был размер комиссионных, которые он должен был получить?

– Он не говорил. Думаю, тысяч сорок-пятьдесят. Это по моим прикидкам.

Уайтекер, по словам Феррари, признался, что хотел бы получать комиссионные на заграничный счет, но не объяснил причин. Но у него не было счетов в иностранных банках, и он спросил Феррари, нет ли таких счетов у него.

– Я рассказал Уайтекеру о своем счете в Гонконге, – продолжал Феррари. – Он обрадовался, и я согласился на то, чтобы он получил свои комиссионные через мой банк.

– Он что, не мог открыть собственный счет? – спросил Д'Анжело.

– Он собирался в дальнейшем, но пока что предпочел использовать мой.

– И вы не возражали?

– Нет, конечно. Что тут такого? У меня был счет, а у него нет. Он мой друг.

Агенты стали расспрашивать о деньгах, но Феррари ничего не знал. Он не оформлял перевод и не знал, откуда он поступил. Уайтекер даже предлагал заплатить ему за помощь, но Феррари отказался.

– Недели через две из банка прислали уведомление, что на мой счет поступили полтора миллиона долларов. Тут я впервые и узнал об этой сумме. Просто не ожидал, что денег будет так много.

– И как вы к этому отнеслись?

– Я в тот же день позвонил Марку, – ответил Феррари возбужденно. – Я сказал ему: «Забирай свои деньги, быстро! Какого черта, что все это значит?» И говорю ему: не верю, что такой большой платеж связан с комиссионными. Он чего-то там начал объяснять, долго и сложно.

– И что он говорил?

– Уже не помню. Но он меня успокоил. И все равно я потребовал, чтобы он снял свои деньги. Марк попросил меня перевести не то сто шестьдесят, не то сто восемьдесят тысяч своему сотруднику из АДМ, Рейнхарту Рихтеру.

Феррари перевел деньги Рихтеру и запомнил, как это делается. Уайтекер сказал, что позже сообщит ему, куда перевести остаток. Месяца через два или два с половиной он попросил перевести их в банк на Каймановых островах. И Феррари добавил, что не оставил себе ни цента.

– А нам Уайтекер рассказывал совсем другую историю, – заметил Д'Анжело.

– Не знаю, какую историю вам рассказывал Уайтекер, а я рассказал, как все было.

– Уайтекер говорит, что вы помогали ему писать эти письма и инвойсы.

Феррари вытаращил глаза.

– Да пусть говорит что хочет! Я не делал этого, и все тут.

– Сколько времени прошло от открытия счета до перевода этих полутора миллионов?

– Примерно месяц, – пожал плечами Феррари.

– Значит, вот что получается: вы открыли счет, через месяц вам перевели полтора миллиона, и больше никаких операций с этим счетом не проводилось. Но вы утверждаете, что открывали счет не для того, чтобы получить эти деньги.

– Не для того, – помотал головой Феррари.

– Это не Уайтекер велел вам открыть счет?

– Нет, я сам так решил. Марк тут ни при чем.

Но когда он прочитал в газетах обо всех этих деньгах Уайтекера, добавил Феррари, он подумал, не идет ли речь об этих полутора миллионах.

– Я позвонил Марку, и он сказал: «Все это не имеет к тебе никакого отношения». Он сказал, что обвинение связано совсем с другими сделками.

Разговор продолжался несколько часов. Время от времени агенты ловили Феррари на несоответствиях и несообразностях. В конце концов он признался, что провел вместе с Уайтекером еще несколько операций. Примерно в 1994 году, сказал Феррари, Уайтекер одолжил ему двадцать пять тысяч долларов, переведя их тремя чеками, каждый из которых был выписан на сумму меньше десяти тысяч. Примерно через год он вернул Уайтекеру эти деньги.

– Вы сделали это, после того как АДМ начала уголовное расследование?

– Нет, не потому. Марк попросил меня отдать их, и я отдал.

Агенты спросили, не слышал ли Феррари что-нибудь о незаконных бонусах, которые АДМ выплачивает своим сотрудникам через офшорные банки.

– Ну, слышал краем уха, когда был в Лондоне, – ответил Феррари. – Но это только слухи.

– А от кого слышали? – спросил Бассет.

– Не припоминаю. Помню только, что говорили об откатах и поглощениях компаний.

Агенты велели Феррари собрать и сохранить все имеющиеся у него записи и документы и вручили повестку в суд. Ему придется дать показания большому жюри и предъявить эти документы. Феррари пообещал найти все бумаги, какие сможет.

– Обдумайте то, что вы нам сообщили, – обратился к нему напоследок Д'Анжело. – Прошло много времени, и вы, возможно, не помните в точности, как все было. Нам придется встретиться еще раз. Вы должны правдиво рассказать обо всем большому жюри и доказать, что вы свидетель, на которого можно положиться. Поэтому пытаться обманывать нас очень неразумно.

– Хорошо, я подумаю, – кивнул Феррари.

Агенты собрались уходить, но Феррари остановил их.

– Тут еще одно… Если вам попадутся документы банка «Уэллс фарго», то вы увидите, что у меня было двадцать пять тысяч долларов. Потом я взял их, чтобы заплатить долги за нашу ферму.

Агенты внимательно слушали.

– Они там давно лежали в сейфе. Это мы с женой накопили. Мы живем бережливо, по старинке. Эти деньги не имеют отношения к Уайтекеру, АДМ или ДС.

– И всю эту сумму вы просто накопили? – спросил Бассет.

– Ну да. Я начал копить еще до женитьбы.

Агенты знали, что к этому вопросу придется вернуться позднее. Но на сегодня разговор был окончен. Попрощавшись с хозяином, они покинули дом.

Они забрались в автомобиль и закрыли дверцы.

– Да он по уши в говне, – бросил Д'Анжело.

– Ну да, – согласился Бассет. – Все врет. Просто заврался.

Он включил зажигание и выехал с автостоянки. Оба понимали, что с Роном Феррари им еще работать и работать.

В один из следующих дней наконец объявился выпавший из поля зрения агентов Рихтер – объявился в прессе.^{345}

Дней десять он выяснял отношения с адвокатами АДМ, и в конце концов его 22 сентября выставили за дверь. Рихтер заявил журналистам, что АДМ таким образом заметает следы. Уайтекер говорил правду о незаконных бонусах для сотрудников в обход налогового законодательства. Рихтер признался, что и сам при приеме на работу получил бонус в сто девяносто тысяч долларов, но это делалось с благословения президента АДМ Джима Рэнделла.

– Он спросил: «Что ты собираешься сделать с этими деньгами? Купишь „феррари“?» – сказал Рихтер корреспонденту «Форчун».

А теперь, утверждал Рихтер, его использовали и выкинули. Про Рэнделла он сообщил адвокатам АДМ, а те его и слушать не захотели.

– Им не нужна правда. Они просто ищут способ утопить Марка и других честных сотрудников.

Вскоре чикагские агенты столкнулись с новой проблемой: отношения с прокурорами портились с каждым днем.

Первые признаки появились еще летом, когда отдел по борьбе с мошенничеством стал торопить с завершением дела. Важна не скорость, спорили агенты, а полнота и доскональность расследования. На осенней встрече с вашингтонскими юристами этот вопрос всплыл снова.

– Это важнейшее дело, – сказала агентам Спиринг. – Обвинительный акт нужно предъявить Уайтекеру ко Дню благодарения.[68]

– Мы собираемся провести полное и тщательное расследование, – возразил Бассет, – и, если понадобится, продолжим его и после Дня благодарения.

Агенты подчеркнули, что, если не удастся расследовать обвинения в преступлениях в масштабе всей корпорации, выдвинутые Уайтекером, это лишь сыграет ему на руку, – у него появятся основания утверждать, что ФБР пренебрегло истиной, сконцентрировавшись на нем и оставив в стороне АДМ.

– Злоупотребления в АДМ – это отдельная тема, – упорствовали прокуроры, – их можно рассмотреть позже. Сейчас мы хотим обвинить Уайтекера.

Все это противоречит здравому смыслу, считали агенты. Допросить служащих АДМ им так и не разрешили. Документов от «Уильямс и Конноли» почти не поступало. Как передать дело в суд, не собрав исчерпывающей информации? Тем не менее к концу беседы они согласились сосредоточить свои усилия на Уайтекере.

Через несколько дней обвинители ознакомились с протоколом допроса Рона Феррари, занесенным в «форму 302», и пришли в недоумение. При чем тут Рон Феррари? По данным допроса из «формы 302» они заключили, что ФБР преследует Феррари, а не Уайтекера. 13 октября Дон Маккей и Джим Никсон позвонили Робу Гранту, курировавшему расследование.^{346}

– Послушайте, вы все время отклоняетесь от дела Уайтекера, – возмущался Маккей. – Мы же на последней встрече договорились, что вы займетесь Уайтекером, оставив все остальное.

– Этим мы и занимаемся, Дон, – ответил Грант. – В центре дела по-прежнему Уайтекер. И мы вовсе не направляли все силы на то, что мы узнали сейчас и что имеет прямое отношение к его мошенничествам.

И Грант свернул разговор на проблему доступа к информации, посетовав на нерушимость «китайской стены», из-за которой между спрингфилдским и чикагским отделениями ФБР постоянно возникали недоразумения. В Спрингфилде хотели встретиться с Говардом Баффетом, потому что Уайтекер на допросе в Чикаго рассказал о Баффете много интересного. Но согласно распоряжению министерства, спрингфилдские агенты не имеют права ознакомиться с его показаниями.

– А на кой вам эти показания, если вы сами будете разговаривать с Баффетом? – спросил Маккей.

– У нас правило: прежде чем допрашивать человека, выяснить о нем как можно больше.

Маккей сказал, что и сам не любит ограничений, мешающих работе, но решение принималось на высшем уровне Министерства юстиции. И перевел разговор на другую тему.

– Никак не пойму этого Скотта Лассара, – пожаловался он. – Чего он добивается? Постоянно выпытывает информацию у Майка и Тони, а ведь должен получать ее через нас.

Грант вздохнул. До чего смехотворны эти бюрократические игры. Прокуроры даже друг другу не доверяют.

В то утро Джим Эпстайн стоял в толпе пассажиров на платформе в Эванстоне и ждал электричку на Чикаго. Поезд прибыл, он зашел в вагон и занял свободное место.

Эпстайн не взял с собой газет: по пути ему нужно было просмотреть несколько документов. Он погрузился в бумаги. Но когда сосед развернул утренний выпуск «Чикаго трибюн», Эпстайн искоса взглянул на заголовки, чтобы узнать, что делается в мире.^{347}

И окаменел.

С цветной фотографии на первой странице смотрел Марк Уайтекер, водружавший очки на нос. Заголовок под фотографией гласил:

Боже всемогущий!

– Прошу прощения, – обратился Эпстайн к соседу, – не позволите ли взглянуть?

Он пробежал глазами заметку. Все даже хуже, чем он думал. Уайтекер признавал, что с помощью фиктивных инвойсов похитил у АДМ шесть миллионов и перевел их на свои счета в иностранные банки.

Эпстайн бессильно откинулся на сиденье. Теперь от тюремного срока Уайтекера спасет только выступление в качестве главного свидетеля обвинения на процессе АДМ. Но для этого надо было вести себя очень осторожно, не давая компании повода придраться. А он публично исповедуется в шестимиллионной краже с первой страницы «Чикаго трибюн».

В тот же день Уайтекер прибыл на очередной прием к доктору Дереку Миллеру.^{348}

– Итак, вы, как я вижу, откровенничаете с журналистами, – заметил Миллер, когда Уайтекер уселся в кресло.

Уайтекер уныло кивнул.

– Все вышло совсем не так, как я хотел, – пожаловался он. – Я думал, они хотят написать о моей новой компании.

И вообще все идет кувырком и он ничего не может с этим поделать, продолжал Уайтекер. Он чувствует себя почти так же, как до лечения в клинике. Он и сам сознает, что его поведение становится вызывающим. Он сознает, что плетет интриги и обманывает всех.

– И всегда так было, даже в детстве, – говорил Уайтекер. – Я не слушался отца, все время обманывал его так, что он и не догадывался. Ни разу не поймал меня.

В конце беседы Миллер сказал пациенту, что увеличивает его дозу лития и что теперь они будут встречаться не один раз в неделю, а два.

Вечером Рон Феррари сидел в кресле у себя в гостиной, когда раздался стук в дверь. Глянув сквозь стеклянную дверь, он увидел на пороге своего старого приятеля Марка Уайтекера.^{349}

Феррари растерялся. Визит агентов выбил его из колеи. До этого ему хватало заверений Уайтекера, что ФБР им не интересуется. А на него, они, похоже, завели дело. После разговора с агентами он, не теряя времени, нанял одного из самых авторитетных чикагских адвокатов, Джеффри Стейнбека.

С тех пор Уайтекер несколько раз пытался связаться с ним. Даже сегодня пришло несколько сообщений. Но Феррари решил до поры до времени не видеться с Уайтекером. А он, глядите-ка, явился сам, и теперь Феррари не знал, что делать.

– Сьюзен, – крикнул он жене, – это Марк.

– Чего он хочет? – откликнулась жена.

– Не знаю.

Феррари подошел к двери и, не дав Уайтекеру войти, сам вышел на улицу. Дверь за собой он прикрыл. Он не пустит Уайтекера в дом.

– Привет, – сказал Феррари.

– Почему ты не позвонил? – сразу спросил Уайтекер. – Я же оставлял тебе сообщения. Почему ты не позвонил?

– Знаю, что оставлял.

– Почему ты не звонил? Я оставлял сообщения. Чего не звонил-то?

Феррари мрачно взглянул на него.

– Нам не о чем говорить.

– То есть как? – опешил Уайтекер. – Что случилось? Ты что, разговаривал с кем-нибудь, да? Ты говорил с кем-нибудь?

– Да, блин, говорил, – процедил Феррари. – У меня были гости из Федерального бюро расследований. И рассказали много интересного.

Уайтекер воздел руки.

– Слушай, старик, это же не имеет отношения к тебе лично. Я знаю этих ребят. Ты им не нужен. Они охотятся на АДМ.

– Хм. Интересно. Почему же тогда они все время расспрашивали обо мне? И почему ты сказал им, будто я писал те инвойсы?

Уайтекер пробормотал в ответ что-то невразумительное, затем вскричал:

– Слушай, да им на тебя наплевать, они охотятся на АДМ! – Он продолжал, отчаянно жестикулируя: – Нам надо договориться и повернуть все против них. Договоримся и обернем против них! Скажи им, что это была компенсация. Ты же знаешь, что эти типы присваивали деньги. Ты же знаешь.

Уайтекер перечислял менеджеров АДМ, присваивавших деньги, и твердил, что Феррари знает об этом все. Его глаза заблестели. Он выходил из себя. Феррари слегка струхнул.

– Ничего я не знаю и ничего тебе не говорил. Откуда мне знать, кто чем занимается?

– Нет, говорил! Говорил! – настаивал Уайтекер. – Пойми, ты же в этом не замешан. И я не собирался тебя впутывать. Тебя не тронут. Им нужна АДМ.

– Ну, все. – Феррари поднял руки вверх. – Поговорили, и хватит.

Уайтекер моргнул.

– Сьюзен знает? – спросил он.

– Нет, – соврал Феррари. – Ей ничего не известно. – Он открыл дверь. – Больше нам не о чем говорить.

– Старик, я не стал бы капать на тебя, ты же меня знаешь. Я был в таком же положении, как и ты. Ты знаешь, я не стал бы.

Феррари ничего не ответил.

– Слушай, только не говори никому об этом разговоре! – вдруг всполошился Уайтекер. – Ты ведь не скажешь, что я приезжал к тебе, да?

Феррари молча смотрел на него.

– Разговор окончен, – произнес он и закрыл дверь.

Сквозь стекло он видел, что Уайтекер все еще стоит на крыльце и чего-то ждет. Феррари хлопнул по выключателю, погасив свет на крыльце и оставив Уайтекера в темноте.

Феррари вернулся в гостиную. Этот разговор его доконал. Руки дрожали. Чуть успокоившись, он подошел к телефону. Ему хотелось позвонить адвокату и рассказать, что случилось.

По мере того как расширялся круг свидетелей, допрошенных Бассетом и Д'Анжело, отзвуки этих допросов стали доходить до средств массовой информации. В газетах появилась серия публикаций о том, что ФБР усиленно ищет подтверждение выдвинутого Уайтекером обвинения АДМ в выплате сотрудникам компании «черных», нелегальных бонусов.

Эти публикации разгневали и АДМ, и «Уильямс и Конноли». Адвокаты насели на прокуроров и потребовали принять меры. Наконец 18 октября репортерам позвонил представитель АДМ и велел обратиться в пресс-бюро Министерства юстиции, где для них подготовлено заявление.

Всем, обратившимся в пресс-бюро, заявили:

– АДМ не является объектом расследования или преследования со стороны уголовного отдела Министерства юстиции.^{350}

Что все это значит, черт побери?

Д'Анжело и Бассет прочли заявление министерства в газетах на следующее утро. Это было неслыханно: компанию официально объявляли невиновной еще до окончания расследования. Более того, это была неправда. И расследование пока не доказало, что Уайтекер лжет. Агенты были уверены, что тут какая-то политическая махинация.

Посоветовавшись с Бассетом, Д'Анжело решил известить о вашингтонском демарше своего непосредственного начальника. Он позвонил Робу Гранту.

– Привет, Роб, – сказал он. – Есть сногсшибательная новость.

– Что еще?

– Министерство юстиции выступило с заявлением, что АДМ не является объектом уголовного расследования.

– Что значит «АДМ не является объектом уголовного расследования»?

– Говорю то, что слышал. Понимай как знаешь.

– А как же Рэнделл? Мик Андреас?

– Не являются объектами. Фантастика.

– А с какой стати министерство выступило с этим заявлением? Что их побудило?

– Не имею понятия, Роб.

– Ты уже говорил с кем-нибудь об этом?

– Нет, тебе звоню первому.

– Ладно, я перезвоню.

Агенты созванивались и перезванивались целый день, но для чикагского отделения ФБР подоплека этого непостижимого и безосновательного министерского заявления так и осталась загадкой.

В тот же день главный юрисконсульт АДМ Рик Рейзинг стоял на задрапированной синей тканью сцене в здании бывшей школы, оглядывая толпу встревоженных и разгневанных акционеров. После проведенных ФБР обысков курс акций АДМ резко упал. А теперь многие акционеры требовали назначения новых директоров, не связанных с семьей Андреас.

Но сегодня, в день ежегодного собрания акционеров, тема фиксирования цен почти не затрагивалась. Все, выступавшие от имени компании, говорили в основном о ходе расследования преступлений Уайтекера. Рейзинг сказал, что у него хорошая новость:

– Министерство юстиции заявило, что нет оснований утверждать, будто хищения, осуществленные Уайтекером, были частью якобы распространенной в АДМ системы незаконного поощрения служащих.^{351}

Эти слова были далеки от содержания заявления министерства, однако, как тут же убедились акционеры, спорить с ведущими собрание топ-менеджерами не имело смысла. Когда Эдвард Дёркин начал было от имени профсоюза плотников критиковать руководство компании, сидевший в президиуме Дуэйн Андреас приказал отключить его микрофон.

Дёркин стал гневно ссылаться на правила Робертса, регламентирующие проведение официальных собраний, но Андреас рявкнул:

– Это собрание, сэр, проводится по моим правилам.

Дик Битти прошел сквозь вращающуюся дверь и направился к лифту. Он шел в чикагский офис антитрестовского отдела Среднего Запада. Его сопровождали двое коллег по «Симпсон и Тэтчер». Одним из них был Чарльз Куб, лучший в фирме знаток антитрестовского законодательства. В тот день министерство впервые разрешило представителям АДМ прослушать аудиозаписи, сделанные в ходе расследования «Битвы за урожай», и было решено, что их должен послушать Куб.

Этот габмит разыграл Скотт Лассар из чикагской окружной прокуратуры. С тех пор как раскрылись мошенничества Уайтекера, АДМ гарцевала на белом коне. Если бы дело зависело от одного Уайтекера, его исход был бы предрешен. Но существовали аудио- и видеозаписи – основа всего расследования.

Адвокаты «Уильямс и Конноли» явно намеревались драться до последнего, и неудивительно: она сражалась под знаменем Андреасов. Заявление о невиновности компании подразумевало бы виновность Мика Андреаса. Перед адвокатами «Уильямс и Конноли» стояла нелегкая задача.

Другое дело «Симпсон и Тэтчер». Битти выступал от имени чрезвычайного комитета. Представлялось, что он способен пойти на соглашение, если тому будут способствовать обстоятельства. А если обнародовать заготовленные ФБР записи, у совета директоров АДМ потребуют объяснить, почему они не предприняли ничего, чтобы исправить положение. Поэтому Лассар предложил поискать подход к юристам «Симпсон и Тэтчер».

Адвокатов пригласили в небольшой зал, где уже был включен телевизор. За несколько часов просмотра и прослушивания записей они сделали множество заметок – двести пятьдесят листов.

Если у Битти и Куба и были сомнения в обоснованности обвинений против АДМ, к концу первого дня просмотра они развеялись. Адвокаты «Уильямс и Конноли» месяцами убеждали Битти, что эти записи никогда не увидят свет. Сейчас он понимал, что адвокаты принимали желаемое за действительное.

Выходя из дверей, Битти сказал Кубу:

– Такое свидетельство не скроешь. Эти записи много лет будут крутить в юридических колледжах как пособие по антитрестовскому законодательству.

На следующий день, 1 ноября, в вашингтонской штаб-квартире ФБР состоялось совещание, на котором решали, что делать с «китайской стеной». Впавшие в немилость Шепард и Херндон уже несколько месяцев работали в изоляции и подчас дублировали работу Бассета и Д'Анжело. С этим пора было покончить.

Свою точку зрения высказали почти все юристы и руководители ФБР, связанные с двумя параллельными расследованиями. Всем было ясно, что «китайскую стену» пора сносить. И в конце заседания Джек Кини, заместитель помощника генерального прокурора и глава уголовного отдела министерства, отдал такое распоряжение.

Отныне Шепарду и Херндону вновь разрешалось встречаться с Уайтекером, – правда, в присутствии прокурора. И, что еще важнее, теперь спрингфилдские и чикагские агенты могли обмениваться информацией. Все надеялись, что это ускорит завершение обоих дел.

Не прошло и недели, как между спрингфилдскими и чикагскими агентами воцарился новый дух сотрудничества. Рейнхарт Рихтер объявил, что готов дать показания и по фиксированию цен, и по делу о мошенничестве.^{352} Обе группы решили сообща допросить его в Мехико. 7 ноября туда вылетели Херндон, Мучник, Бассет и Д'Анжело.

Вечером все четверо собрались в ресторане. Они сопоставили списки людей, которых хотели бы допросить, и выяснилось, что списки почти идентичны. Чикагские агенты пожаловались на тяжелый характер вашингтонских прокуроров. К примеру, Джим Никсон, прилетевший в Мехико другим рейсом, не пожелал присоединиться к ним в ресторане. Херндон и Мучник стали вышучивать чикагцев: спрингфилдские участники «Битвы за урожай» работали в добром согласии и сильно сдружились.

– Я всегда был против этой стены, – доверительно проговорил Бассет Херндону. – Это все министерство воду мутит.

– Знаю, – кивнул Херндон.

Прошлые тревоги остались позади. Теперь они были единой командой.

На следующее утро Рихтер, оформив пропуск, миновал стоявших на страже американского посольства морских пехотинцев и вошел в здание. Он только что приехал из своего дома в Куэрнаваке и был готов дать показания. Рихтера проводили в кабинет атташе по правовым вопросам, где его ждали агенты и прокуроры.

Рихтер со своей козлиной бородкой и небрежными манерами был больше похож на художника, чем на сотрудника крупной компании. Ему сказали, что сначала будет допрос по делу о мошенничестве, а затем о фиксировании цен. Рихтер согласился и уселся за стол. Херндон и Мучник покинули помещение, предоставив действовать Никсону, Бассету и Д'Анжело.

Рихтер говорил по-английски с сильным акцентом, что естественно для немца, прожившего большую часть жизни в Латинской Америке. Выпрямившись на стуле и застыв в напряженной позе, он рассказал, как познакомился с Уайтекером, когда оба работали в Германии в корпорации «Дегасса». Но вскоре Уайтекера пригласили на одну из руководящих должностей в АДМ.

– Я остался в «Дегассе», но мы с Уайтекером часто созванивались. Он рассказал, что при переходе в АДМ получил авансовый бонус.

Это утверждение Рихтера было полной неожиданностью. Уайтекер каялся во многих грехах, но об авансовом бонусе не говорил ничего. Похоже, история про бонус была частью заученного монолога, который Рихтер собирался произнести.

Затем Рихтер сообщил, что в январе 1991 года Уайтекер нанял его в АДМ консультантом, с тем чтобы он возглавил торговлю лизином в Мексике, когда лизиновый завод вступит в строй. Ему будут платить двести тысяч долларов в год плюс авансовый бонус в пятьдесят тысяч.

– Я встретился с Рэнделлом и Уайтекером, и они пообещали мне дополнительное вознаграждение помимо этих пятидесяти тысяч. Рэнделл сказал, что оно будет выплачено особым образом, чтобы другие служащие АДМ ничего не узнали. Он велел Марку проследить, чтобы эти деньги не фигурировали в отчетности компании.

Это полностью противоречило тому, что Рихтер говорил Сиду Халсу в сообщении голосовой почты, запись которого была у агентов в кейсе. Но если Рихтер приготовил новую историю, пусть излагает, решили они.

– Рэнделл пошутил, что я получу столько денег, что, наверное, захочу купить «феррари», – сказал Рихтер и стал подробно описывать переговоры о размере бонуса.

Общая сумма вознаграждения составила двести сорок тысяч долларов – пятьдесят тысяч выплатили легально, а сто девяносто тысяч он получил по фиктивным инвойсам.

– Марк велел мне послать в АДМ инвойс моей собственной компании «Аминак».

– И каким образом вы высылали эти инвойсы? – спросил Д'Анжело.

– Одни отправлял факсом в АДМ, другие передавал прямо Марку.

Из компании «Аминак» девяносто три с половиной тысячи долларов были переведены на его счет в банке «Пост-оук» в Хьюстоне, сказал Рихтер. Второй перевод на сумму восемьдесят семь тысяч четыреста сорок шесть долларов в тот же банк оформили через компанию «Комвен», принадлежавшую его другу Адольфо Асебрасу. Возможно, часть этих денег досталась Асебрасу.

– Что вы рассказали Уайтекеру об Асебрасе?

– Ничего. Он не знал этих подробностей.

Рихтер не слишком задумывался обо всех этих транзакциях, проведенных в 1991 году, пока несколько месяцев назад АДМ не выступила с обвинениями в адрес Уайтекера. Он рассказал, что фирма «Уильямс и Конноли» связалась с ним и что он летал в Вашингтон для беседы с их юристами.

– Они говорили, что выплаты по этим счетам были незаконны, но я ответил, что о них знали Рэнделл и Уайтекер.

Агенты кивнули, позволяя Рихтеру продолжить. Чем больше насочиняет, тем лучше. Позже они ткнут его носом во все неувязки.

– Затем я позвонил Говарду Баффету, еще одному моему другу из АДМ, – продолжал Рихтер, – и сказал, что Рэнделл и другие смогли быстро обнаружить эти инвойсы потому, что знали о них. Он посоветовал мне поговорить с Сидом Халсом и Марти Оллисоном, потому что они в том же положении, что и я. Баффет назвал еще нескольких служащих АДМ, которые, возможно, тоже получали подобные сомнительные выплаты.

Бассет кивнул, вынул из кейса таблицу с цифрами и положил ее на стол. Цифры отражали операции на счете в банке «Пост-оук», куда переводились платежи по инвойсам.

– Согласно этому документу, – сказал Бассет, – значительная часть денег была переведена Марку Уайтекеру.

Рихтер моргнул.

– Это были займы, – сказал он.

– Займы?

– Да.

– Вот это заем? – спросил Бассет, указав на одну из строчек. – И это?

– Да. Марк собирался вернуть мне деньги в девяносто шестом или девяносто седьмом году. Мы составили договоры о ссуде. Они у меня с собой, могу показать.

– Давайте сначала разберемся с этим, – отозвался Бассет, указывая на документы. Они показывали, что Марку Уайтекеру, Джинджер и даже родителям Марка ушли несколько сот тысяч долларов.

– Вот это все вы давали в долг?

– Да, – повторил Рихтер, но уже не так твердо.

Д'Анжело покачал головой.

– Кого вы хотите обмануть? – спросил он. – Другие сказали, что это неправда. Например, Сид Халс.

Не совсем правда, зато Рихтер на это попался.

– Мы понимаем, что вы хотите защитить Марка, – сказал Д'Анжело. – Но он, думаю, даст в конце концов правдивые показания. Он уже рассказал нам об этих деньгах совсем другую историю.

Еще одна ложь.

– Говоря без обиняков, – поддержал своего партнера Бассет, – ваш рассказ звучит неправдоподобно.

Агенты давили на Рихтера, пока он не сник.

– Ну да, верно. Это неправда.

– Что именно неправда? – спросил Бассет.

– Ну, что это были займы.

Агенты молчали. Они своего добились – противник сдался.

– Я чувствую себя ужасно, предавая Марка, – пробормотал Рихтер, – но это он велел мне сказать так.

– Хорошо, – отозвался Бассет, – а на самом деле?

Рихтер пристально разглядывал что-то на столе, покачивая головой.

– Марк не собирался отдавать мне эти деньги, – произнес он наконец. – Мы просто оформили их как заем, чтобы не было лишних вопросов.

– Так за что же вы переводили деньги Уайтекеру со своего счета?

Рихтер потер виски, затем посмотрел на агентов.

– Понимаете, так было задумано с самого начала.

Агенты не понимали. Что было задумано?

– С самого начала, – повторил Рихтер. – Все эти якобы мои авансовые бонусы. Они на самом деле предназначались Марку.

Проглотив комок в горле, он поднял голову.

– Я все отдал ему.

Плотина прорвалась. Из Рихтера полились признания.

И тут не обошлось без нигерийцев. Рихтер сказал, что Уайтекер потерял большую сумму на «нигерийском мошенничестве» и придумал, как возместить ущерб. Уайтекер полагал, что, раз Рихтер проживает за пределами страны, на его счету в хьюстонском банке можно прятать деньги, не уплачивая налогов. И Рихтер позволил Уайтекеру воспользоваться этим счетом.

– Марк позвонил мне, перед тем как перевести деньги, и сказал, что с ними сделать.

– И как вы доставляли ему деньги? – спросил Бассет.

– Чеками или перечислением в банк. Иногда наличными.

– Сколько вы передали наличными?

Рихтер задумался.

– Помню, раз я приезжал в Штаты, встретился с Марком и отдал ему двадцать пять или тридцать тысяч.

– А еще?

– Ну, иногда я давал Марку незаполненные бланки чеков со своей подписью.

– Вы можете определить, какие из оплаченных чеков заполняли не вы?

– Да, думаю, могу.

Бассет протянул Рихтеру лист с перечнем операций, произведенных со счетом в банке «Пост-оук». Рихтер отметил те, в которых участвовал Уайтекер, а также сумму якобы своего бонуса в двести двадцать шесть тысяч долларов.

Лист запестрел отметками Рихтера. Ему самому принадлежали лишь некоторые суммы. В основном эти деньги были выручены от продажи его дома в Германии. В дальнейшем он перевел двести пятьдесят тысяч в «Швейцарский банк» на счет Уайтекера, сказал Рихтер, так как на управляемом счете доход был выше.

– У меня-то не было минимальной суммы в пятьсот тысяч долларов, необходимой для открытия такого счета, – пояснил он.

Неделю назад Рихтер получил от Уайтекера чек на четыреста двадцать пять тысяч долларов, выписанный на «Швейцарский банк». Это был один из трех чеков, посланных корпорацией «Швейцарский банк» в Огайо шурину Уайтекера Майку Гилберту, – хотя Рихтер, конечно, этого не знал.

– Почему Уайтекер перевел вам эти деньги? – спросил Бассет.

– Частично это были деньги, которые я получил при продаже дома, – я перевел их на счет Марка. Тысяч пятьдесят или семьдесят – это возврат денег, которые я действительно давал ему в долг. А остальное – комиссионные за услуги, которые я оказал через «Пост-оук».

Рихтер вздохнул. Он был измотан.

– Мне пора, – сказал он. – У меня встреча.

Глянув на Рихтера, Бассет спросил, согласится ли он встретиться с агентами еще раз.

– Да, конечно, – ответил Рихтер. – Но сейчас мне пора.

Агенты и Никсон отложили ручки. Допрос был окончен.

Увидев вышедшего в коридор Рихтера, Херндон и Мучник направились к нему.

– Нет, – покачал головой Рихтер. – Сейчас я не могу разговаривать. У меня встреча. Я устал, мне надо домой.

Они предложили встретиться утром.

– Завтра не получится. Я имею право приезжать в Мехико только по четным дням.

Удивленный Херндон спросил, почему бы Рихтеру не переночевать в городе.

– Нет, я должен вернуться сегодня.

Рихтер уперся. Херндон и Мучник знали, что Рихтер, если надавить на него, может вообще отказаться говорить. Поэтому договорились встретиться в посольстве через два дня. Рихтер простился и ушел.

Вечером в доме Рихтера в Куэрнаваке раздался звонок. Трубку сняла жена и передала ее мужу.

– Привет, это Марк, – услышал Рихтер. – Как дела?

Получалось, что у Херндона и Мучника выдался незапланированный выходной, и они воспользовались случаем осмотреть мексиканские пирамиды и прочие туристские достопримечательности. К пятнице они были готовы встретиться с Рихтером.

Около половины девятого утра Херндон собирался выйти из гостиничного номера и ехать в посольство, когда зазвонил телефон.^{353}

– Это Рейнхарт Рихтер. Я только что узнал, что посольство сегодня закрыто из-за национального праздника.

Херндон поспешно схватил ручку. Все это нужно записать. Он сел на кровать.

– Да, посольство закрыто, – сказал Херндон. – Но я договорился. Нас впустят и предоставят комнату для беседы.

– О!.. – Рихтер помолчал. – Но, понимаете, я должен сегодня встретиться кое с кем. Это деловая встреча, очень важная. Я хотел поговорить с этими людьми по телефону и отменить встречу, но не дозвонился. Никого не застал. Поэтому я никак не смогу увидеться с вами сегодня.

Что это значит? Промариновав их два дня, Рихтер теперь придумывает отговорки. Неприятная догадка вспыхнула в мозгу агента.

– Это Марк Уайтекер просил вас не встречаться с нами?

Рихтер ответил не сразу.

– Я говорил с Марком позавчера. Но это касалось моего разговора с другими агентами, а не с вами.

– И он не просил вас отменить встречу со мной?

– Нет, он сказал, что знает вас и ничего не имеет против того, чтобы я поговорил с вами.

Рихтер добавил, что в ближайшие дни позвонит Херндону, и прервал разговор. Херндон положил трубку и дописал изложение беседы.

Агент был уверен, что Рихтер лжет. Он был убежден, что Уайтекер, с которым Херндон сотрудничал несколько лет, уговорил Рихтера уйти на дно. Но почему?

Херндон посмотрел на часы и понял, что Мучник уже ждет его в вестибюле. Вот и пусть знает, что Уайтекер ставит палки им в колеса.